— У нас сейчас многое, понимаете, иначе, — продолжал Гриднев, — комчванство изжили, партноменклатуры нет, по крайней мере, чтобы лезть вверх по служебной лестнице, не нужно иметь всех этих картоночек красного цвета, ну и самое главное, колбасы и туалетной бумаги хоть завались! Как вы у нас адаптировались?

— Нормально. Но прежде всего хотелось бы знать, чем обязан визитом.

— Ну, вы спрашиваете! Живого человека из будущего посмотреть — это что, не повод? Да и прокатиться в ваш зеленый город за казенный счет, от дел отдохнуть.

— Особенно, если аллею не оборудовали визерами, не успели. Я проверил по справочнику. Выбор места, как я понимаю, не случаен?

— Тогда возьмем быка за жабры, как говорил один приятель. Вы не первый раз перемещаетесь, все поймете. Поэтому скажу прямо: ЦК не собирается втягивать вас в какие-то ведомственные интриги. Нас интересует, сохраняет ли ваше появление статус-кво в раскладе основных сил власти. Как в отношении формальных учреждений и их руководства, так и в отношении двух больших групп в политическом руководстве, которые, скажем так, немного по-разному видят дальнейшие пути развития страны, да и всего мира в целом. Вам говорили об этих группах?

— Нет. Я, вообще-то в эти вопросы не лезу. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Надеюсь, после моего рассказа кошмары мучить не будут, — хмыкнул Гриднев. — самое жуткое вы уже пережили. В лице развала Союза. Кстати, очень страшно, когда страна разваливается?

— Не знаю. Не думал об этом.

— А от миллиона за бугром просто так отказались? Вообще, не жалеете? Ведь могли проскочить туда.

— Раз сделал — значит, не жалею.

— Значит, это по вам прошло, что вы о себе не думали, а решили рассчитаться.

— А по вам не прошло? — Виктора начинало раздражать, что эта ожившая статуя пролетарского поэта лезет к нему в душу.

— По мне другое прошло, — спокойно ответил Гриднев. Правой рукой он полез за отворот куртки и, достав оттуда мешочек вроде ключницы, вытряхнул на ладонь два зазубренных куска металла.

— Это называется спецоперации за рубежом. Части особого риска, 'иностранный легион', как здесь прозвали. Списали тогда вчистую, группу дали. Моя рекомендация в партию. Вот, рядом с билетом ношу…

Он аккуратно положил осколки в ключницу и убрал во внутренний карман куртки.

'А ведь, пожалуй, не врет', подумал Виктор. 'Иначе все это слишком грубо выходит'.

— Значит, у нас с вами одни счеты с глобалистами, так? — спросил Виктор. Гриднев промолчал; в этом молчании словно послышалось 'Как видите'.

— Но тогда скажите, пожалуйста, — продолжил Виктор, — вот вы все знаете, что у нас СССР проиграл экономическое соревнование глобальной экономике, проиграл вчистую, по всем статьям. Ну, как раньше бы сказали, мировые буржуи объединились и задавили массой. Так?

— Можно сказать, и так.

— Хорошо… Тогда почему же вы не попытались разрушить эту глобальную систему, сталкивать капстраны друг с другом, как это делал Сталин? Вы же наоборот, им весь СЭВ отдали, усилили… Со стороны это выглядит, ну, как бы…

— Говорите. Я пойму.

— Ну как бы мотыльки, летящие на огонь. Показать образец нового общества, общества новаторов, творцов, которое задавит жрущая серая масса. Вам нужны красивые руины?

— Некоторые в Союзе тоже так думают. Особенно из творческой интеллигенции. Хотят порхать. Понимаете, если бы у нас были варианты выбора… Ну вот, если бы, например, попади вы, или хотя бы первый хроноагент к нам году в шестьдесят третьем, когда собирались снимать Хрущева, или в шестьдесят пятом… Страна на подъеме, Политбюро, видевшее войну, еще бодренькое, придушили бы этот глобализм в колыбельке двумя пальцами. Начали бы поддерживать националистов, американофобов, друзей бы подбирали без присяги на верность идеалам. Душмани душман, враг моего врага, как говорят на Востоке. Единственно, что — придержать, чтоб они там меж собой третью мировую не начали. Двуполярная модель с Союзом все ж миру больше стабильности давала, но раз презлым за предобрейшее… А в семьдесят восьмом Политбюро ногой в гробу, СССР и с нефтедолларами продувать начал, а глобализм — все, поезд ушел, не остановишь. Надо было до 'Группы-77' инициативу перехватывать.

На секунду его речь оборвал шум самолета; румяный в лучах заходящего солнца 'Як', похожий на стрелку для дартса, взъерошил усталые облака, описывая стремительную кривую, и скрылся из глаз; напряженные на взлете двигатели оставили за собой легкий буроватый дымок, на который, словно котенок на бумажку, накинулся озорной сентябрьский ветер, размазывая по просветам чистого неба.

— Вот тогда в советской верхушке и пошло разделение на две основные силы — консерваторы, которые хотели сохранить советский строй, но не знали, как, и как его развивать, не знали, и интеграторы — те, кто хотел сдать социализм и как можно скорей интегрироваться в мировую экономику, пока все совсем не развалилось. У обоих ну очень благие намерения, только результат тот же. Если просто консервировать Союз — он развалится, если продолжить косыгинскую реформу и войти в рынок — времени не осталось. России ведь пришлось вторую промышленную после первой мировой делать, ускоренно. К сорок первому успели, вот с механизмами саморазвития общества и экономики… — и он развел руками. — А без этих механизмов нас в эту компанию все равно не примут, только будут полвека мозги парить обещанием отмены поправки Джексона-Веника.

— Ну а почему нельзя рыночную реформу было сделать? И демократизацию? — совершенно искренне удивился Виктор.

— А вы их сделали? Вы посмотрите, что вы у себя из них сделали, потом будете говорить… Ну, короче, полный тупик, и тут вот этот мозговой танк от КГБ выдает идею: глобализация к концу двадцать первого века упрется в болезни роста, тогда и вдарить. А чтоб страна к этому времени не загнулась — перезагрузить систему с нуля. Только, говорят, условие — дайте права менять все, что угодно — идеологию, сами научные понятия, все. И это в нашей верхушке, в общем-то, устроило и тех и других. Для консерваторов вроде как поражения нет, для интеграторов, для 'подлеска' — вроде как перемены, обновление… а дальше видно будет. Ну, не все, конечно, поняли и приняли, но это детали. А теперь у нас ситуация такая, что и сохранять старый Союз мы уже не можем — нечего сохранять, нет его, старого, и интегрироваться в это самое мировое сообщество не можем, потому что у нас разные модели поведения людей. Понимаете, Виктор Сергеевич, капитализм и социализм — это не разные государства, не разная политика, не разные законы — это разные поведенческие модели. Если мы пойдем к капитализму, как тогда у нас отличить умного от дурака? Сейчас можно видеть, что человек своими руками или головой создал, изобрел, выдумал. А тогда? Вот будет дурак учреждением руководить, и поставит всех своей властью так, что все будут выглядеть, как дураки, один он незаменимый и за всех думает. Шмуток накупит, говорить красиво научится, мозги начальству загаживать. По кошельку будут судить, а он кошелек за счет других набьет. И всё! Дураки и государство, и экономику нашу развалят и проворуют, потому что каждый будет грести под себя. Так что мы цивилизации разных планет. Нас нельзя к ним встроить. Вот что получилось. Назад дороги у нас уже нет. Хочу, чтобы вы это тоже поняли.

— Ну, нет так нет, — примирительно констатировал Виктор. — Оно ведь тоже неохота передовым странам вечно под хвост смотреть. Вперед-то хоть есть?

— Есть, и даже два. Как вы уже поняли по новостям, глобализм трещит. И падающего мы подтолкнем. После краха глобальной системы в мире начнут складываться несколько цивилизационно-образующих центров. Союз будет одним из них, и тогда настанет наше время подминать под себя шарик. Не весь конечно — тех, кто нам наиболее близок по поведенческой модели. Сложится несколько соперничающих коалиций, многообразие видов, так сказать. А мноогобразие — это залог устойчивости развития человечества, условия изменятся — кто-нибудь да выживет. Это путь экспансии.

— А другой путь есть?

— Есть и другой. Мировой рынок не рушить, договориться о смене правил, сделать его более демократичным, чтобы в рамках одного государства уживались и взаимодействовали экономические уклады для людей разных поведенческих моделей. Это путь конвергенции. Насколько я понял, об этом варианте товарищи из КГБ вам не рассказывали?

— Не довелось как-то, — дипломатично ответил Виктор. — А вы, если я правильно понял — из лагеря сторонников конвергенции?

— Можно сказать и так. Не хочу, чтобы на планете кровь лилась, и так хватит. А при экспансии локальных конфликтов больше.

— И советуете податься в ваш лагерь?

Гриднев улыбнулся, широко, так что в уголках глаз показались морщинки. Виктор внезапно понял, почему у его собеседника такая короткая стрижка: скрыть раннюю седину.

— Нет уж, как нибудь сами разберемся, — ответил Константин Никодимович. — А вы уж лучше в своем лагере. Знаете, у нас по всем прокруткам фантастов хроноагенты уж очень бузить любят. Лезут заговоры плести, исторических лиц пригрохивают. Вон давеча попался один роман, 'За все поколение' называется. Там наш человек попал в сорок первый год, фрицев валит направо и налево, а заодно и Никиту Сергеевича примочил, как верный сын советского народа. У вас там такого не пишут?

— А чем кончилось-то? — уклончиво ответил Виктор вопросом на вопрос.

— Культ личности Козлова после 22-го Съезда и ограниченный конфликт с США в шестьдесят шестом из-за Тайваня. Так что вы уж поосторожнее с историей.

— Вы тоже. У меня-то никакой власти, кроме нашего опыта.

— Информация-то и есть власть… Особенно у нас: дали не ту информацию, и бросятся рационализировать не туда. А за ЦК не волнуйтесь. Знаете, ваша тамошняя элита вполне могла бы сохранить СССР, им бы только немного больше политической воли, этим вашим… Даже не политической, вообще воли. Как салажня, обгадились и бросились сдавать все, за что триста лет русскую землю кровью поливали. Даже этот ваш ГКЧП — это бунт обгадившихся со страху. Противно… Но это я не о вас. Вас просто предали.

— Поэтому теперь ЦК набирают из тех, кто смерти в глаза смотрел?

— Не все ЦК. Что-то вроде ядра. Остальные — те, кто не побежит, если ядро не дрогнет. ЦК не сдрейфит — народ не сдрейфит, и за своих командиров любому порвет на флаг британский. Партизанский метод.

— Почему партизанский?

— Ну, это еще покойный Мазуров предложил, Брежнев тогда пошутил — 'Вот, товарищи, будет у нас партия партизанским отрядом имени Мазурова'. Говорят, когда начали 'Ответ', он даже мучиться меньше стал, ну, что после контузии и всего, и умер — лицо, говорят, было светлое, счастливое… А знаете, честно, без вашего негативного опыта, наверное, у нас так бы не получилось. Вы как разведка — пошли, не вернулись, но противника раскрыли.

А ведь Галлахер, пожалуй, слукавил, подумал Виктор. Они не пугают элиту внешней угрозой. Они возродили партию сталинских времен, обстрелянную, которая прошла через кровь, через ужасы, через всю мерзость войны и эта война осталась в них на всю жизнь, оставила солдатами, а солдату отступать некуда. Таких не запугать. Они всерьез готовятся драться со всем миром.

— Руцкой — человек ЦК? — внезапно спросил он.

— Руцкой одобрен ЦК.

— Будущий президент?

— На данный момент ЦК по будущему президенту решений не выносило. Удивляет кандидатура?

— В свете нашей истории — честно, да. Потому что не побежит?

— И поэтому. В общем, позже вы поймете, а пока я не могу вам сказать все.

— И, как я понимаю, в этот процесс я не должен вмешиваться?

— Вы уверены, что будет лучше, если вмешаетесь? Даже если бы я все объяснил?

— Не уверен.

— Ну, что ж, честно. Я ни к чему не принуждаю. Только прошу думать. У вас есть еще вопросы?

— Странно, я ждал, что вы будете задавать вопросы.

— Чтобы получить ответ, не обязательно спрашивать.

— А спрашивая, не всегда можно получить ответ?.. Ладно. Почему-то нигде не говорят про американскую ударную группировку в космосе. А ведь кризис кризисом, но уж эти на войнах и кризисах наживаются. И страна нехилая. Как там на самом деле-то обстоит?

Гриднев наклонил голову и почесал рукой в затылке за кепкой.

— Н-да, вопросец… Вот уж не думал, что вы такое спросите.

— Почему?

— Ну. наверное, человек вашей ЭрЭф должен что-то за себя похлопотать, случай такой… А вас, оказывается, судьбы планеты. Собрались бы такие, как вы, миллиардов примерно пять… Ладно, скажу. Продули американцы свою космическую группировку. Вчистую. Втянулись в расширение НАТО, строительство наземных баз, пусковых установок ПРО. Думали, наши если будут, то постепенно — опытные запуски, потом построят-запустят, ну и время им на раскачку. И когда у нас пошли выводы один за другим, они охерели… А НАСА же не может сразу все, и базы наземные надо достраивать, они же не могут, вот так, своих союзников новых сдать. У нас же научились работать совсем по-иному, у нас вот эти числовые методы такую революцию в ракетостроении дали, ну, вот рассказать вам не смогу, не обижайтесь… Короче, на текущий момент у нас есть ударная группировка в космосе, у штатов — нет. В Пентагоне от этого страшно мандражируют, в Белом доме.

— То-есть, все решится в ближайшие годы? Пока не очухались и свое не вывели?

— В ближайшие месяцы. Даже, может, недели. Вы тут как запальник. Потому все та же просьба — горячку не порите. Помочь у вас времени нет, а напортить — сами знаете.

Виктор смолчал. Разговор стал ходить по кругу: о чем бы ни пошла речь, все сведется к тому же 'Не встревайте'. Из-за реки, со стороны притаившейся за увядающей кучерявой полосой частных садов станции Брянск-1 донесся высокий вскрик электровоза; спустя секунд пять налетевший из поймы порыв ветра донес приглушенный стук колес.

— Коломенский… — задумчиво протянул Гриднев, — в Коломне теперь и пассажирские электровозы вместо чехов делают, слышали, наверное?..

— Как-то пропустил. Отрадно.

— Знаете, наверное, раньше махнули бы мы с вами в 'Дубраву' и отметили деловую встречу фляжкой 'КВВК'. Честно, это на всю жизнь память: человек из другого мира. Увы, нельзя. Ответработники дожны вести аскетический образ жизни. Награды, привилегии, обеспечение — потом, когда на пенсию проводят. А до того — вместе с массой, в одном метро, в стандартных квартирах, если надо — в цубиках. Знать, чем дышат, что едят…

— …О чем думают, — машинально добавил Виктор.

— О чем думают, чего хотят. В народе, знаете, подкалывают — живете, как воры в законе.

— Почему?

— Ну, положено пренебрегать богатством, роскошью, уютом. Каждый обязан быть отважен, решителен, находчив, беспощаден, уверен в себе в любой ситуации. К другим ответработникам относиться, как к братьям, быть предельно честным. Но самое главное — и они, и мы ищем дырки в законе. Только они — для себя, а мы эти дырки закрываем.

— И как воры к этому относятся?

— Странный вопрос.

— Извините.

— Ничего. Вон президент прямо сказал: 'Если партийцы перестанут быть авторитетами, на их место придут воры'.