VII

Известие о побеге Михайлы из дома произвело на его друзей прямо-таки удручающее впечатление. Еще вчера вечером они были воодушевлены необычной, невесть откуда взявшейся решимостью своего друга изменить свою и их судьбу. Нет, Михайла еще не сделал ни одного, даже самого малюсенького поступочка, который можно было бы расценить как более-менее удачный. Даже план действий, предложенный Михайлой, они же и раскритиковали, разбив его в пух и прах. Но было в его поведении что-то новое… Он перестал ощущать себя неудачником! И это новое мироощущение невольно передалось и Силе с Ерохой. Объясняли себе эту перемену, произошедшую с Михайлой, они очень просто. Божественное вмешательство, никак не меньше. А как же может быть иначе, когда их приятеля явился спасти от лютой смерти сам Василий Блаженный?

Про блаженного монаха, бывшего когда-то царем, в народе многое болтали. Поговаривали, что и провидец он, и чудотворец, и многое-многое другое. Обитал он в основном в Москве, но иногда, отправляясь странствовать пешком по Руси, захаживал и в Ярославль. Но тут… Ни до, ни после происшествия с Михайлой никто его в городе не заметил. В противном случае к чудотворцу сразу начали б выстраиваться очереди из желающих получить благословение, стоило б только ему показаться где-нибудь на улицах города. Одно слово, чудо. С Михайлой произошло чудо! И они, Ероха с Силой, поверили в то, что теперь вовсе не обязательно любое дело, начатое Михайлой, должно закончиться неудачей и полным провалом. А поверив в Михайлу, они поверили и в себя. И с этой верой они прожили целую ночь и утро, до того самого момента, пока не услышали от Михайлы страшную новость — Мудр собирается убить своего пасынка.

Это означало, что никакого чуда с Михайлой не случилось. Он как был, так и остался неудачником. Стоило ему всего лишь понадеяться на благоприятный для себя ход событий, как жизнь тут же опровергла эти надежды. Более того, его положение стало существенно хуже. Теперь он в довершение ко всему стал еще и бездомным, а противостояние с Мудром после бегства из дома фактически перешло в открытую фазу.

Ероха с Силой были не просто удручены, они были раздавлены. Теперь на всех их жизненных планах можно было ставить крест. Но… Что-то с Михайлой в ту ночь все-таки произошло. Прежний Михайла предложил бы друзьям завалиться в кабак и заливал бы свою беду вином до тех пор, пока деньги не кончились. Нынешний же Михайла, слов нет, был расстроен, но рук не опустил. Первым делом, рассказав приятелям о подлом плане Мудра, он попросил их напрячь мозги и срочно подыскать ему жилье.

Постоялые дворы, имевшиеся в богатом торговом городе Ярославле в избытке, для этой цели не годились. Во-первых, слишком дорого для Михайлы в его нынешнем бедственном положении, а во-вторых, именно там-то Мудр и будет его искать в первую очередь.

Отвлекшись от переживаний по поводу собственной неудачливости, парни принялись рыться в памяти, вспоминая соседей и знакомых, могущих оказаться полезными в этой ситуации. Через полчаса список возможных адресов был составлен, а еще через час Валентин поселился у одинокой старушки, хозяйки небольшого домика в Гончарной слободе. Ероха с Силой ожидали, что после периода такой активности Михайлу потянет передохнуть, но опять ошиблись. Едва лишь Михайла договорился со старухой и приткнул свой объемистый узел, как тут же потащил приятелей на торжище.

Ярославское торжище располагалось за посадом и слободами, на обширном лугу, на берегу Которосли. Торжище это было поистине огромным, напомнив Валентину своими размерами, разноязыкостью и разноплеменностью торговцев знаменитый московский Черкизон. Оно состояло как бы из двух частей, плавно переходящих одна в другую. Меньшей, представлявшей собой обычный городской рынок, где торгуют в розницу и мелким оптом всем, что нужно в повседневной жизни обычному горожанину, и большей, которая, выражаясь современным языком, оказалась не чем иным, как постоянно действующей круглогодичной торгово-промышленной ярмаркой, куда со своими товарами съезжаются гости со всего мира. Ярмарка эта имела еще как бы филиал верстах в ста от города, выше по Волге, там, где в нее впадает Молога. Но там в основном находились склады для товаров, предназначенных для отправки по Белому морю. Купеческие же конторы, амбары и склады с образцами товаров располагались на городском ярославском торжище. Так, в частности, было и у Митряевых. Основные амбары с зерном, предназначенным для отправки в Англию, находились на Мологе, а контора Мудра Лукича — в Ярославле, на торжище.

Валентин, получив эту информацию от друзей, старался обходить квартал, в котором располагалась митряевская контора, десятой дорогой, так и не сунув в него даже носа за всю прошедшую неделю. Всю же остальную территорию торжища они исходили вдоль и поперек не один раз. Иногда, когда удавалось, они нанимались на разовую работу, типа разгрузить-погрузить, но в основном просто болтались по территории торжища, наблюдая и общаясь с продавцами и покупателями.

Ерохе и Силе Валентин сказал, что они таким образом пытаются разыскать рыжего Ваньку, укравшего, скорее всего, браслет. Ваньку, нет слов, искать было необходимо, но главной у Валентина была все же иная цель. Как гласил один из законов социальной антропологии (экзамен по курсу этой заумной науки Валентин умудрился сдать семестра три-четыре назад), если хочешь понять суть человеческого общества, в котором живешь, — отправляйся на рынок. Ибо рынок — это средоточие, квинтэссенция, концентрат всего, что делает человеческое стадо обществом, — и морали, и религии, и культуры, и науки, и проч., и проч., и проч…

По прошествии этой недели Ванька так и не был обнаружен. Зато Валентин теперь прекрасно представлял, в каком мире он оказался и что за люди его окружают. А от такого знания до плодотворной бизнес-идеи — всего один шаг, как заверял своих читателей учебник по современному менеджменту в торговле и промышленности.

Кое-что новое для себя Валентин подметил еще в разговоре с дядькой Кондратом. Теперь же он мог уверенно заявить, что понял этих людей, людей, живущих в шестнадцатом веке. Человек должен работать добросовестно и много. За деньги или без оных. За большие деньги или за малые, неважно. Добросовестно и много. Почему? Потому! Человек должен любить свою семью, уважать родителей своих и содержать их в старости. Человек должен хранить верность своей жене. Почему? Потому! Человек должен уважать своих соседей и помогать им всем, чем может, в случае нужды. Почему? Потому! Человек обязан нести свои повинности перед государством и преклоняться перед высшей властью. Почему? Потому! Каждому в жизни определена своя стезя, и человек должен пройти ею с достоинством и честью, не хитря, не ловча, не выискивая себе каких-либо преференций за счет других. Почему? Потому! Потому, что Бог видит все, а без Бога и его соизволения человек и шагу не ступит.

Это позитивная, как определил ее Валентин, сторона поведенческой программы. Есть ли негативная? А как же, ведь люди же… А человек грешен еще с тех достопамятных времен, когда, благодаря стараниям праматери Евы, был изгнан из рая. И ловчат, и крадут, и прелюбодействуют. Но когда купец подкладывает гирьку на ту чашку весов, на которой лежит продаваемый им товар, он помнит, что Бог-то все видит. Он осознает, что грешен и понимает, что грех этот ему придется еще искупить. Совсем уж отмороженные, те, что преступают законы Божьи и человеческие направо и налево, не надеются на близорукость Творца. Сделав однажды свой выбор в пользу геенны огненной, они уж и не рассчитывают ни на прощение, ни на искупление.

«Как же они отличаются от нас, людей постмодерна, живущих в двадцать первом веке! — изумился Валентин, подбив итоги своих недельных наблюдений. — Здесь Зло есть Зло, а Добро есть Добро, и никто не пытается рядиться в чужие одежки. А у нас? Любой негодяй, подручный рыбасоидов, наворовавший миллиарды, вылезает на экран телевизора и заливается соловьем. И получается, что воровство уже и не воровство, а предпринимательство, убийство — это благодеяние, а продажа Родины — это забота о ней. А кто у нас главные молитвенники? Уголовники-рецидивисты; убийцы и разбойники. Абсурд… Нет, эти, из шестнадцатого века, почестнее нас, получается. По крайней мере, однозначнее. Что поделаешь, люди традиционного общества с традиционной, еще не замутненной ничем моралью. Хотя… Не все так однозначно. Взять хотя бы Силу и Ероху. Как должны были они поступить, руководствуясь традиционной моралью? Не годишься в стражники? Так пойди, скажем, в гончары. Работай еще больше, еще добросовестнее, компенсируя этим отсутствие денег на обучение. И стань, в конце концов, специалистом, уважаемым членом общества. А они вместо этого что удумали? Сорвать джекпот! Отправиться в Индию и набрать там дармовых бриллиантов. Потом бриллианты те продать, и вот тебе на — мы в шоколаде! Как-то такая модель поведения не вяжется с традиционной моралью.

Похоже, что общество это находится на переломе. Помнится, кормщик на барже еще ворчал, что молодежь нынче какая-то не такая… И похоже, это правда. Идет слом прежних моральных императивов и поиск новых, долженствующих заменить прежние, носителями которых являются представители старших поколений. И молодой царь, как говорят, ведет себя не по-царски, и опричники… Да, опричники! Согласно традиционной морали это люди, сделавшие откровенный и осознанный выбор в пользу Зла. То есть отъявленные негодяи и мерзавцы по внутренней своей сути. Но этого просто не может быть! Уж слишком их много. Многие тысячи негодяев и мерзавцев? Вряд ли. Таковых там процентов десять, не больше. А остальные? Остальные — это, назовем их так, «новые» люди. Люди с «эластичной» моралью. Вместо беспрекословного следования заповедям и установлениям они выбирают путь индивидуального договора с Богом. Ведь они не как все, у них особые обстоятельства. Вот и отношения с Богом и, соответственно, с людьми у них особые. Ероха тоже собирался в опричники вступить. И вступил бы, если б я не удержал. А ведь неплохой парень, но убивал бы, жег и насиловал, как и все остальные опричники. Потом придумывал бы себе оправдания. Не мы такие, жизнь такая…»

От размышлений о подобного рода высоких материях до конкретной бизнес-идеи, казалось бы, расстояние межгалактического масштаба. Но это обманчивое впечатление. У Валентина всегда было так — прежде чем составить мало-мальски серьезный план действий, он всегда подводил под него некую теоретическую основу.

Так было и на этот раз. Валентин поставил себе задачу — разбогатеть, серьезно разбогатеть не более чем за год. Время ведь не резиновое, а к выполнению задания он еще и не приступал. Некоторые идеи прямо-таки лежали на поверхности. Например, здешние женщины не знали чулок. Конечно, зачем им чулки, если на них больше десятка юбок? Но Валентин был уверен, идея должна сработать. Ведь женщины так любопытны и охочи до всяких новинок в своем гардеробе. Это у них просто в крови.

Валентин конечно же не знал какой-либо чулочной технологии, но не сомневался, что стоит только связаться со специалистами, с какими-нибудь там швейниками-суконниками, и подать им идею, как положительный результат будет обеспечен. Правда, здесь как раз и начинались сложности. Как сохранить свой приоритет и не дать обойти себя по кривой? Нужен был стартовый капитал. Единственный имевшийся рубль таковым не являлся. Да и со сроками не все ладно получалось, хотя бизнес обещал быть успешным и красивым. Чулочки простые, чулочки шелковые, к ним подвязочки и так далее. А бюстгальтеры? Это вообще бомба! И запускать их можно вместе с чулками, а то и раньше. Но за год никак не раскрутиться. Скорее всего, три, пять, а то и десять лет.

А деньги нужны как можно быстрее, буквально завтра. Но не зря Валентин пристально наблюдал за нравами и обычаями здешних жителей. Народ здесь азартный. А карт игральных не знают. Им бы картишки предложить и устроить нечто вроде казино. С печатью, правда, здесь туговато. Есть, правда, как говорят, печатный двор в Москве. Но разве туда пробьешься? Завалены небось заказами. Можно, конечно, рисованные карты наладить, но… Несерьезно все это. Азартные игры, такие, как кости и даже шахматы, запрещены здесь специальным постановлением церковного Собора уже почти два десятка лет. Народ втихаря играет, конечно… Но бизнеса нормального в таких условиях не построишь.

А еще они очень любят любые зрелища. Особенно спортивные. В минувшее воскресенье Валентину довелось наблюдать рукопашную схватку стенка на стенку на льду Которосли. Зрители болели азартно и искренне. Такая же картина наблюдалась и на борцовских поединках. «Букмекерская контора! — вспыхнула мысль у Валентина при виде столь заводных болельщиков. — Конечно же! И «новые» люди, молодежь, жадная до удачи и легких заработков, охотно понесут нам свои денежки».

Но радость Валентина была недолгой. Следующая же мысль была о том, что, для того чтобы букмекерская контора приносила приличный доход, надо иметь регулярные соревнования. То есть тех же кулачных бойцов и борцов надо организовывать, ставя их в определенный график. А чтобы не было срывов, типа боксер Ванька забыл о поединке, потому что милаха его на сеновал в тот день зазвала, надо им платить. Идеально — организовать чемпионат. По хоккею, например. А что? Очень русская игра, отвечающая всем запросам молодецкой русской души. Коньки Валентин здесь видел. Дорогущие, правда, заразы. Наладить производство клюшек и прочего снаряжения — не проблема. Шайбы? Деревянные, клееные, чтобы держались дольше. Красивая идея, но опять же сроки, сроки… Даже петушиные бои и тараканьи бега и те необходимо организовывать. И на все нужны время и деньги.

Такие вот не очень веселые мысли терзали Валентина, когда спустя неделю после его бегства из митряевского фамильного гнезда к нему завалились Ероха с Силой. Все прошедшие дни они с утра забегали к нему, в Гончарную слободу, чтобы оттуда уже вместе идти на торжище. Вчера вечером при расставании он пообещал им, что утром у него будет готов план действий.

— Здорово! — в один голос поздоровались друзья, вваливаясь из сеней в горницу. На их румяных физиономиях сияли довольные улыбки, как у детей, рассчитывающих на получение долгожданного подарка.

— Да проходите же, ироды! Всю избу мне выстудите! — Это старуха-хозяйка. Она выходила в сени и открывала дверь гостям. Теперь же она пихала в спины своими сухими, остренькими кулачками Ероху с Силой, чтоб не задерживались у порога, напуская холода в избу.

— Привет, — бросил им Валентин, сморщившись так, будто только что отведал незрелого яблока. — Проходите, раздевайтесь.

— Что, на торжище не пойдем сегодня? — осведомился Сила, продолжая улыбаться.

— Пойдем, но чуть позже.

«Ишь какие они радостные, — подумалось Валентину. — Как же, они уверены, что их предводитель осчастливит их своим решением. Даром, что ли, я неделю их по рынку гонял? Если признаюсь сейчас, что нет еще у меня никакого решения, то рискую окончательно потерять свой авторитет в их глазах. Предводитель, который никуда не ведет, более того, который не знает, куда идти, уже не предводитель. Я рискую потерять своих немногочисленных помощников, если распишусь сейчас перед ними в своем бессилии».

Валентину настоятельно требовалось что-то придумать, причем сейчас, сию же минуту.

— Силка говорит, что сегодня можно будет с его старшим братаном встретиться, — пробасил Ероха. — Его, говорит, перевели в тот околоток, что на торжище находится.

— И не простым стражником, а обыщиком, — похвастался Сила. — Теперь мы Рыжего в два счета найдем.

«Ну вот. Теперь на местном рынке у нас и «крыша» ментовская появилась, — автоматически отметил Валентин. — Гуляй — не хочу». Стоило ему мысленно произнести про себя слова «рынок» и «крыша», как в памяти начали всплывать яркие картинки из его боевой юности, проведенной в курортной Ялте. Молодые люди в приморских городах взрослеют рано. Уж очень способствует этому курортная жизнь, протекающая у них на глазах и при их деятельном участии. Любой мальчишка, живущий у моря, настоящий эксперт по преферансу, покеру, секе, буре и прочим карточным играм, ведущимся на деньги. Впрочем, не только по карточным играм. Не секрет, что местное население курортных городов относится к приезжающим на отдых с трогательной нежностью овцевода, регулярно стригущего своих овец. Подрастающее же поколение, как правило, старается не отставать от взрослых.

В девяностые годы прошлого века этот процесс, впрочем, как и многие другие тоже, приобрел наиболее неприкрытые и до некоторой степени попахивающие криминалом формы. Так что юность Валентина, пришедшаяся как раз на это время, несмотря на все старания родителей, пытавшихся уберечь его от дурного влияния улицы, действительно получилась бурной.

«Рынок, ментовская «крыша» — все сходится, — подумал Валентин. — Может быть, попробовать?» Ему в голову пришла идея, позволяющая убить сразу двух зайцев. Заяц первый — замазать глаза Силе и Ерохе, показать, что их предводитель умеет держать свое слово. Сказал — придумаю, вот и придумал. Хотя это, конечно, никакая не идея и даже не паллиатив. Баловство, хулиганство мелкое, не более того. Заяц второй — благодаря этому можно будет слегка пополнить подыстощавшую за последнюю неделю кассу.

— Послушайте, парни, есть задумка, — уверенно заявил Валентин. — Обсудить надо. Я вас жду чуть ли не с рассвета, а вы черт знает где болтаетесь.

Сказано это было с таким апломбом и даже не без некоторой доли показной обиды, как будто он действительно ждал их всю ночь, чтобы поделиться своей задумкой, а не придумал это сейчас, в их присутствии.

— А мы что, мы ничего… — засуетился Сила.

— Давай, Михайла, рассказывай, — поддержал смутившегося товарища Ероха. — Я сам полночи не спал, все гадал, что же ты придумаешь.

— Это не рассказывать, а показывать надо, — ответил ему Валентин. — Бабуль, я стаканы возьму, можно? — обратился он к старухе, уже успевшей забраться на печку.

— Возьми, — милостиво разрешила она. — Но есть покуда нечего. Я репу только-только париться поставила.

Когда Валентин договаривался с ней о найме «угла», было оговорено, что старуха не только предоставляет жилье, но и дважды в день кормит своего постояльца. Дальнейшее развитие событий показало, что Валентину бабкина кормежка без надобности. Он рано уходил и поздно возвращался. Поутру у бабки, как правило, еще не готово, а поздним вечером лень слезать с печи, так что Валентину предлагалось самому возиться с горшками. Он как-то разок попробовал ее стряпни и окончательно и бесповоротно от нее отказался, сделав выбор в пользу снеди, продающейся на рынке.

— Спасибо, бабуль, мы есть не хотим, — успокоил он старуху. — А стаканы мне так… Для забавы нужны.

Отодвинув занавеску, Валентин залез на полку и извлек оттуда стаканы. Их оказалось ровно три. Один большой керамический и две деревянные маленькие стопочки. Одна из них была новой, сверкающей свежими яркими красками, а вторая была старой, облезшей, с обгрызенным с одной стороны краем.

— Это что еще за забава? — Из-за печной трубы показалась морщинистая физиономия.

На бабкину реплику Валентин решил не отвечать. Сдвинув в сторону занавеску, закрывающую полку с запасами, он внимательно оглядел содержимое стоящих там горшков. Выудив из одного из них крупную горошину, он положил ее на стол, рядом со стоящими там стаканами. Можно было начинать демонстрацию, если бы не одно «но». Бабкин стол не годился для этой цели. Нет, доски, из которых была сколочена столешница, за десятилетия эксплуатации стали идеально гладкими. Беда была в том, что каждая из них примыкала к соседней с изрядной ступенькой. Валентин, осматриваясь, покрутил головой вокруг себя.

— Чего-то ищешь? — сразу же сообразил Ероха.

— Стол неровный, — пояснил Валентин. — Нужно что-то такое… — Он поводил рукой в воздухе. — Гладкое…

— А вот… — Не церемонясь, Ероха снял с печки заслонку духовки и положил ее на стол.

Заслонка была железной, вполне подходящего размера, но идеально ровной она все же не была. На ней хоть и не было никаких уступов, но небольшие местные «возвышенности» и «впадины» наличествовали. «За неимением лучшего сойдет и это», — мысленно одобрил предложение Ерохи Валентин. Он переставил стаканы на заслонку, перевернув их вверх дном.

— Вот, смотрите. — Валентин положил горошину под высокий керамический стакан, после чего произвел манипуляции со стаканами, передвигая их по поверхности заслонки. — Смотрели внимательно? Где горошина?

Любой из наших современников наверняка неоднократно имел возможность наблюдать за работой наперсточников. Есть в ней что-то завораживающее, ибо даже наши современники, не единожды предупрежденные об опасности общения с ними, раз за разом оказываются в положении обманутых. Что уж говорить о людях шестнадцатого века, никогда прежде не сталкивавшихся с таким явлением, как мошенничество.

— Здесь! — уверенно указал на керамический стакан Ероха.

— Точно! Тут! — поддержал приятеля Сила.

Валентин приподнял керамический стакан. Горошины под ним не было.

— Вот это да! Где же она? — в один голос воскликнули не только Ероха с Силой, но и бабка, лежащая на печи.

В этот момент из-под щербатого стаканчика, нависшего своим отгрызенным краем как раз над одной из «впадин» печной заслонки, самым предательским образом выкатилась горошина.

— Как же она туда попала?! — И Ероха, и Сила были поражены так, как если бы они действительно увидели нечто чудесное.

— Стаканы не годятся, поверхность неровная… — Валентин щелкнул ногтем по печной заслонке. — Ладно. Следите лучше. — Он спрятал горошину под один из стаканов и вновь проделал с ними нехитрые манипуляции. — Где?

Ероха указал пальцем на керамический стакан, а Сила — на один из деревянных.

— Внимание! Вот теперь начинается главное! — объявил Валентин. — Уверен в выборе? — спросил он у Силы.

— Да! — заявил тот. — Я видел, как под него горошина скакнула.

— Деньгами отвечаешь за выбор?

— Как это — деньгами? — удивился Сила.

— А вот так! Ты уверен, что горошина вот под этим стаканом, и ставишь на это, положим, полушку. А Ероха уверен, что под тем. И тоже ставит полушку.

— Что значит — ставит?

— Это значит, что если ты угадаешь, то Ероха отдает тебе свою полушку, а если нет, то наоборот.

— А у меня нет полушки, — по-детски наивно заявил Сила.

— Понятно, что у тебя нет полушки, — уже раздражаясь, бросил Валентин. — Я ж вам показываю, как на этом можно заработать…

— Да ясно все, Минь. Не злись, — попытался успокоить товарища Ероха. — Это ж Силка. Он с детства тугодумом был. Ладно, показывай, где горошина.

— И ничего я не был тугодумом… — обиделся Сила. Но любопытство все-таки пересилило обиду. — Давай, Минь, покажи горошину-то.

Горошины не оказалось ни под стаканом, выбранным Силой, ни под стаканом, на котором остановил свой выбор Ероха.

— Вот это да! — вновь воскликнули они.

— На самом деле ничего сложного, — пояснил Валентин. — Да и не горошина со стаканами главное. Главное — народ развести, заставить его играть.

— Как это — развести? — не понял Сила.

— Говорю же, тугодум… — Ероха вздохнул и развел руки в стороны, как бы говоря этим: «С кем же я связался…» — Смотри, Силка. Михайла сидит себе и показывает эту забаву. Как бы для себя… Народ вокруг соберется?

— Вестимо, — ответил ему Сила. — Еще бы ему не собраться. Забавно ведь…

— А тут и мы с тобой в этой толпе. Я говорю: «Горошина здесь! Копейку даю!» А ты: «Горошина там! И я даю!»

— Вы свои копейки кладете на стол, — Валентин продолжил повествование, начатое Ерохой. — Открываю стаканчики — Силка угадал. Значит, он забирает деньги. Но Ерохе тоже хочется выиграть, и он повышает ставку.

— Что такое «повышает ставку»? — Это вновь бестолковый Сила.

— Денег, значит, больше дает! — Ероха презрительно фыркнул.

— Так вы продолжаете играть между собой, разжигая интерес толпы, до тех пор, пока в игру не вступает кто-то из зрителей. Понятно?

— Здорово! — с неприкрытым восхищением в голосе воскликнул Ероха. — Это почище всякой Индии будет.

— Эх, — мечтательно вздохнул Сила. — Как заработаю немного денег, сниму угол, вон как Минька, и уйду тоже из дому. Батя замордовал уже этой работой. А тут знаете чего удумал? Я с мясником, говорит, договорился. Пойдешь, мол, к нему учеником, будешь учиться забесплатно. Представляете? А я от одного лишь вида крови в обморок хлопаюсь. Не говоря уж о том, чтоб скотину своими руками резать… Брр…

— Не бойсь, Силка. — Ероха хлопнул его по плечу своей увесистой ручищей. — С таким атаманом, как наш Михайла, мы с тобой не то что собственные углы снимем, мы скоро в хоромах жить будем и с золотой посуды есть.

— Ну-ну, вы полегче, — постарался приземлить размечтавшихся приятелей Валентин. — У нас еще ничего нет. Надо хорошо подготовиться и… вообще…

— Пойдем, Минь, на торжище. Там и подготовимся. — Ерохе не терпелось приступить к активным действиям.

— Слушай, а как ты это делаешь? А, Минь?.. — поинтересовался Сила.

Валентин конечно же не был профессиональным наперсточником. Ну видел, как работают настоящие профессионалы… Ну пробовали с пацанами несколько раз подражать им… Так что ни большого «наперсточного» опыта, ни профессиональной «наперсточной» техники он не имел. То, что Ероха с Силой не замечали, как он перебрасывает горошину из стакана в стакан, так это от эффекта неожиданности. Слишком непривычное, неординарное зрелище для них. Но поглядят еще раз пять — десять, и все огрехи Валентиновой техники будут ими обнаружены. Соответственно, не только ими, но и любым внимательным зрителем. Валентин отчетливо осознавал это и, следовательно, понимал, что ничего серьезного из этой его «задумки» получиться не может. Да и не собирался он делать ставку на мелкое мошенничество, он всего лишь хотел поддержать свой авторитет в глазах приятелей и выиграть время, чтобы успеть придумать что-нибудь стоящее.

Ероха же — человек действия, ему уже все ясно и не терпится опробовать новую «технологию» в полевых условиях. Валентин к такому обороту событий был не готов. Он рассчитывал, что ограничится демонстрацией, пару дней они будут якобы готовиться, а за это время что-нибудь да придумается. А тут вдруг Ероха решительно тянет его на люди, в толпу. Поэтому он уцепился за вопрос, заданный Силой, как за спасательный круг.

— Вообще-то получается у меня плохо, — сразу признался Валентин. — Я это уже давно придумал и все время тренировался. А получается все ж таки неважно.

— Да какое там плохо, здорово у тебя получается! — уверенно забасил Ероха.

— Вот, смотрите… — И Валентин поэлементно, в замедленном темпе стал демонстрировать приятелям свой фокус.

Реакция их была однозначной.

— Здорово!

И тут Валентина осенило, как затянуть процесс подготовки к выходу «на люди».

— А попробуйте-ка вы, парни, — предложил он. — Давай, Ероха, садись на мое место!

Ероха, ничтоже сумняшеся, сел за стол и взялся своими лапищами за стаканы. Попробовал раз, другой, третий. Но и с первого раза было понятно — не дано человеку. Не его это дело, что он и сам вскорости понял, заявив:

— Не, не получается. Не мое это… Я лучше в толпе, среди людей буду это… Как ты сказал, Минь? А, во!.. Разводить!

Вслед за ним за стаканы взялся Сила. В первый раз он, не торопясь, повторил все движения Валентина, потом сделал это чуть быстрее, следом — еще быстрее. С каждым последующим разом его движения становились все быстрее и четче, а комбинации, проделываемые им со стаканам, раз от раза все сложнее и изощреннее. Валентину доводилось видать ловкачей, но такого еще не приходилось. «Ого! — мысленно воскликнул он. — У парня талант от Бога! Может быть, действительно попробовать?»

— Ай да Силка! — Судя по этому восклицанию, Ероха тоже был потрясен неожиданно раскрывшимися способностями друга. — Стой, хватит… Что скажешь, Минь? По-моему, у него неплохо получается. Получше даже, чем у тебя. А?..

— Да что там неплохо… Здорово у него получается!

— Вот я и говорю, — вновь зажегся Ероха. — Идем сейчас же на торжище и попробуем!

— С чем? — постарался охладить его пыл Валентин. — С этим? — Он взял в руки стаканчик с обгрызенным краем и чуть ли не ткнул его в нос Ерохе. — С этим? А на чем стаканы двигать? С этой кривой железякой таскаться будем? — Валентин постучал согнутым пальцем по печной заслонке. — Так ее еще на что-то положить нужно. И стол с собой будем носить?

Ероха зачесал пятерней затылок, видимо усиленно соображая.

— Да, — вздохнул он. — Со столом таскаться как-то не очень…

«Ну вот, — подумал Валентин. — Самый подходящий момент подвесить всю эту затею на неопределенный срок. А там посмотрим…»

— Я ж говорю вам, парни, подготовиться нужно, — заявил он.

Но тут вдруг последовало предложение с той стороны, откуда Валентин его никак не ожидал.

— Стаканчики там же, на рынке, купим, можно простые деревянные, некрашеные. Они дешевле стоят, — подал голос Сила. — А стаканчики двигать лучше всего будет на барабане.

— На чем?

— На барабане. В каждом околотке есть. Большой такой… Нести его легко, тряпкой обернул и иди себе. Где захотел, поставил. Вот тебе и стол. А сам рядом на чурбачок сел. В барабане не только то хорошо, что шкура у него гладкая. По железяке либо по деревяшке когда горошину пускаешь, слышно, как она гремит. А на барабане от движения стаканов будет такой негромкий гул стоять. Вот горошину за ним и не различишь. Можно даже палец чуть-чуть в сторону отставить и по шкуре им задевать, чтоб гул, когда хочешь, больше или меньше сделать. — Силка тут же продемонстрировал приятелям, как он будет отставлять палец и задевать им поверхность барабана. «Ну точно прирожденный наперсточник, — подумал Валентин. — В такие дебри и тонкости сразу же полез, о которых мне и за всю жизнь не догадаться». — Кстати, горошину тоже надо заменить. В самый неподходящий момент расколоться может, — пояснил Сила. — Горошину надо шариком костяным заменить. Из таких бусы делают. Я знаю, у кого их можно купить.

— Ну же, парни, пойдем на торжище, — вновь заныл Ероха. — Пойдем, чего тут рассусоливать… И так все ясно. Действовать нужно! — От нетерпения он едва не подпрыгивал на месте.

— Что ж… Действовать, говоришь? — Валентин встал с лавки и потянулся к своему полушубку. — Давайте начнем действовать.

Первой остановкой в их сегодняшнем маршруте значился околоток городской стражи. Когда троица подошла к высокому частоколу, окружавшему здание околотка, Сила велел друзьям ожидать его снаружи, а сам прошел внутрь. Ждать им пришлось недолго, ибо через несколько минут Сила вышел обратно. В одиночестве и с пустыми руками.

— Что, неужто не дали? — с ноткой отчаяния в голосе воскликнул Ероха.

В отличие от своих друзей Валентин и не сомневался в том, что никто им никакого барабана не даст. Чтобы надеяться на такое, надо было быть таким наивным щенком, как Сила. Так в итоге и оказалось.

— Нет, — ответил Сила. — Брат ругаться начал, когда я ему про барабан сказал. Дураком меня назвал.

— И-э-эх-х! — В этом возгласе Ерохи было столько отчаяния, что Валентину на миг даже стало жаль его.

Но всего лишь на миг, не более, так как Сила тут же добавил:

— Но он мне объяснил, где и у кого можно взять барабан. — Сила продемонстрировал друзьям записку, в которой его брат, обращаясь к какому-то Мамету, просил одолжить барабан «внаймы». — Он и сам подойдет туда скоро, — пояснил друзьям Сила. — Хочет поглядеть на нашу забаву.

Тут до Валентина наконец дошло, что джинн, выпущенный им из бутылки, уже живет своей собственной жизнью и затолкать его обратно в бутылку нет никакой возможности. Остается либо отойти в сторону и предоставить приятелям право действовать самим, что однозначно приведет к потере лидерства, либо же самому возглавить процесс и продвигать его вперед.

Следующую остановку приятели сделали у торговцев бусами и приобрели там несколько костяных шариков. Оттуда маршрут повел их к рядам с деревянной посудой, где они разжились тремя яркими, расписными стаканами. На стаканах Валентин решил не экономить, все ж таки средство производства, и взял те, что пришлись по душе. Не большие и не маленькие, а так, чтобы в самый раз. А расписные — чтобы внимание зрителей фокусировалось больше на самих стаканах, а не на том, что происходит между ними. Последней остановкой была лавка того самого Мамета, у которого они надеялись разжиться барабаном.

Мамет, вопреки ожиданиям Валентина, оказался не краснобородым иранцем, не турком и не каким-нибудь индусом, а самым натуральным русаком. Торговал он не только барабанами, но и прочими музыкальными инструментами, большинство из которых Валентину так и не удалось идентифицировать.

— А сам-то будет? — поинтересовался Мамет, прочитав записку, переданную ему Силой.

— Обещался. Сказал, что вскорости подойдет, — ответил Сила.

— Выбирайте… — Мамет махнул рукой в направлении стены, завешанной и заставленной барабанами и прочими ударными инструментами всевозможных форм и размеров.

Пока выбирали барабан, и Силкин брат подошел. Был он лет на десять — двенадцать старше Силы, такой же невысокий и худощавый. Они вообще были похожи, если не считать пронзительного взгляда голубых глаз, которым старший брат буквально пронзал каждого встречного. «Ишь как смотрит, — подметил Валентин. — Натуральный следак». Он пошептался сначала с хозяином лавки, а потом подошел к брату и его друзьям.

— Обыщик Надей Храбров, — представился он. — Ну что, подобрали барабан?

— Ну да… — почему-то промямлил в ответ Сила.

— Тогда показывайте, что удумали.

— Лучше не здесь, — ответил ему Валентин. — Лишние глаза в этом деле не нужны.

— Что так? — жестко спросил Надей. — Что-то незаконное удумали?

— Да нет… — теперь настала очередь Валентина мямлить и жаться. — Просто… Коммерческая тайна.

— Ладно. Мамет, мы пройдем на задний двор? — крикнул он хозяину лавки.

Тот махнул рукой с тем же спокойствием и безразличием, что и раньше, когда указывал друзьям на барабаны. Полутемным проходом, меж залежей ящиков и коробов, Надей провел друзей на небольшой, почти полностью загроможденный задний двор.

— Ну и беспорядок у него, не дай бог, искра, — процедил он сквозь зубы. — Наказ бы ему выписать да виру наложить, а из-за вашего барабана теперь молчать придется. Ладно, показывайте.

Сила постелил прямо на снег холстину и поставил на нее барабан. Подобрав в Маметовых залежах всякого хлама небольшой чурбачок, он поставил его рядом с барабаном и сел. Валентин выложил из карманов стаканчики и костяной шарик. Силка размял пальцы и взялся за стаканы. Одна комбинация, вторая, третья…

— Где шарик?

— Здесь! — указал пальцем Надей.

— А вот и нет… — Сила продемонстрировал брату его ошибку.

После этого фокус был повторен еще несколько раз, пока Надей не воскликнул:

— Занятно! Ну ты, Силка, и молодец! Народу много соберется на такую забаву поглядеть. Видел бы батя, не стал бы боле говорить, что ты ни на что не способен. Но… — Тут Надей оборотился к Валентину. — Суть-то в чем?

Валентин подал знак Силке, и тот выстроил новую комбинацию.

— Где шарик?

— Здесь! — указал Валентин. — Копейку даю!

— Нет, — возразил Ероха. — Вот здесь! И с меня копейка!

— Понял, — сразу же отреагировал обыщик. — Ваша задача — вовлечь в это дело зрителей.

— Ну да… — подтвердил Валентин. «Как он сразу своим ментовским умом фишку-то просек!»

— Получается, игра на деньги. Запрещено.

— Так это зернь запрещена и шахматы, — с горячностью возразил Валентин. — А наша игра не запрещена. Да и не игра это вовсе. А так… Забава.

— Гм-м, гм-м… — Надей снял с головы форменный колпак с меховой опушкой и поскреб пальцами затылок. — Забава, говоришь… Но деньги…

— А что деньги? — с жаром отпарировал Валентин, решивший ковать железо, не отходя от кассы. — Вот борьба… Разрешена?

— Разрешена.

— А если, положим, вы с Силкой боретесь, а я говорю Ерохе: «Надей победит, копейку даю». А Ероха мне отвечает: «Нет, Силка. На него даю». Это не запрещено.

Надей вновь поскреб пальцами затылок:

— Вроде не запрещено.

— Так у нас то же самое, — просиял Валентин. — Только вместо борцов стаканы.

Надей хмыкнул и сказал:

— Ладно. Пробуйте. Поглядим, что получится. Но попам на глаза лучше не попадайтесь. Здесь уж я ничего не смогу поделать.