Глава 7
Машина — совсем не роскошь, а мечта
Сашка перешел дорогу, присел на скамейку и закурил, настраиваясь на ожидание. Маячить у магазина желания не было. Самое место для засады по ловле дурных самовольщиков. Ему предъявить нечего, имеет право находиться в городе, но выслушивать нотации и оправдываться без вины не хотелось. Патрульные под настроение и до столба докопаться способны. Лучше уж так. Посмотреть со стороны. На свидание, даже такое, он заявился в первый раз, и страшно не хотелось подвести Галю. Как бы он выглядел, не приди вовремя.
Город четко делился на четыре части: «белый», «черный», центр и гарнизон. Они практически не пересекались. Поднявшиеся норовили перебраться из «черного» района в «белый». Там жизнь была много проще и обустроеннее. Кругом парки, широкие улицы и красивейшие здания. Не то что мрачные блоки стандартных домов гарнизона и в «черном» районе частные халупы, слепленные из чего бог послал.
С другой стороны, для не вполне законно гуляющих солдат на «черных» улицах много меньше шансов влипнуть. Милиция и военные патрули редко появлялись в тех местах. Зато и по голове получить иногда достаточно легко.
В центре преобладали старые здания, чуть ли не с дореволюционных времен, занятые всевозможными учреждениями. В гарнизоне, как явствовало из названия, жили военные. Не только солдатские казармы, но и обычные жилые шестиэтажки для офицерских семей. По утрам район просыпался от солдатской побудки, а марширующие по улицам подразделения никому были не в диковинку. Как и вечные однообразные маршевые песни.
Где люди проживают длительное время, всегда есть масса всевозможных необходимых для обслуживания мест — детсады, магазины, школы, мастерские. Тот же госпиталь, куда поступали со всей округи военнослужащие и члены их семей. Всегда имеется возможность приложить руки. Там и брали на работу в основном своих — жен военных.
Распивающие по соседству пиво мужики глянули на него без особого интереса и вернулись к своим крайне насущным вопросам о дурном начальстве, пилящих женах и отсутствии нормальной рыбки для закуски. Темы вечные и совершенно ему неинтересные.
Краем глаза наблюдая за входом, Сашка изучал обрывок газеты, принесенный ветром. Шрифт прекрасно знакомый — «На боевом посту» издания ТуркВО. Употребляли газету чаще всего по прямому назначению, а не для чтения. А тут сержант неожиданно заинтересовался.
«Этническое оружие является одной из разновидностей генетического оружия — одного из принципиально новых разновидностей современного оружия в армиях капиталистических государств», — сообщала заметка.
Он невольно поморщился. На почве вынужденного перечитывания и исправлений опусов Игоря (взялся помогать, так старайся) его начали страшно раздражать такие тексты. И это журналисты из округа! Чему их учили в университете и на рабочем месте? Где, в конце концов, корректоры и редакторы, чем они занимаются! В одной фразе три повторения «оружие» и дважды «одного» и «одной». Будто синонимов не существует, или предложение построить иначе сложно.
«Оно предназначено для избирательного поражения определенных этнических и расовых групп людей (рас, народов и народностей) путем целенаправленного воздействия на клетки…»
Дальше было размазанное пятно — видимо, страница намокла и паршивая краска потекла. Мелькали отдельные слова, вполне дающие представление об утерянном: «исследования в США, НАТО, избирательное поражение африканцев».
Сохранился последний абзац: «Свободолюбивые народы, вся мировая общественность должны проявить бдительность и сорвать варварские планы по созданию и применению исключительного опасного нового оружия!»
Неизвестно, на какую реакцию рассчитывал подписавший заметку полковник (если он полковник, а не очередной журналист), подумал Сашка, комкая обрывок листа и щелчком отправляя в строну мусорки (заголовки о совещании профсоюзных работников в Будапеште и про рейс мира в Скандинавии энтузиазма не вызвали, хрен с ними), а текст наводит на подозрение, что у нас всерьез занялись разработкой чего-то такого. Если у них там свободолюбивое мировое общественное мнение не устроит массовых демонстраций протеста, мы просто вынуждены будем приступить к изучению данной темы.
А неплохо было бы. Не одних негров травить можно. Еще избирательно угостить пуштунов с их друзьями. Сделать им всеобщую импотенцию-стерилизацию — и вуаля. Лет через двадцать полная тишина и гробовой порядок. Хотя нет, это загнул. Лет через сорок, пока нынешнее озверевшее поколение не передохнет. Они ж обидятся и попрут толпой мстить. Все равно лучше один раз, чем много лет понемногу.
В дверях Военторга появилась знакомая фигура. Сашка поспешно выбросил очередную недокуренную сигарету и вскочил. Перебежал через дорогу и отобрал у Гали набитую сумку, чувствуя себя мальчиком, готовым вечно носить за школьной подружкой портфель.
— Давно ждешь? — спросила Галина, не пытаясь изображать самостоятельность и отказываться от помощи.
— Минут десять.
— Сыр «выбросили». «Российский», с дырками. Надька очень любит, а у нас редко бывает.
Сашка что-то промычал одобрительное. Меньше всего его сейчас волновало наличие дырок где бы то ни было. Он вообще рядом с ней думать ни о чем был не способен. Постоянно лезли в голову отнюдь не добродетельные мысли. В последнее время по ночам, во сне, к нему с завидным постоянством вместо очередной стрельбы в гости заходила Галя. В очень эротичном виде. То халат медицинский на голое тело, то она тащила его на танцульки. Один раз вообще устроила стриптиз. Это уж точно не прошлое, а от подобного будущего он бы не отказался. В принципе диагноз ясен без врача, но ведь, кроме нее, других женских визитов не было. Да и не заинтересован он в них. А Галины посещения во сне очень даже нравились. Опять, что ли, подсознательно-бессознательное срабатывает?..
Галина замолчала, пытаясь в очередной раз разобраться, куда она катится. Сашка попытался неловко взять женщину под руку, и ее всерьез долбануло. Не хуже электрического разряда. Очень странное ощущение. И, как ни удивительно, приятное. Захотелось срочно замедлить шаг и долго идти вот так. Без всякого смысла. Вроде уже не впечатлительная молодая девушка, а от его руки жаром несет не хуже печки. И что делать дальше, никто не скажет. Через месяц он все равно уедет. Ну, хоть посмотрит на машину и вспомнит. Идиотизм. Коварная соблазнительница строит ужасные планы. Если бы…
Они прошли через какой-то переулок и вышли к длинному ряду одинаковых жестяных гаражей. Возле ничем не отличающегося от остальных, кроме наличия облупленного номера «сорок два», намалеванного белой краской, Галина остановилась.
— Открывай, — вручая ключ от большого амбарного замка, велела Галя.
Он с натугой провернул ключ в скважине, снял и дернул дверь. Та не поддалась. Рванул сильнее, так что посыпалась ржавчина, и дверь с жалобным стонам стронулась.
Галина щелкнула выключателем, и тусклый свет 25-ваттной лампочки осветил захламленное помещение и заброшенного «Русича», стоящего на ободах.
— Ну вот, — грустно произнесла. — Никак руки не доходили. Избавиться жалко, ездить не умею. Вещи из дома вынесла, а он стоит и гниет.
Сашка, забыв обо всем, переступил через какие-то подозрительные ведра и рванул вперед. Это было то самое! Одиннадцатая модель. По общему мнению, внешне страшно напоминающая Mercedes-Benz 200-й серии. Светлое пятно на фоне основной массы советских автоуродов. И качество у него всегда было на уровне.
— Потом подойдешь — улица Красина, семь, квартира девять, — сказала Галина, поняв, что ему сейчас не до нее. — Дома напротив. Я ушла.
Ничего особенно ужасного, изучая свалившееся на голову чудо, размышлял Сашка, внимательно осматривая легковушку со всех сторон. «Русич» — машина вечная, двести тридцать семь тысяч — не пробег. Аккумулятор сдох, вполне ожидаемо. Резину искать придется новую. Левая фара разбита — решаемый вопрос. Кузов слегка помят, бампер отсутствует, тут уж ничего не поделаешь, и ездить не мешает. Главное, чтобы ходовая в порядке была. Как же залезть, даже домкрат отсутствует…
— Это у нас что? — поинтересовался мужской голос.
Сашка обернулся и обнаружил невысокого мужика с роскошными усами и морщинистым лицом. За полтинник будет, а в засаленном ватнике и грязных штанах смотрится натуральным бичом. Вот только ботинки офицерские — новые, да и форменная рубашка под всем этим великолепием присутствует. В руке сетка с пивными бутылками.
— Галя разрешила посмотреть. Продать хочет.
— Знаю. Давно пора, — одобрительно согласился мужик, — третий год стоит без движения. Васька ездил, пока не разбился, а она боится. Даже не заходит. Пропадает хорошая вещь. Уж подкатывались покупатели, а она все жмется. Повезло тебе. Я бы и сам с удовольствием взял, да на черта мне при служебной. Пиво будешь, солдат?
— Когда это служивый отказывался от предложенной халявы?
— Тоже верно, — вручая ему бутылку и отодвигая в сторону для лучшего осмотра, согласился. — Жора. Зовут меня так.
— Саша, — извлекая нож и откупоривая подарок, представился ответно.
— Движок сухой, — заверил Жора, засунув голову под капот, — во вполне приличном состоянии. Почистить все окислы, кинуть новый аккумулятор — наверняка заведется. По-умному, поменять все сальники, резиночки, трубки. Могло рассохнуться. Тормозуху посмотреть. Бензин слить, новый залить. Да мало ли… Ты ведь этот, эвээмщик? Себе берешь?
— Хотелось бы, — согласился Сашка, мысленно подивившись расползшейся по округе известности. — Вопрос цены.
— Реально взять за пять тысяч, при очень большой настойчивости вероятно сбить цену. — Он подумал. — Сотен на пять, не больше. Галка — баба, и ей легко голову заморочить. Делай умное лицо и про тумблеры с подшипниками вещай. Только имей в виду — я честную цену сказал. И ей подскажу. Наглеть не надо. Лучше отвали. На самом деле классный вариант. Новую с рук — в три раза дороже, а по очереди долго ждать будешь. Отстучи телеграмму домой, пусть вышлют.
Слава богу, хоть каждый встречный Жора не в курсе про отсутствие у меня родственников, согласно кивнув, подумал Сашка.
— У меня еще и страховка по ранению.
— Ну, там много не дадут. Руки-ноги на месте.
Жора достал из сетки очередную бутылку и принял протянутый нож.
— О! — сказал обрадованно. — «Сапер»? Где взял?
— Там, — лаконично ответил Сашка.
— Еще что интересное есть? Люблю я это дело. Меняемся?
— Хе. Чего вдруг?
— Смотри, возиться тебе здесь долго-долго. Колеса искать, аккумулятор новый, вообще масса всего может дополнительно вылезти задним числом. А это все деньги, и немалые. А тут баш на баш. Чисто по дружбе, — он подмигнул, — подгоняю эвакуатор, увожу к себе — и делаем в лучшем виде. Полный техосмотр и замена подозрительных деталей. За недельку.
— Это куда «к себе»?
— В родную часть. А ты как думал? Загружу своих солдатиков работой, но не боись — проконтролирую качество. Клиент обиженным не уйдет.
Сашка подумал и решил: нормально. Жалко отдавать, но трясти пачками денег опасно. Лишние недоуменные вопросы. С трофеями все понятно и удивления не вызывает. Много чего на продажу везут. Если не попадаются. Вдуматься — так идиотизм. Граница проходит по бывшему Афганистану, а таможня по-прежнему на старом месте. И если армейцы идут обычным порядком на дембель, то пограничники много разных хитрых штучек в запасе имеют. Сами ловят, сами и контрабанду возят.
— Так что имеется? Колись.
— «Курбан» с изображением на клинке барана в виде выпуклого барельефа, — принялся добросовестно перечислять Низин, внимательно следя за выражением лица Жоры. — «Сапсан», выпускаемый исключительно для летчиков, спецназовский «Егерь», британский Fairbairn-sykes, американский «Марк-5».
— Хорошо, но мало.
— «Сапера» не отдам, — сердито заявил Сашка. — Есть дополнительно складной — «оса». Я ведь тоже цены знаю. В комиссионку толкнуть тысячи полторы за все без проблем отвалят. Понимающему коллекционеру и дороже можно. Тоже раза в три. Попробуй «Сапсан» или американца с британцем достать.
— «Марк» — не такая уж редкость, — невозмутимо заверил Жора. — У меня есть. «Командирский» и «офицерский» вполне доступны. На обмен беру.
— Так я лучше продам и деньгами расплачусь.
— Ты продай. Оно ж на любителя. Но я тебе даже новую фару поставлю и отрихтую вмятину. Во какой я хороший! — восхитился сам собой. — Гарантия, даже если обнаружатся сверх предполагаемого набора недостатки и поломки, приставать за дополнительными деньгами не стану.
— А покрасить?
— А задница не слипнется? Ладно. Согласен. За краску заплатишь, работа прилагается. Забили?
Сашка кивнул. Если этот странный тип способен сделать обещанное, да еще раздобыть родные запчасти, полдела сделано.
— Вот и прекрасно. Договоришься с Галкой — подваливай к шестьдесят второму гаражу и ножи не забудь. Еще по пивку?
— Запросто!
— Бушлат повесишь на крючок — и проходи на кухню, — сказала Галина. Вид у нее был страшно домашний. Рубашка с юбкой, ноги в носках без тапок (в квартире тепло, батареи работают в лучшем виде) — и никакого привычного медицинского халата. Совсем другая женщина. Божественная, и даже старая застиранная рубашка без верхней пуговицы на ней смотрелась впечатляюще. Особенно то, что, не зажатое, оттопыривало ткань.
Она посмотрела внимательно, легко коснулась лица, развернулась и ушла. Сашка глянул ей вслед, мучительно пытаясь разобраться — что это было. Проявление симпатии, мимолетное дружеское участие или нечто многообещающее. Так и не придя к определенным выводам, принялся стягивать ботинки, осматриваясь. Ничего особенного. Подставка для обуви, вешалка у дверей и большое зеркало в прихожей. Обои, изображающие березовую рощу, были старенькими, и местами не мешало бы картину повесить, дырку закрыть. Хотя очень вероятно, зеркало для того и поставили.
— Ты где там? — крикнула Галя.
Он двинулся на голос, заглянув по пути в открытую дверь, убедился в наличии большого шкафа. Чистенько. Для обычной женщины нет ничего ужаснее заляпанного пола или грязного зеркала. Галя вполне нормальная.
Судя по виду, квартира — стандартная двушка. Спальня, так называемый салон, прекрасно видный (дверь не предусмотрена), с детской кроваткой. Направо кухня, дальше должен быть совмещенный с душем туалет. Видел он места похуже.
На плите шумел чайник, сообщая о скором закипании. На столе присутствовало блюдце с сушками и сахарница.
— Есть хочешь?
— Спасибо, я сыт.
— Тогда чай. Чем порадовал подполковник Котельников?
— Кто? — удивился Сашка.
— Дядя Жора. Я его встретила по дороге и попросила посмотреть на машину профессиональным взглядом. Потом в окно видела ваше бурное обсуждение.
Сашка попытался сообразить, можно ли разглядеть отсюда, как они дружно отливали за гаражом. Веселое дело, но он не догадался, что этот деятель в чинах совсем того. Должен ведь знать, куда окна выходят. И вроде случайно приблудился, ага.
— Он у нас главный начальник в гарнизонном автобате, — объяснила Галина. — Все вояки бегают с просьбами. Понятно, у кого колеса есть. Все ножи тащат вместо денег.
Ага, повторно отметил Сашка, наивный случайно зашедший. Хотя, если честно, оно и к лучшему. И что он Гале про ножи рассказал, правда, без особых подробностей, — тоже. Пригодилось.
— Коллекционер, — объяснила она, подтверждая догадку. — Жена с него горькими слезами плачет. На днях саблю какую-то замечательную притащил — три с лишним сотни целковых как не бывало. Ты вот тоже… Зачем, — с неодобрением спросила, — нож в кармане держишь постоянно? Не понимаешь? Прихватят с холодным оружием — мало не покажется.
— Какое еще оружие? — возмутился Сашка. — Чушь. Нож мне нужен для сугубо рабочих целей. Открутить, завинтить, изоляцию снять, для сращивания проводов. Попутно пакеты открывать, шнурки перерезать, карандаши точить, бутылки с пивом вскрывать и так далее. Прекрасно «Сапер» для самых разных надобностей подходит. Инструменты на любой случай в жизни. А что не часто использую — так вещь дорогая, нежелательно портить.
— Ну-ну. Лезвие там какого размера?
— Так это, насчет стоимости, — под насмешливым взглядом Галины, прекрасно понявшей, что он не слишком ловко пытается соскочить с темы, промямлил. Ну не объяснять же, что без оружия он чувствует себя голым! Привычка. Хоть и не «булка», а все равно хоть что-то.
Врать и сбивать цену не хотелось. Да и не стоило ломать доверие. Завтра она встретит этого самого прекрасно знакомого дядю Жору — и тот выложит все подробности. На самом деле и не жалко. С неба упали, так хоть удовольствие получить.
— Он сказал, пять тысяч нормально. Больше — глупо. Там еще долго возиться.
— А сколько у тебя есть? — выключая засвистевший чайник, поинтересовалась Галина.
— Ты не видела?
— Зачем? — наливая кипяток в стакан, удивилась. — Кинула в шкаф и забыла. Там китель парадный, я его раз в год надеваю, во внутреннем кармане. Еще не хватает чужое пересчитывать. Да ты не парься — если не хватает, отдам дешевле.
— Не надо. У меня есть.
— Значит, договорились. Забирай!
Она села напротив, принялась молча смотреть, как он пьет.
Сашке хотелось сказать что-то сильно умное, но в голову ничего не приходило. В таких случаях люди норовят нести какую-то чушь — лишь бы не молчать.
— А дочка где? — выдавил из себя наконец совершенно не волнующую его вещь.
— В детсаду на пятидневке, — вставая, объяснила Галина. Она повернулась к раковине, явно намереваясь приступать к мытью посуды. — Завтра вечером дежурство.
Когда я ем, в панике подумал Сашка, я страшно хитер, быстр на идеи и дьявольски остроумен. Теперь она меня выставит — и привет. Терять было особо нечего. Допить чай и валить в госпиталь. Одна проблема: другого шанса не будет. Больше в квартиру ему не протыриться. Деньги отдать — и никаких важных причин сверх того не придумать. А уходить чертовски не хотелось. Совсем о другом по ночам думал. Лучше сразу получить от ворот поворот, чем упустить последний шанс. А, пан или пропал…
Сашка поднялся и, подойдя сзади, робко обнял женщину за талию. Тело Галины напряглось, и она замерла. Он тихонько прикоснулся губами к ее шее, переходя границу в их взаимоотношениях. Она вздохнула и, не пытаясь высвободиться, сжала его руки своими пальцами. Осмелев, Сашка вновь принялся целовать тонкую шею, постепенно сползая к плечу. Очень нежно и осторожно, ощущая, как из Гали уходит напряжение. Кожа была нежная и приятно пахнущая.
Ладони тоже поползли выше от талии, к груди, словно разведчики, готовые в любой момент остановиться и замереть. Одежда страшно мешала. Тихонько, стараясь не спугнуть, принялся расстегивать пуговички на рубашке.
Почувствовал движение и не пытаясь удержать, слегка отстранился, не выпуская из объятий. Галя повернулась лицом и сама потянулась навстречу. Вечная легкая насмешка в глазах исчезла, взгляд затуманенный.
Сашка жадно впился в ждущие губы, а женские руки обняли его за шею, с силой притягивая. Сознание куда-то стремительно удалилось, и только руки продолжали гулять по желанному телу.
Галя оторвалась от него, тяжело дыша, и прерывисто сказала, когда он вновь потянулся, намереваясь снять с нее рубашку:
— Нет, не спеши… Не здесь… Пойдем.
Она взяла его за руку и потянула за собой в комнату.
Он бежал по жуткой грязи огорода, с натугой выдергивая ноги из жадно чавкающего болота. На каждом ботинке висело не меньше пуда липкой грязи. Как они, суки, здесь живут, давно стоило все заровнять бульдозерами и асфальтом залить. А самих напалмом и сверху дустом посыпать — не пришлось бы ловить очередную банду.
Запаленно дыша, перескочил через низкий глиняный заборчик, и прямо навстречу из-за угла выскочили двое с автоматами в руках. Мыслей в голове не было, только страх прошиб насквозь, и руки независимо от разума подняли АБМ.
Он стоял и, бессмысленно крича, непрерывно поливал духов свинцом. До упора, до опустевшего магазина. Они ответно садили, завывая что-то свое. Им тоже страшно. Вот она, смерть, напротив.
Секунда, вторая — и удар в грудь, от которого он валится на спину в грязь. Над головой небо со звездами. Продырявили из чего-то крупнокалиберного, а там свет. Интересно, погибшим за веру обещан рай с гуриями, а ему что обломится? Тишина и отсутствие врагов? Скучно.
Опять выстрелы, и чьи-то ноги топчутся вокруг. Больше всего удивляет, что сознание четко отмечает все звуки вокруг, и почему-то перед глазами не проносится вся предыдущая жизнь, как обещали дурацкие книги. Он же умер, и летящие на лицо брызги грязи не должны нисколько трогать.
Чужие руки дергают его, рвут одежду, и изумленный голос, перемежая каждое слово руганью, говорит:
— Нет, вы видели фокус! С пяти метров палили, два трупа, а этот счастливчик словил три пули в грудь. Бронежилет спас. Автоматные магазины в «лифчике» разворотило, а ему хоть бы хны. Я на тренировке хуже синяки получал. Вставай, симулянт! Долго жить будешь!
— Тихо, Саша. — Теплая нежная ладонь погладила его по голове. — Это сон. Всего лишь сон. Все хорошо.
Он повернулся, благодарно поцеловал Галю в щеку и прижал женщину к себе. Объяснять не хотелось, одно желание — забыться вновь. Она нежно, едва касаясь губами, принялась целовать его лицо. Губы, глаза. Сашка двинулся навстречу, очень медленно, втягивая знакомый запах и вжимаясь в принадлежащее ему теплое, гибкое, послушное, раскованное, восхитительное, соблазнительное, уже знакомое и все равно незнакомое прекрасное тело.
Вряд ли он бы поверил, если бы кто-то сказал, но в этот момент он чувствовал себя не любовником, а сыном, прячущимся в ласковых объятиях никогда не виденной матери в поисках защиты и утешения от прошлого, да и нынешнего окружающего мира. Сейчас для него не существовало ничего вне этой комнаты и этой женщины. Время остановилось.
Сколько это продолжалось, он не запомнил. Час, может, два. Они молчали, лаская друг друга, и вновь и вновь сливались в объятиях, забыв про отдых, понимая настрой без слов и подстраиваясь под желания. Ни одного несогласованного движения — и доходящая до изнеможения нестерпимая сладкая страсть.
Утром он проснулся от солнечного луча, без разрешения пробравшегося сквозь стекло. Даже на привычное время внутренний будильник не сработал. Давно с ним такого не случалось. Вскакивать еще до дикого крика «Подъем!» он выучился через неделю после призыва. И в госпитале стабильно просыпался. Правда, переворачивался на другой бок и продолжал массу давить, но это уже другая история.
Галина голова лежала у него на груди, ногу она тоже по-хозяйски закинула на него. Рука затекла, но очень не хотелось тревожить, и Сашка решил потерпеть.
Мысленно прикинул расписание и решил: ну его. Перетопчутся. Имеет он право на выходной? У Гали пересменка вечером, и есть чем заняться без очередных железных потрохов. Да и про жизнь дальнейшую неплохо бы поразмышлять. Ничего серьезного в думалку не поступило. Страшно мешало желание заглянуть под одеяло. Не удержался, провел рукой по бедру и завороженно уставился в открывшиеся женские глаза.
— Сколько времени?
— Восьмой час, — дисциплинированно доложил, скосив глаза на часы. Почему-то их он не снял. В отличие от всего остального.
— Давно вставать пора.
Галя вздохнула и села на кровати. Не пытаясь прикрыться, она потянулась и встряхнула головой. Длинные черные волосы упали на спину ниже лопаток.
— Я впервые вижу тебя с распущенными волосами, — удивленно сознался Сашка, погружая пальцы в роскошную гриву.
— Военнослужащий должен иметь вид и короткую стрижку. Для прапорщиков, а особенно женского пола, возможны послабления, однако раздражать завивкой встречных генералов не рекомендуется. Могут ведь заставить постричься налысо.
— На такую красоту у них рука не поднимется, — возмутился Сашка.
— Зато язык в приказе — легко. — Она повернула голову и хитро блеснула глазами. — И потом, должна же я удивлять своего парня.
— Да! — страстно воскликнул он, отбирая у нее расческу и старательно принимаясь расчесывать густые блестящие мягкие волосы. — Для пущего оглушительного эффекта длинный хвост и челка просто напрашиваются. Очень миленькая девочка выйдет. Сногсшибательная. Конечно, мечта любого солдата оказаться на офицере, но мне предпочтительнее насмешливая и загадочная восточная красавица… — Тут он почувствовал, как напряглась спина, не понял причины, но постарался срочно перестроиться: — … А не тупой солдафон. Извини, если шутка дурацкая.
— А что ты еще в первый раз обнаружил? — спросила Галина, помолчав.
— Все, — сознался Сашка. — Ты у меня первая и единственная. Правда, правда. Я ведь ни хрена не помню из прошлого. Так что честно. И при свете я тебя еще не видел. Хм. В столь привлекательном обнаженном виде. Вид не для слабонервных, страшно завлекательный. Крайне интересно провести инвентаризацию.
— Уже, — взъерошив ему волосы и подбирая с пола халат, не согласилась Галина.
— Это не то! — обиженно возопил парень. — Чисто на ощупь, запах и вкус. Не хватает визуального наблюдения. Это ж обалдеть, какие пленительные изгибы я наблюдаю при одном совершенно невинном движении! Не уходи, мир собою украшающая! Не бросай меня, неповторимо интересная, обольстительная прапорщица! Пленительная, не похожая на других Галин ни чуточки… Они тебе в подметки не годятся!
— Чтобы хорошо работал, необходимо сытно кормить, — обернувшись и застегивая пуговицы, наставительно сообщила Галя. — А слишком много сладкого быстро приедается. Одевайся, умывайся — и на кухню. А по пути постарайся припомнить побольше определений для меня. Неплохо прозвучало.
А юбку не надела, с блаженной улыбкой на лице валясь назад на диван и с изумлением слыша протестующий стон пружин (ночью ничто не мешало), подумал Сашка. Скромница моя, вроде бы случайно. He-а. У нас прекрасные ножки, и слегка подразнить, показав круглые коленки, нелишне. Мне не требуется поощрения, однако мысль правильная. За такими ногами я готов идти без оглядки.
Собственно, правильно делает, разгуливая в строгом и недоступном виде в остальное время. Конкуренты мне не требуются. Нет уж, отныне это моя территория. Я свою женщину помечу, чтобы каждый мужик чувствовал на ней мое присутствие и подойти не смел.
Он вскочил и сунулся в шкаф. С удовлетворением отметив полное отсутствие мужских вещей, полез в карман кителя. Нетерпеливо развернул сверток, извлек из него серьги с рубинами и, сам себе удовлетворенно кивнув, полез в брюки, прыгая на одной ноге. Подарок в карман. Это будет сюрприз.
Не особо задумываясь, Сашка заливался соловьем, старательно наворачивая из тарелки и проверяя последствия речей. Галина слушала внимательно, в особо удачных местах старательно аплодируя. Откуда и взялось, наверняка в очередной раз из архивной памяти поперло.
— Ты совершенно бесподобная и со всех сторон прекрасная, лучше не случается, а уж как самозабвенно-трудолюбиво раны исцеляешь…
— Вот про работу не надо!
— Э… пьянящая бедного сержанта одним своим видом гармоничным. Убийственно прямо в сердце ранящая и всем свои видом к поцелуям зовущая.
— Чай будешь?
— Да. — И, не дожидаясь стакана, продолжил: — Вся из себя аппетитная, на вкус сладкая, и никакого диабета у меня от сближения не будет. Потому что прямо с утра бесконечно новая. А в любви искусная, гибкая и стройная, всех даров достойная. Глаза закрой!
— Это еще зачем? — послушно зажмуриваясь, спросила.
— Стой спокойно, — осторожно продевая серьги в дырочки в ушах, потребовал. Иногда она надевала что-то на работу, но совсем дешевка. А ушко такое маленькое, красивое, нуждающееся в достойном украшении. — Не открывай, идем осторожно к зеркалу, — держа за руку, отвел в прихожую. — Можно!
— Ой! Красота, какая, — внимательно изучила себя в зеркале и глянула на Сашку. — Где взял, я спрашивать не буду, все равно скажешь: «Не помню!»
— Ты все-все-все понимающая.
— Очень, между прочим, удобно иногда.
В воздухе повис непроизнесенный вопрос — а не выдернул ты у кого из ушей?
— Ну, не орден Ленина мне дарить! За него я легко отчитаюсь, предъявив наградные бумаги, да не поймут окружающие. Я хочу делать то, что хочу, и так, как хочу. А хочу я просто сделать тебе приятное.
— Ну, — глядя ему в глаза, сказала, — тебе есть что мне дать. Выражаясь в том же стиле: взоры были сладострастные, речи нежно-цветастые, голову кружащие, на грех вдохновляющие и требующие проголосовать за продолжение банкета.
Сашка молча подхватил Галину на руки и понес ее в комнату.
