— …Слушай, а где мое платье? Ты не видел?

— Что случилось?.. — сонно пробормотал Виктор, не отрываясь от подушки, не открывая глаз, и чувствуя, что Вероникина ладонь коснулась его лопаток.

— Не знаю, где платье. Его надо аккуратно повесить, а то сомнется.

— Оно на стуле висит, — ответил Виктор, зевая. — Аккуратно. Ты сама вешала.

— На каком? Я не вижу.

— В гостиной. Возле дивана…

— Ах да, диван, — вспомнила Вероника, улыбнувшись чему-то своему, внутреннему. — Диван — это было так давно… Столько событий после этого.

— Архитекторы оказались правы.

— В чем?

— При этом совершенно не важна высота потолка.

— Я заметила… А знаешь, когда мне вчера звонила Светлана насчет тебя, она просила за тобой присмотреть. Сказала, что после гипнопедии тебя может потянуть на приключения. Собственно, она права. Тебя здорово потянуло.

— А тебя? И после этого в США находятся люди, которые думают, что в СССР нет секса.

— В США секс есть. У них нет потенции.

Вероника повернулась на бок, античные изгибы ее тела подчеркивали складки сброшенного одеяла; она казалась плывущей по упругому морю теряющейся в полутьме кровати.

— А ты все-таки очень неожиданный.

— Так я же предупреждал.

— С чего ты взял, что я должна бояться этого?

— Да, в самом деле, — философски заметил Виктор. — Просто однажды приходит день, когда ты понимаешь, что ты такая же, как все. Что нас абсолютное, подавляющее большинство на планете. Нас миллиарды. Нас целых семь миллиардов…

— По-моему, почти шесть.

— Шесть? А, ну да, верно. Пока почти шесть. Точнее, почти три миллиарда и еще почти три миллиарда, которые несколько отличаются друг от друга, и которые стремятся друг к другу. Этого не надо бояться. Это просто тот самый стиль жизни. Если природа так устроила, что нас большинство, значит, это так надо.

Его рассуждения прервал одноголосый рингтон нового мобильника, который выводил одноголосую мелодию 'Родина слышит, Родина знает'.

— Слушаю! — воскликнул он, узнав знакомый служебный номер.

— Виктор Сергеевич, — донесся из телефона торопливый голос Светланы, — извините, что вынуждены вас побеспокоить…

— Да какие пустяки. Я уже успел сделать все, что планировал.

— Мы вынуждены срочно вызвать вас на работу. Через сорок минут за вами придет машина. Успеете собраться?

— Полагаю, да. Только я, если можно так сказать, на прогулке.

— Туда и подъедет. Можете гулять еще сорок минут.

Послышались гудки отбоя.

— Вызывают?

— Увы.

— Я так и знала. Подай там халат, приготовлю что-нибудь по скорому. В ванной есть одноразовые станки 'Спутник', крем и новая кисточка.

— Ты потрясающе предусмотрительна.

— Я же хотела устроить тебя на диване до утра.

— Диван — это было так давно… Но ты восхитительно устраиваешь. По-моему, мы его не раскладывали.

Высота два тридцать в ванной сначала немного смущала, но Виктор быстро привык. В конце концов, человек проводит здесь ничтожную часть жизни, если считать все сервисы этого помещения, включая стирку. Да и стирать тут особо… Вона, в зеркале за спиной — 'Bosch' на восемь кило белья с фронтальной загрузкой. Стоп. Откуда здесь 'Bosch'? Из комиссионки? Вероника хоть и квартиру от КГБ получила, но в привилегированных слоях явно не значится…

Виктор повернул голову и прочел надпись на белой пластмассовой панели: 'Вятка-Автомат'.

'А похожа'.

— Тебя куда-нибудь должны послать?

— Мне в таких случаях никогда не говорили, — признался Виктор совершенно честно.

— Естественно… Если что, мы не будем прощаться. Все было очень хорошо. Ты ешь, ешь.

— Да ты тоже садись, перекуси… Торт вон еще остался.

— Потом. Мне на работу позже. Да, может, по радио чего передают?

Она сунула руку за тюль и щелкнула клавишей магнитолы.

— … На закончившемся вчера поздно вечером заседании экстренной встречи глав государств Евросоюза, — донесся из динамиков ровный голос диктора, — стороны пришли к единодушному выводу, что планируемый переход на единую валюту не может быть осуществлен в девяносто девятом году. Как практически единодушно утверждают представители стран — членов ЕС, четвертая и пятая волны расширения Евросообщества привели к тому, что объединяющейся Европе угрожают растущие долги, рецессия, анархизм и крах доверия к капитализму в целом. Как отметил в своем выступлении премьер-министр Великобритании Тони Блэр, 'Антикапитализм пленил целое поколение'…

— Господи, — вздохнула Вероника, — как хорошо, что мы в нормальной стране родились.

— …Чтобы противостоять антикапиталистическому терроризму и избежать сползания европейских стран в глубокий кризис, Тони Блэр предложил рассматривать строить дальнейшую европейскую интеграцию на базе структур Североатлантического блока, что, по мнению ТАСС, является попыткой начать новый виток гонки вооружений и милитаризации стран Европы. Как отмечают обозреватели, на вечернем заседании углубились противоречия внутри Евросоюза. В то время, как Великобритания выступает за нарастающее влияние США на европейскую политику, канцлер Германии Гельмут Коль высказался за дальнейшее расширение экономических связей с Советским Союзом, определив предложенный курс как 'кластеризацию' Европы…

— Ну вот, и за нас есть кто-то.

— Знаешь, Викусь, черт их знает. Дружище Коль мужик себе на уме.

— … По сути дела речь идет о частичном воссоздании Совета экономической взаимопомощи для восточноевропейской части ЕС, но, по мнению обозревателей, в данный момент это скорее похоже на попытку переложить на СССР часть трудностей, возникших в экономиках бывших социалистических стран. Это предложение, однако встретило резкую критику президента Франции Жака Ширака, который в своем выступлении предостерег правительства европейских стран от, как он выразился, 'угрозы русско-германского промышленного гегемонизма'.

— Подожди, я в чай лимон положу.

— Потрясающе, здесь уже лимоны осенью…

— Они уже пятнадцать лет у нас и зимой и осенью. Я же понимаю, у вас там антисоветская пропаганда…

— У нас?

— Не у нас, в смысле… Ну, ты понял.

— … По мнению Жака Ширака, источником проблем европейского сообщества является, по его словам, 'англосаксонский ультралиберализм', и путь выхода из кризиса следует искать в усилении государственного и межгосударственного регулирования экономики в рамках ЕС. Также им было предложено принять поправки к законодательству, ограничивающие права граждан на участие в забастовках и массовых акциях протеста. Последнее предложение, в свою очередь, вызвало резкую критику главы левоцентристского правительства Италии Романо Проди, который опасается потерять поддержку со стороны стремительно набирающих популярность коммунистов…

Что сказал Романо Проди, так и осталось для Виктора неизвестным, потому что как раз в этот момент раздалась соловьиная трель звонка.

— Это у подъезда, — опередила его Вероника, и достав из кармана халата светло-серую коробочку радиодомофона, размером немного более компьютерной мыши, приложила к уху, затем нащупала указательным пальцем красную кнопку сверху и нажала ее. — Ну, вот и все.

Она тихо подошла к окну.

— Не хочу больше о политике…

Ее палец с красным лакированным ногтем лег на кнопку переключателя программ — приемник был с цифровой настройкой — и торжественно-тревожные звуки танго 'Avant de Mourir' Жоржа Буланже разлетелись по кухне, родив в груди какой-то незнакомый острый комок; Виктора вдруг что-то словно толкнуло, он порывисто встал, обнял сзади Веронику за плечи и поцеловал в открытый и такой беззащитный уголок шеи, чуть пониже светлого локона, вдохнув нежный запах волос, показавшийся ему как-то по особенному домашним.

— Я вернусь, — негромко сказал он, — я обязательно вернусь, я это знаю. Не потому, что раньше все кончалось удачно, удача бывает и вот ее уже нет; просто за мной моя огромная страна, и за мной ты, мой нежный скромный человечек, моя надежда на счастье в этом мире.

— Ну, хорошо, хорошо… Вероника приподняла руку, словно у нее вдруг зачесался ее вздернутый носик; — Ты иди. Тебе пора. Со мной все будет хорошо… не волнуйся.

Два сотрудника на лестничной клетке, крепкого телосложения, в черных кожаных куртках, синих джинсах, заправленных в шнурованные берцы, в одинаковых вязаных черных лыжных шапочках, которые в один момент можно было превратить в маски, с непримечательными одинаковыми лицами, снова напомнили Виктору братву из его 90-х, и первый момент у него мелькнуло в голове, что его почему-то пришли арестовывать, хотя неизвестно почему. Но вот один из них, по-видимому, старший, аккуратно достал карточку-удостоверение (как потом узнал Виктор, это был заодно и мастер-пароль к каким-то там дверям), и вежливо обратился.

— Доброе утро. Младший лейтенант Сизов. Виктор Сергеевич, машина прибыла. Мне также поручено сообщить вам, что только что получен приказ о переводе части сотрудников института на казарменное положение, вы входите в число. Если вам нужны какие-то личные вещи из 'Паруса', сообщите сейчас или потом, за ними пришлют.

— То-есть потом могут привезти?

— Да, конечно.

— Тогда потом и решим.

Виктор втайне надеялся, что за ним пришлют такой же отпадный спорткар, что он видел в первый день своего попадания, но внизу, под лучами фонаря, его ждал скромный серебристо-серый вазовский полноприводной минивэн с еще парой сотрудников внутри.

Было холодно, и в дыхании ветра, качающего где-то там, в темноте, верхушки берез, Виктор почувствовал запах снега. 'Не рано ли?' подумалось ему, но перед ним уже предупредительно распахнули заднюю дверь. Салон был уютный и просторный, с желто-коричневым удобным диваном, и из спрятанной акустики с привычным для его реальности пульсированием басов доносился хит Ким Уайлд 'Камбоджа', но Виктора это не успокоило. Всю дорогу до института его глодало неприятное ожидание, что на машину нападут, как в третьей реальности (где, кстати, это произошло дважды), и он почувствовал себя в безопасности лишь тогда, когда свет фар скользнул по знакомому зданию проходных.