Сашка въехал через арку во двор, старательно обогнул веревки с сушащимся бельем, мимолетно подивившись отсутствию боязни воров, и остановился у подъезда. Еще раз, проверяя, глянул на облупленную табличку и, убедившись в правильном номере дома, заглушил двигатель. Вылез наружу и с хрустом потянулся. Кататься по просторам Родины чудесной замечательно, однако двое суток за рулем всерьез утомляют без привычки. Все тело затекло.

Между Новосибом и Барнаулом ремонт дороги, много знаков, ограничивающих скорость до пятидесяти километров в час, а по Туркестану сплошь перманентный ремонт асфальта, и без точного знания дорог лучше не рисковать гнать ночью, а спокойно выспаться. Раскладываешь сиденья — и намного лучше армейских нар. Заодно и ботинки некому спереть.

В одном месте обнаружился изумительный знак «27 км ремонта». Сплошь дыры и ямы, влететь запросто с серьезными последствиями. Не так чтобы очень время поджимало. Да и на поезде за сутки спокойно докатить можно. В будущем баловаться не стоит.

Прислонился к дверце «Русича» и осмотрелся вокруг. Стандартные двухэтажные кирпичные здания. По виду — как бы не бывшие бараки еще дореволюционных времен. Хотя нет. Скорее всего, сооружали в конце сороковых — начале пятидесятых. Как раз не самый плохой вариант. Тогда строили не в пример качественнее наклепанных в пятидесятые панельных многоэтажек. Это, как водится, по планам и сериям возводили. Захочешь — не спутаешь. Правда, и жили в старых домах все больше коммуналками, но он как-то мало рассчитывал на индивидуальные хоромы.

Да и почти центр — удачно. Все лучше, чем возле Северного аэропорта. Самолеты уже не летают, да кругом пустырь. Чем думали планировщики, нормальному человеку не понять. Точно не головой. Ведь могут, когда хотят. Умудрились же бывшие леса не вырубать под корень, а включать в застройку.

Если и пытались во дворе наводить порядок, это было страшно давно. Выбоины, чуть ли не под окнами валялась куча строительного мусора, где возились дети. Дворники если и существуют, то где-то в других местах.

У ряда сараев, под единственным фонарем, за столом несколько мужиков перестали стучать костяшками домино и с интересом уставились на гостя.

— Че за номера у машины? — в голос спросил один. — И цвет? Инопланетянин заехал.

— Летчик, — заржав, ответил второй, — а «В» — военный.

Говорили они в полный голос. Чего стесняться — хозяева.

— «ТУ» — это Туркестан, «В» — Верный, — авторитетно заявил еще один совершенно алкашного вида дядечка, вынырнув из глубоких раздумий. Хлопнул очередной костяшкой и с торжеством объявил: — «Рыба»!

Пришелец моментально оказался забыт, и компания принялась с азартом выяснять, кто виноват. Один алкаш самодовольно улыбался и настойчиво пытался всучить бидон проигравшим. Их очередь бежать за пивом.

Сашка повесил на плечо сумку со своими вещичками и двинулся по крутым ступенькам разыскивать искомую одиннадцатую квартиру. Он не сомневался: после его ухода и дети и доминошники непременно осмотрят «Русича» вблизи и обсудят. Но если белье висит спокойно, вряд ли ломать примутся. Стоит же «запор» чей-то, и ничего. Гаражи здесь не предусмотрены архитектурой.

Второй этаж. Целая гроздь почтовых ящиков. На каждом фамилия. Кравченко, Земцовы, Щеголевы, Абакумовы, всего десять штук. Ожидаемо. Коммуналка и есть.

Облупленная дверь с табличкой, кому и сколько раз звонить. Низин в списке пятый. Себе трезвонить — смысла ни малейшего, ключа не имеется. Что делать? Правильно: идти по легкому пути. Он нажал на звонок и прислушался к дребезжанию внутри. Время к ужину, для работы поздно, для сна рано. Кто-то непременно появится. Обматерить настойчивого, к примеру.

Загремел отпираемый замок, и в распахнувшейся двери обнаружилась сухонькая маленькая седая старушка. Секунду она смотрела и, ахнув, кинулась его обнимать.

— Вернулся, — счастливо говорила, прижимаясь к груди, — а я так боялась.

Сашка осторожно в легком остолбенении, обнял совершенно незнакомую женщину. Таких бурных эмоций при своем виде он никак не ожидал. Тут в очередной раз начиналась темная зона, и он привычно приготовился делать морду кирпичом. Побольше невозмутимости — и никаких дырок в памяти. Меньше всего ему нужны лишние посвященные в его недостатки.

— Куда тебя ранило? — И тут же, не дожидаясь ответа: — За все время ни разу не написал. Почти год! И Денису тоже. Сволочь ты, Саша!

Это означает, раньше я писал, догадался.

— Что ж я тебя на пороге держу, — спохватилась, — проходи!

— Опупеть! — сообщил появившийся в коридоре длинный худой мужик в майке и семейных трусах. — Явление Христа народу. Жена! — завопил дурным голосом. — Подь сюда! Срочно! Да бросай свое белье! Не каждый день праздник. Пить в армии научился? — Это уже Сашке. — Отметим.

Ага, кивая и извлекая из сумки на всеобщее обозрение бутылку, догадался тот, я и раньше по этому делу не сильно ударял. Хорошо, хоть в этом отношении не сдвинулся.

— Молоток, — почесывая волосатую грудь, обрадовался мужик. — Соображаешь. Всегда был правильным пацаном. Проставиться необходимо. А Никодимычу — во, — он показал в сторону коридора внушительных размеров дулю, — ишь, выдумал, жилплощадь пропадает. Защитнику Отечества она принадлежит.

— А отдохнуть с дороги? — растерянно спросила старушка.

— Вот и отдохнем, по-нашему, по-русски, — страшно убедительным тоном пояснил мужик, почти насильно волоча их в сторону кухни. Ему не терпелось.

Кухня была огромна. И по площади и по потолкам — высотой не меньше четырех метров. В теории. Когда присутствует десять столиков, отдельно на каждую семью, со специальными полочками для посуды, и несколько плит, места уже не остается. Хорошо еще, холодильники, видимо, по комнатам распиханы. Во избежание воровства продуктов и плевания в чужие кастрюли.

Сашку торжественно усадили и под приветствия, дружеские объятия и поцелуи в щечку все новых и новых беспрерывно появляющихся из таинственных глубин квартиры жильцов принялись энергично сдвигать столы и выставлять еду. У людей был праздник. Похоже, ему всерьез были рады. А Сашка сидел и пытался разобраться, кто есть кто. Представляться никто и не подумал. Все прекрасно с ним знакомы. Ну как, к примеру, обращаться к той женщине, если тип в майке ее иначе, как «жена», не называет? Хорошо еще, со старушкой выяснилось. Ее поименовали Ксенией Юрьевной. Уже легче. А то приходится постоянно в третьем лице и на «вы» всех подряд. Попробуй с ходу запомнить целый взвод незнакомцев.

Проще всего оказалось с молодым поколением. А ты помнишь Настю или Мишу? Конечно! Выросли за время моего отсутствия. А Настя вообще красавица. Чего не скажешь для довольных родителей, постаравшись не заметить красных прыщей и длинного носа.

Одной бутылки на всю компанию оказалось, естественно, мало. Из недр квартиры появилась еще парочка, а потом еще. Через час всеобщее застолье раскололось на несколько отдельных. Тот самый Никодимыч испарился первым. Его Сашка зафиксировал сразу. Не понравилось ему желание лишить его законных двенадцати квадратных метров. Очередной Самойленко. Придется присмотреться.

Сообщение о прибытии на собственной машине вызвало всеобщий восторг и дополнительные возлияния. Сколько ты имел в своем Техцентре, принялся добиваться еще один низенький с солидным брюшком сосед. Нет, сто рублей — это зарплата. А сколько ты имел? Сашка пожал плечами и принялся тщательно пережевывать пищу. Когда я ем, я глух и нем. Пусть думает что угодно. Тот с успехом и подтвердил, принявшись рассказывать, как в его ресторане официанты с поварами крутят и сколько домой уносят. Причем сам, как оказалось, заведует складом. Тот еще перец. Снабженцев еще Суворов предлагал вешать после года работы без следствия, и с тех пор они ни капли не изменились.

Всерьез закосевшего длинного мужика в майке по имени Гена, первым его встретившего, уволокла отсыпаться жена при посильной поддержке того самого пятнадцатилетнего Миши, пытавшегося расспрашивать о службе в Афгане. Пришлось пообещать как-нибудь потом, наедине рассказать, лишь бы отвязаться. Остальные этой темы вообще не касались. Тосты поднимали, бурно радовались, а про юга молчок. Будто и не в курсе. Странно смотрелось.

Раньше он такого не замечал. Хотя, если задуматься, и по телику на эту тему не распространялись. За три месяца два репортажа с разоблачением происков мусульманских экстремистов и документы иранские показали. Много там разберешь с экрана, что написано. Инструкции по взрыву в Кабуле или письмо домой. Стражей исламской революции он неоднократно самолично мочил, да вот документов при них не имелось. Такие же духи, как и прочие, дурные они, что ли, при себе инструкции носить. А вот подготовка обычно лучше. Профессионалы все-таки.

Пьянка плавно перешла в стадию, когда народу уже, собственно, без разницы, ради чего собрались. Пошли обсуждения местных дел, включая спор в дальнем углу об очередности уборки общих помещений. На стене у входа на кухню висела специальная доска с графиком, и под ней началось бурление с выяснением отношений. Пахнуло знакомым воздухом казармы. Страшно не хватало сержанта, указующего, кто тут самый молодой и займется немедленно сим малоприятным делом. Или получит… в общем, вам по пояс будет. Спорщиков с трудом утихомирили, причем не приказами, а предложением выпить.

Напротив, с другой стороны стола, не слишком дружно запели хором. Замечательно такие песнопения выглядят исключительно в кино. А если люди еще и поддатые, и стремятся друг друга перекричать…

— Пойдем, — сказала Ксения Юрьевна, поднимаясь. — Ключ возьмешь.

Сашка с готовностью вскочил, прихватывая сумку, попутно извиняющимся тоном объясняя, что еще в своей комнате не был. Вещички кинуть — и непременно вернется и продолжит. Спрашивать, в какую именно дверь ломиться, ему меньше всего хотелось, а тут такая удача.

И не такая уж она и старая, подумал. Пару рюмок выпила, щеки раскраснелись, глаза блестят. Чуток за шестьдесят, не больше. Вполне бодрая женщина.

— Проходи, — пригласила, распахивая незапертую дверь, ничем особенным не отличающуюся от соседних.

Сашка послушно шагнул вперед и всерьез удивился. Обстановка… Ну ничего особенного. Узкая кровать, маленький столик, стол, шкаф в углу. Холодильник. Ага, на кухне их не было. Правильно догадался: по комнатам стоят. Занимательно. Продукты могут слямзить? Непорядок.

Все остальное место занимали полки с книгами. Только на русском их практически не было. Сплошь язык потенциального противника. В голове оформилась достаточно простая догадка. Свой английский он вынес отсюда. Не самый плохой подарок. Но тогда это не просто соседка?

На столике стояло несколько фотографий. Три общие, с кучей детских лиц, а внизу, как принято, имена и фамилии и несколько взрослых наверху. Денис Григорьевич Кузнецов — директор детдома. Тот странный тип, объяснявший про Наманган и учивший правильно пользоваться ножом. Трое с ничего не говорящими фамилиями и именами — и на закуску Ксения Юрьевна Бугаева. Учительница английского языка. Как бы еще сложить Воронеж и Новосибирск…

Сашка повернулся, подошел к первой же книжной полке и совершенно автоматическим движением вытащил Киплинга. Их стояло рядом два — один на русском, другой на английском. Его вообще переводить адекватно сложно, но лучше, чем своими словами. Томик распахнулся на хорошо знакомом стихотворении.

— Не забыл? — со странной интонацией спросила Ксения Юрьевна. — Про гиен?

— Поэт тогда хорош, когда каждый умудряется найти в его стихах подтверждение своим мыслям. Вам больше нравится второй куплет, а я слышу последний: пятнать мертвецов — дело людей.

Сказал и сам испугался. Прозвучало как продолжение давнего спора, которого он совершенно не помнил. В очередной раз выскочило из архивной памяти, и попал.

— А ты изменился, — с удовлетворением сказала Ксения Юрьевна. — Повзрослел — это нормально, наверняка и жизнь несладкая была. Раньше непременно бы ругаться начал. Я думала, вернешься еще злее, а сидел рядом с Раей — и ничего. — В голосе было удивление.

Какая еще Рая? Та постоянно норовящая отодвинуться подальше татарка слева? Выходит, не показалось — она меня боялась. Интересно я раньше жил, как бы поделикатнее расспросить. Изобразил видом вопрос.

— Да, странно это. Ты был такой правильный.

— Доносы писал на болтунов?

— Это называется ставить органы в известность о подозрительном поведении, — вполне серьезно ответила Ксения Юрьевна. — Что там с вами делают в рядах армии, что в голосе явственно ощущается негодование при слове «донос»? — Она совершенно не по-учительски ткнула в него пальцем, с негодующим возгласом: — Тебя подменили!

Говорила она вроде бы шутя, но Сашке стало всерьез не по себе. Разведчик из него не получится, если со второй фразы начинаются подозрения.

— Все гораздо проще: я завел семью, — доставая из кармана фотографию, сознался Сашка.

— Заводят собаку, — вполне по-армейски отрезала Ксения Юрьевна, изучая снимок. — Красивая, — вынесла вердикт, — теперь ясно, почему исчез надолго и писать перестал, но она ведь не русская?

— По паспорту русская, — сердито отрезал Сашка.

— Тогда понятно. Единственный реальный способ прошибить оловянного солдатика и заставить его слегка задуматься. Женщины на то и существуют, чтобы возвращать мужчин от абстрактных идей к реальному миру.

Это получается, я раньше страшно «любил» всех «черных», совместно с той самой татаркой, хоть она сто раз гражданка, и не стеснялся высказаться? Не особо удивляет. И как бы я среагировал на Галю?

— Слушай, мне кажется, или у нее намечается живот?

— Мальчик будет, — невольно расплываясь в улыбке, подтвердил Сашка. — Осенью.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— А жить-то как собираетесь?

— Она хочет, чтобы я в НГУ поступил.

— Еще и умная, — одобрила Ксения Юрьевна.

Лучше бы она была глупая. Не так далеко думала. Жить надо сегодняшним днем, а не строить планы на годы. Никто не знает, что его ждет завтра за поворотом. А я — дурак. Так и не научился ей отказывать.

— Молодец. Одобряю. Ты у нас парень не из подворотни и не серийного производства. Сядь! Не стой — раздражает. Или торопишься назад, на гулянку?

— Вот уж нет, — приземляясь на стул, искренне заверил Сашка. — А можно раскрыть подробнее про солдатиков?

— А то не догадываешься, — фыркнула она. — Могу и прямо сказать, заодно и проверим, насколько далеко твоя нынешняя терпимость распространяется. Денис замечательный человек и прекрасный педагог, но мы с ним недаром не ужились. Нельзя всех старательно под одну гребенку. Да какой там! Он вас рубанком обрабатывает. Все лишнее побоку. Конечно, абсолютные копии не получаются, характеры разные, да и физические возможности, но в головы он вам свои идеи набивает мастерски. Да на самом деле и есть с кого пример брать. Подполковником ушел на пенсию, и наград полная грудь. Ты не посрамил его заветов?

— Есть маленько. Я теперь большой герой и собираюсь протыриться в универ без экзамена.

Сашка проверил это дело предварительно. Просто после армии вместо трех экзаменов сдавали одну математику, но в общем туманном положении про награжденных абитуриентов сохранился пункт насчет высших орденов. Таких принимали сразу. «Ленин» вполне тянул на льготу.

— Даже так? — не особо удивилась Ксения Юрьевна. — Потом похвастаешься. Ты в курсе, что девятеро из десяти после вашего детдома в Суворовское училище идут? Прекрасно знаешь, — махнула рукой, — служить Родине. Офицерское училище — мечта жизни. Страшная трагедия: в Рязанское Краснознаменное десантное не взяли!

Тут она крепко выругалась, отчего Сашке не удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Очень уж фразочка выпала из облика интеллигентной высокодуховной учительницы.

— Чего только от мужиков не наберешься, — извиняющимся тоном объяснила, правильно поняв его удивление, — тридцать с лишним лет в сплошном мужском коллективе под бессменным руководством бывших офицеров.

Она слабо улыбнулась.

— Вот ты точно родился не для армии. Знаю, знаю, — опять отмахнулась, не дожидаясь возражений, — служить — правильно и долг каждого гражданина. Но не всю же жизнь! Да ты еще читать не умел, а любимым занятием было ковыряться в розетках, утюгах, плитках и выключателях. Не ломал — чинил. И ни разу не ударило током. А подрос и более серьезными вещами занялся. Это ж надо было видеть довольную рожицу, когда очередной не желающий включаться прибор начинал работать. Есть люди — стоит им подойти к той же ЭВМ, и она начинает барахлить. А есть Саша, которого электроприборы обожают и принимаются послушно вертеться или что им там положено делать. И дать такого уникума засунуть в общевойсковое училище, и чтоб он потом гонял придурочных солдат по плацу?! Вот уж нет! Плох тот учитель, который не способен подсунуть более сложную, развивающую задачу. Чистый ремонт ЭВМ уже не интересен, подавай возможность разобраться в программах. А там и английский, — она совсем по-молодому подмигнула, — очень к месту. Такой энтузиазм у тебя проснулся к изучению!

Она замолчала, задумавшись. Сашка терпеливо ждал — страшно не хотелось несвоевременным вмешательством сбить с мысли.

— Наверное, я слегка сдвинулась к старости, — тихо сказала Ксения Юрьевна, — у меня никогда не было детей, и поэтому в каждом выпуске, все годы, были мальчики, которых я выделяла. Некоторые мне даже пишут. С праздниками поздравляют, но давно своя отдельная жизнь. Знаешь, учителя редко помнят всех. Вот залетчики или отличники в памяти остаются. А остальные проходят общей массой. А ты не лез ни в какие рамки. Как затмение на меня нашло. Вдруг у меня появился не просто любимчик — сын, за успехами которого так здорово наблюдать и помогать ему. Не по обязанности, не из чувства долга. Просто хотелось. В шестнадцать лет вы уходите из привычного мира в большой. И если честно, не так уж неправ Денис, пусть даже он вечно перегибает с этими рукопашным и ножевым воспитанием.

Сашка в душе обрадовался. Еще кусочек мозаики удачно встал на свое место. Вот он, Денис Григорьевич, — нарисовался. И подтверждение налицо. А учил не зря. Предпочтительнее кормить червей другими. Пригодилась наука.

— Лучше уж в Суворовское, — продолжала говорить Ксения Юрьевна. — Очень трудно детдомовцам переходить в самостоятельную жизнь. Свои двенадцать метров по закону в коммуналке или в общежитии всегда получат. Зарплата для только начинающих работать не слишком большая, да проблема не в этом. Они привыкли жить на всем готовом. Есть сытно, регулярно меняли одежду. Донашивать за старшими, как в нормальной семье, считается западло.

И ведь не замечает, отметил повторно. Нормально для нее звучит. Воистину набралась в соответствующей среде неблагопристойных выражений.

— Деньги моментально исчезают неизвестно куда, и через неделю они уже не представляют, на что купить еду. Кто приспосабливается со временем, кто нет, но переход для большинства жуткий. Все новое и незнакомое. А армия — тот же детдом. К режиму привыкли, и он не удивляет. Побудка, зарядка, мытье, завтрак, учеба-работа, обед, сон, личное время, ужин, телевизор и отбой. Ничего нового. Требования одинаковы для всех, только называется это умным словом «устав». Кормят, поят, еще и платят. Прекрасный выход. И пользы для страны много больше, чем от ворующего или пьющего. И тогда я составила план. — Она тихонько засмеялась. — На долгие годы вперед. В Новосибирске есть специальное техническое училище, дающее профессию. ЭВМ и программирование. После него на факультет информатики в НГУ берут без экзаменов. Училище работает как подготовительное отделение университета, и учат там всерьез. А у меня тетка жила здесь. Выбила комнату тебе и себе. И помогла на первых порах.

— А Денис Григорьевич?

— Да не зверь Кузнецов, помог. Мы хоть и ругались вечно, да по делу. Он мужик правильный. Пусть я и женщина, но чрезмерного гуманизма в воспитании не одобряю. И в твоем отношении тоже, — после паузы сказала. — Если ребенка не наказывать за проступок, ничего хорошего из него не выйдет. Главное, наказание должно соответствовать преступлению. Быть справедливым и не преувеличенным. Без строгости нельзя: вмиг на шею сядут и ноги свесят. С тобой мы тоже ругались, но ведь без злости?

Сашка кивнул, соглашаясь. А что ему еще оставалось.

— А потом сработало твое воспитание, — сказала Ксения Юрьевна с тоской. — «Восемнадцать мне — уже и не учиться, а служить положено». На все плюнул и ушел. Вот и все мои планы…

Сашка сел с ней рядом на кровать и осторожно обнял за худенькие плечи. Жутко тонкие косточки. Чуть нажать — и сломается.

— Простите меня, — сказал искренне, — за все. За то, что забыл… писать, за то, что повел себя по-дурацки. За то, что не ценил заботы.

— Ладно, ты меня тоже извини. Выпила, лишнего наговорила. Иди к себе. Я там ничего не трогала, пыль иногда вытирала. Если что понадобится, стукнешь в стену.

Она машинально показала, в какую. Не придется теперь искать. Соседняя комната.

Точно такая же двенадцатиметровая комната с большим окном. Кровать с железной сеткой и, между прочим, застеленная. Пыль она иногда протирала, ага. Чистота не хуже операционной. Шкаф, в котором обнаружился не слишком богатый гардероб. Рубашки оказались маленькими. Нарастил мускулатуру.

Стол, стул. Роскошных кресел, ковров и телевизора не наблюдалось. Холодильника тоже. Где он держал продукты? Похоже, по знакомству у Ксении Юрьевны. Зато на столе стоял приспособленный под экран маленький телевизор, и под ногами прекрасно знакомый металлический ящик. В Верном оставил точь-в-точь копию. Не просто самоделка из собранных неизвестно где деталей, руки автоматически сработали. Со стороны незаметно, но ему-то почерк виден. Даже стоит соответствующим образом, чтобы удобно было. Оказывается, старая привычка.

Сашка проверил провода и воткнул штепсель в розетку. Три с лишним года простоял. Сейчас пойдет дымок, и все. На удивление, все нормально поднялось. Проверил выход на сцепление — работает!

Он замер, пытаясь сообразить, как можно быть таким тормозом. Игорю и Гале почту сделал, а про себя так и не задумался. А ведь он не может не иметь своих данных. Уставился поверх экрана и разрешил рукам самостоятельно трудиться. Не в первый раз выезжает на чистых рефлексах. Ты ни черта не помнишь, а тело прекрасно знает, как с ножом обращаться. Клавиатура ничем не отличается в этом смысле.

С интересом проверил результат. В окошко «пароль» забиты четыре цифры и две буквы. Нажал «ввод». Есть!

Теперь надо сообщить домой о своем прибытии и кое-какие подробности. Гораздо лучше, чем на почту бегать. Сообщение выскочит прямо на экран и примется звенеть не хуже будильника — Галя не пропустит.

— Саша? Низин? — спросил неуверенно выскочивший ему навстречу из-за очередного поворота в коридоре полный тип в толстенных очках и форменной студенческой одежде. Смотрелось, в отличие от задуманного неведомыми любителями стандарта, плохо. Брюки неглаженые, ботинки нечищеные, на рубашке подозрительное пятно.

— Я, — мысленно тоскуя, сознался. Это еще кто на голову свалился? Щас окажется лучший друг и примется вспоминать былое. А ты поддакивай и мечтай сбежать от слишком говорливого.

— Я — Страка, Павел, — услужливо сообщил очкастый толстяк. — Ты что, не узнал? — В голосе был странный акцент.

— Давно не виделись, — постаравшись радостно улыбнуться и протягивая руку, сказал Сашка.

Года три точно. С такими линзами ему не в армии служить, а изображать умного в стенах высокой науки.

— Хоть один шутник за время моего отсутствия удержался от неправильного произношения фамилии? — поинтересовался.

— Я давно привык, — грустью в голосе подтвердил догадку Страка. — Наверное, ты единственный не упражнялся в остроумии. Всегда по имени называл.

— А это не по доброте душевной. Всю жизнь помнил — могли и меня в детдоме наградить замечательной фамилией. Накладал или Пивко. Низин, конечно, лучше звучит.

Сказал и сам удивился, откуда выскочило. Павел — чех, и те, кого он назвал, тоже. Для них абсолютно нормальные фамилии. Вроде спортсмены какие-то.

— Ты давно вернулся? А почему не зашел?

Интересно, куда и зачем, подумал Сашка с каменной мордой.

— Призвали в октябре, — неопределенно сказал вслух, — дембельнулся в декабре. Что мне тут раньше было делать. А сейчас документы принес. Поступать собираюсь.

— Так пойдем, — искренне обрадовался Павел, — нас, четвертый курс, как раз помогать заставили. Я всех знаю. Сделаем по-быстрому и отметим встречу.

Он потащил его в противоположную сторону и, забрав кипу справок и документов, проследовал мимо очереди у очередных дверей, нырнув внутрь. Минут через десять высунулся и, растерянно моргая, позвал:

— Заходи!

Сашка подобрался и двинулся почти строевым шагом. Надо было показать, с кем имеют дело, а загар очень к месту оттеняет мужественное лицо. Натурально думал нацепить все положенные награды — решил, перебор. Они там грамотные, в анкете все подробно указано.

За столом, застеленным красной скатертью и двумя стопками документов, сидела, глядя на него с искренним любопытством, девушка все в том же форменном университетском пиджаке. Вот у нее вид был в самый раз для выставки лучших студентов. Еще и прическа под Мирей Матье, хотя и очень темная шатенка. И большие синие глазищи в наличии. Захотелось заглянуть под стол и выяснить, какие там ноги. Для слабого пола формой одежды брюки не предусмотрены, обязательна юбка, чуть ниже колен.

Второй был мужчина хорошо за сорок, с небольшой аккуратной бородкой и в цивильном. Преподаватель. Перед ним лежала выписка о наградах и справка из Информатория о льготах при поступлении, специально для этого распечатанная.

Павел переминался с ноги на ногу у него за спиной и грустно вздыхал.

Сашка понял, что проскочить легко не удалось, и, не дожидаясь разрешения, сел на стул.

— Кирпич об голову разобьешь? — ехидно спросил мужчина.

— Смотря о чью, — внимательно глядя на соответствующий предмет собеседника, легко согласился Сашка.

Девушка поспешно уткнулась в бумаги, отворачиваясь.

— От училища в голове что-то сохранилось? — уже другим тоном спросил.

— Я работал полгода в Техцентре. Справка прилагается. Характеристика тоже.

— Предусмотрительный. А то не ясно, как такие бумажки пишутся.

Сашка промолчал. При желании можно и к столбу прицепиться. А завернут — недолго и выше пойти. Он им не мальчик после школы, свое выбьет.

— Решишь, — сказал мужчина, что-то быстро строча на чистом листе бумаги, — считай, принят без экзаменов. Как раз соответствует.

Сашка посмотрел и поднял на преподавателя удивленный взгляд. Два простейших уравнения, как бы не за десятый класс. Зря он, что ли, учебники листал. Где подляна? Слишком просто.

— Ну?

Молча взял ручку со стола и, продолжая искать подвох, быстренько написал результат. Второе было труднее, но и с ним справился. Теорию он бы непременно завалил, а здесь ничего объяснять и доказывать не требовалось. Еще раз перепроверил и, мысленно пожав плечами, кинул на стол.

— Свободен, — мельком глянув на ответы, сказал мужчина. — Двадцать пятого июля явиться в деканат. Встать на комсомольский учет. Получить студенческое удостоверение и учебники.

— Ростислав Саввович… — намекающе произнесла девушка.

— Общежития ему не надо, родственников для обеспокоенной мандатной комиссии не имеет, заслуг море, и на удивление что-то в голове сохранилось. Да и база неплохая. Надо было еще три года назад поступать, а не подвиги совершать. Смотри, — сказал уже Сашке, — будешь дурью маяться — вылетишь в момент. Легко вошел — легко уйдешь, я прослежу.

— Спасибо, — искренне ответил тот, внимательно контролируя, как девушка старательно собирает все его бумажки и складывает в папку. Очень хотелось прочесть, что там этот деятель написал на первой странице анкеты, но пока вполне устраивал результат.

— Это кто был? — поинтересовался у Павла уже за дверью.

— Карелин. — В голосе было заметное уважение. — Декан факультета информатики. Придирается по учебе — жуть, а в остальном нормальный мужик. Можно и неформально подойти, если что серьезное.

Они вышли на ступеньки у входа, и Сашка решил пока не отпускать новообретенного знакомого. Такая замечательная возможность порасспрашивать о делах прошлых и настоящих. Да и обстановка располагала. Парню явно не слишком хотелось возвращаться назад и перекладывать бумажки. На улице лето, кругом зелень и тепло. Девушки опять же в коротких платьицах, а тут сиди и ставь галочки в анкете очередного абитуриента.

— А отметить поступление у тебя время есть?

— Ты же знаешь, — неуверенно сказал Павел, — я не люблю напиваться. И ничего в этом странного не вижу.

— Но от приличного пива не откажешься? Есть в окрестностях забегаловка? Сегодня у меня праздник! Или нет, в чешский бар пошли, как его там: «У Швейка».

Данную достопримечательность Сашка успел обнаружить, рыская по городу в поисках собственной квартиры. И то и другое находилось почти в центре. Заходить не стал, не до того было. Зато сейчас самое время. В Прагу уже не попасть в ближайшие годы, а в чешский бар имеет смысл.

— Я не настолько богат, — выворачивая пустой карман для обозрения, сознался Павел.

— Приглашаю. Раз в году можно, последний раз я отрывался на Новый год. Отказа не принимаю. Я тебя накормлю, напою, а ты мне поведаешь о делах местных. Оторвался я от здешней жизни. Вон, — показал, — на машине прокатимся. Сходи, отпросись. Не каждый день случается.

Тут он бил наверняка. Впечатление достаточно четкое. Стеснительный тюфяк, на котором все старательно ездят. От начальства до сокурсников. Недаром вместо сачкования по месту жительства в приемной комиссии заседает. Общественная нагрузка всегда валится на самых честолюбивых, желающих продвинуться, и таких вот безответных.

Еще и не виделись три года — любые непонятки легко спишутся за счет нахождения в местах чужедальних и на армейские заскоки. Самое то для тихого врастания в студенчество и консультаций.