17. Торг продолжается
— Нет, это из проката, — ответил Виктор, — знаете, дачи своей пока не завел, да и много одежды хранить негде. А ваша с военторга?
— С него, родимого, — согласился незнакомец, продолжая чеширски улыбаться. — Простите, не найдется ли у вас одолжить антиникотиновой сигаретки?
Виктор проглотил внезапно появившуюся слюну.
— Сигарет нет. Могу предложить мятные леденцы, — и, заполняя наступившую паузу, добавил, — если только их дома не забыл, знаете, торопился…
— Не надо, — остановил его незнакомец, — признаться я хотел спросить немного другое: нельзя ли позвонить по вашему мобилу? Я возмещу расходы, я понимаю, что это дорого. К сожалению, мой что-то подвел, наверное, аккумулятор, я в этом не очень разбираюсь. Извините, что так, окольным путем…
— Да ничего, только трубы я не взял. Вещь дорогая, вдруг потеряю или обчистят. А возле леса я с детства живу, привычно как-то.
— Это точно, — ответил незнакомец и усмехнулся. — Я вижу, вы меня узнали. Вам ведь показывали мое фото?
— Фото? Я был знаком с вашим дедом. Ваш дед — Борис Галлахер, верно?
— Откуда вы знаете?
— Встречались в Вашингтоне в тридцать восьмом. Когда я ездил к президенту Лонгу, — равнодушно произнес Виктор. — А что у вас дресс-код не совпадает?
— Что? Ах, это… — и Галлахер взялся рукой за куртку, невозмутимо проглотив фразу Виктора насчет Лонга, — извините, упустил из виду. Я ведь все-таки представитель деловых кругов, а не Пирс Броснан. А вы, однако, подозрительны.
— Естественно. Кто мне даст гарантию, что это не провокация КГБ?
— Вы ждете провокацию КГБ?
— А вы не ждете? Мало ли, какие у них планы. Поймать, например, парочку иностранцев, объявить шпионами, получить награды. Тем более, после такого бэтла.
— Вас допрашивали в КГБ?
— Да. Хотя немного странно.
— Что странно? И вообще, что спрашивали?
— Все о гражданке Ласмане. Когда познакомились, при каких обстоятельствах, когда встречались, о чем говорили.
— И что вы рассказали?
— Все. Кроме самого интимного.
— Ну, значит, не все, раз вы здесь.
— Я же говорю — кроме интимного. Знаете, такое впечатление, что обо мне у них данные уже были.
— Хотите сказать, их интересовала Ласмане, а не вы?
— Да я ничего не хочу сказать, просто спрашивали о ней, взяли подписку о невыезде и больше не вызывали.
— У вас не возникало впечатления, будто покушение инсценировано?
"И этот туда же…"
— У меня каких только впечатлений не возникало. Это не могли быть ваши люди? Или конкуренты?
— Что значит "мои люди"?
— Значит, что значит. В нашей реальности в России того же киллера нанять нет проблем, были бы бабки.
— Ну, в вашей… Не беспокойтесь, ни я, ни мои компаньоны не имеют к этому никакого отношения. Но в любом случае я бы Вам не советовал задерживаться в гостеприимном Союзе.
— Советуете сматывать и побыстрей?
— Пока не раскусили. Скажите честно: вам здесь нравится?
— Скажу честно: был бы аборигеном, был бы патриотом. Для местных здесь спокойно. И даже в чем-то комфортно. Как в монастыре.
Галлахер расхохотался.
— Как в монастыре… Верно. Но вы многого не знаете. Главного. Вы не знаете, почему этой страной руководят не дураки.
— Ну и почему же?
— Это просто. Состояние постоянной угрозы.
— Что-то не чувствую.
— Ну, вам-то откуда… Вы простой советский человек, вы должны получать радость от творческих успехов и перспектив роста. Речь о верхушке этой страны. Официальную версию про сталинизм слышали?
— Да. Что-то вроде рекламного слогана. Сталин архетипичен.
— Вы слышали не все.
Галлахер вдруг пригнулся, достал маленький ножик, и срезал масленок в метре от Виктора.
— Вот этот вы не заметили… Берите.
— Нет, спасибо, он ваш. Прозевал, так прозевал. Лес большой.
Галлахер пожал плечами и положил гриб себе в корзину. "Чего он тянет?" — подумал Виктор. "Изучает реакцию?"
— Продолжать?
— Да, — согласился Виктор, — это интересно.
— Сталинизм — это значит держать держать элиту, номенклатуру, правящие круги, как вам больше нравится это называть, в состоянии постоянной угрозы. Угрозы контрреволюции, агрессии, колонизации — для большинства, а для меньшинства, которое, как у нас говорят, склонно к коррупции — еще и угроза репрессий. И большинство советской неосталинской элиты считает такие репрессии в отношении своего слоя благом. Как Корейко, который не хочет делиться с Бендером, но приходится. Потому что часть меньше целого.
— "Либо мы их, либо они — Союз"?
— Что вы сказали?
— Слышал в троллейбусе. Так сказать, глас народа с низов. Могут быть, могут быть… И как это меня касается?
— Не вас лично, а всех. Чтобы поддержать это состояние угрозы, бюрократической верхушке Союза нужна угроза извне. Ну, потому что в народную революцию трудно поверить. Хотя, знаете, народная революция — это технология, это иные способы ведения войны. То-есть, советским правителям нужны обострения, угроза войны, гонка вооружений в космосе, чтоб держать элиту под контролем. Немного напоминает Хрущева. Только Хрущев предложил партийным бонзам утопию: все грехи списываются на Сталина, социализм победил окончательно, никаких репрессий в верхушке. Чтобы удержаться у власти, он создал культ страха репрессий: дескать, держитесь за меня, доброго, а то… Ну и докатились до Карибского кризиса. А дальше вы уж, наверное, помните: Брежнев отказался от внешних обострений, сделал ставку на привычку, уклад. И советская верхушка, особенно новая поросль, стала загнивать.
— Это я помню. Вы подводите меня к мысли, что советские политики сейчас специально идут на конфликт с США и НАТО, чтобы почистить ряды? Несмотря на то, что они сдали своих восточноевропейских друзей?
— Но оно так и есть, — развел руками Галлахер. — Поройтесь в домолинии, в библиотеке… вы же умный человек. Но воевать со всем миром Союз не сможет. Чрезмерная милитаризация, подрыв экономики, народное недовольство, и — распад страны. Надо вам это?
— Полагаете, это неизбежно?
Галлахер вздохнул.
— Историю, Виктор Сергеевич, еще никому не удавалось обмануть. Вы слышали, что они Руцкого двигают? Нужна харизматичная фигура для военного конфликта. И что вы будете здесь?
— А что я буду там?
— Там? Там у вас есть пока хорошие шансы.
— Вот о них бы узнать и хотелось. Вам сообщили, что установочный диск накрылся?
— Да. Но с нашей стороны договор в силе. Миллионное состояние у вас будет.
— И что же такое я должен продать вместо диска? Или что выполнить?
В глазах Галлахера мелькнул какой-то отблеск снисходительности; он слегка вытянул губы и начал говорить тоном, каким обычно беседуют с детьми.
— Ну, ну, Виктор Сергеевич… Я догадался, что вы подумали, но, уверяю вас, ничего того, что бы шло в разрез с моралью юных ленинцев. Я частное лицо, коммерсант, деляга, как у вас иногда говорят. Мне незачем лезть в политику и дела правительств. Могу сказать сразу, что меня интересует: совершенно открытая информация, то, что печатали ваши газеты, показывали по телеканалы, вещало радио, наконец, то, что говорили обыватели. И вообще наблюдения обывательского быта. Ничто так не неизменно в нашем мире, как маленький человек, живущий личными заботами.
— И как вы будете делать из этого деньги?
— Знаете, в нашем мире это не совсем приличный вопрос. Мы с вами деловые партнеры, я покупаю у вас эту словесную шелуху, а каким образом я ее буду превращать в золото, с кем иметь дело, это мои маленькие коммерческие секреты. Бизнес немного приучает к цинизму, так что скажу прямо: мне невыгодно, чтобы у вас были альтернативные предложения.
— Монополия? А не слишком ли я буду зависеть от вас?
— Я рад, что у нас пошел деловой разговор. Мы оформим отношения юридически, вы получите правовые гарантии, и можете защитить свои интересы в суде. Подписывать контракты в предложенном виде или ставить свои условия — это тоже как вам будет угодно. Это те же самые отношения, как у автора с издателем, актера с продюсером и так далее. Сейчас вам надо спокойно, без спешки все это, как бы точнее сказать… обмозговать.
— Понятно. Вы убедились, что товар на месте и начали переговоры. Так?
— Так. И, при договоренности, мы начнем часть работы еще в Союзе. Оплату будут начислять на счет за границей.
— Хотите проверить, не подсунули вам другого человека?
— Хочу. Впрочем, мне не важно, кто вы и откуда. Меня интересует ликвидность ваших мемуаров.
— То-есть, главное, чтобы ваши партнеры верили? Постараемся оправдать. Как я могу с вами связаться?
— Мои представители свяжутся с вами сами. К Инге больше не ходите. Вам сообщили, что она уже в Германии? Не доверяет советской медицине.
— Кто сообщил? От вас должен быть связник?
— Хороший вопрос. Вы из контрразведки?
— Вы сами сказали — "сообщили". Что я должен был спросить?
— Извините, я не подумал, что у вас нет общих друзей. Что вы хотите от коммивояжера? Шпарите, как по советскому контрразведывательному словарю — представляете, я в Вене купил такой свободно у букиниста.
— Ну, раз купили, тогда вы профессионал. Хотите дам наводку? Выезд из Бежицы, магазин "Военная книга". Пароль: "У вас не найдется что-нибудь про разведчиков?" Отзыв: "Смотрите на полке в серии "Военные приключения"".
— И что дальше.
— Дальше берете, что понравится. Там и про связников, и про резидентов, и что еще там в вашем словаре.
Галлахер усмехнулся.
— Вы оптимист. В свободном мире это ценное качество. Я вижу, вас что-то смущает?
— Смущает. Инга не предупреждала об отъезде.
— Все решилось очень быстро, хотя советская сторона и пыталась… — он сделал непродолжительную паузу, — ставить палки в колеса. За ней специально присылали бизнес-джет. Это такое воздушное такси.
— Я знаю, что такое бизнес-джет. Вы лучше скажите, когда мне ждать этих ваших представителей? А то так действительно досидишь тут…
— Ну, как у вас говорят — как только, так сразу. А теперь, извините, должен откланяться.
С этими словами Галлахер-младший буквально растворился в зеленой листве — или это показалось благодаря маскировочной куртке. И еще Виктору почудилось, что улыбка этого человека какое-то мгновение еще висела сама на фоне сосен.