Книга: Уйти, чтобы не вернуться
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17

Глава 16

Закончился сумасшедший апрель, заполненный под завязку делами и заботами, и наступил май. Снег окончательно сошел, в полях зазеленела трава, а на деревьях появилась молодая листва. Наша жизнь окончательно вошла в спокойную колею, и бесконечные авралы канули в Лету. Все бы ничего, но в полдень 3 мая ко мне в комнату вбежала перепуганная до смерти Машка и прямо с порога прокричала:
– Александр Данилович, спрячь меня, пожалуйста! Они за мной пришли, они меня ищут!
– Кто они и кто тебя ищет? – удивился я.
– Дружинники боярича, которые меня у Садко купили! Это они скоморохов убили и меня снасильничали, а теперь вызнали, что я живая осталась, и убивать меня пришли!
До этой минуты я не был в курсе всех подробностей побега Марии, потому что до поры решил не донимать девушку расспросами, опасаясь за ее психическое здоровье, да и дел у меня было по горло. Своим бойцам я тоже строго-настрого запретил беседовать с Марией на эту щекотливую тему, а потому сейчас оказался в полном замешательстве. Сам не знаю почему, но я не удосужился сопоставить очевидные факты и был абсолютно уверен, что избили и изнасиловали девушку скоморохи. В результате этой промашки заявление Марии о пришедших по ее душу дружинниках какого-то боярича стало для меня весьма неприятной неожиданностью.
– Мария, успокойся и расскажи толком, что случилось. Разве не скоморохи тебя обидели и хотели убить?
– Нет, Александр Данилович, Садко меня сманил убежать в Литву, где обещал на мне жениться. Вот я, дура, и поверила его сладким речам, а он меня обманул и продал людям новгородского боярича. Потом у них спор какой-то вышел, и боярский воевода приказал убить скоморохов. Воевода самолично Садко голову срубил, а его вои меня избили и снасильничали. Особливо Малюта надо мной изгалялся и зарезать хотел, только воевода решил, что я и так помру. Я когда стираное белье во дворе вешала, то увидела, как этот Малюта со своим товарищем на постоялый двор вошел и спрашивал привратника про гишпанку! Они за мной пришли, они меня ищут! – всхлипывая, ответила Мария.
– Сиди здесь и дверь никому, кроме меня, не открывай, а я пойду посмотрю на этого Малюту. Какой он из себя?
– Его легко узнать, он в кольчуге, и шапка у него красная, куницей отороченная. Дружок евонный в жупан литвинский одет!
– Все ясно, а ты пока сиди тихо как мышь! Я пойду разберусь с гостями дорогими, должок за ними числится, да и вопросов у меня к ним целая куча накопилась!
Выйдя из комнаты, я направился во двор и прямо на крыльце гостиной избы столкнулся с обидчиками Марии. Крепкий парень в кольчуге о чем-то оживленно беседовал с приказчиком хозяина, а его спутник стоял поодаль и в разговор не вмешивался. Я с отсутствующим выражением лица прошел мимо и свернул за угол гостиной избы, где сразу уселся на завалинку, делая вид, что греюсь на солнышке, и стал подслушивать.
– Значит, говоришь, не останавливалась у вас гишпанка? – услышал я голос Малюты.
– Нет, не было такой. У нас постоялый двор для простого люда, а немцы в Новгороде останавливаются. Пойду я, меня хозяин зовет. Я здесь с вами лясы точу, а у меня дел невпроворот, – закончил разговор приказчик, и я услышал, как хлопнула дверь.
– Говорил я тебе, Малюта, что зря мы ноги бьем, не могла гишпанка в такой дыре остановиться! Давай вернемся лучше в усадьбу, там уже и обед готов, а то с утра бегаем голодными, как собаки непривязанные, – раздался голос второго визитера.
– Егорий, тебе бы все жрать да спать! С меня спрос будет, а ты в стороне окажешься! Боярич словно взбесился, гишпанку свою ненаглядную найти требует. А как боярич прознает, что мы казну скоморошью меж собой поделили? Опасаюсь, что одними батогами мы тогда не отделаемся!
– Дык воевода больше половины казны себе забрал, а мы остаток на четверых поделили. Если боярич про казну прознает, то и воеводе достанется на орехи. Нет, не выдаст нас воевода!
– Воевода, может, и смолчит, но даже если все наружу выйдет, так он все одно отопрется! Это у вас языки без костей, вот отсюда беда может случиться! Ты сам вчера слышал, как Тимоха бахвалился в трактире, что прибыток нам большой привалил, а ведь жалованье нам еще не плачено!
– Так Тимоха меж своих разговор вел, а не перед чужаками!
– Свои у тебя воши в портках, а в трактире чужих ушей полно! В другой раз рожу дураку языкастому разобью, чтоб не трепался! Ладно, сейчас только к пристани съездим, и хватит на сегодня. Там пришлые люди из Москвы колесную мастерскую сладили. Хозяин трактира, где гишпанка песни пела, баял мне, что его человек в той мастерской кого-то из охранников гишпанки видел. Может быть, чего там вызнаем да на след нападем. Ну а опосля в трактире у немцев отобедаем. Там вино заморское и еда – пальцы оближешь! Надоели мне помои, которыми нас в усадьбе дура эта жирная потчует! Сама свинья свиньей и дружину как свиней кормит!
Из подслушанного разговора мне стало понятно, что Малюта с приятелем ищет мифическую гишпанку, а о том, что мы имеем к ней прямое отношение, пока не знает. Однако кто ищет – тот всегда найдет, а потому нужно постараться обрубить концы, да и расквитаться за Машку не помешало бы. В голове сразу начали прокручиваться варианты расправы над незваными гостями, хотя чувство самосохранения подсказывало, что лучше нам с боярскими дружинниками не связываться. Но судьба-злодейка повернула все по-своему.
Закончив разговор, дружинники сошли с крыльца и направились к воротам постоялого двора, где Малюта спросил привратника:
– Где, говоришь, колесная мастерская стоит?
– Так вон их старшой на завалинке сидит, вы с ним поговорите, – ответил привратник.
Так было раскрыто мое инкогнито. Что-то предпринимать было поздно, я увидел, как дружинники направляются ко мне.
– Любезный, ты хозяин колесной мастерской, что у пристани стоит? – спросил Малюта.
– Я хозяин, но весь товар у меня до конца мая расписан, так что через пару седмиц приходите. Может, тогда что и появится, а сейчас товара нет, – включил я «дурку».
– Мы не за товаром пришли, у нас к тебе вопросы есть.
– Ну если вопросы есть, тогда спрашивай, – продолжил я придуриваться.
В этот момент во двор въехал на телеге Павел Сирота и увидел меня разговаривающим с незнакомцами при оружии. Мой телохранитель сразу насторожился и подошел к нашей компании, занимая удобную позицию для возможной атаки.
– Командир, пора за укладом ехать, а то обода скоро кончатся. Кузнец сказал, что у него уклада хватит только на два дня, может работа встать, – произнес Павел, подозрительно поглядывая на незнакомцев.
– Раз надо, значит, поедем. Пошли перекусить захватим, а потом в дорогу. – Ответив Сироте, я повернулся к дружинникам и заявил: – Уважаемые, о чем вы меня хотели спросить? Прошу извинить, но мне недосуг здесь рассиживаться, дела ждут.
– Дошло до нас, что твои люди были в охране у гишпанки, которая в трактире на Петровом дворе пела. Вот мы и интересуемся: куда она съехала?
– Слышал я про такую. Если сильно интересуетесь, то подождите меня в трактире на выезде из посада и пообедайте пока. Меня время торопит, но, как только со своим человеком дела решу, сразу туда подъеду, вот там мы о гишпанке и потолкуем. Пошли, Сирота, в избу, – приказал я Павлу, показывая всем своим видом, что разговор закончен, и встал с завалинки.
Малюта одобрительно кивнул, после чего вместе с приятелем направился к коновязи, где были привязаны их лошади. Дружинники ловко вскочили в седла и съехали со двора. Мы с Сиротой поднялись ко мне в комнату, и я приказал Машке нас впустить. Пока девушка разбирала баррикаду, выстроенную ею за дверью, у меня уже в общих чертах сложился план боевой операции. Как только мы вошли внутрь и закрыли за собой дверь, я начал излагать свою задумку:
– Машка, дружинники не за тобой приехали, они гишпанку ищут. Ты сейчас больше на перепуганную курицу похожа, а не на деву заморскую, так что можешь не опасаться, тебя никто не ищет! Однако спускать выкрутасы Малюты я не намерен и за своих людей этим волкам позорным глотки порву! Значит, действовать будем так! Сирота, проверь наши «дефендеры» и спрячь их в телеге под соломой. Конечно, лучше обойтись без шума, но мало ли как дело повернется, однако стрелять будем только в самом крайнем случае! Возьмем этих уродов в ножи, а потом погуторим с ними за жизнь. Боярские дружинники нас за мужичье лапотное держат, а потому опасаться не должны. Я скажу Малюте, что человек, который знает, куда уехала гишпанка, живет в деревне Лужки, где мы перед приездом в Новгород останавливались. Они наверняка на это купятся и поедут с нами. Когда в лесу через ручей переедем, я заднее колесо с тележной оси сброшу и попрошу дружинников нам помочь поставить колесо на место. Они спешатся, вот здесь мы их и упакуем. Да, чуть не забыл! Павел, захвати с собой заступ и лопату, пригодятся. Тебе все понятно?
– Я все понял, командир! Сделаем в лучшем виде!
– Машка, а ты пока во двор не выглядывай и побудь у меня в комнате. Мы с Павлом поквитаемся с насильниками за твой позор, и я думаю, что они о тебе забудут навсегда.
Мария хотела что-то сказать, но, закусив губу, только согласно кивнула. Я улыбнулся, чтобы ободрить девушку, после чего мы с Павлом вышли из комнаты.
Уже через полчаса наша телега подъехала к трактиру, в котором мы договорились встретиться с дружинниками. Сирота остался на улице, а я вошел в трактир, где присоединился к сидящему за столом Малюте и его подельнику.
– Что про гишпанку расскажешь? – сразу спросил Малюта.
– Люди говорят, что за спрос деньгу не берут, только с деньгой оно как-то лучше вспоминается. Правда, много я не знаю, но всего за десяток кун могу вас свести со знающим человеком, – начал я свою игру.
– Ты, друг, широко рот не разевай, подавишься! Три куны с тебя за глаза хватит, только если какую напраслину баешь, то и по сусалам можешь получить! – принялся торговаться Малюта.
Сошлись мы на четырех кунах, и я рассказал дружинникам, что знающий человек живет в деревне Лужки. Эта деревня расположена у дороги на Вышний Волочек в десяти верстах от Новгорода, и мы якобы как раз туда направляемся. Обогатившись этой информацией, особой радости Малюта не выказал, но все-таки решил ехать вместе с нами. Я стребовал с дружинника две куны задатка, и мы отправились в путь.
Все прошло, как было запланировано. В условленном месте я вытащил из оси стопорный клин, и вскоре тележное колесо укатилось с дороги. Я, чертыхаясь, остановил лошадь и попросил Малюту с приятелем помочь нам надеть на ось соскочившее колесо. Боярские дружинники повелись на эту разводку, ну а дальнейшее было делом техники. Два удара, и оба дружинника мешками повалились на землю. Связав пленников заранее заготовленной веревкой, мы с Павлом вернули колесо на место и быстро погрузили тела на телегу. Сирота повел в поводу трофейных лошадей, а я погнал телегу в глубь леса.
Отъехав от дороги метров на триста, я остановил лошадь на небольшой поляне возле поваленного ветром дерева. Пока Павел копал братскую могилу под выворотнем, я вел задушевную беседу с Малютой, то есть в прямом смысле вынимал из него душу. Чтобы не заморачиваться лишними разговорами, я для повышения искренности собеседника сразу заколотил Малюте под ногти парочку щепок. Непривычный к такому обращению насильник и убийца сразу поплыл, рассказав даже то, о чем я его не спрашивал. Подтвердить полученную информацию у его подельника нам так и не удалось, потому что Сирота перестарался во время захвата и проломил пленнику голову. Приятель Малюты никак не хотел приходить в сознание, поэтому его пришлось просто прирезать, так как мы не собирались торчать в лесу до утра.
Увидев жестокую расправу над своим приятелем, Малюта зарыдал, как ребенок, и стал умолять, чтобы мы его не резали. Я человек покладистый, и если меня хорошо попросить, то я всегда иду человеку навстречу. Растроганный скулежом Малюты, я выполнил его слезную просьбу и не тронул даже пальцем. Мы с Павлом покрепче связали насильника Марии и закопали живьем, положив сверху труп его подельника.
Даже если ты последняя сволочь и зарабатываешь на жизнь, убивая людей, то не делай из этого забавы, истязая ради удовольствия свои жертвы! Знай, что когда-нибудь тебе придется за все ответить сполна, и ты захлебнешься кровью невинных жертв, проклиная тот день, когда появился на свет. Так устроен мир со дня его Сотворения! «Око за око, зуб за зуб» – заповедано нам в Ветхом Завете, а все «либерастические» отмазки придуманы для баранов, чтобы их было проще стричь. В Чечне я был свидетелем весьма поучительного случая на эту тему. Наши саперы поймали четырнадцатилетнего парнишку за установкой фугаса и, надавав ему по шеям, просто отпустили. По заведенному порядку пацана нужно было сдать особистам, но тогда с парнишки спросили бы по полной программе, а саперы всего неделю как прибыли в зону боевых действий и еще не успели хлебнуть лиха. На следующий день эти же саперы подорвались на другом фугасе, установленном этим же пареньком. Тогда погибли четверо бойцов и еще семь человек получили серьезные ранения. На этот раз малец получил свое, а вместе с ним и вся его семейка, которая зарабатывала на жизнь установкой фугасов. Не пожалей ребята того паренька, может быть, сами остались бы живы, да и семья малолетнего террориста, скорее всего, уцелела бы, а так проявленная не к месту жалость закончилась большой кровью.
Допрос пленника обогатил меня новыми знаниями о новгородских политических раскладах и личности козла, который решил купить себе живую игрушку. Позарился на нашу Машу единственный сын бывшего новгородского посадника боярина Василия Глазоемцева, двадцатилетний Димитрий. Если верить словам Малюты, то заказчиком похищения оказался мажор, победивший на аукционе «Гюльчатай, открой личико». Боярич Димитрий являлся единственным наследником новгородского олигарха, поэтому родители ему ни в чем не отказывали. Боярин Василий Глазоемцев был полностью занят политической борьбой и умножением семейного богатства, поэтому сына воспитывала мать.
Боярыня Градислава, в крещении Мария, в единственном чаде души не чаяла и в результате вырастила из сына настоящего морального урода. В повседневной жизни Димитрием руководило только одно слово – «хочу», ибо ему ни в чем не было отказа, а на втором месте стояли понты, которыми он мерился с другими представителями новгородской «золотой молодежи». Поэтому заморской гишпанке была предназначена роль очередной дорогой сексуальной игрушки, которой можно похвастаться перед приятелями.
Малюта, спасая свою шкуру, много чего порассказал о забавах новгородских мажоров и незавидной судьбе похищенных по их приказу девиц. По его словам, в Новгороде образовался клуб молодых богатых извращенцев, которые начитались книг о римских оргиях и стали подражать нравам, царившим во времена Калигулы. Для этих целей у компании имелась снятая в складчину охотничья усадьба, где юнцы развлекались в стиле Синей Бороды, ну а Малюта с коллегами подчищал за своими хозяевами следы их преступлений.
Я поинтересовался у пленника судьбой гишпанки и получил ожидаемый ответ. Обычно, после того как боярич с приятелями наиграется и получит свое, недавний предмет вожделения ждала весьма незавидная участь. Скорее всего, Марию пропустили бы через охранников, а потом по-тихому удавили где-нибудь на конюшне, а тело утопили в Волхове.
Помимо личных поручений княжича Малюта выполнял у боярского воеводы по прозвищу Тур всю грязную работу подобного рода и находился у него в чести и доверии, а потому был в курсе многих семейных тайн рода Глазоемцевых. Видимо, заплечных дел мастер почувствовал, что пришел час расплаты, и вываливал на меня всю грязь, накопившуюся в душе, чтобы хоть как-то потянуть время. Однако я не священник, чтобы отпускать грехи всякой сволочи, поэтому слушал исповедь Малюты с плохо скрываемым отвращением.
Полученная в результате допроса информация меня не радовала, так как мы невольно влезли в грязные тайны хозяев Новгорода, от которых лучше держаться как можно дальше. Если наши с Сиротой проделки выплывут на белый свет, то не сносить нам головы. Правда, я не особо испугался, так как, снявши голову, по волосам не плачут, а жить в постоянном страхе невозможно, да и глупо.
Расправившись с Малютой и его приятелем, мы с Павлом решили не мародерствовать и не соблазнились вещами покойников. Разумеется, серебро из кошельков мы вытрясли, но остальные трофеи похоронили вместе с хозяевами, уж очень приметными оказались оружие и доспехи. Лошадей тоже пришлось бросить, сняв с них предварительно седла и сбрую. Конечно, кони наверняка попытаются вернуться в свою конюшню, и по правилам следовало их убить, но животные ни в чем не виноваты, и у меня просто не поднялась рука. Да, я поступил глупо, но будем надеяться, что на скотину кто-то позарится и умыкнет бесхозное имущество, а это собьет расследование с нашего следа. Пропавших дружинников наверняка станут искать, но в первую очередь грешить будут на известных врагов Малюты, а рыльце у него в пушку. Если сбросить со счетов свойственную людям в подобных ситуациях паранойю, то мы с Сиротой в этом деле не засветились, а потому находимся в самом конце списка подозреваемых.
Пока я обдумывал возможные расклады и анализировал обстановку, мы выехали из леса, и впереди показались окраины посада. Лошадь, почувствовав скорое возвращение в конюшню, бежала резво без понукания. На очередной выбоине телегу сильно тряхнуло, и я невольно выругался. Сирота, видимо, заметил, что я отвлекся от дум, и обратился ко мне:
– Командир, а не слишком ли мы с тобой перестарались, закопав Малюту живьем? Бог тебе судья, так как решение было на тебе, но у меня все равно от таких дел мороз по коже. Может быть, нужно было добить?
Увы, но ответа на этот вопрос у меня не было, поэтому я промямлил:
– Я теперь и сам не знаю. Не ожидал я от себя такого вывиха, только назад ничего уже не воротишь. Павел, у тебя есть родня?
– Нет никого, один я как перст. Правда, была вроде в Рязани тетка троюродная, только я ее ни разу не видал, да и давно это было.
– Вот и у меня почитай никого нет на всем белом свете. Машка наша тоже сирота бесприютная. Конечно, она та еще сучка и продала нас всех за полушку, но она наша сучка, Павел. Не может выжить человек на Руси без семьи, в одиночку, – или убьют, или похолопят, тебе это самому прекрасно известно. Можешь мне не верить, но вы теперь для меня родная семья, и, случись что-то подобное с любым из вас, я жизнь положу, но посчитаюсь с обидчиком. Мне сложно объяснить, почему так произошло, поэтому приведу тебе пример из своей жизни. Меня долго носило по свету, и нахлебался я бед по самое горло.
Знавал я мужей разных, плохих и хороших, но особо запомнился мне один человек. Как-то повстречал я в стране франков боярина тамошнего по имени Антуан Экзюпери. Был он храбрым воином и человеком доброты необыкновенной. Экзюпери очень любил детей и придумывал для них сказки. Я как-то слышал одну его сказку о маленьком княжиче, вотчина которого находилась на далеком острове. Остров был очень маленький, а подданными у княжича были только Цветочек Аленький и барашек. Всю сказку я не слышал, да и неважно это. Запали мне тогда в душу слова этого княжича, он сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Вот и мы приручили Марию, поэтому в ответе за нее не только перед Богом, но и перед собственной совестью. Машка девка еще молодая и глупая, но Бог дал ей певческий дар, греющий людские души. Во многом теперь от нас зависит, как ее жизнь повернется, но урок за свое предательство она получила жестокий. «Не судите, да не судимы будете», – заповедал нам Христос, поэтому каждому человеку нужно дать шанс исправить свои ошибки.
– Удивил ты меня, командир! Я думал, что душа у тебя давно в камень превратилась и нет в тебе ни страха Божьего, ни жалости, а оно вон как выходит. Ели ты так за нас стоишь, то и я живота за тебя не пожалею. Только жалость люди почти всегда за слабость почитают, и она часто боком выходит. Если не будешь держать все в себе, то именно в это место тебе нож и воткнут, так что лучше остерегись.
– Знаю я про это, Павел. Только если не иметь в душе жалости, то быстро превратишься в зверя дикого, а тогда это уже не жизнь!
Мы беседовали с Павлом за жизнь почти всю дорогу. Парень, наверное, тоже решил выговориться, и я узнал, как ему с матерью довелось хлебнуть горя. Отца у Сироты не было. Мать Павла попала в полон к татарам и забеременела от татарина. Пленников отбили, только родился у незамужней девушки наполовину татарчонок, которого только ленивый не пинал походя. Она вышла замуж за престарелого вдовца, который использовал ее как рабочую скотину, а Павла даже за человека не считал. Жили они в Рязани, и вырос Сирота фактически в хлеву, так как боялся своего отчима как огня. Когда Павлу исполнилось одиннадцать лет, мать умерла от горячки, и отчим выгнал приемыша со двора. Павел прибился к городской банде и до восемнадцати лет жил воровством, разбоем и грабежами. Однажды главарь допустил роковую ошибку, и банда ограбила кого-то из власть имущих, в результате чего попала под раздачу. Кто-то из своих выдал малину, где зимовали бандиты, и княжеские дружинники вырезали всех под корень. Сирота выжил лишь потому, что его отправили с посланием к скупщику краденого. Узнав об уничтожении банды, Павел бросился в бега и направился в Верею, где абсолютно случайно попал в боярскую дружину. Когда я решил бежать из усадьбы, Сирота присоединился ко мне, потому что не хотел висеть на дыбе в Разбойной избе.
«Вот такие пироги! А я наивно думал, что вижу своих гвардейцев насквозь!» – корил я себя за самомнение, слушая рассказ Павла, но жизнь преподносит порой и не такие сюрпризы.
На постоялый двор мы вернулись еще засветло и освободили из заточения Машку. Павел успокоил девушку известием, что ей больше ничто не угрожает, но не рассказал о том, что мы убили ее обидчиков, хотя эта информация являлась секретом Полишинеля.
Исчезновение Малюты и его подельника не вызвало особого переполоха в Новгороде. По крайней мере, на постоялом дворе никто с расспросами о судьбе дружинников боярина Глазоемцева не появлялся. Произошедшее в лесу уже на третий день практически стерлось из памяти. Если честно, то ни разу во сне мне не привиделся закопанный живьем Малюта, хотя я подспудно опасался таких посещений, памятуя о расхожих литературных штампах. Наверное, Малюта со своим дружком получили по заслугам, а потому моя совесть посчитала их смерть за благое дело и не трепала мне нервы. Увы, но жизнь состоит из более важных забот, чем интеллигентские рефлексии по типу Раскольникова, и я полностью погрузился в работу колесной мастерской.
К этому моменту финансовый кризис миновал, и наступила пора расширить номенклатуру производства новыми видами изделий. Потолкавшись на новгородском Торгу, я выяснил, что гарантированным спросом пользуются щиты и стрелы для луков. Хороший щит – изделие далеко не простое и стоит приличных денег, к тому же это расходный материал, требующий регулярной замены. В бою воин принимает на щит мощнейшие удары, и от его качества и надежности зачастую зависит жизнь. Ни один доспех не выдержит удара боевого топора или секиры, а потому основной защитой является щит. Если сделать щит из толстых дубовых досок, то с таким тяжеленным девайсом можно стоять только на крепостной стене, а в маневренном пешем бою долго не побегаешь.
Времена римских легионов давно миновали, и щит римского образца канул в Лету, поэтому в ходу были в основном обтянутые кожей круглые щиты, которые почему-то назывались кулачными. Если ставить на поток стандартный щит скандинавского типа, то особо не обогатишься, так как такой щит практически не отличается по трудоемкости от изготовления бочки. Мало того, для такого щита нужна качественная древесина твердых пород, которую довольно сложно обрабатывать. Татары зачастую плели для своих щитов каркасы из прутьев наподобие корзин, но такой щит защищал только от стрел, а копье пробивало плетеный щит насквозь вместе с хозяином.
О существовании обычной фанеры на Руси пятнадцатого века даже не подозревали, и я решил организовать производство этого новомодного продукта. Изготовить простейший лущильный станок не проблема, а приводом для него служил обычный ворот, в который были запряжены лошади, ходящие по кругу. От ворота через две деревянные шестерни вращение передавалось на бревно, от которого с помощью ременной передачи приводились в движение токарные станки и другие механизмы мастерской.
Костный клей стоил недорого, а с помощью простейшего винтового пресса десять слоев шпона склеивались в фанерный лист, при этом щиту придавалась выпуклая форма. Затем заготовка щита заневоливалась в клиновом кондукторе и отправлялась в глинобитную сушильную камеру, которую мы соорудили во дворе и отапливали древесными отходами. В двадцать первом веке широко бытует заблуждение, что печи всегда строились из кирпича, а на самом деле печи на Руси были в основном набивными из глины. Сначала сооружалась плетенная из лозы опалубка, в которую набивался специальными толкушками глинный раствор. После просушки печь протапливалась, опалубка просто выгорала, и можно пользоваться. Глины на берегу реки было навалом, специалистов печного дела тоже искать долго не пришлось, и уже 11 мая мы выпустили в продажу первую партию из пятнадцати фанерных щитов.
С новой продукцией нам даже не пришлось отправляться на Торг, потому что наша фирма была на слуху, и на следующий день в нашу мастерскую заявились трое представителей от щитовиков, изготавливающих аналогичную продукцию. Поначалу представители щитового цеха попытались гнуть пальцы и запугивать конкурента, но я не повелся на угрозы и предложил коллегам договориться полюбовно к всеобщей выгоде. Чтобы довести щит до товарного вида, требовалось много времени и сил, а потому я предложил продавать щитовикам только фанерные заготовки, которые новгородские мастера затем должны были доводить до ума. Торговались мы около часа, и я, поломавшись для убедительности, позволил новгородцам «объегорить» себя и согласился на треть цены от готового изделия. Расстрига быстро оформил договор, и мы с визитерами расстались добрыми друзьями. Новгородцы были уверены, что облапошили пришлого простофилю, не догадываясь, что изготовить десять фанерных заготовок в смену для нас что два пальца об асфальт.
Параллельно с фанерным производством я решил заняться серийным производством стрел. Качественная стрела изготавливается из двух склеенных планок, чтобы избежать последующего коробления, и только потом заготовка доводится до ума вручную, а это тот еще геморрой. Стрелы должны быть не только прямыми, но и одинаковыми по длине и весу, а добиться такого результата довольно сложно. Наколоть заготовок из бревна не проблема, однако после склеивания и просушки каждая стрела обстругивалась вручную, затем пропитывалась олифой из кипяченого конопляного или льняного масла и покрывалась канифольным лаком. Когда древко стрелы готово, на него необходимо установить наконечник и прикрепить оперение. Это в двадцать первом веке ружейная пуля расходный материал, а в древности после боя стрелы вырезали из тел поверженных врагов – настолько они были дороги.
Проблему обработки заготовок для стрел я намеревался решить с помощью примитивного бесцентрового шлифовального станка. Для тех, кто не в курсе, как работает этот агрегат, поясню: это два абразивных круга, вращающиеся навстречу друг другу, в зазор между которыми по направляющей проталкивается заготовка. Абразивный круг несложно изготовить из речного кварцевого песка, который я обнаружил во время поисков глины для сушильной камеры. Смесь песка и костяного клея прессуется в деревянной опоке с помощью винтового пресса между двумя тканевыми прокладками из мешковины, а затем круг сушится в сушильном шкафу. Разумеется, качество таких кругов было довольно низким, но для обработки деревянных заготовок стрел и такой самопальный абразив вполне подходил. Наконечники мы закупали на Торгу, а для сборки стрел я нанял надомников из семей мальчишек, взятых в обучение.
На отладку производства ушла всего неделя, и 15 мая первая сотня стрел ушла в продажу. Как только наш товар появился на рынке, ко мне в мастерскую снова пришла делегация от конкурентов, которую на этот раз я послал в известном всем направлении. Если щитовики были сплоченным цехом и обладали серьезным влиянием в Новгороде, то изготовление стрел являлось в основном семейным бизнесом, и каждый работал сам на себя.
С этими визитерами разойтись миром не удалось, и нам с Сиротой пришлось помахать кулаками, чтобы внушить к себе уважение. Правда, когда началась буча, я не сразу сориентировался в обстановке и схлопотал по уху от возглавлявшего делегацию вредного старикашки, ну а потом пошло-поехало. Гостей было пятеро, четверо из которых оказались здоровенными мордоворотами и, скорее всего, были наняты для силовой поддержки. В мастерской были только мы Павлом, так как остальной народ разъехался по делам, и поначалу драка развивалась не по нашему сценарию. Если я сумел отмахнуться и вырубить своего противника, то на Сироту навалились сразу трое и загнали парня в глухую защиту. Я врезал деду, затеявшему разборки, в лоб и бросился к Павлу на подмогу, но неожиданно в драку ввязались трое щитовиков, приехавших за товаром. Общими усилиями мы отоварили оборзевших гостей и выкинули их бездыханные тела со двора мастерской.
Как потом оказалось, напавший на меня старикашка являлся известным бузотером и постоянно нарывался на неприятности. За такое поведение он был неоднократно бит, но своего склочного характера так и не изменил. Старый козел в принципе представлял только самого себя и нанял для запугивания конкурентов известных кулачных бойцов, подрабатывающих рейдерскими наездами. У щитовиков на эту компанию давно вырос здоровенный зуб, так как они не раз на новгородском вече дрались с этой четверкой, ну а тут подвернулась такая возможность отомстить за обиды. Как я потом узнал, в первый момент щитовики остерегались ввязываться в разборки, опасаясь получить по роже, но, когда я всего с двух ударов завалил знаменитого кулачного бойца Федора Кожемяку, решили поучаствовать в веселье. Федор был крепким орешком, и так просто такого бугая завалить невозможно, но после удара сапогом в ухо с разворота и добавки коленом в зубы в прыжке мало кто останется на ногах. Тайский бокс развивался за тысячи верст от Древней Руси, а русские бойцы привыкли работать кулаками, поэтому никто из них не ожидал удара ногой в голову.
Расправившись с рейдерами, мы с пришедшими на помощь щитовиками закрепили боевое братство распитием баклажки с самогоном и расстались закадычными друзьями.
Правда, на этом история с рейдерским наездом не закончилась, и на следующее утро Федор Кожемяка заявился в мастерскую с десятком своих дружков, но на этот раз вся моя дружина была в сборе, и новгородские гопники огребли по полной программе. Неожиданным нападение не было, и со всей округи сбежалась большая толпа зрителей, чтобы посмотреть, как нас будут воспитывать. Молва о драке в мастерской разнеслась по городу быстро, да и Кожемяка еще с вечера грозился отомстить за выбитый ему зуб, поэтому мы его уже ждали. Мы в полном составе вышли со двора навстречу незваным гостям и показали мастер-класс рукопашного боя двадцать первого века.
Били мы мужиков сильно, но аккуратно, поэтому несовместимых с жизнью травм не нанесли никому. Конечно, отметелить не готовых к хитрым приемам новгородских бойцов можно было в два притопа, однако я решил преподать наглядный урок их возможным последователям, поэтому лупили мы мужиков напоказ.
Сначала мои гвардейцы «отсушили» противникам ноги мощными ударами по мышцам бедра, ну а когда те стали ползать как черепахи, началась потеха. Удары в прыжке, с разворота, подсечки, броски через спину исполнялись на бис, после чего упертым мужикам давалась возможность подняться на ноги, и все начиналось по новой. В конце концов мы доигрались, и один из бойцов Кожемяки вытащил засапожник и ухитрился зацепить Никодима Лютого. За брата сразу вступился Василий и сломал беспредельщику руку. Шоу пришлось срочно сворачивать и вырубать всю компанию в лежку. К счастью, рана у Никодима оказалась пустячной, и я решил не усугублять положения, хотя за кровь мог стребовать с обидчика виру.
Шоу с мордобоем резко подняло наш авторитет в посаде, но широкая популярность имела и негативные стороны. Конечно, по всем законам мы были в своем праве, и официально наехать на нас не могли, однако мы побили горожан, а за это нам наверняка постараются выставить ответку.
Однако жалеть о случившемся было поздно, к тому же если всего лишь раз дать слабину, то только ленивый тебя не запряжет и не сядет на шею.
Назад: Глава 15
Дальше: Глава 17