Глава 13
Привязка к объекту
Поезд Москва – Санкт-Петербург отошел от перрона апрельским вечером 1902 года. Когда за окном растаяли огни городских окраин, Рома сказал со вздохом:
– Мы снова в авантюру ввязались. Ты хоть представляешь, о чем говорить Крылову?
– Наврем, будто побывали в Японии, видели план войны…
– Бред! Не поверят. Я подумываю открыться Макарову, чтобы не выходил в море на «Петропавловске». Покажем голограммы – без них нашим словам веры не будет.
– А если голограммам не поверят, но испугаются и позовут экзорцистов с воплями: «Изыди!»? – Гога покачал головой. – Я подумываю, как бы самим возглавить флот и армию, чтобы выиграть войну.
– Сильно, – имитируя восхищение, с придыханием простонал Роман. – Проберемся на «Варяга» и притворимся Рудневым? Или поедем поездом до Владика и там перенесемся?
– Ты способен что-нибудь дельное предложить? – огрызнулся Георгий. – Кстати, какого числа начнется война по новому расписанию? Там даты немного сдвинулись…
– На два-три дня.
Взявшись за конспекты, они восстановили ход событий, коим суждено случиться спустя два года без малого.
19 января по принятому в России «старому» стилю в Токио собрался Генро – коллегиальный орган, включавший членов тайного совета и всех министров. На совещании принято решение начать войну, высадиться в Корее, атаковать Порт-Артур и выгнать русских из Маньчжурии. В прежней реальности Генро заседал тремя днями позднее – 4 февраля нового стиля, то есть 22 января по русскому календарю.
На следующий день, 20 января, последовал императорский указ армии и флоту: Муцухито объявил о предстоящем нападении на русские войска. В тот же день русский министр иностранных дел фон Ламздорф сообщил японскому послу в Санкт-Петербурге графу Курино, что Россия готова на уступки, но было поздно – Япония не желала мирного разрешения конфликта.
21 января японский флот покинул базы и вышел в море, а в Питере посол Курино вручил Ламздорфу ноту о разрыве дипломатических отношений.
Императорский наместник и главнокомандующий на Дальнем Востоке адмирал Алексеев узнал о разрыве дипотношений лишь 22 января, когда японцы скрытно сосредоточили флот возле острова Раунд, в 44 милях на зюйд-зюйд-ост от Порт-Артура, и с 18.00 начали перехватывать все русские коммерческие пароходы.
Как говорилось в одной из купленных в 1912 году книжек, «днем 22 января, то есть менее чем за сутки до злодейского нападения миноносцев, в Порт-Артур вошел пароход «Шантара» рейсом из Сан-Франциско – через Нагасаки с грузом риса, муки и мясных консервов. Любопытно, что пароход был построен на соседнем стапеле с крейсером «Князь Ярослав Мудрый», который годом позже погибнет в Цусимской баталии. Вечером 22 января следовавший за ним из Чифу пароход «Аргунь» был задержан японским флотом. Тогда же, 22 января, все японские граждане покинули Порт-Артур и Дальний, отплыв вечером на английском пароходе «Фули» под флагом японского консула».
В течение дня легкие силы японского флота вели разведку подступов к русской базе, но порт-артурская эскадра появление противника прошляпила. Главные силы эскадры стояли на внешнем рейде, не готовые к отражению торпедных атак. С наступлением темноты к бухте направились три японских отряда (командиры отрядов: капитан 1-го ранга Асай, капитаны 2-го ранга Исида и Цучия) в составе 12 истребителей миноносцев или контрминоносцев, как тогда назывались лидеры эсминцев.
Вскоре после полуночи, то есть в первые минуты 23 января, истребители произвели множество торпедных выстрелов, потопив и повредив пять русских кораблей. Атака продолжалась около пятнадцати минут, огнем русских кораблей и береговых орудий удалось потопить японский миноносец «Оборо». Около полудня того же дня отряд адмирала Уриу атаковал и потопил крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец» в бухте Чемульпо, тогда как адмирал Того с главными силами японского флота обстрелял Порт-Артур. Русский флот вышел из Порт-Артура навстречу врагу, завязался ожесточенный бой, японцы получили немало попаданий крупнокалиберными снарядами, а выпущенная крейсером «Новик» торпеда прошла возле носа вражеского крейсера «Иватэ».
И только 24 января, на второй, если не третий день войны, был обнародован эдикт императора Муцухито:
«Милостью Неба, Мы, Император Японии, потомок династии, занимающей трон с незапамятных времен, объявляем всем Нашим верным и храбрым подданным, что Мы объявляем войну России и повелеваем Нашим армии и флоту начать военные действия против этого государства с полным рвением… Мы выражаем Наше горячее желание, чтобы верностью и доблестью Наших подданных мир был бы скоро восстановлен и воссияла бы слава Нашей Империи».
Многолетнее чтение лекций в институте наложило печать на риторическую манеру, поэтому Рома начал сухо и сурово:
– Подведем итоги. Произведенное воздействие привело к локальному прогрессу. Нам удалось убедить предков построить более мощный флот и маленько поменять исход морской войны на Тихом океане. Тем не менее, война в целом была проиграна, сухопутные генералы остались нерешительными придурками. Что из этого следует?
– Что?
– Затрудняюсь ответить.
Задумчиво потягивая коньяк, Гога произнес глубокомысленно:
– Война была проиграна, главным образом, на суше, несмотря на сравнительно успешные действия флота. Наверное, мы слишком увлеклись нашим военно-морским хобби, забыв о громадном театре Маньчжурии. Это первое.
– Второе тоже будет?
– Если пораскинем мозгами, то и четвертое найдем, и пятое… Однако второе кажется мне даже более важным. Обрати внимание: успех достигается лишь в точках, где мы прикладываем свои усилия.
– Естественно. Мы производим минимальное необходимое воздействие в ограниченных отрезках пространства-времени. В других местах нас нет, и, следовательно, не происходит изменений. Но мы не можем оказаться одновременно в разных точках… – Роман задумался. – Или можем?
– Наверное, можем, – неуверенно проговорил Георгий. – Сработаем в одном месте, потом передвинемся в другой город, вернемся в тот же момент времени и выполним еще одну хронокоррекцию.
– Для внешнего наблюдателя будет казаться, что мы находимся в разных местах в одно и то же время. – Рома с сомнением покачал головой. – Надо подумать. Идея богатая.
– У меня других не бывает! – Гога стремительно возвращался в привычное состояние самодовольного воодушевления. – Но есть и третий момент. Мы упорно следовали рецепту уважаемого Айзека Азимова, пытаясь ограничить свои действия минимальным необходимым воздействием. Но кто сказал, что воздействие должно быть минимальным? Давай поговорим о максимальном необходимом воздействии!
Идея понравилась Роману, и он азартно согласился:
– Давай! Однако максимальное воздействие потребует участия множества исполнителей, а нас всего двое.
– Мы уже решили, что можем действовать сразу в нескольких точках пространства-времени.
Хитро прищурившись, Роман обдумал внезапно посетившую его мысль, а затем сказал, улыбаясь:
– Есть другой вариант. Можно вовлекать в процесс воздействия людей этого времени, даже не знающих о хронокоррекции. Вот мы поговорили с умными предками, и те сами, уже без нашего участия выполнили важную часть работы. Будем продолжать в том же духе: подкинем полезные идеи другим современникам, пусть сами делают остальное.
– Генералы нужны толковые, Куропаткин был дуб, и его ближайшие помощники тоже. – Георгий сокрушенно стукнул кулаком об кулак. – Стессель и Фок – тоже козлы, в Маньчжурии армиями командовали старикашки, не понимающие новинок оперативного искусства и тактики. У меня плохое впечатление, что в той войне был только один приличный генерал – Кондратенко.
Роман отмахнулся, предложив перелопатить исторические хроники, перечитать мемуары Игнатьева и найти фамилии командиров, хорошо проявивших себя «на сопках Маньчжурии». Гога подпортил ему настроение, пессимистично заявив, что историкам и мемуаристам верить нельзя. К примеру, недавний приятель Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях писал, что Ставку на переговорах в Брест-Литовске представлял полковник Самойло, хотя тот был генерал-майором. Тот же Игнатьев описывал наместника Алексеева (по слухам, внебрачного сына Александра II) как человека лет пятидесяти, хотя тому было за шестьдесят. И в своих оценках адмиралов и генералов авторы известных книг тоже могли ошибаться. К тому же все книги такого рода были субъективны – из-за личного отношения автора или по причинам политическим.
Признав правоту компаньона, Роман мгновенно растерял энтузиазм и наполнился пессимизмом. Он лишь уныло повторил: мол, список старших командиров надо все-таки составить и попытаться найти перспективных полководцев, с коими стоило бы поработать. Потом он вспомнил основные перипетии назревающей схватки за Дальний Восток и сделался совсем печальным.
– Мы забываем про другие объективные обстоятельства. Россия была не готова к войне. Японцы много лет вели патриотическую пропаганду, внушив населению мысль о необходимости поколотить Россию. Если верить отчету Куропаткина, тетки из простонародья делали харакири, если их сыновей не брали в армию. А вот русское общество не понимало смысла этой войны, так что моральный дух всего воинства был невысок. И войска перебрасывались медленно, японцы опережали в развертывании, поэтому постоянно имели большой численный перевес.
Впавши в уныние, они стали подсчитывать количество корпусов и дивизий, неожиданно для себя обнаружив, что войск было не так уж мало. Главной причиной поражения, как и подытожили историки, оказалось неумное командование на верхних эшелонах.
Главнокомандующий генерал Куропаткин выжидал, пока из России подвезут все обещанные корпуса, поэтому не решался наступать и при любом удобном случае отводил войска все дальше на север. Царский наместник и, вероятно, дядя Алексеев Евгений Иванович, напротив, рвался действовать решительно, но был моряком и в сухопутной тактике разбирался неважно. По этой причине он раскидал корпуса и дивизии небольшими отрядами по Маньчжурии, оставил слишком много сил для охраны тылов, а его приказы о наступлении Куропаткин просто саботировал. В результате генералы проморгали десант японцев около Порт-Артура, крепость оказалась в осаде, а главные силы армии методично отступали вдоль железной дороги, соединявшей Порт-Артур с Россией.
– Я, конечно, в академиях не учился, но кое-что понимаю, – резюмировал Георгий. – С теми силами, которые имелись в первые месяцы войны, можно было бить японцев по частям. Быстрые удары вдоль железной дороги вполне осуществимы.
– Два пехотных корпуса и много кавалерии – это сила, – с воодушевлением согласился Роман. – Умело маневрируя, можно сделать существенно больше, чем удалось Куропаткину.
Приняв общую концепцию, они быстро и дружно выработали сценарий ближайших действий. Сценарий был хорош абсолютно во всех отношениях, однако не учитывал мелких обстоятельств, о которых хронокорректоры не имели представления.
Наутро в коридорах Морской академии Гога в очередной раз произнес излюбленное словечко «обломахтунг». Рома приблизительно понимал этимологию, но подозревал, что корень «ахтунг» используется Георгием вовсе не в традиционной трактовке.
Так или иначе, но профессор Крылов находился в отъезде и вернется из Германии лишь через две недели. Адмирал Макаров тоже был недоступен, потому как для посещения Кронштадта требовалось разрешение, а хронокорректорам не улыбалось обращаться к военным или полицейским властям.
– Вариантов немного, – подвел неутешительный итог «князь». – Надо найти недорогую гостиницу и переждать полмесяца.
– Зачем ждать? – Рома был искренне поражен удивительной наивностью товарища. – Включаем хронодвижки и перемещаемся.
– Не так все просто, – вздохнул Гога. – Помнишь, на мультифункционале у правого края такая зеленая полоска?
– Ну помню. Запас энергии. А что?
– На моей машинке указатель почти на нуле. Мы тупо разбазарили энергию, а перезарядить можно только на звездолете. Там же не электричество, а что-то другое.
Широко раскрыв глаза, сраженный ужасным известием Роман медленно кивнул и прошептал:
– Эльфонная энергия… как я понял, эльфы связывают кварки внутри нуклонов… Особое взаимодействие, неизвестное в наши времена.
– Неважно. Мы должны экономить энергию на черный день. Чтобы мультифункционалы работали, когда вернется звездолет.
Они были привязаны к примитивной, неинтересной эпохе. Чувство беспомощности угнетало, снова ввергнув обоих в пучину депрессии. Гога предложил с горя напиться в ресторане, но Рома возразил: мол, лучше в трактире.
Трактир оказался поблизости, и они выбрали себе место в дальнем от входа углу. Плюхнувшись за стол, накрытый чистой скатертью, Георгий подозвал полового. Говорил он без малейших признаков грузинского акцента, но тщательно используя свои представления о том, какой была риторика начала ХХ века:
– Принеси-ка, братец, графин водочки хорошей, селедочки на закусочку да огурчиков маринованных. Опосля поведаешь, что у вас покушать можно.
– Водку давай, – брякнул Роман, озлобленный на подлую Вселенную. – Ее, родимую, и будем кушать.
Голодные революционные дни стали забываться, и они более не бросались на еду с жадностью освобожденных узников концлагеря. Заказ сделали сравнительно скромный: салатик овощной с рачьим мясом, блины с семужкой, щи грибные с пирожками для Ромы и селянку из почек для Гоги. На второе прельстились таймениной чиненой. Водку им подали вполне приличную, громадный таймень, фаршированный гречневой кашей и грибами, тоже производил приятное впечатление.
Третью стопку, как положено между порядочными людьми, выпили молча – за тех, кто не вернулся из боя. Без тостов ушла и четвертая – за то, чтобы по нам не пили третью. К этому времени с закусками было, в основном, покончено, и затерявшиеся во времени авантюристы умиротворенно хлебали варево. Разлив очередную порцию водки, Георгий снисходительно оглядел обильно заставленный блюдами стол и провозгласил:
– Много дел нам предстоит, но справимся, ибо нет таких вершин, коих не могли бы одолеть хронокорректоры. Ну, за возобновление полосы удач! – Он опрокинул стопку, закусил половинкой огурца и поинтересовался: – Скажи-ка на милость, брательнег, почему ты с таким упорством предпочитаешь простые заведения и не жалуешь ресторации?
– Здесь настоящая русская кухня, – буркнул Рома. – Мы же совсем ее забыли. Индустриальная эпоха нивелировала культуру, в том числе культуру питания. Борщ, бульон из курицы, котлеты, голубцы, пельмени в коробках, макароны, бутерброды, курица в духовке, изредка гречка в «столе заказов». Шпроты, тушенка, лосось в собственном соку деликатесами считались, опять же салат «Столичный», жалкое подобие настоящего оливье. Как говорится, на Новый год – салат «оливье», после Нового года – салют, «оливье»… Вот и все, пожалуй. Нет времени варганить более сложные блюда, кулебяки после смерти бабушки никто не готовил, о расстегаях только в старых книгах читал… А как с этим в ваше время?
Отложив ложку, Георгий задумался, затем проговорил ностальгично:
– Мое время разным было… Отца ведь служба мотала по гарнизонам Закавказского военного округа. Там, на Кавказе, повседневная кухня чуть побогаче: суп-харчо, суп-пити, суп-бозбаш, сациви, чахохбили, чанахи, самые разные виды плова и шашлыка.
– Шашлык – да, это вещь, – согласился Роман. – В ресторанах часто заказывали… А что потом? Частные рестораны, наверное, богатый выбор предлагают?
– Предлагают. Много разных иностранных блюд появилось – мексиканская кухня в моде, всякие там фахитасы и бурритосы, таиландская кухня в моде, китайская, японская. Корейские салаты в любом супермаркете продают. Американские фастфуды, конечно, гамбургеры, чизбургеры, бигмаки, пицца…
Рома нетерпеливо перебил его:
– Набор незнакомых слов, хотя про гамбургеры читал я в «Зарубежном детективе». Ты про русскую кухню скажи.
– С этим чуть похуже. Когда кончился тоталитаризм и наступил бардак, многие стали наворованное бабло в общепит вкладывать. Ресторанов открылось великое множество, в том числе позиционирующих себя как «ресторан русской кухни». Только ничего владельцы про русскую кухню не знают, во всех меню копипастят одну и ту же цитату из «Мертвых душ», где Хлестаков объясняет в трактире, как готовить твой любимый расстегай: типа на один край того-то положи, а на другой край чего-то… Или, помню, подали мне меню в одном якобы русском ресторане… Сейчас вспомню эти посконно русские блюда… салат греческий из авокадо с креветками и мидиями, хвост бобровый с трюфелями, тушенный в травках заморских, рыбка золотая дорадо с апельсинами томленая, медвежатина жаренная под винами гишпанскими…
– Ну а чего такого… – Рома снова взялся за щи. – Авокадо испокон веков под Рязанью выращивали. Летом на кустах помидоры растут, в декабре под снегом на тех же грядках сажают озимые авокадо. И дорадо в Онежском озере промышляли. А уж апельсины – вообще из-под Омска пароходами по Волге на весь мир экспортировали. Помнишь небось телеграмму братьев Черномазовых, то есть Карамазовых: дескать, грузите апельсины бочками.
– Да хрен с ними, апельсинами! Меня хвост бобровый сразил навылет. Хвост они в кастрюлю кинули, но куда остального бобра девали?
– Подозреваю, что накануне этот бобер мяукал или гавкал на соседней помойке, – предположил Роман. – А где гишпанские вина разливают? Небось в Ярославле или Кизляре?
Пробегавший мимо половой услыхал последнюю фразу и солидно доложил:
– Никак нет, вашсиясь, испанские вина квасят в Нижнем и Ростове. Прикажете поднести?
Посмеявшись, Роман отмахнулся. Обед они закончили, отяжелев физически, но слегка подбодрившись морально.
Гуляя вдоль набережной, хронокорректоры лениво рассуждали, где бы устроиться на ночлег. Нетрезвое состояние душ и тел не способствовало решению сложных интеллектуальных задач. К тому же мимо фланировали разряженные дамы в длинных платьях, отвлекавшие внимание и будившие легкомысленные соображения.
Наконец, не выдержав эротической пытки, Георгий выдал идею на грани гениальности:
– Насколько я помню классическую литературу, в России этого времени открыто работали публичные дома.
– Куприн, Достоевский, Горький… – машинально стал перечислять Роман. – Братуха, ты прав!
Он завертел головой в поисках вывески, но таковой в зоне видимости не оказалось. Безрассудную попытку спросить о ближайшем борделе у прохожих пресек Гога, прошипевший:
– Веди себя прилично, маньяк.
– Но ведь надо же у кого-то спросить, – резонно возразил Роман.
– Безусловно. – Георгий кивнул, едва не потеряв равновесие, но удержался и продолжил заплетающимся языком: – Предлагаю спросить у твоего пращура. Он, как я слышал, офигенный бабник и все такие места должен знать.
Свистнув извозчика, Рома приказал гнать в сторону рабочего поселка при Балтийском заводе. Быстрая поездка и бьющий в лицо поток холодного воздуха слегка протрезвили, вернув движению мыслей подобие логики. Уже возле самого поселка правнук бабника сообразил, что в столь ранний час прадед, скорее всего, будет на работе.
– Любезный, вези нас к проходной, – распорядился он, затем сказал, нагнувшись к уху Георгия: – Старый развратник – ну прадедушка мой – наверняка знает всех доступных девиц в округе. Можно прямо у них на постой устроиться.
– Блестящая мысль, ты жжошь, мой брательнег и соучастнег! – Гога восторженно всплеснул руками и заорал на всю улицу: – Ромка жжот!
Возле проходной они малость успокоились и держались почти смирно. Услыхав, что родственники ищут мастера Серафима Колесова, работник заводской охраны позвонил по телефону, и вскоре прибежал мальчишка лет двенадцати.
– Антошка, проводи господ к отцу.
– Это мой дядька Роман из Красноярска, – обрадовался малолетний дедушка. – Айда за мной!
По дороге дед рассказал, что папаша сильно занят – на стапеле аврал, а завтра самого царя ожидают, потому как готовится к спуску броненосный крейсер. При этом он показал рукой на гигантский каменный сарай эллинга, в котором строится помянутый крейсер.
– «Ярослав Мудрый», наверное, – догадался Георгий.
– Ну да. А вы откуда знаете?
– Мы все знаем… – Гога задумался. – Ты вот что, пацан, – беги до батьки и скажи, что мы вечером в гости к вам зайдем. Не стоит уважаемого мастера от дел отвлекать. А мы погуляем здесь, на корабли посмотрим.
Мальчонка убежал, а Гога обошел тележку подъемного крана. Вокруг громоздились горы стальных деталей, сновали рабочие, пароконная упряжка проволокла повозку, неподалеку пыхтел паровозик, тащивший платформы, нагруженные частями неведомых машин и механизмов.
Чуть дальше, миновав металлический лес, они увидели воду бухты. На стапеле слева от эллинга стоял недостроенный корпус без труб и надстроек. Указав на него, Роман произнес:
– Наверное, пароход «Шантара». Последний грузовоз, который придет в Порт-Артур перед налетом японских истребителей…
Гога досадливо прервал его восторги:
– Остынь, я не ради пустой болтовни твоего деда подальше отослал. Ты же физик-теоретик по специальности.
– Ну да. Что с того?
– В теории времени хоть немного разбираешься?
Оглянувшись – никого поблизости не было, так что и подслушивать некому, Роман ответил:
– Не было в наше время такой теории, а на звездолете меня не посвящали.
– Жаль, очень жаль, – проворчал Георгий. – У меня, понимаешь, опять плохие подозрения появились.
Обеспокоенный его мрачной физиономией Рома потребовал:
– Рассказывай.
– Мне на звездолете объяснили, что мультифункционал обеспечит одно путешествие на двадцать лет в любую сторону и возвращение в прежний момент времени.
– Мне сказали то же самое.
– Они вновь обманули нас, – злобно сказал Гога. – Мы уже лет полста туда-сюда мотались, а запас энергии остается.
К ним приближались какие-то люди, и хронокорректоры отошли ближе к стапелю «Шантары». Возле парохода не было видно работников – видимо, всех перебросили на крейсер.
Достав тетрадь и карандаш, Рома принялся подсчитывать: сначала они ушли на 20 лет назад – из 1918-го в 1898-й, потом переместились на 14 лет в 1912-й и вернулись на такой же срок обратно. И наконец, вчера они прыгнули из 1898-го в 1902-й, то есть хронодвижки бросили их на четыре года по ходу времени. Получалось, что в общей сложности заряда батареи мультифункционала хватало на путешествие почти в полвека и еще оставалось несколько лет в запасе.
– Другими словами, мы были в состоянии рвануть куда-нибудь в конец шестидесятых, – простонал Роман.
– Вот именно! Там хотя бы мало-мальски цивилизованная жизнь. И не исключено, что мы смогли бы раскрыться тамошнему КГБ, предложить свои услуги, ускорить прогресс…
Роман уже собирался присоединиться к негодованию Гоги, но заметил двух полицейских, выходивших из-за большой ржавой машины. Полицейские были как в кино – в шинелях, кепи, с шашками на боку. Один остался на месте, а второй подошел поближе, козырнул и, устрашающе выпучив глаза и топорща усы, пролаял:
– Господа, па-апрашу предъявить документы.
Машинально положив на землю саквояж и сунув руку в карман за паспортной книжкой, Роман обратил внимание, что кобура револьвера у полицейского расстегнута, словно тот собирается стрелять без предупреждения. Как любой комсомолец, воспитанный Советской властью, Рома помнил о злобно-реакционной сущности царской полиции, поэтому замешкался, похлопал себя по карманам, как бы в поисках аусвайса. Главным итогом этой жестикуляции стала уверенность, что браунинг по-прежнему лежит в правом кармане пальто, а наган – в левом.
Первым полицейскому архангелу ответил Гога. Щегольнув великолепным кавказским акцентом, «князь» осведомился надменно:
– Позвольте полюбопытствовать, генацвале, с кем имею честь разговаривать?
– Ротмистр жандармского корпуса Заходовский, – сообщил тот. – Документы давайте. Или не имеете?
Ротмистр угрожающе положил ладонь на торчавшую из кобуры рукоятку револьвера – судя по характерной форме, жандарм был вооружен смит-вессоном 42-го калибра. Однако до стрельбы дело не дошло, потому как Гога равнодушно протянул свой документ.
Перелистав паспортную книжку, ротмистр удивленно посмотрел на подозреваемого, пробормотав почти вежливо:
– Князь Лобханидзе-Шадури? Простите, ваша светлость, за причиненное беспокойство… – Возвращая ксиву, он осторожно поинтересовался, кивнув на Рому: – Осмелюсь поинтересоваться, Георгий Иванович, вы знакомы с этим субъектом?
– Мой кунак. Вместе на Кавказе охотились.
С этими словами Гога сунул паспортную книжку в боковой карман пальто. Роман отметил машинально, что напарник спрятал документ не во внутренний карман пиджака. При этом его рука осталась в кармане, то есть «соучастнег» взялся за пистолет. Возможно, сработала благоприобретенная нелюбовь к полицейским, но Рома не исключал, что Георгий встревожен проверкой фальшивых документов и может наделать глупостей.
Вместе с тем, отдав жандарму свой паспорт, он прикидывал в уме, как будет выхватывать в случае надобности свой арсенал. Браунинг стоял на предохранителе, поэтому для быстрейшего выстрела придется воспользоваться наганом. Причем извлекать его надлежит осторожно, чтобы мушка и курок не зацепились за подкладку. «Можно выстрелить через ткань, не выхватывая револьвер из кармана. С трех шагов не промахнусь…» – подумал Роман, зябко поежившись, засунул левую руку в карман. Со стороны могло показаться, что пьяненький сударь продрог и греет пальцы.
А ротмистр уже развернул книжку, прочитал записи на первой странице, и на жандармском лице, обрамленном рыжей эспаньолкой, заиграла сардоническая ухмылка. Прекратив изучение документа, Заходовский махнул рукой и крикнул второму полицейскому:
– Все в порядке, околоточный. Ты ступай, голубчик, я сам с ними разберусь.
Скосив глаз, Роман увидел, как околоточный козырнул и скрылся за нагромождениями металлических конструкций. Ротмистр продолжал рассматривать хронокорректоров все с той же ехидной усмешечкой. Затем, вернув документ Роману, сказал насмешливо:
– Кагебеев – странная фамилия. Наверное, древний у вас род, татарских корней. Прародителем был наверняка какой-нибудь нукер Чингисхана по имени Кагыр-бей…
– Возможно, – миролюбиво согласился Роман, убирая документ в карман. – Мы можем идти?
– Сейчас отправитесь, – весело проговорил ротмистр Заходовский, небрежно взявшись за рукоятку смит-вессона и продолжая болтать без умолку: – Можно было бы, конечно, арестовать вас за шпионское наблюдение за строительством военного корабля, но не стоит усложнять процедуру. А вы – дурни, как и все псы москальские, и ты тоже москаль, хоть и грузин. Надо же было фамилию придумать – Кагебеев! Ты бы еще Энкаведеевым назвался, скурвынсын. Два идиота – неужели не знаете, что такие частые перемещения легко запеленговать? В поезде вы чудом спаслись, а теперь не уйдете живыми…
Решение было принято интуитивно, практически без обдумывания. Лжеротмистр только начал вытаскивать револьвер из кобуры, но Роман опередил его, выстрелив из нагана сквозь ткань пальто. В ту же секунду над ухом треснул второй выстрел – это Гога спустил курок маузера. Сдвоенный удар двух кусков металла, летевших почти со звуковой скоростью, отбросил особь, знавшую про КГБ и НКВД, к краю причала. Обливаясь кровью, Заходовский упал навзничь, выронив уже извлеченный револьвер. Мгновение он лежал на краю каменного причала, затем соскользнул и рухнул в воду. Послышался громкий всплеск.
– Буль-буль и капут, – машинально сострил Гога, подобрал тяжелый револьвер калибра 10.67 мм и добавил нервно: – Куда рванем?
Он был прав: остальные полицейские наверняка слышали выстрелы, и начнется облава. Бежать назад не имело смысла – там ждал околоточный и, возможно, еще куча фараонов-архангелов.
Было страшно неудобно бегать в длинном пальто и дурацких средневековых ботах, однако хронокорректоры продемонстрировали блестящий спурт и даже, не исключено, побили мировой и олимпийский рекорды двухсотметрового спринта. По крайней мере, рекорды, существовавшие в начале ХХ столетия.
Спустя минуту они проникли в корпус «Шантары» через незакрытую дыру кингстона и затерялись в отсеках.
– Уйдем, когда стемнеет, – предложил Рома, привалившись к недокрашенной переборке, чтобы перевести дыхание. – Ты расколол эту шляхетскую сволочь?
– Я его пристрелил, – держась за бешено стучавшее сердце, похвастался Гога. – Боялся, что советская законопослушность не позволит тебе прикончить служителя правопорядка.
– При чем тут законопослушность? Он из будущего, ты же слышал – он меня Энкаведеевым обозвал. И еще разболтал, что кто-то запеленговал работу наших мультифункционалов.
Хохотнув, Гога подошел к металлической лесенке и вскарабкался на следующий ярус. Это был отсек без потолка, но с прорезанными в бортовых листах дырами для иллюминаторов. Возможно, когда пароход вступит в строй, здесь будет грузовой трюм или служебное помещение вроде боцманского склада портянок. Присев на пустой деревянный ящик, Гога спросил удивленно:
– Чего же ты стрелял, если понял, что Заходовский из будущего? Честно говоря, тех его слов я не расслышал. Я же стоял дальше от него, чем ты, а там шум был страшный, заглушал ваши голоса.
– А ты чего стрелял?
– Так он же, скотина, себя ротмистром назвал, а погоны у него были штабс-ротмистра. Ну я сразу заподозрил, что дело нечисто, вот и достал потихоньку пистолет и передернул затвор, пока вы трепались. А когда он схватился за кобуру, я уж не стал ждать и шмальнул, опередив его. Может, зря мы коллегу своего завалили?
Романа била нервная дрожь, он сел на кучу тряпья и буркнул:
– Не коллега он, а враг. Над фамилией смеялся, обозвал дурнями русскими… ну в смысле москальскими. Проболтался, что в поезде нас пыталась убить его банда. К тому же я узнал эту рыжую морду.
– Он из твоего времени?
– Не знаю, из какого он времени, но это тот самый поляк, который пытался подобраться к штабному вагону на вокзале Могилева, а потом рвался к Ставке.
Прищурившись, Георгий попытался восстановить в памяти лицо рыжего погромщика, но разочарованно развел руками. В тот вечер он стоял на балюстраде, целясь из пулемета поверх голов комендантской полуроты. Для него все в толпе были на одну рожу.
– Кажется, начинаю понимать, – медленно произнес Гога. – Та самая команда конкурентов, про которую ты слышал на «Мечтателе».
– Именно так. Причем эти конкуренты почему-то пытаются помешать нашей коррекции. Проводят хронокоррекции, способствующие разрушению России.
– Враги, – резюмировал Георгий. – Одного мы шлепнули, но пришлют еще кого-нибудь. Оставаться в этом времени нельзя.
Как бы подтверждая слова «князя», снаружи послышались крики:
– Ау, выходите, коли здесь прячетесь!.. Роман Витальевич, Георгий Иванович, нету опасности, полицейские ушли…
Ну как же, на дурачков нарвались – сразу выбежим, только ботинки почистим… Роман улыбнулся наивной хитрости преследователей. Неважно, кто их звал – враждебные пришельцы из будущего или современные полицейские, – попадаться в лапы тех, кто за ними охотится, не было резона. Гога думал точно так же и даже приложил к губам ствол пистолета – молчи, мол.
Кричавшие вскоре успокоились, и топот их сапог стал удаляться, а потом и вовсе затих. Ненадолго, подумал Рома, сейчас приведут подкрепление, чтобы прочесать стапель и мастерские. Между тем Георгий, расстегнув жилетку и сорочку, достал из-под фуфайки мультифункционал, жалобно поглядел на Романа и признался:
– Боюсь, что после перемещения здесь все изменится и мы рухнем на стапель с высоты трех метров.
Извлекая свой мультифункционал, Роман обдумал немногие доступные возможности. Оставался второй вариант использования хронодвижка. До сих пор они такой режим не применяли, поэтому легкомысленный Гога забыл инструкции звездолетчиков «Мечтателя». Придется напомнить.
– Больно будет, – подтвердил Роман. – Поэтому предлагаю воспользоваться режимом привязки к объекту.
Оказалось, что Альтаира научила Георгия применять мультифункционал исключительно в режиме привязки к месту. Пришлось объяснять напарнику, что хронодвижок способен работать иначе. Выслушав короткую лекцию, просветлевший Гога радостно переспросил:
– Другими словами, мы перенесемся в точку пространства-времени, где в тот момент будет находиться этот пароход? Жаль, мы не знаем расписания будущих рейсов «Шантары».
– Знаем, – сказал Роман. – Одну дату мы знаем точно.
Он настроил хронодвижок на режим привязки к объекту, затем ввел время перехода – 10 часов дня, 22 января 1904 года. Потом спохватился и переправил дату на 4 февраля – ведь часы мультифункционала работали по новому стилю. Меню прибора показало, что энергии хватит в обрез, то есть без перезарядки они путешествовать во времени больше не смогут.
Прочитав это сообщение, Роман пожал плечами, а Георгий равнодушно буркнул: дескать, больше и не потребуется…