12 Съезд, часы и экономика
В марте 1966 года подготовка к XXIII съезду КПСС перешла в последнюю, завершающую стадию. Стоило кому-то вместе покурить, или вместе выйти из лифта, слухи об этом распространялись быстрее звука. Вот, к примеру, утром Семичастный звонил, кроме прочего рассказывал:
— Говорят, вчера Брежнев Мазурова на охоту звал…
— Это в марте-то?!
— Ах-ха-ха, вот и Кирилл от удивления даже возразить толком не смог.
История творилась на глазах. Казалось, весь ЦК перешел на круглосуточную работу. Подковерные схватки вспыхивали непредсказуемо, и оказаться в нужный момент вдали от ищущего взгляда начальника подчас означало прощание с карьерой. О главных претендентах и говорить нечего, иной раз пять минут экспромта могут дать больше, чем года планомерной осады. Так что Шелепин не раз добрым словом помянул устроителей кабинета, не забывших отдельную комнату отдыха с удобной кроватью, да вместительный холодильник. Завотделы вытаскивали из недр шкафов раскладушки или кемарили в креслах, прочие довольствовались обычными стульями, составляя их в тесный ряд.
Звонок внутреннего телефона, опять Денис, референт.
— Александр Николаевич, тут Жаворонков принес очередную сводку по обращениям трудящихся в КПГК. Занести сейчас или уже завтра?
— Давай, посмотрю. Завалил он нас своей аналитикой… И сделай, пожалуйста, кофе опять!
Ничего путевого к семи часам в голову не приходит, спать рано. Практической пользы от этих данных все равно нет, Комитет партийно-государственного контроля скатывается в бессмысленную говорильню. Даже пары десятков серьезных дел поднять не удалось, почти три миллиона человек работает едва ли не вхолостую. Мелочи, отписки, всякая чепуха. Крепко приучились не выносить сор из избы в партии. Только от Жавороновского центрального бюро жалоб и предложений отдача неплохая, потому как трудящиеся туда обращаются напрямую, минуя длинную цепочку ответственных секретарей.
Правильно Леня осенью предлагал упразднить комитет, ничего не скажешь. Тогда не согласился, приходится сейчас тянуть этот бессмысленный воз. Впрочем, недолго осталось, после съезда устроим вместо КПГК наполовину декоративный комитет народного контроля. Можно будет с пользой использовать для точечных, локальных действий. Жаворонкова и поставим председателем, в помощь дадим Пашу Кованова. Сам он не справляется уже сейчас.
Шелепин удовлетворенно отхлебнул из большой кружки кофе и откинулся в кресле. Настоящая "робуста", референт наловчился варить не хуже вьетнамцев. И не забывает, паразит, про сыр с маслом на батоне, от такого блаженства никакая диета не способна оторвать.
Далеко не первый раз Александр Николаевич принимал участие в съезде, да и не сильно это центральное мероприятие партии отличалось от бесконечной череды комсомольских и партийных сборищ. Прекрасно понятны все подводные камни. Десяти лет не прошло, как сам ловил за рукав заблаговременно назначенных докладчиков, согласовывал в деталях вопросы, тезисы, лозунги… Вплоть до интонаций. Но в данном случае ситуация никак не хотела укладываться привычные рамки.
Если ориентироваться исключительно на устав, то можно видеть вполне понятные и демократические процедуры, ничем особым не отличающиеся от подобных мероприятий в большинстве стран мира. Сперва партийные организации выбирают делегатов на съезд, который является высшим органом руководства. Собравшиеся делегаты-коммунисты избирают состав ЦК. Согласно уставу, тайным голосованием по каждой кандидатуре в отдельности. Затем, вновь избранный ЦК должен собраться на Пленум, там выбрать первого секретаря, Президиум, и прочие органы оперативного управления.
Вот только реальность сильно отличается от писанных правил. КПСС является единственной партией в стране, и напрямую руководит не только правительством, но и вообще всем народным хозяйством. Соответственно, любая карьера в обход КПСС исключена, даже беспартийный начальник цеха будет белой вороной, об уровне директора завода и говорить не стоит. Подобная фильтрация происходит в течение жизни чуть ли не двух поколений.
За такое время успела выстроиться четкая, дисциплинированная иерархия работников партаппарата. Не стесняющиеся высказывать свою точку зрения коммунисты перевелись еще на XVI съезде, когда была разгромлена правая оппозиция. После этого дискуссий на съездах не возникало, они проходили скорее как хорошо срежиссированный спектакль.
Что будет, если через пару недель одна из группировок резко раскачает лодку, не мог предсказать никто. Серьезные разногласия внутри Президиума вполне могут привести к осознанию пятитысячной толпой своего немалого значения и права на реальный выбор. Это непривычно и страшно. Всего-то достаточно потребовать реального и вдумчивого соблюдения устава, с его практически безграничными возможностями к дискуссиям и тайным голосованием по каждой отдельной кандидатуре. Стоит остановить конвейер единогласного голосования по заранее выверенным в подковерных битвах спискам и вопросам, и кто знает, чем все закончится.
По докладу мандатной комиссии, на XXIII-й съезд КПСС было избрано 4943 делегата, из них 4620 с правом решающего голоса. Правило – один делегат от 2,5 тысяч членов партии.
Эту опасность понимали все, и не горели желанием выносить на такой уровень разногласия внутри Президиума. Да что там, даже Пленум ЦК не стоит слишком глубоко посвящать в суть происходящего. Вот только чуть ли не впервые с начала 30-х годов добиться монолитного единства не удавалось.
Шелепину не нужно было заглядывать во много раз перечерканные листочки на столе. Он только подтянул поближе кофе, вооружился свежим бутербродом, и вытянул ноги, еще сильнее откинувшись в кресле.
Из двенадцати членов Президиума ЦК сложились следующие группировки.
Во-первых, сильный центр, выступающий за спокойствие и стабильность. Это Брежнев, Суслов, Кириленко. При внешней малочисленности и слабости, их позиции непоколебимы. Как действующий первый секретарь ЦК КПСС, Леонид Ильич успел проявить себя как неплохой, но не слишком строгий хозяйственник. Это очень устраивало секретарей обкомов. Искать иного руководителя они не собирались, а известного своей твердостью и принципиальностью Александра Николаевича прямо опасались. Особенно заметно это было на уровне секретарей республик после истории с Грузией. Кто на самом деле стоит за историей, закончившейся самоубийством Мжаванадзе, было известно всем.
Во-вторых, «свои». Косыгин, Мазуров. К этой группе тяготели Демичев и Полянский. Первый поневоле был на стороне Шелепина после истории с отстранением Шелеста, второй всегда был в прекрасных отношениях с Косыгиным и менять точку зрения не собирался.
В-третьих, на пенсию по состоянию здоровья собирался Шверник, ему было уже наплевать на всех. Подгорный «потух», смертельно обиделся на всех, да еще по слухам начал пить горькую. Последнее время он даже не приходил на заседания Президиума. Микояну также пророчили пенсию после его нерешительной, но заметной поддержки Хрущева, хотя он продолжал относительно успешно лавировать между основными игроками. Крепкий политический долгожитель, рекомендованный в наркомы еще Каменевым в начале 20-х, Анастас Иванович обладал колоссальным авторитетом среди рядовых партийцев. Но среди нового поколения партаппаратчиков ЦК он выглядел сущим динозавром, и не пользовался их особо поддержкой.
В стороне от этой борьбы стоял Геннадий Иванович Воронов. Он неприязненно (мягко говоря) относился к Брежневу, считая его неумным и слабым организатором. Но при этом почти ненавидел «комсомольцев», считая их лидера опасным сталинистом, мечтающим об возвращении авторитарных времен. Последние политические маневры Александра Николаевича не смогли ни на йоту поколебать этой позиции.
В отличии от РИ в члены Президиума введен П.Н.Демичев, и выведен П.Е.Шелест.
Среди кандидатов в члены Президиума можно было твердо рассчитывать на содействие Устинова. Щербицкий обещал нейтралитет или даже поддержку при условии перспектив на членство в Президиуме, он почти в открытую заявлял о своей готовности присоединиться к любому победителю. При своем невысоком кандидатском статусе, он был первым секретарем второй по величине республики, и его позиция могла изменить многое. Гришин и Рашидов однозначно поддерживали Брежнева, впрочем, это не страшно. Последний кандидат, Ефремов, слыл большим другом Хрущева. Во время смещения он оказался на Ставрополье, там и задержался надолго в качестве первого секретаря крайкома.
От мыслей оторвал очередной звонок.
— Александр Николаевич, к вам товарищ Косыгин.
— Пусть проходит! — И через секунду, — кофе еще сделай!
Шелепин встретил гостя на полпути к дверям, крепко пожал руку. Присели за приставной стол, напротив друг друга. Едва коснувшись стула, Косыгин зло вытолкнул в лицо в собеседника язвительные слова.
— Что, Саш, проигрываем?
— Да ну, переплюнь! — Шелепин и на самом деле сплюнул за спину.
— Вот тебе последняя новость, — Алексей Николаевич устало потер лоб. — Воронов только что решился поддерживать Брежнева.
— Черт! Он же намекал… — от неожиданности Шелепин аж привстал, уперевшись ладонями в стол. — Ты с ним сам разговаривал?
— Вот только что от него. — Премьер поджал губы, которые отчеркнули устало обвисшие щеки, — поставил вопрос ребром, зря быть может…
— Прямо так и сказал?
— Еще попенял ехидно, дескать, пожалеешь, старый хрыч, что с Шелепиным связался.
Это была вполне серьезная угроза. Геннадий Воронов занимал одну из ключевых позиций как Председатель Совета Министров РСФСР. Формально Косыгин, как премьер СССР, был «главнее», но влияние Воронова на директорский корпус нельзя недооценивать.
Референт постучал, просочился беззвучной тенью, поставил на край стола поднос с кофе и съедобными мелочами. Алексей Николаевич приблизил чашку к лицу, подул, втянул крохотный глоток.
— Кипяток совсем, — опять подул, потом втянул аромат. — Все еще вьетнамская "робуста"? Отпусти Дениса на неделю, пусть научит моих охламонов правильно кофе варить.
— Не верит мне Гена, вообще. — Не стал уходить от темы Шелепин. — Если б не его антипатия к Ильичу, не разговаривал бы даже.
— Саша, с ним у Брежнева будут четыре голоса. Или даже шесть, если уговорят Микояна и вовремя найдут трезвого Подгорного. В такой ситуации я не поручусь за Демичева и Полянского. И так Диме Андрей Кириленко каждый день по мелочам всяким звонит.
Решения в Президиуме принимались единогласно. Однако, была хорошая традиция меньшинству соглашаться с мнением большинства.
— Не надо мне это объяснять! — повысил голос Шелепин. — С осени хожу вокруг, ни по хорошему, ни по плохому не выходит.
— Подумал насчет Петра? — Косыгин примиряюще отпил длинный глоток чуток остывшего напитка.
— Много раз… Вредный шаг, вот только иных вариантов не остается.
— Что ж. Тогда ты знаешь, что делать. — Премьер поставил кружку и поднялся. — Не буду отвлекать.
Время клонится к восьми вечера. Но откладывать нельзя, мало ли какие шаги предпримет за ночь определившийся с выбором Геннадий Иванович. Придется разговаривать прямо сейчас, и возможно ехать в М-Град. В руку опять трубку:
— Денис, найди мне срочно Петра, ну, который из «Интела».
— Что ему сказать?
— Пусть едет на работу, и там ночует. Чтоб был как штык! Возможно, мне придется приехать.
— Хорошо!
Следующий телефонный аппарат из стоящего на столе небольшого стада, на сей раз главный, вертушка. Ох, как не хочется набирать этот номер…
— Воронов у аппарата.
— Геннадий, здравствуй еще раз, — без паузы, чтоб не нарваться на грубость. — не против, если я сейчас зайду на пару минут?
— Все что нужно, уже сказал Алексею. — холодно возразил собеседник.
— Это совершенно иная тема. Ты помнишь девушку Нину из Перми, в 32-ом году?
На несколько минут в трубке повисла пауза. Наконец, когда Александр Николаевич уже был готов ее разорвать вопросом, Геннадий Иванович ответил заметно севшим голосом.
— Приходи. Расскажешь, что опять нарыл!
Резко, как бросаясь в холодную речную воду родного Воронежа, Шелепин открыл сейф и достал HTC Legend, включил, не удержавшись, бросил взгляд на сменяющиеся картинки экрана, убрал в карман. Добавил бумажник Петра с документами из будущего. Проворчал про себя – «словам, значит, не веришь», и пошел навстречу тяжелому разговору.
…Уговорить товарища Воронова своими глазами посмотреть на артефакты и правнука собственной персоной оказалось не слишком сложно. Любопытство страшная сила, невозможно устоять после того, как повертел в руках маленькое чудо электроники будущего. Тем более Шелепин не требовал ничего взамен, даже сохранения тайны. Зачем бояться доклада на Президиуме? Катастрофы от этого не случится. Впрочем, Александр Николаевич готов был спорить на что угодно – Геннадий лишнего никому не скажет. Не первый день в ЦК, понимает, какой козырь получает в руки.
Гораздо сложнее было его убедить в правдивости истории будущего. Еще по пути, за поднятой водительской перегородкой, в ход пошли паспорт, водительские права, деньги, включая пару двадцаток евро, кредитки. Для мистификации это было явно чересчур, но окончательно Геннадия Федоровича добил уже опробованный на Косыгине прием, а именно кино «Жмурки». Хотя Геннадий Иванович и отказался узнавать в одной из ролей уже известного в СССР Никиту Михалкова, но… Черты его отца, Сергея Михалкова, вполне проглядывали за образом «Михалыча».
На обратном пути времени на рассказ о будущем не хватило. Водителю пришлось несколько часов неторопливо скользить черной громадой лимузина по улицам засыпающей столицы. Ребята в «Волге» охраны, похоже, успели проклясть свою работу и неосмотрительно выпитый из термосов кофе. Но собеседникам было не до этих мелочей.
— Ладно… Крепко ты меня повязал. — Воронов наконец признал неопровержимость аргументов. — Многие в ЦК знают про это?
— Косыгин и Семичастный в курсе полностью. Устинов частично.
— Целый год скрытничал… Не реши я сегодня…
— Чего же ты хотел?!
— Нельзя так, — Геннадий Иванович судорожно пытался собрать мысли, и это было хорошо заметно со стороны, — и что ты теперь собираешься делать?
— Теперь – что с этим собираемся делать мы. — Шелепин сделал акцент на последнем слове.
— Мягко ты Саша стелешь…
— Разве есть другие варианты?
— Хорошо, — товарищ Воронов тряхнул головой, пытаясь прогнать лишние в данный момент мысли, и посмотрел на Шелепина, — мне нужно знать твои планы.
— Для начала – не допустить застоя, как его называет твой правнучек. Кстати, как он тебе?
— Неожиданно, — Воронов непроизвольно улыбнулся, — несерьезный какой-то, открытый, смеется все время.
— Но с задачами справляется очень неплохо, часы для съезда видел? — Шелепин постарался разрядить и так слишком сгущенную атмосферу. — Небось твоя кровь сказывается.
— Мне показалось, что при слове КПСС он чуть поморщился?
— Увы, издержки истории его мира…
— Не понимает?
— Хуже. Скорее слегка презирает. Не показывает, конечно, но иногда чувствуется. И знаешь, неудивительно это, после их перестройки и приватизации…
Геннадий Иванович непроизвольно потянулся к сигаретам, но Шелепин достал свои «Столичные» быстрее. Потом подумал, предложил валидол. Сложно сказать, что помогло больше, пара глубоких затяжек, или таблетка под языком.
— Интересно получилось, прямо как ментоловые сигареты! — Воронов продолжил вопросы. — Так что по планам?
— Мы с Косыгиным много об этом говорили. Что дальше делать, куда вести СССР. И пока понятно только одно. Ни социализм, ни демократия по образцу США не помогут СССР даже выжить. В победу коммунизма во всем мире… Да ты сам разве в это веришь?
— Никита Сергеевич верил.
Это было действительно так, понимание скатилось на обоих членов Президиума изрядным грузом. Тяжело представить, что целая эпоха только что, на их глазах, скрылась за горизонтом истории. Но Александр Николаевич не стал держать паузу, и продолжил вопросом:
— А ты?
— Сейчас… нет.
— Вот и я… Знаешь, после первой беседы с попаданцем я даже подумывал… О разном.
— Неудивительно, — Воронов хмыкнул, — «железный Шурик», истинный коммунист.
— Не надо, — невесело усмехнулся собеседник. — За прошлый год я понял больше, чем за всю жизнь.
— Петр не говорил, когда мы умрем?
— Точно не помнит, о таком в учебниках не пишут. Но в его истории никаких репрессий не было, жили долго, хоть и не всегда счастливо. — Ехидно добавил: — тебя, кстати, к моменту смерти Лени в Политбюро точно не было, а на пенсию в их перестройку прожить сложно.
— А кто там удержался?
— Из тех, что сейчас, Устинов, Гришин, Суслов, Кириленко…
— Вот как? Даже от Косыгина наш Ильич избавился? — Геннадий отправил на улицу остаток сигареты, и резко сдвинул стекло на место. — Что меня Брежнев задвинет подальше при малейшей возможности, никогда не сомневался. Если хочешь знать, собой жертвовал, чтоб только тебя к власти не пустить.
— Передумал хоть?
— Ты про планы сперва расскажи, а то крутишь все время.
— Нечего говорить о них, — Шелепин одной затяжкой дотянул остаток сигареты, и тоже вернул стекло на место. — Наш единственный шанс, провести срочную модернизацию, ну, считай вторую индустриализацию. Ускорить развитие электронной техники, и на равных соревноваться с другими странами.
— Как это сделать конкретно, ты конечно не знаешь.
— Сам-то представляешь задачу? — Шелепин презрительно скривил губы, да так, что это было заметно даже в полумраке автомобильного салона. — Подумай хорошенько сперва.
Геннадий Иванович действительно крепко задумался. И чем глубже он представлял скорость развития технологий в ближайшие 30–40 лет, тем очевиднее становилась невозможность принятой модели социализма. Автоматические станки, системы мгновенного принятия решений, мощь зарубежных финансовых инструментов. Предсовмина РСФСР был практиком, и, наверно, лучше кого-либо в СССР представлял реальные возможности промышленности страны. Невольно вырвалось:
— Мы не потянем…
— Нет!!! — казалось, Шелепин взорвался. — Нет! Мы сможем. Иного выхода нет. — И продолжил на два тона ниже: — Гена, если ты не сможешь, мы найдем другого. Того, кто сделает! Чего бы это ни стоило.
От напора собеседника Геннадий Иванович вынужденно откинулся на спинку дивана. Казалось еще немного, и перед ним встанет призрак недавнего прошлого, вызывающий ужас и восхищение одновременно. Но даже страх не мог загнать в подсознание мысль – «вот он, единственный шанс». Совсем недавно он был готово положить свою карьеру, лишь бы не допустить прихода нового вождя. Но сейчас он ясно понял, что пойдет… Пойдет за Шелепиным до конца. Ради детей, своих и чужих, непонятно откуда свалившегося правнука. Да что там, из-за единственного шанса спасти общее дело, не дать ему раствориться в сытой и глуповатой старости.
Товарищ Воронов сделал выбор – и просто протянул вперед руку для крепкого товарищеского рукопожатия.
— У нас хоть шансы-то есть?
— Безусловно! — голос вождя не допускал возражений, он был совершенно, абсолютно уверен в своей правоте. — Петр много рассказывал о Китае. Там в середине 70-х произошел резкий поворот к частной собственности, и уже через двадцать лет КНР стала второй экономикой мира. Причем с хорошими шансами стать первой. Даже фотографии Шанхая показывал – от 1990 года и 2010. Всего 20 лет, а разница как в столетие.
— Доигрался председатель с охотой на воробьев, — Проворчал Геннадий Иванович. — Компартия опять на нелегальном положении, в горах?
— Не угадал! КПК по прежнему единственная легальная партия Китая, и она реально управляет страной. Даже в 2010 году на плакатах Великий Кормчий красуется.
— Такое после цитатника Мао? Культурной революции? Это они нас сейчас обвиняют в ревизионизме?!
— Вот именно! Сам бы не поверил, но на куче очень неплохих вещей Петра надписи «сделано в Китае». Даже телефон, ну, еще в кабинете показывал – он тоже из Поднебесной.
— Оху..ь!
— Хочешь, покажу метки?
— Верю, не надо, — Воронов замялся. — Извини, что я последний год тебя игнорировал, думал что ты приспосабливаешься так.
— Так вот, если такой прыжок удался голозадому Китаю, неужели мы не сможем?!
— Мы и сейчас… Нет, но как Брежневу удалось все, просто все погубить? Ты еще про нефть Самотлора говорил, сколько бензин стоит будущем?
— Доллар за литр, это в России и США. В Европе два доллара, там в цене большой налог.
— И с таким ресурсом… Просрали все по… достижения СССР?
— Мы по разному проверяли эту информацию, но… Твой правнук достаточно умен, чтоб говорить всегда только правду. В общем, на умышленной лжи его ни разу не поймали, как ни старались.
— Погоди, это что, реставрация капитализма в Союзе? — Воронов посмотрел в упор. — Сомнения опять зашевелились в голове мерзкими червяками.
— Реальный, полный хозрасчет должен помочь. — Шелепин сам не очень верил последнее время в реальность этих слов, но иного собеседник попросту не поймет. — Нам придется сильно усовершенствовать методы и формы хозяйствования.
— Опять ничего конкретного…
— А чего ты ожидал? — Развел руками Александр Николаевич. — Дела приходится урывками смотреть.
— Ну да, это небось посложнее производства будет… Говоришь, Косыгин вопросом занимается?
— Да, похудел даже. Но энергичный, явно второе дыхание поймал.
— Значит, надежда есть…
— Все основные направления роста в ближайшие пятьдесят лет мы знаем. Пусть в основном на минимальном, бытовом уровне. Однако этого хватит, что бы повысить эффективность исследований в несколько раз.
— Редко же ты бываешь на заводах, — Воронов усмехнулся. — Еще питаешь иллюзии.
— Другого выхода у нас все равно нет. — С нажимом, нет, скорее надрывом отчеканил Шелепин. — Геннадий, ты же сам понимаешь… Эта цель больше меня, тебя, Президиума и ЦК. Она даже больше, чем партия.
За окном мимо дороги неторопливо проползали окна домов. Большинство зияли темнотой, впрочем, хватало и лучащихся электрическим светом. Люди за стеклами спали, ели, ругались, смотрели телевизоры, занимались любовью… Им не было дела до одинокого ЗИЛа, неспешно катящегося в сторону Старой Площади.
Утром с корабля Ильича побежали первые крысы.
* * *
Предсъездовский Пленум ЦК был назначен на 26 марта, но перед ним состоялось традиционное заседание Президиума в прежнем составе. Все точки «над i» должны были быть поставлены сейчас или никогда. Участники тщательно готовились к длительной, возможно ожесточенной борьбе. Ожидания их не обманули.
Впрочем, начиналось все организованно и формально. Члены Президиума по очереди, неспешно высказали свою точку зрения. После заслушали кандидатов, вызывали по одному толпящихся в соседней «комнате ожидания» авторитетных завотделов ЦК и даже министров. Картина складывалась одновременно понятной и удручающей. Как всегда при дележе власти, проигравший терял все. А значит, был готов даже на открытый бунт во время съезда. Хуже не будет, а так вполне реальны шансы на победу сохраняли обе стороны.
Компромисс искали все, но его возможность просматривалась слабо. Так уж сложилось, что основные сторонники Леонида Ильича, Суслов и Кириленко, имели максимально высокий, но все же не уникальный статус Секретарей ЦК. Существенная часть их авторитета и силы заключались в близости лично к Брежневу. Даже при назначении последнего на значительный, но не первый пост, они моментально выпадали из основного русла политической жизни СССР. С другой стороны, «шелепинцы», видя большинство на Президиуме, не собирались отдавать слишком многое. Но при этом в самом ЦК их позиции были не слишком сильны, далеко не факт, что удастся получить полную поддержку хотя бы «своей» номенклатуры.
Незаметно обсуждение потеряло даже видимость приличий.
— Хватит! Угрожать! Нам! Пленумом! — Зло выговаривал Демичев нахохлившемуся как воробей Суслову, шлепая по столу ладонью. — Или мало вам Никиты, который все собрания в митинги превращал?!
— Прижмите хвост, подчинитесь мнению большинства. Потеряли скромность! — гнул свое Косыгин.
— Товарищи вас пошлют в ж..у завтра! — наигранно улыбался Брежнев. — Всем известно, члены ЦК не доверяют Шелепину. И это правильно!
— Да с чего бы? — возражал Александр Николаевич, — раскрой глаза, Леня, тут на Президиуме реальная расстановка сил!
— Поднимем вопрос на трибуне съезда! — написал на листе бумаги Кириленко, и теперь держал его перед собой. — Читайте, сволочи!
— Обрыбишься! Должность Предсовмина вы не получите. — Защищал свое кресло Воронов. — Ты и с секретарством в ЦК плохо справляешься!
— Прекратите! — Председательствующий Микоян не выдержал, и грохотом ударил по краю стола томом Ленина. — Так до утра спорить будем!
Это было нечто небывалое, не прошло и минуты как за огромным, помнящим еще Сталина столом установилась тишина.
— Нам… партии нужен компромисс, — Анастас Иванович обвел глазами присутствующих, — мне кажется, нужно за этим столом оставить товарищей Брежнева и Шелепина… Вдвоем, на часок. А мы сможем за это время спокойно попить чаю в комнате ожиданий. С пряниками, да. Там уже никого нет, закроем двери, помех не будет. Кто "за", прошу поднять руки.
Не прошло и нескольких минут, как только широкое темно-зеленое поле разделило новоявленных противников. Леонид Ильич привычно улыбался, чуть развалившись на стуле. Только прищуренные глаза под широкими бровями выдавали напряжение. Далеко выставленные вперед руки машинально вертели простой, остро заточенный карандаш. Собеседник буквально приглашал к доверительному диалогу, поэтому Александр Николаевич сильно наклонился вперед, широко положив руки с локтями на стол, сцепил руки в замок и чуть искоса уперся взглядом в своего визави. Куда только делся «железный Шурик», привыкший встречать напряженные ситуации выпрямленной спиной и прямым взглядом.
— Ну что Леонид, — начал Шелепин, — начнем с главного, или сперва детали обсудим?
— Ох, Саша, никак не пойму, чем ты приворожил Косыгина с Вороновым. — Карандаш замер, — может мне расскажешь?
Такой вариант Шелепин продумывал, даже советовался с Косыгиным. При всей простоте и заманчивости, резона не нашли. Слишком сложно убедить людей в их будущей никчемности. Напугать результатами, развалом СССР? Так любой возразит, дескать «зная, не допущу, а ты еще хуже меня будешь». И ведь вполне возможно, будет прав. Поэтому Александр Николаевич в глубине души понимал немалое лукавство подобных аргументов. На самом деле Брежнев расплачивался за обиды будущего. Ему никто не собирался прощать выкидывание на скудную пенсию, отправку в профсоюзы, ссылки друзей по дальним дипмиссиям. Действия пока не совершенные, но вместе с тем совершенно реальные.
— Ничего особенного, немного фактов, — Александр Николаевич пожал плечами, — да это не важно. — Как я понял, с поста ты не уйдешь?
— Пленум поставил, ему и снимать, — опять улыбнулся Леонид Ильич, но казалось, в оскале блеснули крепкие белые зубы.
— Надо будет, такой вопрос поднимем, — не остался в долгу Шелепин, — но он контрпродуктивен. Ты же у нас известный мастер компромиссов, предложи сам вариант, если такой умный.
— Хорошо, давай по пунктам, — покладисто согласился первый секретарь КПСС, проигнорировав уже не первую грубость. — во-первых, отказаться от поста имеет смысл только в пользу нейтрального кандидата.
— Это уже обсуждали, не выйдет ничего путевого.
— Почему? — густые брови взлетели вверх, — А Шверник с Микояном?
— Первый болеет, не согласится. Анастаса мы же договорились еще год назад проводить на пенсию, да и возраст у него, восьмой десяток пошел.
— Ну и что? Смотри как он резко Лениным стучит.
Брежнев дотянулся до томика, и с Микояновской гримасой шутливо замахнулся над столом, да так, что Шелепин не удержался от улыбки. Напряжение резко спало, сразу вспомнилось, что еще год назад сидящие за столом соперники были, можно сказать, друзьями.
— Предположим… — в реальность победы на Пленуме и тем более съезде Шелепин уже не верил. — Только предположим, что этот вариант меня устроит. В таком случае я категорически настаиваю на должности Председателя Президиума Верховного Совета.
— Не получится! — Брежнев протестующе замотал головой. — ты же Косыгина премьерства не лишишь в мою пользу?
— Это совершенно исключено! Даже Полянский зама не отдаст.
— Вот! Сам видишь и понимаешь, Секретарем ЦК Пленум меня оставит и без твоей помощи, так что…
— Почему тогда не хочешь Верховный Совет обратно у Микояна забрать?
— А ты в первые секретари?!
— Разумеется.
— Ну Саш, спасибо! — Брежнев развел руками. — Хватит с меня.
Повисла длинная пауза. Из трех первых постов страны один, премьерский, был уже прочно занят, два оставшихся не делились никак. Для разрешения ситуации явно требовался вброс свежей идеи, но все тривиальные варианты уже были перепаханы в предыдущем обсуждении.
— Леня, вот смотри, — Шелепин подхватил листочек, и быстро начеркал на нем десяток квадратиков, которые должны были показать структуру руководства КПСС. — Ведь в Китае есть еще один пост, Председателя КПК. И не только там.
— Не нам на КНР равняться… — внезапно до Брежнева дошла убойная сила идеи. — Ты это что задумал?!
Александр Николаевич вгляделся внимательнее в свои каракули, и не смог сдержать разъезжающейся улыбки. Он со смехом откинулся на стуле так что он жалобно скрипнул, и посмотрел в недобрые глаза Леонида Ильича с безопасного расстояния.
— Ты же сам подговаривал соратников ввести пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Мы именно так и сделаем! Поставим Микояна, как старейшего и уважаемого члена партии.
— А мне предлагаешь там и остаться первым секретарем?! — Смуглое лицо Брежнева побледнело, — Ну Саша… Каков подлец.
— Ну, Лень, без выражений. Мы тут вдвоем.
— Глупо! Зачем партии два руководителя? Пленум ЦК не поддержит! И вообще!
Однако, былой убежденности в своих словах у него уже было. Такая рокировка была внешне красивой. Более того, она оставляла в руках первого секретаря достаточно авторитета и власти для защиты интересов своей креатуры, вместе с тем, приятно для ЦКовцев ограничивала его возможности. Генсекретарство Микояна многим будет казаться чем-то типа необременительного поста за выслугу лет, почетной синекурой. Вдвойне хорошо, что Анастас Иванович работает сейчас в комиссии по реабилитации. От него точно никто не будет ждать возрождения «культа личности», которым пугали друг друга противники «комсомольцев».
Но дьявол в мелочах, у «шелепинцев» вполне хватит аппаратных возможностей постепенно вытащить из-под первого секретаря существенную часть дел. Слова при явном большинстве в Президиуме можно трактовать в очень широких пределах. Вот только сделать с этим уже ничего нельзя. Идея злобным джинном вырвалась на волю.
— Пропишем в Уставе полномочия, — Шелепин полностью подтвердил сомнения собеседника, — тут несложно будет найти баланс даже при широкой дискуссии на съезде.
— Что ж… — улыбка уже давно слезла с лица Леонида Ильича.
Теперь он задумался минут на пятнадцать. Сидел с закрытыми глазами, и только чуть дергающиеся знаменитые брови показывали, что первый секретарь ЦК не спит, а напряженно прикидывает различные варианты.
— Твоя взяла, надеюсь… — наконец открыл глаза Брежнев.
Окончание фразы не прозвучало. Впрочем, Александр Николаевич легко закончил про себя, — «…этот старикан долго не протянет».
— Но Мишу и Андрея в обиду не дам! — продолжил Брежнев.
— Ладно тебе, — к Шелепину вернулось чувство непоколебимой уверенности в своих силах, — пусть Суслов забирает Бюро ЦК, к примеру. Все равно он нам как зампредседателя все вопросы решает.
— Это ж мой комитет, — поразился наглости собеседника Леонид Ильич, — давай серьезно!
— Лень, зачем? Там все равно ничего интересного не происходит.
— Что-то я не понимаю тебя совсем.
— Нам еще вместе долго работать, — Шелепин впервые открыто улыбнулся, — именно напряженно работать без мелочей типа этого бюро, а не плести интриги за спиной. Вот, к примеру, — признаю, ты был прав осенью с КПГК, надо ее упразднять.
— Надо же, — Брежнев был непритворно удивлен, — мне говорили, что ты сильно изменился. Зря не верил…
— Знаешь, наверно я наконец осознал смысл жизни, — заметил со смехом уже вставший из-за стола Шелепин, — и это прекрасно! — Он широко распахнул двери зала заседаний.
На этом споры Президиума не закончились. Наоборот, они стали конкретнее и злее. Но в обсуждениях появилась осмысленность, которая и вылилась через каких-то три часа в общую позицию. Самым довольным был Анастас Иванович, он долго не мог поверить в такое везение. Впрочем, в итоге все получили желаемое. Немного меньше, чем рассчитывали, но достаточно для длительного и конструктивного сотрудничества.
* * *
Часто работа подобна урагану, в самом центре которого часто есть относительно спокойная область, «глаз бури». Можно сказать, что на съезде Александр Николаевич отдыхал, с легким злорадством наблюдая за Брежневым. Которому пришлось чуть ли не целый день зачитывать отчетный доклад, поздравлять иностранные делегации, гостей, самому принимать подарки. В то время как для большинства членов Президиума основной проблемой было не заснуть в удобном кресле напротив необъятного зала, полного внимательных и напряженных лиц. Только огромный опыт партсобраний позволял справляться с этой напастью без особого труда.
Секретари братских компартий всего мира сменялись министрами, те, в свою очередь, колхозниками или фрезеровщиками, и опять приходила очередь первых секретарей обкомов, ткачих, хлопкоробов.
Голосование по всем без исключения вопросам исключительно единогласное. Произносится привычная формула, председательствующий даже не смотрит в зал.
— Кто за, прошу поднять мандаты.
В ответ вытянутые вверх красные квадратики.
— Прошу опустить… Кто против? Нет. Кто воздержался. Нет. Принимается единогласно!
Тексты изобилуют монотонностью и похожестью, пространными отсылами к Ленину или даже всему марксизму-ленинизму в целом. Уже через несколько часов кажется, что все написал один посредственный режиссер, что, впрочем, не слишком далеко от истины. Хотя, если фильтровать обязательные фразы, появляется некоторый смысл.
Вот, к примеру, Кунаев резко раскритиковал министра Непорожнего за проволочки в строительстве водоканалов. Потом Рашидов недолго думая заявил, что урожайность хлопка в Узбекистане больше всех в мире, целых 24 центнера с гектара против 20 в Мексике, 18 в США, 13,5 в Турции. Прав, о как прав был попаданец, когда говорил о масштабных приписках в Средней Азии. Приморцы жаловались на дефицит судоремонтных мощностей. Опять подтверждается информация Петра о будущих проблемах. Николаев, первый Свердловской области, непонятно почему обрушился на вузы, дескать на экономику оставляют времени меньше, чем на физкультуру.
Впрочем, на этом фоне встречались поистине яркие моменты. Шолохов свою речь явно писал сам. Слушать ее приятно и местами забавно. Даже в качестве авторитета он привлек Горького, а не вездесущего Владимира Ильича. Впрочем, это не помешало классику социалистического реализма призвать к расправе над писателями-диссидентами, и посетовать, «не ту меру получили эти оборотни». Или взять рассказ доярки Сысоевой (по совместительству депутата ВС РСФСР), надо же, с трибуны врезать про сельскую механизацию «нажмешь кнопку – спина взмокнет», или «в их конгрессе доярок нет, демократия не позволяет».
Перерывы были весьма сомнительной отдушиной. Секретари, провинциальная элита СССР, как обычно целовались взасос, громко, через ряды и головы приветствовали друг друга, делились «новостями»: о снеге, о видах на урожай, яйцах, молоке, коровах и прочих минеральных удобрениях. Словом, шло партийное толковище между своими, чувствующими себя хозяевами жизни.
Зато продающийся в многочисленных буфетах Дворца съездов «Русский кубик» стал абсолютной сенсацией. Даже больше, делегаты так увлеклись сборкой непослушных цветов, что пришлось прямо с трибуны съезда призвать их к порядку. Зато вся политика была забыта едва ли не полностью, хорошо еще, что при голосовании поднимали в руке карточку мандата, а не пеструю игрушку.
На этом фоне Александр Николаевич не удержался от небольшой провокации. Купил головоломку, задумчиво повертел несколько минут, потом на глазах у нескольких десятков делегатов быстро собрал ее почти целиком. После чего небрежно отставил «Русский кубик» в сторону, со словами – «это слишком просто…». Откуда было знать присутствующим, что некий попаданец начисто забыл формулу поворотов уголков на последней грани, и, соответственно, не смог передать этот опыт Секретарю ЦК. А «добить» этот вопрос методом научного тыка не хватило времени.
Впрочем, и без того слух о необыкновенных способностях Шелепина разлетелся по огромному залу. Особо неверящих чуть не за руку подводили к оставленной игрушке, и рассказывали в лицах, как было дело. Слухи множились с необыкновенной быстротой, основной была версия, что сам Шелепин и изобрел эту головоломку, но из-за партийной этики не желает об этом говорить.
На третий день съезда Александр Николаевич в очередной раз порадовал тех, кто надеялся на неожиданные действия восходящей звезды советской политической жизни. После выступления Ле Зуана, первого секретаря партии трудящихся Вьетнама, переждав вручение братскому народу вымпела от Ленинградских рабочих и выход пионеров с речевками в поддержку сражающихся братьев, Шелепин неожиданно для всех взял слово.
На первый взгляд минутный порыв. Только Вера Борисовна знала, что эти несколько фраз оттачивались по вечерам более двух месяцев. Лишь ее поистине женского терпения могло хватить на внимательное выслушивание сотен повторений одного и того же текста. Зато теперь Секретарь ЦК говорил легко и четко, играя интонациями, и все это без привычной «бумажки».
В реальной истории А.Н.Шелепин на XXIII съезде КПСС не выступал.
…Всего несколько месяцев назад я побывал во Вьетнаме, в гостях у Председателя Хо Ши Мина. Могу сказать, что весь вьетнамский народ под руководством коммунистов успешно сражается с многократно превосходящей силой американской военщины. Уже сейчас понятно, что наглый агрессор получит достойный отпор! Силы революции не сломить, и победа прогрессивных сил неизбежна! Но эта борьба не будет легкой. Поэтому считаю, что Советский Союз и трудящиеся всего мира должны и впредь прилагать все силы, чтобы остановить кровавую руку зарвавшихся империалистов!
Но пусть враги не думают, что дружба между народами социалистических стран проявляется только в боях. Наоборот, они должны раз и навсегда понять, что их недостойные происки не могут помешать созидательному труду людей, объединенных коммунистической идеей. У каждого из вас есть пример этому – один из подарков делегатам съезда, а именно, электронные часы в бамбуковом корпусе, которые изготовлены совместно предприятиями СССР и Вьетнама! Скоро, буквально через месяц, они поступят в продажу во всем мире, и одним своим присутствием будут ежечасно, нет, ежесекундно напоминать людям о нелегкой борьбе вьетнамского народа за свою свободу и счастье! Пусть этот символ станет еще одним знаком несгибаемого мужества трудящихся наших стран.
Но это еще не все! Мы тут посовещались с товарищами, и полагаю, нам по силам будет к лету создать в Ханое современное сборочное производство, на котором будет производиться более тысячи подобных часов в смену! И это, товарищи, должно быть только началом подлинного социалистического сотрудничества и взаимопомощи между трудящимися наших стран!
Однако, было бы величайшей ошибкой рассматривать данный случай как отдельный пример. Ничто так не сближает, и не укрепляет дружбу, как созидательный совместный труд на благо общего дела. Поэтому коммунистической партии Советского Союза нужно всемерно заботиться о развитии современных и эффективных производственных отношений между народами братских стран. Твердо следуя своим ленинским курсом, наша партия добьется новых побед в борьбе за будущее всего человечества!
Окончание фразы, «за коммунизм», Шелепин почему-то не стал повторять из подготовленной речи. Впрочем, этого за бешеным громом аплодисментов никто не заметил.
* * *
По старой советской традиции, выборы ЦК были назначены на вечер предпоследнего дня работы, перед роскошным праздничным ужином. Незачем делегатам задерживаться, думать над заботливо предоставленным списком кандидатур, а тем паче их обсуждать… После чуть ли не двух недель отупляющих речей и исключительно «единогласного» голосования неожиданностей не возникло. Все намеченные товарищи были тайным голосованием избраны в ЦК КПСС. Процедура свелась практически к безальтернативной формальности. Если кто и «бросил черный шар» – его за общим потоком многих тысяч даже не приняли во внимание.
На следующий день, параллельно съезду, прошел первый Пленум новоизбранного ЦК КПСС. Кульминацией стал результат, который в полной мере отразила выдержка стенограммы.
А.Н.Косыгин. Слово предоставляется товарищу Микояну! (бурные аплодисменты, все встают).
А.И.Микоян. Товарищи! Сегодня состоялся первый Пленум Центрального Комитета партии, избранного XXIII съездом КПСС. Позвольте доложить об его работе.
Прежде всего, я хотел бы отметить, что Пленум прошел в атмосфере единства и сплоченности. (бурные аплодисменты.) Он единогласно избрал Генеральным секретарем ЦК и членом Президиума ЦК товарища Микояна! Спасибо за доверие, товарищи! (бурные, долго не смолкающие аплодисменты).
Первым секретарем ЦК избран товарищ Брежнев Леонид Ильич (бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)
Пленум также избрал членами Президиума ЦК следующих товарищей:
Шелепина Александра Николаевича (бурные, продолжительные аплодисменты),
Косыгина Алексея Николаевич (бурные, продолжительные аплодисменты),
Воронова Геннадия Ивановича (аплодисменты),
Мазурова Кирилла Тимофеевича (аплодисменты),
Полянского Дмитрия Степановича (аплодисменты),
Кириленко Андрея Павловича (аплодисменты),
Демичева Петра Ниловича (аплодисменты),
Щербицкого Владимира Васильевича (аплодисменты),
Устинова Дмитрия Федоровича (аплодисменты),
Суслова Михаила Андреевича (аплодисменты).
Кроме того, избрано восемь кандидатов в члены Президиума ЦК.
Семичастный Владимир Ефимович
Пельше Арвид Янович
Гришин Виктор Васильевич
Егорычев Николай Григорьевич
Кучава Митрофан Ионович
Рашидов Шараф Рашидович
Машеров Петр Миронович
Кунаев Динмухамед Ахмедович
Все товарищи избраны единогласно. (Бурные, продолжительные аплодисменты.)
Уже через несколько часов текст был опубликован в «Правде», вызвав тем самый немалый ажиотаж журналистов и дипломатов всего мира. Каждая позиция списка шла не просто так, она имела большое значение и стоила немалых сил в аппаратной борьбе. Таким образом, это была квинтэссенция реальной иерархии власти на одной шестой земной суши.
Нельзя сказать, что изменения были слишком велики, однако практически все предварительные прогнозы были опровергнуты реальностью. Даже на первый взгляд было понятно, что «комсомольцы» сумели не только удержать, но и заметно усилили свое большинство в Президиуме. В активную роль Микояна никто не верил, даже посматривая на успехи Председателя КПК Мао Цзедуна в деле отрывания голов политическим противникам. Так что Шелепина и его сторонников поздравил даже «Голос Америки».
Группа лидеров, Шелепин-Косыгин-Воронов была хорошо прикрыта со стороны силовых органов (КГБ и МООП РСФСР), неплохо поддерживалась республиканскими вождями (Украина, Белоруссия, Грузия), и была дружна с первыми секретарями Москвы и Ленинграда. Фактически в СССР не осталось политической силы, способной потеснить союзников Шелепина с полученных после съезда позиций. Им достаточно было «всего лишь» сохранить свое единство.
Последнее традиционно было самым сложным, в реальные и мнимые противоречия тут же, как собаки в сахарную кость, вцепились друзья и враги. Аналитические службы «вероятных противников» и предположительных союзников, получили знатный нагоняй, и с резко повысившимся рвением принялись составлять новые отчеты и предположения.
Но их надежды и страхи оказались очень далеки от реальности. Политический и экономический курс СССР начал меняться быстро и непредсказуемо. Разумеется, если смотреть на события с точки зрения людей 60-х годов…
notes
