Глава 15
Самое страшное для женщины, если мужчина останавливается на полпути.
Б. Нушич «Автобиография»
— О свет моих глаз! Я влюбился в вас с первого взгляда! Скажите же мне свое имя! О прекраснейшая!
— Бусинда Крокониальда Страдфордская, четвертая из рода королевских персов! — мурлыкала белая кошечка, запертая в золотой переноске. Она впервые в жизни так близко видела другого кота. — Сударь, как удалось вам ко мне пробраться?
— Для вас, миледи, я просто Мурз! Все было проще некуда: едва меня увидела ваша охрана, она, словно по боевой тревоге, испарилась в неизвестном направлении, испугавшись только одного моего вида!
У Бусинки округлились глаза, личная охрана Ее Величества Ризеллы никогда не покидала свой пост, а раз так, то этот великолепный представитель кошачьих действительно достойный уважения милорд.
— О, как же вас зовут? — поинтересовалась Бусинка, подбираясь поближе к золотым прутьям клетки, чтобы внимательнее разглядеть незнакомца.
Ярко-рыжая шерсть Мурза шокировала своим сходством с золотом, отчего королевская любимица решила, что подобный окрас могут позволить себе только самые знатные коты. Правое ухо милорда было порвано, говоря об участии во множестве битв, и говорил котяра, словно мед лил.
— Я — Лорд Оттон Штраус фон Мурз, — представился кот. — И я пришел вас спасти, о прекрасная Бусинда! Из этой ужасной клетки, в которой вы заточены!
Таких речей породистая красавица не ожидала, она даже помыслить не могла о побеге.
— Как это спасти? — не поняла она. — Я ведь любимая кошка Ее Величества!
— Любимых не держат в клетках! — уверенно заявил Лорд фон Мурз. — Любимым дарят букеты из свежих мышей, показывают весь мир, приглашают на помеченную территорию для совместного проживания и заведения котят!
По мере речи рыжего и самоуверенного кота у Бусинки изумленно выпадала челюсть. Неужели все эти вещи возможны?
— Я подарю тебе весь мир! Мы заведем с тобой семью! У нас будет целый кошачий прайд и десятки бело-рыжих деток. Только пойдем со мной! — Глаза Мурза призывно сверкали в полумраке королевской комнаты.
— Я приличная дама и не могу сразу соглашаться на такие необдуманные поступки, как побег с неизвестным мужчиной, — рассуждала вслух Бусинка. — А вдруг вы маньяк? Или того хуже — кот-ловелас! Я не хочу потом остаться одна с кучей детей, я ведь буду никому не нужна! Мне еще бабушка рассказывала про таких неблагородных котов, охотников за удачей!
Усы Мурза задрожали, выражая страшное оскорбление хозяина:
— Да как вы можете такое думать! О, неповторимая Бусинда! Я не такой! И смогу вам доказать это! — уверенно заявил он.
— И как же? — заинтересовалась кошечка.
— Мы просто прогуляемся с вами по замку! Всего одна прогулка, моя прекрасная! А после, если захотите, я отведу вас обратно в эту комнату!
Запертая в клетке Бусинда прикидывала варианты. Выбраться за пределы своей золотой тюрьмы она всегда мечтала. Ее манила неизвестность окружающего мира, и вот наконец-то представилась эта великолепная возможность. Однозначно надо соглашаться!
— Вы обещаете, что не сделаете со мной ничего плохого? — наивно промурлыкала белая персийка.
— Клянусь вам, — гордо выпятив грудь, заверил Мурз, — я смогу защитить вас от любой опасности, моя любовь!
Будь у Бусинки щеки, они бы сейчас заалели от смущения!
— Тогда я согласна. Освободите меня и покажите замок!
Лорд фон Мурз только этого и ждал; легким движением лапы он нажал кнопку снаружи переноски, которая привела в действие механизм открытия дверцы. Изнутри Бусинка никогда бы не смогла дотянуться до спасительной кнопки, а находящемуся снаружи Мурзу эта задача далась легко. Замочки щелкнули и выпустили Крокониальду на волю.
— Пойдем, моя дорогая, — поманил за собой хвостом рыжий. — Мы должны столько успеть, а времени у нас не так много!
И белая кошечка поспешила за своим новым другом, засеменив пушистыми лапками в манящую неизвестность.
* * *
Глеб вел меня какими-то пустынными и незнакомыми коридорами по Академии, этих путей я не знала и, как ни старалась запомнить, не смогла. Мысли в голове продолжали пугаться после потрясения.
— Куда мы идем? — спросила я, голос до сих пор дрожал.
— Ко мне, — спокойно ответил мужчина.
После такого ответа я отшатнулась от Глеба и попыталась вырваться.
Но долго дергаться мне не дали, крепко обняли, прижали руки вплотную к телу, так, чтобы не могла брыкаться.
— Да успокойся ты, дурочка, — шептал на ухо магистр. — Я не собираюсь ничего с тобой делать! Эль, ну прошу тебя! — почти умолял он. — Ты свой вид внешний видела? Нельзя тебе к себе в комнату. Если тебя заметят в этих порванных тряпках, все поймут, что с тобой произошло!
Вырываться перестала, разум все же нашел рациональные зерна в его словах.
— И что теперь делать? — всхлипывая, спросила я.
— Прежде всего, не дергаться. Доверься же мне, я ведь никогда не делал тебе ничего плохого.
«Только нервы мотал, а так действительно ничего», — но вслух промолчала.
— Эль, послушай меня! В зале произошел инцидент. Из-за которого ректор сейчас в медпункте, королевская семья заперта в самом крепком бункере, телепортацию по Академии запретили, а все курсанты разогнаны по блокам! Если ты сейчас вернешься к себе, тебя заметят одногруппницы, и тогда стыда не оберешься до конца дней!
Я кивнула, соглашаясь с этими выводами.
— Поэтому сейчас мы идем ко мне, ты посидишь, успокоишься, вытрешь слезы, если надо — умоешься, сходишь в душ. Я тебя накормлю, обещаю, что даже не отравленным супом! А потом, когда снимут запрет на телепортацию, пошлю сигнал Трое, она принесет тебе платье или другой приличный наряд, и мы телепортируем тебя напрямую в тринадцатую комнату, так, чтобы никто ничего не заметил.
Я кивнула повторно, план звучал вполне разумно. Да, Кристина и Анфиса будут задавать кучу вопросов, но им-то я смогу рассказать правду, узнать бы ее только вначале самой до конца.
— Глеб, — попросила я, — расскажи, что произошло?
— Из того, что я понял за столь короткое время?
Я скривилась. Из опыта общения с магистром я уже давно знала — если зельевар отвечает вопросом на вопрос, значит, пытается что-то скрыть.
— Не увиливай, расскажи, пожалуйста!
Брюнет, придерживая меня одной рукой, помогал подняться по лестнице.
— Хм, значит, уже отходить начинаешь, раз соображалка включается.
«Прекрасный диагноз!» — то, что мне уже стало легче, я и сама понимала, но если бы кто-то предложил консультацию психолога, не отказалась бы.
— Так ты расскажешь? — напирала я.
— Да нечего рассказывать! Я был у себя комнате, занимался своими делами, потом пришел экстренный вызов от Трои, пришлось телепортироваться к ней. Оказался в зале, вокруг паника, свита уводит королеву прятаться в бункер. Милонский на полу хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. По всем признакам у него сердечный приступ, а он лопочет что-то о вселенской любви к своей партнерше по танцам. Не надо быть доктором, чтобы понять — ректору подлили какое-то зелье. По ряду признаков я определил, что это «неконтролируемая страсть». Штука опасная и запрещенная, причем накачали ею ректора по самое не могу — подливали явно очень сильный концентрат. Троя долго не церемонилась и партнершу эту по танцам прищемила, ей оказалась твоя однокурсница Ванесса, которая сама по ходу перепугалась больше всех и начала лопотать, мол, на месте ректора должен был быть Эридан.
Я пыталась представить тот хаос и бедлам, который происходил в зале. Выходило ужасающе, а еще я начала осознавать последствия. Это ведь неслыханный позор — по сути, был сорван королевский бал, а такое событие может аукнуться большими проблемами.
— Эридана я нашел с помощью заклинания экстренного поиска. А вот твоя компания рядом с ним меня удивила. Эля, вот каким образом ты умудряешься всегда оказаться в куче неприятностей?
Тот же вопрос я уже сама себе задала раз пять. Это либо судьба, либо карма, либо злой рок.
— Не знаю, но мне, по ходу, вообще повезло, что ты пришел. Все могло закончиться намного хуже. Спасибо, — благодарила я искренне, а вот слова нужные не шли. Я бы хотела высказать Глебу еще много «спасибостей», но в моей голове все это звучало каким-то глупым бредом. Интересно, существует ли какой-то эквивалент материальной благодарности за поступок зельевара? Носки ему, что ли, теперь подарить или рубашку?
Выкинув эту ахинею из мыслей, я поинтересовалась:
— А что за зелье такое «неконтролируемая страсть», для чего оно?
Магистр ухмыльнулся:
— Ну, например, ты хочешь выйти замуж за богатого, красивого и благородного. Подливаешь ему эту дрянь и крутишься возле него. Ровно через двое суток зелье подействует, и отравленный прыгает на первую попавшуюся под руку барышню. А дальше…
— Он обязан на ней жениться, — продолжила я мысль Глеба и тут же выругалась: — Вот же ж черт! Тупые дворянские стервы! Так ведь нечестно!
Зельевар вскинул на меня удивленный взгляд.
— Ты что-то об этом знаешь? — Мужчина даже замедлил шаг, хотя до его комнаты оставалось буквально пару метров.
Я потупилась, поняв, как глупо прокололась.
— Эля, рассказывай! — потребовал он.
«Этот человек видел тебя полуголой, спас от изнасилования и до сих пор помогает. Да, он псих, но, наверное, ему можно все рассказать!» — Мое подсознание уговаривало довериться Глебу.
— Это все из-за спора. Мы поспорили на то… — я сделала паузу, — красное платье.
Магистр остановил меня жестом, поднеся палец к губам, мол, замолчи, не в коридоре же такие вещи рассказывать, а затем, схватив за руку, быстро поволок к двери своей комнаты.
Едва мы зашли в его обитель, Глеб захлопнул за собой дверь, прошептал какое-то заклинание и потребовал:
— А вот теперь рассказывай, куда ты умудрилась влипнуть?!
Собственно, теперь я выложила все как на духу!
Все это время он подпирал дверь спиной, а я стояла перед ним, закутанная в колючий плед, и рассказывала про условия спора, как стих на школьной линейке. Едва я закончила, Глеб расхохотался.
— Ой, придурочные! — не стесняясь в выражениях, прокомментировал зельевар. — Без обид, Эля! Но вы самый больной первый курс, который только учился в этой Академии! Додуматься только! — Он наконец отошел от двери, направился в угол комнаты и стал что-то искать на полках стоящего там стеллажа.
А я продолжала стоять посередине его спальни, как Статуя Свободы, и соображала, что мне теперь делать. Сесть? Опять на пол? Плюнув на приличия, я подошла к огромной Глебовой кровати и присела на самый краешек.
«Вот же ж! — сразу же возмутилось мое нахальство. — Так нечестно! У меня кровать деревянная, ей-богу — солдатская койка, а у преподавателей вместо матрасов пуховые перины!»
Просто едва я села, моя попа утонула в мягкости этой поистине царской подстилки.
Зельевар же закончил возню в углу и решил вернуть себя в мое общество. Возвращался не один, а с двумя бокалами в одной руке, бутылкой вина в другой и коробкой конфет под мышкой.
«Опачки, это еще что за заявочка?» — Мои брови поползли наверх.
— С супом я погорячился, зато есть вино и конфеты.
— Я не буду, — категорически отказалась я, еще не хватало пить с преподом. И вообще, мне это напоминало сценарий дешевой мыльной оперы со съемом девушки в ночном клубе.
Зельевар мою реакцию не оценил, будто я ему в лицо плюнула.
— Эль, но оно же не отравлено, честно!
«Можно подумать, в этом дело!»
А вслух ответила:
— Глеб, ты понимаешь, как это со стороны выглядит?
Мужчина пожал плечами.
— Мне плевать, как это выглядит! У тебя стресс, я бы налил тебе водки, но, увы, чего нет, того нет. Осталось только вино!
Я еще раз взвесила ситуацию и осталась ею недовольна.
— Нет, я не буду с тобой пить!
Наверное, в глубине души я ожидала, что он станет меня уговаривать, это был бы мужской поступок по всем законам жанра, но Глеб меня обломал.
— Как хочешь, — бросил он и, сунув коробку конфет мне в руки, развернулся и отправился относить вино обратно. — Шоколад-то хоть съешь!
Я почувствовала себя идиоткой. Потому что вот теперь мне захотелось выпить.
— Стой, я передумала!
Магистр остановился, но поворачиваться ко мне лицом не торопился.
— Ты издеваешься? — раздраженно спросил он.
— Да! — и тут же осеклась. — То есть нет! Блин, Глеб! Ну, я решила, что ты меня споить хочешь, поэтому вино принес!
Поэт резко развернулся.
— Эль, я похож на того, кто будет поить девушку и потом пользоваться ее пьяной тушкой в своих корыстных целях?
Я помотала головой. Глеб был похож на странного, непонятного мне человека, у которого семь пятниц на неделе. Вчера он увольняет меня с должности музы, а сегодня спасает от кучи проблем.
— То-то же! — И, сунув мне бокал, поставил свой на пол и принялся откупоривать бутылку.
Стеклянная тара сопротивлялась, словно не желая быть распитой в столь странной компании и ситуации.
Маразм крепчал — деревья гнулись. Могла ли я вчера подумать, что сегодняшний вечер будет оканчиваться вот так. Сижу на кровати зельевара, закутанная в шерстяной плед, потому что мое прекрасное платье порвал в порыве страсти привороженный Эридан, а сам магистр пытается напоить меня вином… Кстати, об одежде.
— Глеб, у тебя есть во что переодеться? — Плед меня порядком достал, он кололся и раздражал кожу. — Хоть майку какую-нибудь.
Зельевар, стукнув себя по лбу, поставил бутылку на пол и отошел к одному из шкафов, скрытому в стене.
Рылся он там недолго, через минуту мне в руки сунули мужские шорты и черную майку с надписью «ЙА ЧОТКИЙ ПАТСАН». Я вытаращила глаза и, не выдержав, расхохоталась:
— Что это? — сквозь смех только и умудрилась выговорить я.
— Троя притащила из Внешнего мира, — отмахнулся он. — Сказала, что буду самым шикарным мужиком на любой тусовке в вашем мире.
Я рассмеялась еще сильнее.
— Она тебя нагло обманула, — констатировала сей непреложный факт я. С такой майкой Глеба приняли бы либо за хорохорившегося заучку-очкарика, либо за шизанутого айтишника. И первый и второй могли себе позволить подобные майки.
Успокоилась я только минуты через две.
— Где можно переодеться?
Кивок получила в сторону неприметной с первого взгляда двери, которую раньше принимала за очередной скрытый в стене шкаф. Решительно встав с кровати, по-прежнему придерживая одной рукой плед, я подхватила выделенную одежду и зашагала в указанном направлении. То, что там окажется ванная комната, я догадалась и раньше, но вот увиденное в зеркале — шокировало.
Оттуда на меня смотрело странное зареванное, запуганное страшилище. Растрепанное, с размазанной тушью и подводкой под глазами, алая помада растерта по щекам и подбородку. Господи, в таком виде меня лицезрел Глеб и даже словом не обмолвился! Захотелось поставить мужику памятник, нужно иметь огромную выдержку, чтобы вытерпеть такой ужастик на протяжении почти получаса рядом с собой. Более того, он меня еще успокаивал и обнимал.
От этих мыслей я почувствовала себя вдвойне дурой. Нашла чему удивляться, любой нормальный мужик так поступил бы на его месте. Решив не терять времени, плюнула на все приличия окончательно и полезла в душ. Едва оказавшись под струями горячей воды, поняла, что именно этого мне и не хватало. Очень хотелось смыть с себя гадкие воспоминания прошедшего часа, начиная с принца и заканчивая Эриданом.
Едва я подумала о последнем, стало тошно… А ведь он меня теперь точно выгонит из Академии, наверное, уже подписывает приказ об отчислении и прыгает где-нибудь в своем кабинете до потолка от радости. А я еще тут заморачиваюсь о двусмысленной ситуации с Глебом — курсантка пьет с преподом. Да мне вообще можно от горя нажраться, потому что я теперь стопроцентно свободная и отчисленная недоучка.
Захотелось расплакаться, но такой роскоши себе не позволила. Достаточно на сегодня слез и рева, умирать — так с музыкой!
Вылезала из душа я с улыбкой. Зеркало на этот раз меня обрадовало — мое чистое, без косметических разводов, лицо лучилось… Чем именно лучилось лицо, я и сама понять не могла, радоваться было нечему, счастья с неба тоже не предвиделось, поэтому, кроме излишней наглости и самоуверенности, других эмоций мое лицо не отражало.
Выделенные Глебом шорты свалились при первой попытке на себя надеть, казалось, в них можно засунуть одного слона или трех девиц, как я. Поэтому пришлось довольствоваться майкой, которая оказалась длиною почти до колен. А раз так, то будет «пищащим» модным платьем.
Из ванной вышла в боевом настроении, гордо шлепая босыми пятками по полу и готовая своротить гору.
Магистр за это время сумел справиться с бутылкой, и два бокала вина уже ожидали, когда их выпьют.
— Эль, я тебе шорты зачем дал? Чтобы ты их проигнорировала? — строго нахмурившись, упрекнул зельевар.
— Зануда, — буркнула в ответ. — Думать надо, когда даешь мне гиппопотамовские размеры. Чтобы я в них влезла, мне надо разъесться до размеров «пирожка» Кларентины.
Визави лишь улыбнулся и протянул мне бокал.
— Сервировочного столика у меня нет, поэтому считай, у нас фуршет, — он кивнул на раскрытую коробку конфет, которая лежала посередине кровати.
Я пожала плечами, хомячить шоколад в постели — это очень по-девчачьи.
— А мы будем есть мороженое и драться на подушках?
— Боюсь, столько не выпьем!
Чокались мы без тоста, и первый бокал вина я выпила почти залпом, словно компот.
«Вот вам и Юрьев день, — удивилась сама себе. — Фрейлина из меня не получилась, а вот алкоголик выйдет на славу».
— Эль, кстати говоря, — Глеб свой бокал тоже опустошил, то ли меня решил не смущать, то ли он уже был алкоголиком со стажем, что в принципе не исключено. — А ведь спор, выходит, ты выиграла! Эридана поцеловала, и он тебя не прибил за это!
Мой бокал едва не выскользнул из рук.
— В гробу я видела такую победу! И платье это красное — там же! Глеб, я ведь знаю про Ридрегу, и мне очень жаль Эридана — она поступила с ним ужасно. И я не собиралась даже пытаться выигрывать этот дурацкий спор. Даже с Крис и Фисой поговорила, мы решили, что не будем в этом участвовать. Ты просто осознай эту издевку судьбы — прийти на годовой бал в почти полной копии того платья, в котором похоронили женщину, предавшую Эридана. И заработано оно будет не честной работой, а поцелуем на спор. Это тянет на еще большее предательство! Удар в спину топором отдыхает на заднем плане по сравнению с этим. Я бы себе никогда не простила такого поступка… Ранить чувства человека ради тряпки!
— Даже после того, как он сегодня с тобой поступил?
— Тем более после этого! Я ведь там оказалась случайно, вместо меня могла быть любая, и закончилось бы это вообще плачевно! Такой подлый способ, который выбрали Ванесса и Кларентина для достижения цели, точно не для меня!
Глеб молча слушал высказываемые мной мысли и с каждой минутой хмурился все больше.
— Все же я ошибся насчет тебя, когда увольнял с поста музы. — Он присел на край кровати слева от коробки конфет. — Ты не такая расчетливая стерва, как мне показалось в тот момент.
— А может, я тебе все это сейчас специально говорю, чтобы зародить зерна сомнения. — Захотелось поинтриговать, я обошла постель с другой стороны и присела справа от коробки. — Может, я вообще самая опасная из всех расчетливых. Вот смотри, ты же сам заметил — спор с Эриданом я, по сути, выиграла, при этом еще и жертвой осталась.
Глеб потянулся за конфетой и со всем скептицизмом опустил меня с небес бахвальства на землю.
— Ну-ну, самая опасная! А если бы я не явился, что тогда?
Ответа у меня не было; все, что смогла, это огрызнуться.
— Фу, обломал всю игру, магистр страстей! — Я протянула Глебу руку с пустым бокалом, мол, мужчина, не зевай — наливай. — Кстати, откуда это дебильное прозвище? Сам придумал?
Он пожал плечами.
— Прицепилось. Когда мне было двадцать, я поступил в Академию на аналитика. Тогда о моем иммунитете к ядам никто не знал, и я обучался, как и все аналитики, — замечал мелочи, выделял странности, искал причины и следствия, изучал людскую психологию, если надо — манипулировал, так, чтобы люди были уверены, мое решение — это их решение. Даже помню название своего дипломного проекта: «Человеческие страсти и их использование в политических играх». К слову говоря, я его не смог защитить. Меня завалил на защите председатель аттестационной комиссии от королевства Керении, сказав, что моя работа банальна и бесполезна.
— И что дальше?
Второй бокал вина я пила уже в цивилизованном темпе — медленно смаковала глоток за глотком.
— Ничего. Меня отчислили, и жизнь на этом у меня, как видишь, не закончилась, хотя была близка.
— Расскажи! — потребовала я, чувствуя что-то интересное и притягательное в этой истории.
— Все было банально и просто. Из-за моего прокола на защите была отчислена вся тройка. Два самых близких человека, которые были моей семьей на протяжении пяти лет, в одночасье стали врагами. До сих пор помню тот день, когда Усуарис, лучший друг и сосед по комнате, предложил выпить напоследок, перед уходом из Академии. — Глеб сделал паузу, большими глотками прикончив свой бокал вина. — Тогда, кстати, тоже было красное полусухое! Усуарис с улыбкой на устах говорил, что оно из погребов его отца. И я, как ни в чем не бывало, пил бокал за бокалом, и он тоже пил… А когда мне стало плохо и я умирал, — голос магистра дрогнул, — он махал у меня перед лицом антидотом, говоря, что из-за меня его жизнь и карьера пошли насмарку, а значит, я достоин смерти.
— А второй сосед? — Я не выдержала и перебила рассказ. — Где был он, когда это все происходило?
— Клив сидел на кровати и наблюдал, как я умираю. Даже хохотал. — Магистр наполнил опустевший бокал вином, а затем, отставив пустую тару на пол, встал с постели и дошел до угла комнаты. Там достал из стеллажа следующую бутылку и, вернувшись на кровать, продолжил свою историю.
— Иногда мне кажется, что в тот день я все же умер. Проснулся в местном морге. Ты, наверное, удивишься, но в Академии такой есть.
Я слушала, затаив дыхание. История тянула на голливудский блокбастер Спилберга.
— А дальше?
— А дальше все обыденно. Ни Усуариса, ни Клива не нашли, исчезли, будто никогда не существовали. Меня взял под крыло старый учитель зельеварения Корвелиан. Мой природный талант оказался уникальным и не имеющим аналогов. Через десять лет обучения я получил степень магистра, но уже по ядоведению, а на вручении диплома кто-то из присутствующих вспомнил про первый неудачный опыт, вот тогда-то и прозвали меня Магистром Страстей.
Я переваривала полученную информацию. Когда я впервые услышала от Трои это прозвище, почему-то подумала, что Глеб эдакий садомазохист и вообще сексуальный извращенец, если носит такую кличку. Реальность оказалась одновременно намного банальней и в то же время — шокирующе неожиданной.
— Ты поэтому всех новых знакомых пытаешься чем-то накормить? — дошли, наконец, до меня мотивы Глеба и его странных угощений конфетами с синильной кислотой и десертом с цианидом.
— В точку, Элька! Проверка на вшивость, — подтвердил догадку магистр, выпив при этом залпом очередной бокал. — Тебе налить еще?
Я молча протянула свой опустевший фужер. Мысли до сих пор путались. Какие разные скелеты могут быть скрыты у людей в шкафах! Внешне непобедимая и суровая Троя — которую изнасиловали на балу. Глеб — сирота, которого предали те, кто заменил семью. Эридан — могущественный герцог, богатый и, казалось бы, непробиваемый, но с душевной раной внутри, ноющей уже долгие годы. Что по сравнению с их историями моя маленькая двадцатипятилетняя жизнь с ничем не примечательной биографией, где единственное яркое событие — обучение в этой невозможно-сумасшедшей Академии.
Следующие бокалы мы выпили молча, закусывая конфетами. Вот же придурочный день. В бункере страдает королева, скучают в комнатах курсанты, а я пью вино, сидя на кровати со своим преподавателем, и смотрю в окошко на луну…
Луна большая, явно полнолуние. Серебрятся на ее фоне небольшие тучи, мимо пролетает кажущийся крошечным дракон…
— Глеб! — завопила я. — Здесь окно!
— Ну и что теперь, орать-то зачем, — спокойно ответил мужчина. — Оно здесь уже лет триста.
— Но ведь в Академии нет окон? — спросила я и сама засомневалась, ведь вот же оно, прямо надо мной, вмуровано в потолок.
— Единственное на всей территории. Здесь я слежу за лунными фазами — необходимое условие для многих зелий и противоядий. А еще вдохновляюсь, приятно быть единственным во всей Академии обладателем такой ценности…
Я отпила вино и поставила бокал на небольшую полочку в деревянном изголовье кровати, откинулась на спину и, заложив руки за голову, принялась разглядывать луну.
— За время обучения здесь я стала забывать, как она выглядит, — призналась я Глебу. — Это довольно странно — осознавать, что именно такие простые вещи порой могут доставлять столько радости.
Я смотрела на плывущую в небе луну и просто физически ощущала, как ее серебристый свет падает сквозь небольшое окно на мою кожу. Вынув руки из-под головы, протянула их навстречу этим странным, притягательным лунным лучам, словно пыталась поймать каждый в ладонь.
— Ты неправильно делаешь, — вмешался Глеб. Сейчас я поняла, что он точно так же, как и я, лежит на кровати, откинувшись назад, только со своей, левой стороны. — Луну нельзя поймать, ею можно лишь напитаться.
Он протянул руки вверх, будто купался в бликах ночного светила. Это было очень странно — лежать вот так, вдвоем, на одной огромной кровати, не в обнимку, не в объятиях, соприкасаясь лишь кончиками волос, тянуть руки вверх, навстречу луне и пытаться погрузиться в ее холодные лучи.
В какой-то момент наши ладони нашли друг друга. Буквально на мгновение я испугалась этого касания, но Глеб уже поймал мои пальцы и словно пианист, показывающий нерадивому ученику, как играть волнительный этюд, стал водить моей ладонью над клавиатурой невидимого лунного рояля. Его движения были плавными, будто гладит дикого зверя, не поддающегося приручению, которого боится спугнуть. Я фактически слышала звуки странной мелодии, а может быть, то был всего лишь шум в ушах после четырех бокалов вина.
Музыка мне нравилась, наши руки сплетались, играли, дразнили друг друга. Легкие касания будоражили и казались чем-то удивительным, противоречивым, запретным. В какой-то момент я осознала, что невинная партитура под луной зашла дальше, чем положено ученице и преподавателю, и намного дальше, чем музе и поэту. Мы уже смотрели друг другу в глаза, пальцы порхали легкими касаниями по щекам. Каждый уговаривал сам себя не делать того, что вот-вот может произойти, но почему-то вслух, словно желая быть переубежденным.
— Возможно, так в нас говорит алкоголь, — шептала я.
— А если он нам подсказывает? — отвечал Глеб и тут же, сомневаясь в правильности своих слов, осекался. — Эль, у меня ведь есть правила, я не могу иметь отношений с курсантками.
— Может быть, я уже и не курсантка. Есть огромная вероятность, что в этот момент приказ о моем отчислении уже подписан.
— Я не позволю никому тебя отчислить! — Его рука скользнула по моей щеке. — Кто тогда будет моей музой?
Я горько усмехнулась.
— Ты меня уволил. Я уже не твоя муза.
— Выходит, нам все можно?
— Выходит, можно.
Тянулись друг к другу мы одновременно, легкое соприкосновение губ, чтобы понять, что в такой позе целоваться неудобно. Глеб взял инициативу в свои руки, через мгновение его нежные поцелуи уже покрывали мое лицо, осторожно, боясь спугнуть.
— Глеб, я не хрустальная ваза, — шепнула ему на ухо. — Не стоит надо мною трястись, не разобьюсь.
Взгляд мужчины на мгновение стал удивленным, не ожидал он от меня такой реакции.
— Видимо, вопреки первому впечатлению, Элька, ты все же не монашка.
— А ею я никогда и не была, — и в подтверждение своих слов с силой обняла его руками и ногами и извернулась так, что оказалась сверху.
Теперь я — королева ситуации.
Целовала его и чувствовала, как он меня хочет. Слышала, как пытается подавить вырывающиеся из груди стоны, когда мои руки путешествуют по его телу. Ощущала теплые ладони на талии, которые вполне по-собственнически начали путешествие под моей майкой.
— Эля, прекрати, — почти молил он. — Нам нельзя этого делать! Ты будешь потом жалеть! Скажешь, что я воспользовался твоей беззащитностью, соблазнил, затащил в постель! Эля, перестань, я ведь не железный!
Все, что он говорил, я прекрасно понимала головой, но останавливаться не могла и не хотела. Моя душа жаждала власти над мужчиной, раскрепощения, отрыва, победы.
И Глеб действительно не был железным, одна из его рук уже уверенно ласкала мою грудь, а вторая притягивала за подбородок, помогая губам жадно впиваться в мои. Никакого сравнения ни с одним из наших прежних поцелуев, ни с наигранным в море, перед толпой фрейлин, ни с тем, когда магистр заставил себя поцеловать. Этот казался настоящим, уверенным, жадным и торопливым, будто нас вот-вот спугнут, и момент никогда больше не повторится.
Никто не шептал друг другу никаких глупостей в духе «любовь моя, я жду тебя», но и простой прелюдией к сексу это тоже не было. Складывалось впечатление, будто мы примеряемся друг к другу, как два фрагмента пазла — подходим или нет.
— Ты ведь меня не предашь? — пристально глядя в глаза, спросил он вдруг, остановившись.
Я попыталась заглянуть внутрь себя, вспомнить утренние вопросы королевы, как бы я ответила на этот вопрос, будь моя рука на том адском шаре.
— Ты мне ничего не обещал, чтобы я могла тебя предать, так же, как и я тебе!
— Могу пообещать сейчас, — шептал он.
— Я уже не маленькая девочка, чтобы верить клятвам, сказанным в постели. И тебе, столетнему дяде, не советую!
Глеб рассмеялся.
— О, ужас, Элла, ты находишься в постели со столетним мужиком. Тебе не страшно?
— Для векового парня ты удивительно хорошо сохранился. — Я игриво щелкнула его по носу и тут же чмокнула в место удара.
Он провел рукой по моим волосам, намотал на палец один из локонов и, притянув к себе, вдохнул аромат волос.
— Удивительный запах, — шепнул он. — Манящий, дурманящий. И все же, нет!
— Что нет? — не поняла я.
— Ничего не будет! Я лучше предпочту подождать тебя пять-десять лет, чем спугну сейчас, поддавшись минутному желанию, из-за которого ты меня потом возненавидишь. — После этих слов он фактически снял меня с себя.
«Эля, тебя только что красиво послали», — съехидничало пьяное сознание.
— Десять лет? — Я сделала вид, будто не обижена. — А не боишься, что за этот срок, как в том, твоем давнем рассказе, у меня могут появиться муж и трое детей?
— Но ведь в том рассказе я дождался, пока он умрет! Значит, и в реальности дождусь.
Я глубоко вздохнула и отсела подальше от до сих пор соблазнительного и манящего мужчины. Противно быть отвергнутой и головой понимать, что это для твоего же блага. Я подхватила с полочки оставленный там недопитый бокал вина и поднесла к губам.
Помешал неожиданно раздавшийся по всей Академии душераздирающий вой. От испуга я расплескала вино по майке и постельному белью Глебовой кровати.
— Что это? — недоуменно спросила я.
— Экстренная сирена, случилось что-то ужасное.
