28 Захват конькобежца

Тетушка вышла пройтись. Ей нужно было отдохнуть от Куойла и его детей, находившихся в доме. От топота Саншайн и ее прямых вопросов. От аудиозаписи, подаренной Натбимом, которую Банни крутила без остановки, растрачивая батарейки. В последние дни октября над побережьем разносился грохот, похожий на орудийные залпы. Предвестник скорого разрастания льда. Птицы улетали с шельфа на запад. Истощенная семга лежала глубоко в руслах рек под ледяной коркой или выходила в море.

Она дошла до маленького пруда. Вспомнила его. Овальное зеркало воды, окруженное колючим кустарником и лавром. Женщины и дети идут по осеннему болоту, ягоды, похожие на капли налитого солнцем меда. Мокрые ботинки, взлетающие из-под ног ягодников птицы. Ее мать всегда любила болота, несмотря на обилие там кровососущих тварей. Она находила небольшую кочку, ложилась и засыпала под облаками насекомых. Потом просыпалась и говорила: «Я так могу проспать всю свою жизнь». Она даже не знала, сколько событий проспала! Мать умерла от пневмонии в Бруклинской больнице, думая, что нежится под северным солнцем в лесу.

Тетушка позволила себе вспомнить осень, замерший пруд с бесцветным льдом, облака, похожие на тонкие серые пальцы, как карандаши в коробке, воронику в ледяной корочке. Ветер внезапно стих. Повисла глубокая тишина. Изо рта вырывалось облако пара. Издалека слышались тихие вздохи волн. Не шевелилась трава, не мелькала крылом пролетающая птица. Все вокруг было перламутрово-серого цвета. Ей было одиннадцать или двенадцать. Синие вязаные чулки, перешитое мамино платье, пальто из выпаренной шерсти, сделанное в Англии. Оно жало ей под мышками. Оно попало к ним в качестве помощи нуждающимся от благотворительного фонда церкви пятидесятников. У нее была пара огромных мужских коньков, которые она привязывала к своим ботинкам. Когда порвался шнурок, она связала его грубым узлом, продела его сквозь отверстие и туго завязала.

От первых попыток на льду оставались рваные белые следы, потом они выровнялись и стали завиваться в петли и спирали. Она каталась в безветренном сумраке. Слышались звуки ее дыхания и скрежет коньков о лед. Она была одна на идеально ровном льду при свете красного заката. Облака были похожи на ветви. На заросли движущихся кровавокрасных веток. Совсем одна. И в ее кармане лежала булочка со свининой. Она взглянула наверх и увидела его.

Он спустился на лед, расстегивая штаны и осторожно скользя на подошвах своих рыбацких сапог. Ей было некуда бежать, только по кругу, и она понимала, что рано или поздно он ее все равно догонит, но все же бросилась от него прочь. Ей удавалось уворачиваться от него целых десять минут. Это была целая вечность.

Сейчас она стояла и смотрела на пруд. Он был маленьким и неинтересным. Не было никакого смысла спускаться к нему. И небо было не красным, а почти черным на юго-западе. Скоро сюда придут метели. Скоро иней покроет стекло и подоконники, одеяла, там, где оседала влага от дыхания. По ночам бревна в стенах дома будут скрипеть и трещать от арктического холода. Так было когда-то. Как было и другое: звуки шагов, горячее дыхание на лице. А снаружи выл ветер в тросах, труба дымохода захлебывалась воздухом, и над плитой плыли струи дыма. Таков был жестокий февраль. И март, и апрель. Снег шел до конца мая. Она вздрогнула.

Ну что ж, та жизнь сделала ее сильнее. Она выжила на побережье, залатала свои паруса, заменила разбитый руль на крепкий и новый. Она сумела выбраться из этих камней и с мелководья. Наладила свою жизнь и до сих пор управляет ею.

Воздух зазвенел. Сверху стали спускаться кристаллики льда. Внезапно в воздухе при совершенно ясном небе появились снежинки. Она нехотя повернула обратно к дому. Морозный воздух казался приправленным запахом дыма. Надо послушать прогнозы. Как же далеко ехать! Им нельзя больше тянуть.

Зайдя в дом, она повесила пальто, положила на плечо шапку и аккуратно сложила перчатки в правый карман: пальцами внутрь, манжетами наружу.

Племянник читал детям книгу. Пора, наверное, готовить ужин. Что-нибудь простое. Например, блинчики. Насыпая в миску муки, она задумалась о надвигающемся снегопаде. Им надо это обсудить. Первая же метель может перекрыть движение по дороге. Он об этом еще не знает.

Налетел ветер, зашевелил кустарник, застонал в тросах.

— Ужин готов! — позвала всех тетушка. Как громко звучал ее голос в полупустой комнате! — Я бы все отдала сейчас за вкусный ужин в хорошем ресторане, — неожиданно сказала она Куойлу накладывая вилкой блины в его холодную тарелку. — И за хороший фильм в кинотеатре. И за то, чтобы выйти завтра утром на остановку и сесть в обогреваемый автобус, вместо того чтобы ехать на грузовике вокруг бухты. Честно сказать, мысль о наступлении зимы начинает меня пугать.

Будто бы дождавшись объявления о своем приходе, пошел снег, зашелестев снежинками в окна.

— Видишь? — сказала тетушка, будто получив поддержку от неожиданного союзника.

Куойл прожевал блин и запил его чаем.

— Я поговорил с парнишкой на бульдозере, другом Денниса. Он может чистить дорогу за некоторую плату. Это можно будет сделать, если снега выпадет больше, чем на десять сантиметров. А до этой глубины твой грузовик вполне справится с дорогой.

— Там же сорок пять километров! И во сколько нам встанет расчистка такой дороги?

— По сотне за один раз. Это едва покроет его расходы на топливо. В зависимости от того, как часто будет идти снег, ему нужно будет приезжать не реже двух раз в неделю. За пять месяцев получается сорок выездов, четыре тысячи долларов. Есть еще один вариант с Деннисом. Он сказал, что может переправлять нас на своей лодке, пока не затвердеет лед. Он согласен этим заниматься за десять долларов в час, что покроет его траты на топливо и компенсирует его труды.

— Похоже, эта сделка выгоднее.

— Не думаю. Я подсчитал, что ему придется тратить по два часа в день. По гладкой воде тут плыть всего двадцать минут. Выходит та же сумма, что за бульдозер: сотня в неделю. А к январю бухта покроется льдом. Я не хочу рисковать, перевозя девочек по льду каждый день туда и обратно. Деннис говорит, что на льду всегда остаются проталины. Это опасно. Каждый год туда кто-нибудь проваливается и тонет. Надо точно знать, где ты должен ехать. В то же время мне не нравится, что им приходится так далеко каждый день ездить на машине.

— Ты, оказывается, все продумал, — холодно сказала тетушка. Она привыкла все продумывать сама.

Он не стал говорить ей, что за день до того, как перевернулась его лодка, он обошел весь дом с пустыми комнатами и понял, что в этом году у них не будет мебели.

— Поэтому… — сказал он и стал разламывать вилкой блин для Саншайн, чтобы положить конец скрипению ножа о тарелку. — Поэтому мы можем переехать на зиму в другое место. Будем считать этот дом летней резиденцией. Через пару недель уезжает Натбим. Освобождается его трейлер. Там не хватит места на четверых, но нам с девочками этого будет достаточно. А ты можешь снять себе комнату или что-нибудь другое. Миссис Бэнгз может тебе что-нибудь подсказать?

Тетушка была поражена. Она просто сходила на прогулку и посмотрела на пруд. И все события стали развиваться со скоростью несущегося в ночи поезда.

— Утро вечера мудренее, — сказала она.

Утро встретило их двенадцатисантиметровым слоем снега, слепящим солнцем и теплым ветром. Все вокруг таяло и капало. Белое покрывало на крыше собралось складками, потрескалось и развалилось на куски. Они с шипением скатывались и падали на землю. К полудню на влажной дороге да в низинах остались редкие островки снега.

— Хорошо, — сказала тетушка, — я об этом подумаю.

Теперь, когда пришло то, чего она ждала, это случилось слишком быстро.

— А я тут волнуюсь: что с тобой приключилось? — сказала Мэвис Бэнгз. Некоторые волоски в ее прическе светились на солнце. — Я думала, что ты заболела или у тебя сломалась машина. Доун считала, что тебя нет из-за снега, но он растаял так же быстро, как выпал. В общем, я в обед сходила на почту и забрала для тебя письма. — Она взглядом указала на стол тетушки.

О, какая многозначительность! У нее появилась привычка оказывать Агнис Хамм разные мелкие услуги. Она по своей инициативе могла сходить на почту или налить ей чашку чаю. Все эти мелочи подавались с очень значительным видом.

— Это все из-за снега, — сказала тетушка. — Ты же знаешь, какой вязкой становится разбитая дорога под снегом. — Она стала просматривать письма. — Дело в том, что мы решили поискать на зиму себе жилье поближе к Якорной Лапе. Дом больше похож на дачу, сама понимаешь. Он не хочет, чтобы дети так далеко ездили в школу. Вот так. — Она вздохнула.

Миссис Бэнгс восприняла этот вздох как сигнал.

— Ты ищешь дом для всех вас? Я слыхала, как Берки поговаривали о том, чтобы продать свой дом и переехать во Флориду. Они ездят туда каждую зиму. Обзавелись там друзьями. И бунгало. Во Флориде они живут в бунгало с верандой. Миссис Берк, ее зовут Пэнси, говорит, что там у них прямо перед домом растут два апельсиновых дерева и пальма. Они собирают апельсины прямо с дерева. Представляешь? Вот что я хочу посмотреть перед смертью: Флориду.

— Я была там, — отозвалась Доун. — Можешь забирать ее себе. А мне нравится Монреаль. О-ля-ля! Красивая одежда, всякие магазинчики. А рынки! Ты не видела такой еды, как там, за всю свою жизнь! Кинотеатры, бутики. В Майами мне тоже не понравилось. Там живет кучка богатых придурков.

— А что за дом у Берков? — как ни в чем не бывало спросила тетушка.

— Ну, он стоит на скале. Дорога выходит в бухту Мучной Мешок. Тебе надо съехать с нее лицом к холму и забраться наверх. Ну, в смысле, забраться-то не получится, потому что там стоят другие дома. Их придется обойти. Так вот, их дом серый с голубой отделкой. Очень ухоженный. Миссис Берк хорошая хозяйка. У них там кухня, как в старину делали, с лежанкой и всем остальным. Но удобства у них есть. Масляные радиаторы, посудомойка. В подвале — стиральная машина и сушилка. В комнатах хорошие обои.

— М-м, — сказала тетушка. — Как думаешь, они не захотят сдавать жилье?

— Вряд ли. По-моему, они не собирались его сдавать. Их уже спрашивали. Они хотят его продать.

— Мой племянник собирается вселиться в трейлер этого англичанина, который работает в газете. Он скоро уезжает.

— Так ты ищешь жилье только для себя?

— Да-а, — сказала тетушка.

— По-моему, у Берков для одного будет слишком дорого, — сказала миссис Бэнгз. — Даже если купить этот дом. Там у них девять комнат. Или десять.

— Я уже столько денег вложила в старый дом. Жаль. А жить там можно только летом. Очень неудобно ездить на работу и домой. Но, как говорится, чему быть, того не миновать. До конца недели я сняла комнату в «Чайке», а потом мы что-нибудь придумаем. Племянник с девочками поживут у Бита с Деннисом. Тесновато, но они не возражают. Мы не хотим, чтобы нас завалило снегом в этом доме. Сейчас рано об этом волноваться. Что у нас запланировано на сегодня? Черная обивка диванов на «Наконечнике»?

— Мы с Доун закончили диванные подушки еще в пятницу. А сегодня утром отправили их на судно.

Тетушка посмотрела на письма.

— Я смотрю, вы меня давно опередили, — сказала она. Потом перевернула открытку и прочитала надпись на ней. — Как мило! — это замечание прозвучало саркастически. — Я рассчитывала на этой неделе увидеться с Пейками и их «Пеной», но от них пришла открытка с известием, что они не хотят рисковать, отправляясь сюда в это время года. Они, мол, могут плавать только в хорошую погоду. Больше того, они уже отдали наш заказ другому мастеру! Вот уроды. — Тетушка выбросила открытку и взяла в руки небольшую бандероль.

— А кто у нас в Макао? Это пришло из Макао.

Она открыла пакет.

— Что это? — На пол выпала пачка американских долларов. Она была перевязана голубой бечевой. Больше в пакете ничего не было.

— Этот голубой цвет… — с сомнением начала Мэвис, протянув руку к бечевке.

Тетушка посмотрела на нее. Развязала и передала Мэвис. Бечевка оказалась тонкой полоской голубой кожи.