Глава 18
Стефан Кантакузин смотрел на лондонские улицы сквозь венецианские стекла кареты, но его мысли были далеки от архитектурных красот английской столицы. Он в который раз перебирал все предшествующие события, пытаясь найти – не упущено ли что-нибудь важное?
Когда два месяца назад его вызвал великий визирь Амджазаде Хусейн-паша Кёпрелю, он уже представлял себе, о чем пойдет речь. Ибо еще в конце апреля по греческому кварталу Стамбула поползли слухи о двух черных кораблях, ненастной ночью как молнии промчавшихся по Босфору из Мраморного моря в Черное. Шли они против ветра и без парусов. В прежние времена за одно это великий визирь мог лишиться головы, ибо испокон веку в Черном море плавали исключительно османы и лишь иногда те, кому они разрешали.
Дальше – больше. Корабли средь бела дня прошли Керченским проливом, а гарнизон крепости не смог им помешать! Брат Стефана, Матвей, рассказывал о том, как шейх-уль-ислам Фейзуллах-эфенди настаивал, чтобы керченский комендант был подвергнут показательной казни, однако великий визирь придерживался противоположной точки зрения. А из того, что Муртаза-паша до сих пор оставался на своем месте, следовало, что великому визирю удалось убедить султана в своей правоте. Правда, командующего эскадрой капудан-пашу, не сумевшего задержать пришельцев в Мраморном море, все же сняли с должности. Однако не казнили и даже не заключили в тюрьму. Все это говорило о том, что в соперничестве шейх-уль-ислама и великого визиря за влияние на султана наступил перелом. И значит, этот выскочка Александр Маврокордато, поднявшийся именно при покровительстве Фейзуллаха-эфенди, теперь вынужден будет поумерить прыть.
– Для Османской империи наступили тяжелые времена, – наставлял великий визирь Стефана. – Впервые за столетия война может кончиться потерей территорий. Да, наша империя истощена, но противники воюют из последних сил, так что в подобной неустойчивой ситуации любая мелочь может качнуть чашу весов судьбы в нужную сторону. Держава же, корабли которой плавают втрое быстрее, чем у любой другой, а пушки бьют на вообще непредставимые расстояния и поджигают корабли с первого выстрела, – это не мелочь. Да, царю Петру удалось чем-то заинтересовать этих австралийцев.
И ему, Стефану Кантакузину, поручается узнать, чем именно.
– Дозволено ли будет мне, недостойному, привнести свои жалкие… – начал было Стефан, но визирь нетерпеливо махнул рукой: оставь это. И Кантакузин продолжил: – Я уже узнал следующее. Все случаи установления австралийцами отношений с европейскими странами начинались с визита их глав к пришельцам, причем с подарками. Король Вильгельм, венецианский дож, русский царь – все они первыми являлись на их корабли. А вот Людовик Четырнадцатый не пошел на такое, и сейчас Франция соотносится с Австралией через третьих лиц. Но может ли великая Османская империя позволить себе подобное тому, что сделали король, дож и царь? Плюс, по неподтвержденным сведениям, магистр Мальтийского ордена.
– Нет, не может, – твердо ответил великий визирь. – И именно поэтому я ставлю задачу тебе, а не какому-нибудь мелкому чиновнику из Топкапы. Австралийцы должны сами явиться к солнцеподобному султану с изъявлениями почтения и богатыми подарками. Но средства на достижение этого результата будут выделены очень большие. Многократно превышающие стоимость их подарков и ограниченные только моими возможностями, которые ты наверняка неплохо себе представляешь.
При этих словах Стефан ощутил воодушевление, грозящее перейти в восторг, ибо действительно представлял упомянутое весьма и весьма неплохо.
И вот теперь карета катилась под моросящим дождем по булыжной мостовой Лондона, а ее пассажир в который раз прикидывал возможные варианты развития первой беседы с австралийским послом.
Прием состоялся сразу по прибытии Стефана к особняку посольства, находящемуся на территории королевского Кенсингтонского дворца. У входа Кантакузина встретил огромный, но довольно молодой парень в сопровождении двух вооруженных барабанными ружьями солдат. Посланник визиря уже знал, что это какой-то родственник австралийского императора. Возможно, даже и сын, но, скорее всего, побочный. Или от какой-то далеко не главной жены, ибо, хоть австралийцы и были христианами, ходили слухи, что у них допускается многоженство. Парень сказал, что его премногосвятость отец Юрий примет только одного, так что Кантакузину пришлось взять коробку с подарками у слуги.
В сопровождении этого не то эскорта, не то конвоя пройдя по коридорам особняка и поднявшись на второй этаж, Стефан оказался в кабинете австралийского посла. Отец Юрий принял его стоя.
Одет он был в нечто напоминающее рясу московитских попов, но сходство кончалось на уровне пояса. Кожаного, широкого, с пряжкой из какого-то серебристого металла с выдавленной посредине пятиконечной звездой. Слева на этом ремне висела открытая кобура с так называемым револьвером, то есть австралийским многозарядным пистолетом, от нее через плечо шел еще один ремешок, потоньше. Выше одеяние посла имело отложной воротник, в вырезе которого проглядывала ослепительно-белая рубаха с черным галстуком. На уголках воротника и на рукавах сверкали какие-то серебристые значки в виде все тех же пятиконечных звезд и полосок. Поверх одеяния висел большой крест на толстой цепи, богато украшенный драгоценными камнями. Судя по всему, из алюминия – очень легкого и безумно дорогого металла австралийцев.
Сам отец Юрий был невысокого роста, худощав и слегка смугл, но на араба не походил совершенно. Его можно было принять за европейца, если бы не странной формы широкий, приплюснутый нос.
– Рад видеть посланца великой Османской империи, – приветливо сказал он на безупречном английском. – Проходите, садитесь и чувствуйте себя как дома, правда, при этом не забывая, что вы все-таки в гостях. Что будете пить – чай, кофе, фанту?
Стефан выбрал последнее, рассудив, что вряд ли это что-нибудь ядовитое, а попробовать австралийский напиток не помешает. И вскоре с интересом смотрел, как отец Юрий наливает в стаканы воду из прозрачной и почему-то гибкой бутылки, а затем досыпает туда желтый порошок, от которого вода в стакане тут же окрасилась в оранжевый цвет и зашипела. На вкус эта австралийская фанта слегка напоминала апельсиновый сок.
Тем временем посол открыл врученную ему коробку, с интересом глянул на ее содержимое и, сунув туда руку, за шкирку вытащил белую персидскую кошечку.
– А ничего так, пушистенькая, – с одобрением сказал он, рассматривая очумело висящего с растопыренными лапами зверька. – Но почему такая мелкая? В ней не больше четырех фунтов, а кот его светлости герцога Алекса, например, весит двенадцать килограммов, то есть он раз в семь тяжелее вашей кошки. Но это не страшно, на благодатной австралийской земле и не такие доходяги откармливались до вполне приличного вида. В общем, большое спасибо за подарок, и давайте перейдем к делу.
С этими словами посол нажал какой-то выступ на своем столе, в кабинет зашла девушка, взяла кошку, коробку и вышла.
Кантакузин успел узнать, что пришельцы с другого края земли не признают длинных предисловий и предпочитают говорить коротко и прямо, поэтому сразу сказал, что Османская империя может предоставить австралийцам определенные преимущества в плавании по принадлежащим ей морям и было бы неплохо обсудить условия, на которых это произойдет.
– Дорогой сэр Стефан, – усмехнулся австралиец, – не подскажете ли, как называется ваше одеяние, которое я по вполне простительному незнанию считаю кафтаном? Ах, копаниче? Спасибо, постараюсь запомнить. Так вот, давайте я то самое копаниче, которое на вас надето, вам продам? Недорого, мы люди не жадные. А рубинчики, что там вместо пуговиц и которые у вас, видимо, считаются драгоценными камнями, так и вовсе подарю, ибо требовать денег за такую мелочь стыдно.
Кантакузин уже понял, к чему ведет речь отец Юрий, но ждал продолжения. И оно, естественно, последовало.
– Вам кажется странным предложение продать вашу же одежду? А мне не менее удивительно слушать про какие-то условия. Право плавать везде, где им надо, является основополагающим и неотъемлемым для подданных нашей державы. И ограничено оно только повелениями императора, размерами австралийских кораблей и мощью их орудий.
Услышанное не явилось такой уж новостью для османского дипломата, ведь перед визитом в Англию он собрал все сведения и слухи, ходившие по Средиземному морю. Но для того сюда и послан именно он, чтобы даже такую, с первого взгляда заведомо проигрышную, ситуацию повернуть к вящей славе султана и, естественно, своей выгоде. И первым делом следовало уточнить, собираются ли австралийцы вообще договариваться с Османской империей хоть о чем-либо.
– Да, разумеется, я понимаю, что вы вполне обоснованно надеетесь на ваши быстрые корабли и мощные пушки. Но зачем вообще доводить дело до стрельбы? Ведь снаряды наверняка очень недешевы. Кроме того, всякая война вредит торговле, в чем, как мне сказали, Австралийская империя имеет немалый интерес.
– Вы совершенно правы, уважаемый сэр Стефан, – вздохнул посол, – но в своих рассуждениях не учли одной мелочи. А именно – пострелять нам придется всего один раз. Я не думаю, что после того, как Стамбул будет превращен в дымящиеся развалины, найдется много желающих послужить новыми мишенями. И поверьте, я ничуть не преувеличиваю. Если хотите, могу прямо при вас подсчитать потребное количество стволов, боеприпасов к ним и количество задействованных в операции кораблей – как морских, так и воздушных. Наверняка получатся не такие уж огромные цифры: все-таки Стамбул – сравнительно небольшой город, и в нем много деревянных домов, которые отлично горят. Да и в большинстве каменных, насколько я в курсе, перекрытия из дерева. Относительно же цены снарядов – да, она велика. Но сейчас Австралийская империя ни с кем не воюет, а это значит, что потихоньку начинают возникать проблемы с боеготовностью наших вооруженных сил. И в такой ситуации возможность потренировать экипажи в условиях реальных боевых действий стоит куда больше истраченных на снаряды и топливо для кораблей денег.
Кантакузин ждал продолжения – он чувствовал, что это еще далеко не конец беседы. И не ошибся в своих предположениях, ибо посол сказал:
– Однако все на свете имеет свою цену. И если Османская империя ее предложит, наверняка можно будет повернуть дело к обоюдной выгоде.
Да, подумал посланник упомянутой империи, речи завоевателей во все века и во всех странах одинаковы. Или давайте богатый выкуп, а потом платите дань, или от вашего города не останется и камня на камне. Но то, что собеседник упомянул об обоюдной выгоде, внушает надежду, и для уточнения следует повернуть разговор самую малость в сторону.
Видимо, отца Юрия посетили похожие мысли, потому как он предложил:
– Уже полдень, не желаете ли отобедать? Правда, турецкой кухни в посольстве нет.
– Ничего страшного, – заверил его Стефан, – я немало странствовал на своем веку и успел привыкнуть и к европейской.
– У нас австралийская, но отличия от знакомых вам не слишком велики.
Сказав это, австралиец нажал на тот же выступ, но несколько раз подряд, причем так, как будто отбивал какую-то мелодию. Минут через десять уже знакомая девушка быстро накрыла на стол.
Австралийская кухня мало чем отличалась от европейской, да и было сейчас Кантакузину не до кулинарных изысков или посуды из неизвестного материала. Он осторожно начал:
– Позвольте мне коснуться одного вопроса, который может вызвать ненужные недоумения. Я о подарке от визиря…
– Простите, а какие тут недоумения? – возразил австралиец. – Все понятно. Подарок не очень официальный, поэтому должен быть небольшим. Что же до его весьма относительной ценности, то тут тоже все логично – что толку дарить дорогие вещи, если еще неизвестно, чего ждать от одариваемого!
– Вот именно, – обрадовался явному намеку османский посланник, – и теперь, когда мы с вами уже обменялись мнениями и перешли к поиску точек соприкосновения, позвольте вас спросить. Как в вашей империи относятся к тому, что некое должностное лицо будет получать пенсион от иной державы?
– Нормально относятся, – пожал плечами посол.
Тут он нисколько не лукавил – еще на первом инструктаже герцог Алекс сказал, что когда предложат – надо брать. Причем если позволяет обстановка, удивиться, что дают так мало. Главное – ни на секунду не забывать, что полученное принадлежит Австралийской империи. Поэтому отец Юрий добавил:
– Только не надо никому предлагать золото, в том числе и мне. Ни в метрополии, ни в колониях оно у нас особо не ходит, мы используем его в основном для внешней торговли. Вот алюминий – совсем другое дело.
– А серебро или драгоценные камни?
– Серебро у нас считается малоценным металлом – из него чеканят деньги для колоний, разве что речь идет тоннах о пятидесяти-шестидесяти, но камни… А давайте-ка я открою вам небольшой секрет. Есть у меня маленькая слабость – я собираю рубины, причем так, чтобы каждый последующий был больше предыдущего. И если у вас найдется камень крупнее того, что я вам сейчас покажу…
Тут в соответствии с инструкцией следовало придать лицу алчное выражение, но в силу почти полного отсутствия практики оно получилось скорее мечтательным.
Отец Юрий открыл выдвижной ящик стола и достал из него простой ларец без всяких украшений. Открыл, извлек содержимое, и Кантакузин потерял дар речи. В ларце находился всего один рубин. Но какой! Едва ли не пяти дюймов в длину при ширине не меньше полутора! Вряд ли в сокровищницах султана найдется хотя бы впятеро меньший.
Взяв камень слегка трясущимися руками, Стефан внимательно его рассмотрел. Так вот они какие, австралийские рубины, ценящиеся даже дороже бирманских, не говоря уж о кашгарских.
Камень был огранен очень просто, то есть неведомые ювелиры вовсе не старались получить максимальный размер из имеющейся заготовки. И цвет… такого ровного и ясного Кантакузину видеть еще не доводилось. Но все-таки было в нем что-то неживое и холодное. В самый раз для империи, посол которой равнодушно рассуждает, сжечь им древний Стамбул для тренировки своих пушкарей или пока погодить, подумал Стефан, возвращая камень.
– Мне тоже нравятся рубины, но даже отдаленно похожего нет не только у меня, но и…
– Тогда вы меня наверняка поймете, как коллекционер коллекционера. Вспомните, сколько восторга вызывает каждый новый экземпляр! И как этот восторг прискорбно быстро меркнет, когда появляется новый камень. Ведь, скажем, над своим первым рубином я ночей не спал, все не мог на него наглядеться, а теперь, честно вам скажу, просто не понимаю, чего такого особенного я в нем мог найти. Да вот, сами взгляните.
Этот камень, судя по всему, просто валялся у посла в ящике стола без всякого футляра и тянул карат на сто. Конечно, никакого сравнения с предыдущим он не выдерживал, но все равно стоил целое состояние.
– Даже иногда возникают мысли подарить его какому-нибудь хорошему человеку, – продолжил австралийский дипломат. – Но давайте вернемся к прерванному обедом разговору. Итак, посмотрите на карту. Вот Австралия, вот Европа. И кратчайший водный путь проходил бы по красной линии, если бы она не пересекалась коротеньким отрезком суши между Красным и Средиземным морями. Герцог Алекс уже имел беседу с английским королем, и то, что я сейчас говорю, есть согласованная позиция Англии и Австралии. Наши страны готовы помочь Османской империи построить канал на условиях паритетного владения. То есть по нему будут свободно плавать корабли всех трех стран, а также тех, кому это единогласно разрешат державы-учредители. Разумеется, не задаром. Полученные средства мы предлагаем делить поровну. В случае принципиального согласия Турции остальные проблемы решить нетрудно. Наши послы прибудут в Стамбул и со всем почтением вручат богатый бакшиш султанскому величеству. Правда, на всякий случай донесите до визиря, что город, в котором кто-то попытался нанести вред австралийцу, подлежит немедленному и безусловному уничтожению, а если попытка удалась, то вместе с жителями, в первую очередь самыми знатными. Но я надеюсь, что церемония пройдет мирно, так что никто про это и не узнает. Не нужно давать ответа прямо сейчас – вы же никуда не спешите? Вот и давайте встретимся дней через семь-восемь. А пока возьмите на память и в качестве небольшого аванса. В случае же решения только что обозначенной проблемы вы получите еще вчетверо больше.
– По количеству или по размеру? – внезапно охрипшим голосом спросил османский посланник.
– На ваше усмотрение, – сделал широкий жест отец Юрий.
После визита в австралийское посольство Кантакузин обращал на Лондон еще меньше внимания, чем до него, ибо мысли были заняты иным. Время Османской империи катится к закату, это понимают все умные люди. Брат Матвей со своим взрослым сыном уже давно, по сути дела, работают на Вену. Но, кажется, ему, Стефану, судьба готова предоставить более выигрышный шанс. Осталось придумать, как убедить великого визиря принять предложения австралийцев, но ничего невозможного в этом нет.