Эпилог
Неправильные ответы

Оказывается, мои опасения насчет войны с крымским ханом напрасны, поскольку замыслы у парня куда грандиознее и… бредовее. Государь решил на деле доказать Сигизмунду, что он непобедимый кесарь, и, свалив его, самому усесться на польский трон.

Именно поэтому он и отказался от руки его сестры, предпочтя Анне Марину Мнишек. Именно для этого он и торопился со свадьбой, собрав на нее чуть ли не всех польских удальцов, пребывавших в оппозиции к королю.

Да и война в Эстляндии тоже являлась частью его замысла. Во-первых, эти победы над шведами должны окончательно уверить оппозиционеров в мощи русского оружия, а во-вторых, не зря он настаивал именно на захвате городов, принадлежащих Речи Посполитой. Теперь внимание Сигизмунда будет устремлено на север и отвлечено от концентрации русских войск на юге, которые якобы нацелены на татар. Вот только близ Путивля они резко устремятся не по Изюмскому шляху в Крым, а повернут на запад.

Вообще-то расчет был хорош. С юга дорога до Кракова и Варшавы не самая близкая, но зато на пути Дмитрия окажется Украина вместе с беспокойными сечевиками из Запорожья, да и Черниговщина вместе с Киевщиной поставят немало добровольцев в его армию. А далее Волынь, где оппозиционный дух тоже весьма силен – не зря Дмитрий отправил кучу подарков во Львовское православное братство.

– И тебе местечко подле меня сыщется, – заверил государь. – Конечно, первым воеводой большого полка я тебя поставить не смогу, но будешь со своей гвардией при мне, как бы в запасе, на крайний случай. Но он навряд ли приключится, потому как…

Оглянувшись на дверь, он понизил голос и принялся рассказывать дальше.

Да уж. Шансы на успех действительно имелись, притом весомые, учитывая поддержку «пятой колонны», то есть шляхтичей, недовольных засильем иезуитов. Не думаю, что Дмитрий врет – скорее всего, он через своего тестя Юрия Мнишка и его родичей и впрямь заручился поддержкой краковского воеводы Николая Зебжидовского, подчашия Великого княжества Литовского Януша Радзивилла, известного авантюриста Станислава Стадницкого, прозванного Ланцутским Дьяволом, и прочих. Да что там говорить, коли к заговору подключился даже королевский секретарь, он же староста добромильский, мостицкий и вишенский Ян Феликс Гербурт.

Во время приближения русских войск заговорщики обязались созвать съезд шляхты, на котором составить требования королю, причем такие, которые Сигизмунд не сможет принять, после чего провозгласить бескоролевье и следом за этим поднять бунт…

Мои попытки посеять в Дмитрии сомнения, например, касаемо мятежа – вдруг шляхта в самый последний момент побоится и не станет предпринимать ничего из обещанного, рассыпались, когда я с удивлением услышал, что пугаться им нечего. Оказывается, такого рода рокош, как у них называется вооруженный мятеж, узаконен еще тридцать лет назад королем Генрихом.

– Токмо не тем, который ныне на французском троне, а тем, который… – зачем-то начал пояснять государь, хотя какое это имело значение.

Меня куда сильнее интересовало совсем иное – как убедить Дмитрия, что даже при условии победы и занятия его войсками Кракова с Варшавой это как раз тот случай, когда успех обойдется куда дороже поражения. Ведь вариантов последующего правления немного – всего три. Либо менять все на русский лад, чему, несомненно, воспротивится вольнолюбивая шляхта, либо переставлять все на Руси на польские рельсы, а это в первую очередь означает вольницу для бояр, которых и без того еле-еле удается держать в узде. Ну а третий – оставить все как есть – Дмитрию навряд ли позволят, очень уж соблазнительны для восточных подданных вольности западных.

Мало того, в перспективе это сулило не просто бунт, но народное восстание, поскольку в Речи Посполитой условия жизни крестьян куда хуже, чем на Руси. Достаточно сказать, что у поляков давно введено крепостное право, так что Иван Болотников поднимет народ не за Дмитрия, а против.

«Если скрестить ежика и гадюку, родится два метра колючей проволоки», – вспомнился мне старый анекдот. Но в нем дело обошлось хотя бы проволокой, а вот в жизни все будет гораздо трагичнее и кровавее.

– А про вотчины близ Крыма я тебе не лгал, – заметил государь, неверно поняв мое молчание. – Представь силищу, коя будет у меня в руках после объединения держав. С нею мы не токмо татар одолеть сумеем, но и туркам хвосты накрутим. Я в «Государе» у Миколы Макивели чел, что хоть султана и тяжко одолеть, но зато потом править там проще простого. Хошь быть первым воеводой в Царьграде?

Я отчаянно замотал головой:

– Мне и на Руси хорошо. А что до твоих планов… Давай обсуждать все по очереди и начнем с Речи Посполитой. Ты вот тут Макиавелли упомянул. Но он же пишет о том, что если завоеванная страна сильно отличается от унаследованной по языку, обычаям и порядкам, то удержать власть в ней будет весьма трудно.

– А я иное чел. Мол, успех завсегда возможен, токмо для него требуется большая удача и большое искусство, – резко ответил Дмитрий, разочарованный моей реакцией на его радужные планы. – Про мою удачу ты ведаешь сам, а про искусство… Ты, поди, мыслишь, что я не так умен, как ты. Может быть. Но согласись, что и я чего-то стою, к тому же у меня будет под рукой не пять тысяч, как у тебя, но в двадцать раз больше. Неужто я настолько хуже, что…

– Речь велась не о победе, а о том, что будет дальше, – возразил я. – В Речь Посполитую нетрудно проникнуть, вступив в сговор с недовольными королевской властью, среди которых всегда уйма охотников до перемен, но вот потом… Поверь, что они же и возглавят новую смуту, потому что удовлетворить все их притязания ты не сумеешь. Кроме того, не следует забывать, что в единой стране под единым скипетром тебе придется унифицировать закон, который тоже должен стать единым, и тогда… Помнится, еще до отъезда в Эстляндию я тут повстречался с одним боярским сыном, так он мне славные вирши прочел. Мне в них особенно две строки запомнились: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань».

– Мыслишь, худо будет?

– Мыслю, государь. Если скрестить барса со змеей, непременно родится дракон. Дракон мятежей и бунтов, причем как знати, так и черни. Оно тебе надо? Поверь, уж слишком разные государства: Русь и Речь Посполитая. Совсем разные. И во всем.

– А может, и хорошо, что разные, – оживился он. – Доброе переймут друг от дружки, а худое забудут.

– Древние философы сказывают иное: «Дурной пример заразителен». А вот про хороший они ничего не говорили. Видать, нечего было. И как ты в этом случае на двух тронах сразу?

– А ты бы сам как? – выпалил он и жадно уставился на меня в ожидании ответа, но я его разочаровал:

– Себя я ни на одном не представлял и не представляю, да и не желаю того…

– Отчего ж?

– Хлопот слишком много, – честно пояснил я. – А антураж, то есть пышный титул, почести, слава и все прочее, меня не прельщает – слишком дорого за них придется платить. Так что отказался бы сразу, не раздумывая. Опять-таки у тебя трон уже есть, так зачем тебе второй? Седалища-то хватит? А вера? Православные католиков величают погаными, католики православных поделикатнее, схизматиками, но тоже не жалуют. И как ты их мирить примешься? Ведь едва только…

– Ты памятаешь ли, как советовал мне надуть римского папу? – перебил меня государь.

Я опешил. В огороде бузина, а в Киеве дядька. При чем тут обман римского первосвященника и… Мой собеседник не торопился, ожидая ответа. Губы его растянулись в загадочную ухмылку. Таинственный прищур глаз тоже не сулил ничего хорошего.

– Ну-у памятаю, – хмуро откликнулся я. – Только при чем тут…

– Мне на оное письмецо из Рима ответ прислали. Мол, одобряют и всякое прочее. Особливо про отмену родовых заслуг и приближение годных и верных, да еще об учебе народа. Ну и с титлой тоже посулили.

Я презрительно усмехнулся:

– Такой большой, а в сказки веришь.

– Нет-нет, ты допрежь послушай, – заторопился он. – Ежели б брехать учали, то враз все посулили, без всяких оговорок, а они всурьез сказывали. Дескать, московский царь на такую титлу прав не имеет, ибо кесарь яко папа римский, то есть един во всех землях, и коль уже имеется один, другому не бывать. Одначе ежели приму унию, то, памятая о том, что ныне в неметчине ересь большие корни пустила, Рудольф ихний может свое кесарство утерять, и тогда они расстараются. А к письмецу еще кой-что приложили. – Он весело хихикнул. – Дескать, не горячись излиха, государь, дабы раньше времени голову не потерять. А чтоб ты по уму действовал, вот тебе советы наши. Ежели будешь исполнять, яко мы тебе тут отписываем, то все будет хорошо.

Я еще не понимал, к чему он ведет. Поначалу мелькнула в голове догадка, но я отогнал ее в сторону – уж больно дикой она мне показалась. Не безумец же Дмитрий, чтобы решиться на ТАКОЕ! Однако, как выяснилось чуть погодя, именно она и оказалась верной, поскольку Дмитрий, понизив голос до шепота, заговорщически выдохнул:

– Ты-то в православии всего ничего, потому тебе оное сказывать можно, поймешь и на дыбки не взовьешься. Так вот, замыслил я опосля того, как Жигмонта с трона спихну, и впрямь унию учинить.

– Чего?! – Я решил, что ослышался.

– Унию, – повторил Дмитрий и торжествующе улыбнулся.

– Ты в своем уме, государь? – тихо спросил я, растерянно моргая.

Новость была настолько ошеломительной, что на какое-либо возмущение сил у меня просто не было – все ушло на безмерное удивление.

Дмитрий выдержал паузу и пояснил:

– Да ты не помысли, будто я вовсе обезумел. Знамо дело, не враз. Тут спешка ни к чему. Допрежь всего надобно татар одолеть да туркам хвоста накрутить, а уж опосля…

– А теперь послушай меня, – бесцеремонно перебил я его и приступил к раскладу. Был он коротким, но емким, содержащим всевозможные беды, жуткое побоище, а в конце развал обоих государств.

Дмитрий слушал молча, не перебивал, но выражение его лица мне не нравилось – очень уж равнодушное. Полное ощущение, что он меня слушает, но не слышит. А ближе к финалу моего рассказа он и вовсе резко оборвал меня на полуслове, заявив, что мы вообще-то уединились тут не затем, дабы обсуждать перспективы предстоящего похода на запад, который давным-давно решен, после чего, вопросительно уставившись на меня, напомнил:

– Ты недосказал о покушении на тебя и царевича. Так что там стряслось-то? Где напали, сколько? Бояре были среди них али токмо ратные холопы? Годунова не ранило ли?

Та-ак, значит, все мои слова для него как об стенку горох. И, судя по нулевому результату, мне и в будущем навряд ли удастся уговорить его изменить свое решение.

Что ж, выходит, я получил от государя все, что требовалось. Правда, мне хотелось задать ему совсем не те вопросы, но не в них суть. Главное, что ответы оказались в корне неправильными. Парень явно закусил удила и готов нестись вперед сломя голову. И беда в том, что помимо него в этой неудержимой скачке вперед и только вперед погибнут десятки тысяч. Увы, но, когда вожак ведет лошадей в пропасть, есть лишь одно-единственное средство спасти табун…

– Бояр там не было, а царевич остался невредим, – спокойно ответил я. – Излагать остальные подробности нынче уже поздно. Пожалуй, лучше всего будет, если я завтра же отправлю всех, кто выжил из нападавших, Басманову, а он их допросит вместе с теми шептунами, которых арестовал в Москве.

Дмитрий на секунду призадумался и… согласился, добавив:

– Все равно обвинить меня ни в твоей смерти, ни в смерти Годунова бояре теперь не смогут, верно?

Я согласно кивнул.

– Тогда послезавтра мы ими всеми и займемся или… лучше после Прощеного воскресенья. – Он хихикнул. – Устроим кое-кому Великий пост. – И он весело толкнул меня в бок, предложив: – Пойдем, тоже поиграешь с нами в жмурки.

– Устал, государь, – отказался я. – Считай, с самого утра на коне, да и завтра денек тоже обещает быть суматошным.

Дмитрий присвистнул.

– Ну-у как знаешь, – протянул он с легким разочарованием и… поспешил удалиться.

Я посмотрел ему вслед, прощаясь. Жаль, что так получилось. Честное слово, искренне жаль. Но пусть лучше погибнет один вожак, чем целый табун. И я подался обратно в свой терем – завтрашний денек и впрямь обещал быть суматошным, так что лучше к нему подготовиться как следует…