Глава 22
Кровавые болота
Экипаж звездолета бесился все сильнее, полагая, что исполнители бездельничают. Однако «Мечтатель» оставался в 1908 году, пока хронокорректоры готовились к следующему воздействию.
– Нам нужно легендированное внедрение, – повторял Рома. – Чтобы не проколоться, как в первый раз. Буду авантюрным романистом под псевдонимом Ксенофонт Задунайский.
Он набросал приблизительный сюжет авантюрно-эротических повестей на нескольких страничках. Запрограммированные как словомельницы, компьютеры заполнили пробелы примитивно-сгенерированным текстом. После распечатки опус оказался неотличим от машинописного текста. С этой макулатурой Рома весной 1913 года заявился в трактир Колгушкина, что на Лубянке, где собирались московские издатели. После беглого чтения начался ажиотаж, и Рома за четыре сотни целковых продал господину Манухину свое творение. Издатель божился, что «Распутная жизнь Наташи Ростовой и рогоносца графа Безухова» будет напечатана тиражом не менее двадцати тысяч. Часть гонорара хронокорректоры прогуляли у Тестова, но половину денег Рома передал московским большевикам Ногину и Осинскому.
Действие следующей книги К. Задунайского – о фронтовых приключениях уланского ротмистра Вронского, пьяницы и бабника, – разворачивалось на фоне войны с неназванной западной державой. В тексте упоминались самолеты-бомбовозы, танки, ядовитые вещества и подводные лодки. Между пьянками и оргиями в книге говорилось, что во вражеской стране случилась революция, во время которой солдаты и матросы зверски убивают ненавистных офицеров. В январе 1914-го Манухин заплатил ему полтысячи, взяв слово продолжить книгу про толстовскую Наташу. Часть гонорара опять-таки досталась московским большевикам.
За третий бестселлер «Наташа Ростова и принц Гондураса» гонорар оказался на удивление мал.
– Война, голубчик. – Издатель развел руками. – Тиражи падают. Вот вам двести рублев, да еще столько же за переиздание прежних книг.
– Какая война? – не понял Роман. – Эрцгерцог же остался жив!
– Ну подумаешь, живой. – Манухин захихикал, начал кашлять и подлечился коньячком. – Газеты надо читать. Австрия сочла себя оскорбленной, предъявила сербам ультиматум, Россия заступилась за Сербию, Германия – за Австрию, Франция – за Россию. Только подлые британцы молчат. Не иначе будут со своего поганого острова наблюдать, как мы континент кровью поливаем.
Вечером Роман едва не лопнул от нетерпения, дожидаясь Георгия в трактире. У мальчишки-газетчика он купил экстренный выпуск «Московского курьера» с царским указом о мобилизации. Война становилась неизбежной.
Гога вошел в прокуренный зал, нашел взглядом напарника, подошел быстрым шагом и сел за стол. Из бокового кармана его пиджака торчала свежая газета с тем же указом.
– Значит, и ты знаешь, – буркнул он. – Что будем делать?
– Корректировать.
– Начнем с Восточной Пруссии?
– Без вариантов. Можно попробовать и с проливами.
Они понимали друг друга с полуслова. Расправляясь с закусками, Гога напористо выложил план действий. Немедленно поменять все оставшиеся банкноты на золото, двинуться в середину 20-х, купить книжки, узнать о том, как шла война, потом проникнуть в штаб 1-й армии.
– Если в двадцатых у власти большевики, разменяем империалы в Торгсине на совдеповские деньги того времени, – говорил Гога со скоростью пулемета. – Если же прежняя власть…
– Даже не надейся, – ухмыльнулся Роман. – Можно сделать даже проще. Отправляемся в штаб Павла-Георга немедленно. Незачем делать крюк в 20-е.
Георгий задумался, медленными движениями отправляя в рот куски отварной осетрины. Потом кивнул, соглашаясь.
Вечером извозчик вывез их на московскую окраину и тут же укатил, не решаясь задерживаться в диких местах. Катера пришлось ждать около часа, и в середине этого срока из рощи показалась шайка лихих людей, которых пришлось отпугивать пистолетами.
На звездолете, выслушав исполнителей, Лантаниум недовольно принялся ныть:
– Вы собирались отменить мировую войну.
– Или хотя бы перенести на более поздний срок, – уточнила Рагнара.
– Мы сражаемся с естественным ходом событий, – напомнил Георгий. – Даже наших сил маловато для подобного противоборства.
Люди будущего нервничали, не понимая, чего добиваются хронокорректоры, но Роман уговорил Альтаиру поверить и помочь, а Гога намекнул Рагнаре, что та нравится ему сильнее прочих женщин «Мечтателя». Таким образом, в эту ночь Альтаира спала с Карло, и на следующий день оператор беспрекословно послал трансформеров-оборотней в набег на учреждения Санкт-Петербурга.
В предвоенной неразберихе встроенные в зонды эмпатизаторы творили чудеса, заставляя чиновников выписывать нужные бумаги. Трансформеры вернулись, доставив оформленные законным образом воинские документы на имя капитана Лобханидзе-Шадури и штабс-капитана Кагебеева, а также утвержденное 1-м обер-квартирмейстером предписание о назначении хронокорректоров в штаб 1-й армии. Куда сложнее оказалось получить в интендантской службе обмундирование, но с этим исполнители справились сами.
Поздним вечером 10 августа Рагнара и Карло высадили хронокорректоров на окраине захолустного Шталлупена, где располагался штаб 1-й армии Северо-Западного фронта.
На железнодорожной станции солдаты разгружали состав, руками перетаскивая на подводы тяжеленные ящики со снарядами. Артиллерийский поручик, не прекращая руководить работами, показал направление к штабу. После примерно часовых блужданий по темным улицам исполнители набрели на конный патруль, который вывел их к особняку, в котором обосновался старый маньчжурский приятель генерал от кавалерии Павел-Георг фон Ренненкампф, командовавший 1-й армией в Восточно-Прусской операции.
Представившись начальнику штаба армии генералу Милеанту, хронокорректоры просочились в кабинет командующего. Минувшей весной Ренненкампфу стукнуло шестьдесят, он заметно постарел и поседел, но вид имел по-прежнему грозный. Топорща холеные усища, генерал уставил на них бледно-серый взгляд, растерянно поморгал и вдруг широко раскрыл глаза. Стало быть, узнал, однако не может поверить.
– Совершенно верно, Павел Карлович, – подтвердил Роман. – Быть не может, но мы действительно прибыли в ваше распоряжение.
– Как я слышал, генацвале, вас можно поздравить с блестящей победой, – бодро провозгласил князь Георгий.
– Как бы победа пирровой не оказалась, – проворчал командующий.
За чаем он пересказал события последней недели. Подробности начальной фазы сражения были прекрасно знакомы хронокорректорам по многочисленным исследованиям, поэтому гости из будущего старались подвести Павла Карловича к главному. Тем не менее, пришлось выслушать генеральскую версию событий.
Перейдя границу 3 августа, армия несколько дней двигалась на запад, растянув три корпуса двухдивизионного состава в полосе шириной семьдесят верст. Севернее пехоты двигался конный корпус хана Гусейна Нахичеванского, разгромивший 6 августа бригаду противника. Левый фланг обеспечивала отдельная кавалерийская дивизия генерала Гурко. На 7 августа был назначен большой привал на подступах к Гумбинену, но в этот день немцы нанесли удар. В труднейшем встречном бою обе стороны понесли тяжелые потери, немецкая кавалерия ворвалась в Шталлупен, едва не захватив штаб армии. Однако к исходу дня противник отступил.
– Мы победили, но какой ценой! – с горечью говорил Ренненкампф. – У меня в пехоте каждый пятый убит или ранен. Части перемешались, боеприпасы на исходе. Пришлось целый день стоять на месте, приводя войска в порядок. Ждали, что фон Притвиц атакует нас еще раз, но неприятель не решился. Опять же Вторая армия Самсонова перешла в наступление к югу от Мазурских болот и тоже побила врага. Вчера после полудня моя армия возобновила движение на запад, и выяснилось, что фон Притвиц отступает. Штаб фронта согласен со мной, что противник решил отвести войска за Вислу, прикрывшись заслонами. Преследуем ускоренным маршем, сегодня прошли почти двадцать верст. Завтра, согласно приказу фронта, поверну на Кенигсберг и перенесу штаб вперед – в Гумбинен.
Гога и Роман уныло кивали. Русское командование вновь ошиблось, как и в прежних реальностях. Немцы вовсе не бежали, но совершали рискованный маневр, благодаря которому обе русские армии будут разбиты и выдавлены из Восточной Пруссии. Прекрасный кавалерийский командир Самсонов, оказавшись в окружении, пустит пулю себе в лоб, а Ренненкампфа потомки посчитают бездарностью и чуть ли не предателем. Либеральные круги, ненавидевшие генерала, подавившего беспорядки в Забайкалье, распустят слухи, будто немец Ренненкампф не пожелал оказать помощь русскому Самсонову. Лишь много позже, к концу ХХ века, историки согласятся, что Павел Карлович всего лишь выполнял неумные приказы командующего фронтом.
Рома скептически оглядел карту, на которой уже были нанесены полосы дальнейшего наступления корпусов. Затем он решительно ткнул пальцем в Растенбург, лежащий примерно в сотне верст юго-западнее Гумбинена, сказал с непонятным для Павла Карловича намеком:
– Вот прекрасное место для ставки. Здесь должен находиться штаб вашей армии.
– Вы не поняли, штабс-капитан, – недовольным голосом ответил генерал. – Мы наступаем на север, а не на юг.
– Роковая ошибка, генацвале, – бесцеремонно прервал его грузинский князь. – Как показывает исторический опыт, для штурма крепостных укреплений Кенигсберга необходима очень тяжелая артиллерия, которой у вас нет. К тому же немцы вовсе не бегут за Вислу, а рокировали все силы на юг. Да будет вам известно, что с сегодняшнего дня Восьмой армией командует не Притвиц, а Пауль фон Гинденбург, начальником штаба назначен генерал Людендорф. Оставив против Первой армии слабое прикрытие в две-три дивизии, они по железной дороге перебросят главные силы на юг и через несколько дней нанесут сокрушающий удар по Самсонову.
Прозрачно-серые нордические глаза командующего метались по карте в безнадежной попытке найти подтверждение трагического пророчества. Все старания были напрасны – карта не содержала сведений о противнике. Шумно выдохнув, генерал нахмурился и произнес:
– Господа, мне памятна ваша репутация, но чем подтвердить новое прорицание? Используя железнодорожные пути, неприятель отступает очень быстро, наши пехотные части не могут догнать оторвавшиеся дивизии. Мы, к сожалению, не имеем четкого представления…
– В том и беда, – снова перебил его Гога. – Последние два дня немцы действительно уходили на запад, но сегодня Гинденбург отдал новый приказ. Хорошо бы бросить всю кавалерию в дальнюю разведку. За ночь разъезды проникнут в глубину верст на двадцать – тридцать. Может быть, настигнут вражеский арьергард.
Не давая командующему придумать вопросы и возражения, Рома коварно напомнил рейд, совершенный полтора десятка лет назад лихим кавалеристом Ренненкампфом. Тот стремительный прорыв на 400 верст через Хинган в Гирин ускорил окончание китайской войны, предвосхитив глубокие удары механизированных соединений следующей мировой войны.
– Я был молод и неосмотрителен… – Павел Карлович невольно усмехнулся. – Что вы хотели сказать этим историческим экскурсом?
Роман с готовностью показал на карте, как конный корпус хана Нахичеванского рвется на юго-запад вдоль железной дороги, расчищая путь пехоте.
– Кенигсберг никуда не денется, – сказал он и вдруг заметил, что карта показывает на южном фланге армии дополнительный корпус. – Ого, вы получили подкрепление!
– Второй корпус генерала Шейнемана, – пренебрежительно сообщил Георгий.
– Вовсе не Шейнемана, а Кондратенко, – укоризненно поправил его Ренненкампф. – Помните Романа Исидоровича?
– Кто же не помнит, – обрадовался Рома.
Он начал развивать идею разворота всех пехотных корпусов на подмогу войскам 2-й армии, но командующий резко прекратил обсуждение. По его словам, решение будет принято утром, когда вернется конная разведка.
Весь следующий день 1-я армия продолжала двигаться на запад, разбив оставленные Гинденбургом заслоны. Конные отряды рыскали в полусотне верст впереди, но противника найти не могли. В это время немецкие дивизии, оторвавшись от русских на безопасное расстояние, перебрасывались поездами на юг. Вечером 11 августа Ренненкампф занервничал и послал в штаб фронта запрос. Фронт ответил: дескать, точных сведений о немцах нет.
Вызванные в штаб армии Рома и Гога застали последний этап разработки новой диспозиции. Кроме командующего и начальника здесь были генерал-квартирмейстер, начальник разведки, а также командиры армейских корпусов: Султан-Гирей, Епанчин и Смирнов.
Генерал Милеант коротко упомянул, что три корпуса – 3-й, 4-й и 20-й, чьи командиры присутствуют на военном совете, за сутки продвинулись от пятнадцати до двадцати верст, разгромив немецкую дивизию, заслонявшую участок между городками Инстербург и Доркехмен. На южном фланге 2-й корпус Кондратенко, действуя в отрыве от главных сил армии, продвигается на Растенбург, преодолевая сопротивление немецкой бригады на неудобной местности, изобилующей каналами, озерами и другими естественными преградами.
– Пленные подтвердили, что по меньшей мере два неприятельских корпуса получили приказ о рокировке против Самсонова, – продолжал начальник штаба. – Поэтому, согласно приказу командующего армией, мы разворачиваем направление удара в юго-западном направлении. Приказ разрабатывается, и буквально через час мы сообщим о нашем решении штабу фронта при посредстве беспроволочного телеграфа.
– Ни в коем случае! – вскричал Гога. – Немцы подслушивают ваши радиопередачи. Все сообщения надлежит передавать лишь через курьеров.
Генералы не поверили, вызвали начальника связи, но тот подтвердил, что подслушивание морзянки возможно. Старики недовольно смотрели на молодых всезнаек, словно те были виноваты в появлении на поле боя новой техники.
Видно было, как привычка к дисциплине борется в Ренненкампфе с решимостью и военным умением. Генерал оказался в затруднительном положении, как под Мукденом, когда был вынужден выполнить приказ Куропаткина и начать отход, прекратив успешные атаки. Качая головой, он сказал немного растерянно:
– Получается, что мы нарушаем приказ командующего фронтом…
– Генерал Жилинский не владеет всеми сведениями, которые получены вами, Павел Карлович, – тонко намекнул Георгий.
Командующий продолжал терзаться сомнениями, поэтому Рома рассказал о событиях, происходящих на Юго-Западном фронте. Фронтовая инстанция посылала неумные приказы о наступлении по расходящимся направлениям и через неудобную для движения местность. Однако генералы Брусилов и Рузский проигнорировали приказы, двинув свои армии прямо на Львов, и вскоре добьются блестящей победы.
– Им проще, – буркнул Ренненкампф. – На Юго-Западном практически сплошная боевая линия, локтевая связь между армиями. А у нас каждый корпус действует сам по себе.
– Ну ведь вы – признанный чародей маневренной войны, – льстиво напомнил Роман.
Самодовольно фыркнув, командующий провел пальцами по длинным и пушистым седеющим усам и решительно стал объяснять диспозицию: на правом фланге 20-й корпус Смирнова продолжает продвигаться на запад в общем направлении на Кенигсберг, тогда как конный корпус отправляется на юг вдоль железной дороги, 3-й и 4-й армейские корпуса немедленно поворачивают на юг и движутся на Растенбург. 1-й кавдивизии генерала Гурко, занимавшей промежуток между 4-м и 2-м корпусами, было приказано обойти озера по северному берегу и ударить в тыл батальонам ландвера, преградившим путь корпусу Кондратенко.
Роман и Георгий получили задание немедленно отправляться к генералу Кондратенко и передать пакет с приказом командующего армией.
В штаб 2-го корпуса они добирались три часа в эшелоне, перевозившем боеприпасы и пять бронеавтомобилей. Выгрузившись за полночь на какой-то станции, они в этих же броневиках поехали на поиски Кондратенко, не раз и не два попадали в другие части. Несмотря на темную летнюю ночь, солдаты не спали, повсюду гремели пушки, доносилась издалека частая винтовочно-пулеметная стрельба.
Штаб они, усталые и голодные, отыскали только на рассвете. Здесь произошла привычная сцена: заметно постаревший Роман Исидорович удивился и порадовался встрече с маньчжурскими знакомцами, поведал ближним офицерам о подвигах таинственных путешественников на войне десятилетней давности, а также, само собой, добавил не без зависти:
– Вы, господа, совсем не изменились.
– Здоровый образ жизни ведем, – вырвалось у Гоги.
Прочитав послание командующего армией, Кондратенко сказал утомленно:
– Мы и без этого приказа двигались в том направлении. Но все равно приятно узнать, что кавалерия немцам с тыла ударит.
По осунувшимся лицам и мешкам под глазами видно было, что командир корпуса и его штаб мало спали этой ночью. Тем не менее, генерал собирался отправиться на решающий, как он сказал, участок и предложил посланцам армейского штаба поглядеть на жаркое дело. Отказаться они посчитали неприличным, поэтому недоваренной курицей позавтракали по дороге, на заднем сиденье автомобиля. Все-таки технический прогресс по сравнению с японской войной был налицо – бензиновый мотор пришел на смену казачьей лошадке.
Цепочка болотистых озер, соединенных каналами, тянулась на десятки верст, образуя труднопреодолимое препятствие для наступающих. Как и следовало ожидать, немцы прочно, хоть и малыми силами, окопались на другом берегу. Кондратенко объяснил, что 26-я дивизия штурмует железнодорожный мост возле станции Лотзен примерно в десяти верстах к северу. Тем временем 43-я дивизия, развернувшись фронтом на запад, пыталась форсировать водную преграду.
Командир дивизии генерал Слюсаренко доложил Роману Исидоровичу, что за ночь его батальоны очистили от противника восточный берег, сколотили плоты и собрали у местных жителей лодки. Небольшие группы разведчиков перебрались на другой берег и примерно выяснили, где немецкие позиции.
– Вон там и там у них окопы, пулеметы стоят, – показывал Слюсаренко. – А вот на том участке немцев нет, там наши закрепились – два взвода. Сейчас начну к ним подкрепления переправлять.
– Надо было за ночь побольше солдат переправить, – недовольно сказал Кондратенко. – Пока темно и немцы нас не видят.
Командир дивизии проговорил, оправдываясь:
– Ночь короткая, других дел было вдоволь.
Пушки заговорили частыми залпами, заваливая немецкие позиции фугасами и шрапнелью. По сравнению с войной десятилетней давности артиллерия стала сильнее, появились нужные типы боеприпасов.
Над вражескими окопами клубились дым и пыль, а тем временем русские солдаты садились на плоты и в лодки. Множество плавсредств отвалило от берега, направляясь на вражескую сторону. Судя по комментариям, переправлялось не меньше батальона.
Десант достиг примерно середины водной преграды, когда с немецкой стороны, сквозь облака разрывов, заговорили пулеметы. Струи металла носились над водой, поражая солдат, ставших мишенями дьявольского тира. Потом заработали вражеские батареи, над озером стала рваться шрапнель, из озерного зеркала выросли фонтаны вздыбленной воды. Десантный батальон таял на глазах, но продолжал грести к уже близкому берегу.
На командном пункте пытались переломить ситуацию. Кондратенко и Слюсаренко непрерывно выкрикивали распоряжения: перенести огонь пушек прямой наводки на пулеметные точки, гаубицам начать контрбатарейную стрельбу и принудить к молчанию немецкую артиллерию. Когда снаряды начали рваться на позициях немецких пулеметчиков, Роман и Георгий вздохнули с облегчением, но почти тотчас же затрещали пулеметы на других участках берега.
– У них траншеи отрыты, ходы сообщения, – сообразил Рома. – Как только снаряды начинают ложиться рядом, немцы отбегут на полсотни шагов и снова стреляют.
– Рано или поздно всех перебьем, – равнодушно отмахнулся командир дивизии. – Вон уже добрались орлы до того берега.
Благополучно переправилась едва ли четверть батальона. Солдаты вылезали на сушу, немедленно ложились и принимались окапываться возле самой кромки воды. Несколько лодок отправились обратно.
– Нужно еще плотов смастерить, – сказал Кондратенко и послал нарочного поторопить саперов.
Примерно через два часа на западный берег отправился батальон другого полка и тоже понес большие потери. За это время немцы попытались атаковать плацдарм, но были рассеяны своевременными залпами артиллерии. В полдень удалось начать переправу третьего батальона, и снова солдаты гибли десятками, не имея возможности ответить врагу.
Из 26-й дивизии время от времени приходили донесения о тяжелых боях на подступах к мосту. Командир дивизии был убит в атаке, сменивший его полковник догадался форсировать озеро на лодках в двух верстах восточнее, и переброшенные на другой берег подразделения ударили в тыл защитникам моста. В три часа дня через частично разрушенный мост пошли пехота, пушки, бронеавтомобили.
На фронте 43-й дивизии тоже наметился успех – остатки трех батальонов удерживали плацдарм и продвинулись на версту к югу, отбросив немцев. После этого саперы занялись наведением понтонного моста. Начинало темнеть, когда в тылу противника наконец появилась конница генерала Гурко, и немцы, не успевшие отступить, были перебиты или взяты в плен. К ночи одна бригада из дивизии Слюсаренко перешла на другой берег, а к утру 26-я дивизия достигла Растенбурга, где уже хозяйничала кавалерия.
Через два дня, утром 14 августа, хронокорректоры, сопровождая Кондратенко, прибыли в растенбургский штаб Ренненкампфа. Командующий армией деликатно распекал хана Нахичеванского за вялые действия. Назвать бездарностью генерала, вместе с которым воевал в Маньчжурии, Павел Карлович не решался. Командир кавалерийского корпуса уныло кивал и заверял, что такое больше не повторится.
– Вы поймите, хан Гусейн, обстановка быстро меняется, – укоризненно говорил Ренненкампф. – От каждого командира корпуса и дивизии требуется смело проявлять инициативу, вовремя распознавать действия врага и наносить удары, чтобы разрушить неприятельский замысел. Я же помню, каким лихим командиром полка вы были на японской войне…
– Полком было проще командовать, – буркнул хан.
– Облегчим вам задачу, – строго сказал Ренненкампф. – Отберем две дивизии в распоряжение Третьего и Четвертого корпусов. С двумя оставшимися дивизиями справитесь?
– Буду стараться.
Взмахом руки разрешив кавалеристу садиться, командующий армией коротко расписал обстановку. Противник начал атаки на фронте 2-й армии, сильно потрепал фланговые корпуса, но вынужден был вернуть корпус фон Белова против 1-й армии.
– Сейчас нашим четырем корпусам противостоят два вражеских, и я намерен расправиться с ними, пока главные силы неприятеля пытаются разгромить армию Самсонова, – рычащим голосом излагал Ренненкампф. – На левом фланге Кондратенко наносит вспомогательный удар через озерные дефиле. Местность там плохая, быстрого прорыва не получится. Одновременно переходят в наступление усиленные кавдивизиями корпуса Епанчина и Султан-Гирея с линии Зеебург – Бортелсдорф в направлении на Алленштайн, который здесь главный узел железных дорог. Кавалерия прикрывает правый фланг Султан-Гирея, не гнушаясь по собственному почину искать и бить врага! Господа, от нас требуется продвинуться на тридцать верст против двукратно слабейшего противника. Я приказываю выполнить эту задачу за три дня и надеюсь, что Самсонов продержится.
Он добавил, что в тылу фронта, в промежутке между 1-й и 2-й армиями формируется новая армия, получившая 10-й номер. Если не случится катастрофических событий, уже через месяц фронт силами трех армий развернет наступление на Данциг и Познань, открыв русскому оружию дорогу на Берлин.
Начальник штаба, генерал-квартирмейстер и начальник армейской артиллерии уточнили задания, распределили маршевые роты. Больше всего пополнений получил 3-й корпус, сильнее других пострадавший в гумбиненском деле.
Распустив военный совет, командующий велел Кондратенко и хронокорректорам задержаться. Сев за стол перед Романом Исидоровичем, он озабоченно проговорил:
– Генерал, вы должны понимать, что ваше направление вовсе не второстепенное. От ваших передовых позиций всего двадцать верст до правого фланга Второй армии. Пройдете десять верст – и окажетесь в тылах Макензена.
– Я все понимаю, ваше высокопревосходительство, – сказал Кондратенко. – Зажмем в тиски Макензена. Я с одной стороны, а Шестой корпус Благовещенского – с другой.
– Действуйте, Роман Исидорович, – прозрачный взгляд командующего был решителен и безжалостен. – Только помните, что задача наша изменилась – не победу одержать, а спасти Самсонова от полного разгрома. Вчера к вечеру разгромленный корпус Благовещенского в беспорядке отступил, а сам Благовещенский бежал в тыл. На левом фланге разбит и обращен в бегство корпус Артамонова. Того самого Артамонова, который под Ляоляном поднял панику и сорвал наше наступление.
– Я понял вас, Павел Карлович. Мой корпус выполнит свой долг.
– Удачи вам, – тихо сказал Ренненкампф. – Я надеюсь, что Гинденбург ослабит нажим на Самсонова, почувствовав наш удар.
В автомобиле на обратном пути Кондратенко раздраженно сетовал, что русская армия, по настоянию союзников, вторглась в Германию раньше всех разумных сроков, не закончив мобилизации, не завершив сосредоточения всех сил. Как обычно бывает в таких случаях, единственным средством исправления ситуации становились солдатские жизни.
Вечером, сидя на колокольне, Роман и Георгий наблюдали третью атаку дивизии Слюсаренко. С начала наступления русские полки продвинулись на две версты и сейчас штурмовали деревню, выстроенную между двумя озерами. Деревня горела после почти часовой артподготовки, но немцы стреляли из пулеметов по наступающим русским цепям. Наверное, каждый четвертый солдат стрелковой бригады был убит или ранен, но пехотные цепи упорно ползли вперед, навстречу винтовочным залпам и пулеметным очередям. Потом из тыла подкатили броневики и двинулись прямо на деревню, расстреливая вражеских пулеметчиков. Четыре из шести броневиков загорелись, пораженные снарядами, но почти половина пулеметов замолчала, и ротные командиры подняли солдат в штыки.
Цепь за цепью поднимались в полный рост и бежали на врага, издавая соответствующие свирепые крики. С каждым шагом солдат становилось все меньше, но живые продолжали бежать и ворвались в деревню. Следом накатывались волны резервов. Пушки и гаубицы замолчали – артиллеристы перенацеливали стволы на следующую цель.
– Я начал задумываться над этичностью наших действий, – неожиданно признался Георгий.
– История весьма далека от морали, – машинально ответил Роман. – А что именно ты имел в виду?
– Правильно ли все, что мы делаем? Где бы мы ни оказались – посылаем предков на смерть.
– Мы стараемся минимизировать потери. Если бы не наши рекомендации – убитых предков было бы намного больше. А через двести или триста лет случится катаклизм, который вообще уничтожит человечество.
– Помню, – вздохнул Гога. – Но может быть, стоило действовать иначе? Например, вернуться в Сараево и перехватить последнего террориста.
– Не поможет. Ты же видел, нужен был только повод, даже не понадобилось убивать эрцгерцога. Другое дело, как я давно понял, России не было нужды воевать с Германией. Пользу из этой войны вынесли только венгры, румыны и поляки. Стоит ли такой результат миллионов убитых?
Бой за деревню заканчивался, стрельба стихала. Пехота выходила с противоположной окраины пепелища, в тыл потянулись колонны раненых русских солдат и плененных немцев. Снялась с позиций и двинулась вперед артиллерия. Большой конный отряд поскакал по дороге на юг, обгоняя пехотную колонну.
– Такими темпами завтра действительно ударим по тылам Макензена, – прокомментировал Гога. – Что делаем дальше? Наверное, пора вернуться на базу, переодеться в революционный гардеробчик и – курсом на Смольный.
– Вообще-то правильная мысль, и действовать иначе было бы грубой ошибкой… – Рома криво усмехнулся, покосившись на спутника. – Однако я, будучи существом несовершенным и нелогичным, хотел бы посмотреть еще одно сражение.
– Опасное замыслил, самец брутальный, – хохотнул Георгий. – Кораблег-то может буль-буль сделать. Рыбок отправимся кормить. Хотя мы давно уже не бывали в опасных переделках. Аморально себя ведем – других на смерть посылаем, а сами в тылах отсиживаемся.
Он без пояснений понял, какое сражение хочет увидеть Роман, испугался немного и теперь подбадривал себя непрерывной болтовней. Не обращая внимания на фонтан его красноречия, Рома достал свой мультифункционал и вызвал звездолет. Бартольд ответил, что катер вскоре отправится за ними.
