Утро у Николки не задалось. Для начала он никак не мог проснуться. Вчерашний, необычно длинный, наполненный удивительными впечатлениями день стал виной тому, что мальчик заснул, едва прикоснувшись головой к подушке. И когда тетя Оля попыталась поднять его к ужину, он лишь невнятно что-то промычал и опять провалился в сон. А посреди ночи вскочил – и до утра просидел у окна. В голову лезли картины предыдущего дня: вот он в автомобиле, рядом с Ваней… машина сворачивает с широченной дороги под многоярусный мост, полотнища которого пересекаются над головой; потом ныряет в тоннель, а мимо, сливаясь в одну реку, несутся огни; мигают красные лампы идущих впереди автомобилей, и звук – отражающийся от стен глубокий, утробный гул десятков моторов.

А потом машина вырывается под открытое небо, и Николка отшатывается от окна – так силен контраст между ослепительным, но каким-то неживым светом тоннеля и голубым, по-майски бездонным небом. Но оно радует мальчика считаные мгновения – машина поворачивает, и на Николку наваливается громада здания, состоящего из одних окон. Сверкающая стена уходит так высоко в небо, что окна сливаются в один непрерывный водопад застывшего зеленого стекла…

Заснуть Николка сумел лишь под утро, когда небо посерело, а далеко, за железными московскими крышами, прорезалась желтая полоса рассвета.

Спать тянуло ужасно – Николка готов был проваляться в постели до обеда. Уж очень не хотелось идти в гимназию, где его ждала контрольная по математике.

Не то чтобы Николенька не любил этого предмета – как раз наоборот. Но сегодня предстояла работа «на счет», а таких испытаний Николка терпеть не мог. То ли дело геометрия! Ее мальчик начал изучать только в этом году и успел полюбить чеканные формулировки, логику и красоту точного доказательства.

В контрольных «на счет» надо было с ходу найти верный способ решения и – самое трудное! – быстро, в уме произвести подсчеты. Конечно, никто не запрещал по ходу черкать в тетрадке; но минуты неумолимо утекали, а учитель безжалостно подгонял: «Переходим к следующему заданию…» Николка терялся, сбивался с мысли – и к середине контрольной уже безнадежно отставал от одноклассников.

Позавтракав, мальчик с тяжелым сердцем стал собираться в гимназию. Засунув в крытый тюленьим серо-зеленым мехом ранец (эх, когда еще настанет время, когда он сможет носить книги и тетрадки стопкой, перетянутой ремешками) учебник Киселева, он потянулся было за пеналом и тут на глаза ему попался черный прямоугольничек счетной машинки из будущего.

В памяти сразу всплыл вчерашний день и объяснения Вани: «Так, а теперь нажимаешь «сброс» и набираешь число, действие, потом второе слагаемое, а результат запоминаешь… не в мозг запоминаешь, балда, а жмешь вот на кнопочку «М+» – «memory», то есть память. А «плюсик» – значит «добавить». Уяснил? Калькулятор сам все запомнит, а твое дело – когда надо, извлечь данные из памяти… вот видишь, другая кнопка, «М–»?

Николенька сразу повеселел: теперь контрольная рисовалась ему совсем в другом свете. Мальчик не был уверен, что сможет воспроизвести те хитрые манипуляции, которые вчера показывал ему Ваня. Но уж как делать самые простые действия – вычитание, сложение, умножение и деление, – Николка запомнил.

Урок математики стоял в расписании пятым, последним. На переменах Николка находил укромный уголок и доставал из кармана счетную машинку. И пока одноклассники затевали бузу в коридорах или кучковались у подоконников, играя в «блошки», наш герой изучал вычислительную технику. Так что к контрольной он вполне освоился и не промахивался мимо черных кнопочек с цифрами и значками. Мальчик даже овладел мудреными операциями с памятью, но пока решил, на всякий случай, ими не пользоваться. Когда-нибудь потом – да, но для первого раза не было нужды рисковать; лучше делать то, что он освоил вполне уверенно.

– Итак, господа, первая задача. – Голос математика был сух, слова падали с регулярностью метронома, создавая впечатление неторопливости происходящего. Но Николка знал – скоро время стремительно полетит вперед, а он сам станет отставать, судорожно пытаясь нагнать темп, паникуя и, конечно, ошибаясь. Впрочем, еще посмотрим…

– Куплено двадцать фунтов сахара, пять фунтов кофе и пять фунтов чаю, и за все заплачено восемнадцать рублей. Фунт кофе вчетверо дороже фунта сахара; фунт чая вчетверо дороже фунта кофе. Сколько стоит фунт каждого?

Гимназисты все, как один, уткнулись головами в тетради. Собственно, даже и не тетради – перед каждым лежала стопка маленьких листочков, точно по числу вопросов. Эти листочки были личным нововведением математика Алексея Семеновича по прозвищу Аллес – его он получил за любовь к фразочкам на немецком, которыми он обильно уснащал свою речь. Аллес не обижался – наоборот, демонстративно заканчивал каждый урок этим словом. Математика в школе любили – он был человеком невредным, умел доходчиво объяснить материал и никогда не придирался к гимназистам по пустякам.

За пару дней до контрольной Аллес заготавливал листочки – по стопке на каждого ученика, пронумерованные по порядку. Делал он это не сам – обычно привлекал гимназистов, оставленных в наказание после уроков. Те охотно помогали математику – после того как все стопки оказывались готовы, Аллес объявлял амнистию и распускал всех по домам. А назавтра вся гимназия уже знала, что одному кому-то предстоит контрольная по «устному счету».

Николка взял из стопки листочек под номером «1». Надо было написать на нем фамилию и класс, а потом – ответ на задачку. Аллес не требовал расписывать порядок решения задачи – наоборот, это считалось минусом, и хотя и не было запрещено, но могло вызвать снижение оценки. Надписанный листок с ответом следовало отложить в сторону; брать его вновь до окончания контрольной было строго-настрого запрещено. После уроков стопки полагалось сдавать; и Аллес прямо на месте проверял ответы, ловко тасуя пачки своими желтыми от табака пальцами. Курил математик много, отдавая предпочтение самодельным папиросам из привозного турецкого табака. Аллес гордился своим табаком и своими папиросами; носил он их в большом кожаном портсигаре с серебряными уголками и накладной, серебряной же монограммой.

Как-то гимназисты ухитрились улучить момент, когда Аллес оставил портсигар без присмотра, и подменили одну из папирос заранее изготовленной подделкой. Кроме табака в фальшивой папиросе был порох; так что математика ждал весьма неприятный сюрприз.

Но ничего не вышло: открыв портсигар, Аллес мгновенно заметил подделку – видимо, он знал каждую из заготовленных папирос «в лицо». И не отказал себе в удовольствии поджечь шутиху на подоконнике, вызвав эффектную вспышку и облако вонючего дыма. После неудавшейся диверсии покушения на курительные принадлежности математика прекратились, а авторитет Аллеса, и без того немаленький, взлетел на невиданную высоту.

Николка покосился на соседа по парте, двоечника Кувшинова. Тот, сопя, высунув от усердия язык, малевал на своем листочке какие-то каракули. Бросив осторожный взгляд на Аллеса, мальчик вытащил из-под полы счетную машинку и пристроил ее у сгиба локтя; да так, чтобы сосед, не дай бог, не разглядел чудесного приспособления. Убедившись, что действие прошло незамеченным, Николка принялся тыкать пальцем в крохотные клавиши. Результат высветился мгновенно, что и привело мальчика в полный восторг. Еще скосив глаза на Кувшинова, сражающегося с премудростями устного счета, Николка записал три ответа: «15 коп.; 60 коп.; 2 руб. 40 коп.».

– Отложили первый листок. Пишем вторую задачу…

Задачки можно было записывать, но Аллес этого не требовал; особо способные к устному счету гимназисты предпочитали запоминать задания и сразу же решать их, занося на бумагу только результаты. Но Николка, не полагаясь на память, записал: «Виноторговец купил бочку с вином в 372 бутылки за 225 рублей. Но при разливе 12 бутылок пролили. Почем он должен продавать остальные бутылки, чтобы получить 27 рублей барыша?»

Ваня наловчился обращаться с хитрым приборчиком: щелк-щелк по кнопкам – и на серо-зеленоватом экране появляются черные, составленные из палочек, цифры. Николка торопливо записал ответ. Оказалось, он даже сэкономил время – Аллес и не думал переходить к следующей задачке.

– Никол, а Никол? – прошипел Кувшинов. Отчаявшись одолеть загадку виноторговца и его бочки, сосед решил пойти по испытанному пути – попросить помощи. – Сколько у тебя, а?

– Семьдесят копеек, – не поворачивая головы, прошипел Николка. В гимназии было не принято отказывать в подсказках; но на контрольных Аллеса подобная взаимопомощь была сопряжена с немалым риском. У математика была своя метода – он следил за лицами гимназистов и мгновенно реагировал на любую попытку заглянуть в листок соседа. Уличенному не грозили дисциплинарные взыскания, но…

– Кувшинов! Порви второй листок, шнелле!

Вот и на этот раз Аллес не упустил попытки Кувшинова заглянуть в листок соседа по парте. Двоечник, покраснев и надувшись от обиды, неохотно порвал свой листочек с номером «2» – теперь ответ на задачку не будет засчитан, вне зависимости от того, правильным он был или нет.

– Не верти головой, – прошипел Николка. – Я буду шептать, а ты записывай.

– Овчинников, тишина! В следующий раз порвешь листок! – мгновенно среагировал Аллес.

Опытный взгляд математика безошибочно ухватил шевеление губ гимназиста; но последовало не наказание, а предупреждение – по мнению Аллеса, подсказывание было меньшим грехом, чем попытка списать.

– Господа, откладываем второй листок, битте. Третья задача: «Подрядчик взялся починить дорогу в двадцать четыре версты по семьдесят пять рублей с версты. Нанял он сорок работников по шестьдесят копеек в день, и они починили дорогу в семьдесят дней. Сколько прибыли получил подрядчик?»

Николка приноровился управлять счетной машинкой двумя пальцами, не отрывая их от приборчика, а лишь скользя самыми кончиками по кнопкам. Даже скашивать глаза не приходилось – мальчик наклонял голову, как бы задумываясь, и успевал разглядеть циферки на экране волшебного устройства.

– Сто двадцать, – еле слышно прошептал Николка. Но благородный порыв пропал зря – Кувшинов, не расслышав ответа, ткнул соседа локтем:

– Слышь, сколько там будет?

– Отложили третий листок! Четвертая задача, камераден…

– Ну, жила, я тебе это попомню… – злобно прошипел Николкин сосед. Уже третий его листок остался без ответа, а значит, шансы Кувшинова получить что-нибудь, кроме «плохо», стремительно падали. Николка дернул плечом, отмахиваясь от угрозы; но на душе у него стало неспокойно. С Кувшиновым в классе не особенно считались, но Николка знал, что сосед его, обладая натурой мелочной и мстительной, был вполне способен затаить злобу и устроить своему недругу какую-нибудь пакость.

Когда математик произнес свое неизменное «Аллес, господа, сдаем работы», Николка одним из первых вскинул руку. Математик с удивлением взглянул на мальчика – он-то привык к тому, что Николка сдает работу в числе последних, – и, взяв его стопку, привычно прошелестел листками. Потом перевел недоверчивый взгляд на Николку – и дальше, на его парту. Мальчик усмехнулся про себя: Аллес смотрел, сколько листков с невыполненными номерами осталось несданными, и все не мог поверить, что он выполнил все задания, до единого. Что, не ожидали? Вот вам чудеса прогресса, почище всякого Жюля Верна! Тот небось и представить себе не мог счетной машины размером с половинку почтовой открытки? А у нас она уже в кармане!

– Ну, Овчинников, ты меня сегодня приятно удивил, – произнес математик. – Проверю, что ты там накропал. Аллес гут, ду канст вег геен.

Обрадованный Николка рванулся из класса, на ходу вдевая руки в ремешки ранца. О Кувшинове он и думать забыл. И уже на выходе из здания гимназии мальчик нащупал в кармане коробочку рации. Во время уроков ее пришлось, конечно, отключить; но теперь Николка спешил оживить рацию: а вдруг именно сейчас Олег Иванович или Ваня пройдут через портал и, появившись здесь, вызовут своего верного проводника и помощника?

Николка на ощупь щелкнул кнопкой «ВКЛ». Мальчик знал, что в кармане на черной коробочке зажглась крохотная рубиновая лампочка и ожил тусклый серо-зеленый экран, испещренный непонятными значками и цифрами.

– Это рабочая частота и номер канала, – объяснял перед расставанием Олег Иванович. – Сейчас это тебе не нужно, а потом, когда будет время – все объясню подробно. Я настроил нас на один канал, так что просто держи рацию включенной. Когда в канале кто-то появится, ты услышишь. Я сделал звук потише, так что держи ее рядом – тогда не пропустишь вызова. Жмешь тангенту – вот здесь – и отвечаешь. А когда договоришь – отпускаешь, и рация работает на прием.

«Тангента», «канал», «частота»… Николка не понял ни единого слова, но сумел почти все запомнить; и теперь он поглаживал пальцем рубчатую клавишу и со вкусом повторял про себя эти такие значительные и важные слова из будущего, предвкушая, как он сам скоро будет понимать, что все они означают, и конечно же тогда овладеет всеми этими чудесными устройствами.

– Эй ты, жила! А ну стой! Потолковать надо! Что, струсил, сбежать решил?

Посреди переулка, которым Николка бегал из гимназии на Гороховскую, стоял Кувшинов. Он был не один – за спиной у двоечника стояли двое хмурых типов из другого класса. Втроем они нередко принимали участие в разного рода потасовках, причем Кувшинов, считавшийся самым умным, играл роль атамана и заводилы. С этой троицей старались не связываться: обычно после ссоры с Кувшиновым его недруги расходились по домам группой. Противник нападал только превосходящими силами, а увидев, что будущая жертва не одна, как правило, отступал.

Но сегодня, на радостях после контрольной, Николка напрочь забыл об этой мере предосторожности! Да и не собирался он искать компанию – ведь чудо-коробочка в любой момент могла зашипеть, затрещать, подать голос… что потом объяснять опешившим одноклассникам? И вот результат. Николка, как последний лопух, попался Кувшинову и его клевретам – и те стоят теперь перед беспомощной жертвой и злорадствуют, предвкушая легкую расправу.

Легкую? Ну это мы еще посмотрим!

Готовясь к неизбежной драке, Николка набычился и сделал шаг назад. Сунул руку в карман, чтобы выключить на всякий случай рацию – мало ли что! – и тут пальцы наткнулись на прохладный металл другого подарка из будущего.

– Если придется применять, – говорил Ваня, – направляй сопло в лицо противника. Расстояние – метр, не больше… Ну, по-вашему – аршин с четвертью. А лучше – еще меньше. Целься прямо в глаза: нажал, досчитал до трех, отпустил. Постарайся выбрать момент, когда противник идет на тебя, а сам отходи, пусть он войдет в облако газа, навстречу струе. Да, и главное: если будешь на улице – следи за ветром. Если он дует на тебя, сначала надо развернуть противника, а то самому достанется. И на всякий случай – глаза закрой на секунду, а то мало ли…

Ваня втолковывал гимназисту все эти премудрости у себя дома, в далеком две тысячи четырнадцатом году, взяв в качестве наглядного пособия большой пестрый цилиндр. При нажатии на белую крышечку из крохотной дырочки в боку вылетала мгновенно истаивающая струя белесого тумана. Ваня назвал ее «освежитель». Туман и правда оставлял после себя приятный, хотя и резковатый запах, напоминающий аромат апельсинов.

Но этот баллончик был маленьким и черным; он удобно помещался в ладонь, да так, что большой палец ложится на кнопку распылителя, и был под его крышкой отнюдь не освежитель…

Гимназист встретил недруга именно так, как и советовал Иван, – прямо в глаза, с расстояния меньше шага. Кувшинов ринулся на Николку, угрожающе размахивая кулаками, и получил струю перцового аэрозоля точно в лицо. Николенька изо всех сил зажмурился, посчитал про себя: «…Два, три», – и, отбежав на пару шагов, с опаской открыл глаза. Спутники Кувшинова, еще ничего не понимая, ринулись на врага, и Николка немедленно среагировал: отскакивая назад, он трижды нажал на крыщку баллончика, ставя между собой и нападающими едкую завесу.

Переулок огласился криками боли и ужаса. Все трое супостатов катались по брусчатке – они истошно орали и изо всех сил терли глаза. Бесполезно – веки терзала острейшая боль, глаза ничего не видели, их заливало слезами; незадачливые драчуны едва не теряли рассудок от ужаса.

Николка вспомнил инструкции: «Если случайно попадешь в облако газа, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не три глаза руками, будет только хуже. Лучше всего – побыстрее промыть глаза водой».

А Кувшинов и остальные продолжали с воплями кататься в пыли – и неистово терли горящие от перцового аэрозоля глаза. Растерявшийся Николка – он никак не ожидал такого сильного эффекта – хотел подбежать к несчастным, объяснить, что делать, помочь… но тут в другом конце переулка показались люди, и мальчик, перепуганный тем, что его могут застать на месте преступления, опрометью кинулся прочь – дворами, на Гороховскую.