— Ну и как тебе?

Сквозь тонкую тюлевую занавеску просвечивал теплый туманный рассвет. Инга смотрела на него, слегка приподняв голову; ее правая рука бессильно лежала у него на груди. Стереоколонки передавали утренний концерт, и из них частой апрельской капелью падали звуки нетленного "Вернись" в обработке квартета "Электрон". Ностальгия по шестидесятым.

— Потрясающе. Ты была просто фантастична. Это… это какое-то искусство, вроде балета.

— Могу написать книгу о вкусной и здоровой пище. Поможешь? Хотя в Союзе все равно не издадут.

— Я одного не пойму: почему же ты одна при таких талантах?

— Наверное, это расплата.

— За что?

— За тех, кого оставила. Давай не будем это уточнять… У тебя на сегодня какие планы?

— В диагностический, сдать все для медсправки.

— Это обязательно надо. Нельзя, чтобы у тебя были конфликты на работе.

— Ну, у меня их собственно и нет.

— Постарайся быть особо осторожен. Тебе сейчас очень важна идеальная репутация. Все остальное мелочи.

— Кого и чего мне следует бояться?

— Себя. Бойся быть не таким, как остальные. Потом все поймешь. А пока у нас еще есть время…

"Последнее время сплошные загадки", — размышлял Виктор, складывая диванчик. "Монета, пуля, нарк, неожиданно отбросивший коньки, этот мутный Мозинцев, невесть откуда берущий паспорта… Иван пишет на бумажке — кто-то подслушивает? Перестановки в правительстве — где логика? Хотя откуда там вообще бывает логика… но здесь-то? Даже Инга… она тоже как-то непонятно, немотивированно. Испугалась монеты? Кстати, где она?"

Виктор пошарил рукой в кармане: монета оказалась на месте, и все та же надпись Ц.И.Б.Р. не только виднелась, но и чувствовалась пальцами на ощупь.

— Слушай, а чего ты так испугалась этой монеты? — спросил он, показавшись в дверях кухни.

— Какой монеты?

— Вот этой, — Виктор вновь показал ей странную трешницу. Инга равнодушно покосилась на нее, и продолжила делать бутерброды.

— А, ты вчера показывал. Я уже забыла. Я их собираю только для аппликаций.

"Ясно, что ничего не понятно", — решил Виктор и убрал медный кружок.

… Народу в диагностический, несмотря на бесплатность здешней медицины, было даже меньше, и в основном пенсионеры.

— Так в заводских в основном проходят, — пояснила Виктору старушка в очереди в один из кабинетов, — сейчас там и диагностика и профилактории. Только заводские по выходным не всегда, вот сюда часть и идет.

Из работяг с Виктором по кабинетам ходил молодой помощник машиниста депо Брянск-второй; в железнодорожной устроили ремонт и народ временно распихали по другим медучреждениям. Они разговорились от нечего делать: у Виктора попутно мелькнула тайная мысль, нет ли возможности что-то продвинуть в этой отрасли.

— А как сейчас, техника-то обновляется? — осторожно закинул он удочку.

— Ну а чего ей не обновляться? — ответил поммаш. — В год на дороги одних тепловозов две тысячи секций идет. Вот раньше, скажем, мы на Рославль "ласточками" тянули, потом "машки" пошли… а теперь у нас "субмарины" тянут, луганки бесколлекторные, одна секция вместо двух, восьмиоска. Сцепление-то раза в полтора выше, там компьютерная система регулирует. Не боксует, ничего, сидишь себе отдыхаешь, и экономия топлива не то, что на старых по уши в мазуте. Да вот, поначалу экипажники здорово матерились, но потом-то поняли: это же интеллигентная машина! С ней совсем по другому надо! Потом догадались заводской сервис организовать гарантию. Раньше же как: если приемка чего проморгает, заводу дальше трава не расти, а теперь они у нас сами за свой брак расплачиваются, так заводчане совсем по-другому работать стали! Я вот говорю, теперь новая машина приходит — это подарок, ее только в целлофан завернуть и любимой девушке. Ну и ездить — знаете, какая там кабина? Я на "фантомасах" уже не могу кабиной назвать. А на старых вылах вообще сортир, а не кабина! Вот вы скажите, почему на старых электровозах кабина хуже, чем на тепловозах, трясет, шума больше, хоть дизеля нет? Одна же страна, одни ученые…

— А их разные министерства делали. Ведомственная разобщенность.

— Да, похоже… На романовских локах-то один стандарт. И тихо, и идет плавно, не заматываешься так, в жару кондиционер, холодильник… Старики на пенсию уходят, нам завидуют — говорят, только и работать сейчас. Вот…

— Ну, наверное, обучают осваивать новую технику?

— А как же? Вон недавно опять на повышение квалификации гоняли. Между прочим, про европейскую реформу железных дорог рассказали… Только такая у нас никогда не пойдет.

— А почему не пойдет?

— Ну как же, — помощник удивился, что сидящий перед ним взрослый человек не знает такой простой вещи, — у них там железная дорога теперь ориентируется только на прибыль, на рынок. У них проблема — государства маленькие, и надо как-то дороги объединять, вот общий знаменатель и придумали. А у нас почему не пойдет, — у нас, оказывается, еще при царе, с самого начала для чего дороги-то строили? Для развития промышленности. Поэтому нельзя ее только под прибыль, под рынок затачивать, нужно, чтобы она провозную способность обеспечивала и тарифы не сильно завышали себестоимость продукции предприятий, вот. Если делать ее только для рынка, то железная дорога будет, конечно, будет, а промышленность сдохнет, может, не вся, но… Вот как это объяснить? Вы, скажем, какой профессии?

— Компьютерщик.

— Хорошая профессия, у меня братан компьютеры делает на заводе, а я вот — на железку… Так вот: это все равно, что вы кабеля, что вы компьютеры в сеть соединяете, коммутаторы и все прочее там, сделаете отдельным предприятием, а сами вот эти сервера, терминалы — это вроде само по себе, так работать будет, али нет?

— Нну… В общем, так не делают.

— Во. И я говорю: так не делают. Ну, моя очередь. Всего!

Вот тебе и ленинская мечта о кухарке, управляющей государством, подумал Виктор. Ну, помогала, положим, не кухарка, но и не из этих "профессиональных политиков", которым с личным бизнесом вне этой политики не задалось. У парня государственный подход есть. Пока у нас каждый маленький человек не будет мыслить, как если ему наше государство вверено, сказал себе Виктор, никакой демократии не будет. Будет цирк с флажками и обольщение имиджем и сувенирчиками к выборам, типа засыпать яму на дороге за деньги, собранные с населения же. Демократия — это не когда народу иногда делают то, что он просит или даже требует. Демократия — это когда народу никогда не смогут сделать то, чего он не хочет, прикрываясь словами "вы же нас выбирали, вы теперь должны доверять". И в этом плане европейский опыт нам ничего не дает. Евросоюз — это тюрьма народов, где страну, которая захочет жить по-своему, лишат инвестиционной пайки.

…Из центра Виктор вышел к обеду. Распогодило и хотелось перекусить. Студенческая столовка была направо через пол-остановки.

Он впервые обратил внимание на брянский Кремль. На московский тот был совсем не похож, а скорее, напоминал Пентагон. За двухметровым кирпичным заборчиком виднелись длинные желтые корпуса с высокими потолками, но не выше пяти этажей с мансардой, покрытой темно-вишневой металлочерепицей; эти корпуса образовывали что-то вроде замка, сходство с которым усиливали угловые трехэтажные надстройки в виде башенок с гербами СССР на круглых медальонах. В этом был свой резон — в таких зданиях по кабинетам больше ходишь по горизонтали, меньше утомляешься и меньше теряешь времени, ожидая лифт. Архитекторы избежали соблазна нагородить стеклянных фасадов, столь непрактичных в нашем суровом климате; вместе с тем они и не ударились в попытки копировать сталинский стиль, что можно увидеть в некоторых наших бизнес-центрах. Декоративных украшений почти не было, лишь длинные ленты стен, отделанных песочно-желтыми вентилируемыми панелями, зрительно чуть приподымали вертикали простенков между окнами. Небольшой кусок центральной части фасада в районе главного входа украшали пилястры, отделанные плитами из темно-красного гранита и увенчанные чем-то вроде портика, на котором красовался герб СССР, а выше, на шатре небольшой башенки, развивалось алое полотнище государственного флага. Пилястры как бы опирались на немного выступающий вестибюль, отделанный тем же темно-красным гранитом. Здесь был пешеходный вход, прикрытый, начиная от проходных, прозрачным пластиковым сводом от дождя и снега; машины же заезжали на территорию через боковые ворота со стороны Седьмой Линии и сразу сворачивали на подземную стоянку.

Глядя на административный комплекс, можно было подумать, что архитекторы получили указание одновременно показать как величие государства, так и то, что оно действует в некоторой тени: отсюда и забор, и полоса елей за ним, и некоторая приземистость комплекса по сравнению с застройкой Летного Поля, где неподалеку возвышалась футуристическая стеклянная башня Медиадома.

Он уже хотел идти к столовке, но вместо этого, сам того не ожидая и повинуясь какому-то неосознанному импульсу, повернул влево и быстро зашагал мимо старой лыжной базы к Кургану. В лицо пахнуло встречным ветром.

Он без труда нашел место, где стояли они с Ингой три дня назад. На коре осины, чуть выше головы, белела свежая царапина, в глубине которой ясно виднелась будто высверленная по касательной прямая борозда.

Видимо, на место происшествия тянет не только преступников.

Виктор огляделся. Было как-то неуютно на этом пятачке-уступе посреди мелового откоса, густо заросшего осинником, березой и кленами, но он не стал возвращаться, а попытался прикинуть направление, откуда могли стрелять и затем, аккуратно, стараясь не споткнуться на сырых желтых листьях, устлавших траву, начал спускаться вниз по едва заметной тропинке. На дне оврага тропа обрывалась и валялись кучи бурелома, пришлось идти зигзагом, и Виктор опасался только того, что он собъется с направления. Добравшись до противоположного склона, он увидел на гребне небольшую площадку, где уже устроились две компании студентов на пикнике: очевидно, что в праздник тут было бы еще больше свидетелей. За площадкой земля снова уходила вниз и начиналось другое ответвление оврага — для Соловья-Разбойника, похоже, здесь было идеальное место. Тогда он обернулся, чтобы попробовать найти место, с которого было бы хорошо видно дерево с царапиной, но место, где они стояли с Ингой, утонуло среди густой зелени высоких деревьев, по которой осень уже разбросала легкими оспинами желтые мазки.

Либо с этой площадки кто-то случайно выстрелил из подгулявшей компании, и тогда им с Ингой здорово повезло, либо стрелок мог видеть сквозь листья, но о существовании эльфов в Соловьях Виктор никогда не слышал, либо, наконец, выстрел сделали со стороны аллеи и стрелок тут же скрылся, но тогда неясно, почему их обоих не ухлопали с близкого расстояния. Во всяком случае, сегодня здесь на него никто не охотился. Сделав беззаботный вид, он направился по тропе вдоль склона оврага, которая вскоре привела его к старой лыжной базе. Можно было со спокойной совестью идти в столовку.

Пока Виктор, сидя в полупустом зале, уминал ленивые голубцы, в голову ему сама собой пришла одна догадка.

Ц.И.Б.Р. мог расшифровываться как "Центральный Имперский Банк России". Это словосочетание как-то сразу показалось ему естественным и удачным для монеты. Монету чеканит банк, двуглавый орел — это империя. Здесь кто-то из третьей реальности? А почему бы и нет?

"Ну допустим, а что дальше?" — подумал он. "Надо войти в контакт с этим попаданцем? Или ликвидировать? Или он хотел ликвидировать меня? От этих домыслов можно каждого куста бояться. Почему Инга испугалась? Все что-то знают, и делают вид. Этак и крыша поедет."