Глава 30
Прощение
Я проснулся от звуков Sailor`s Horhpipe.
Музыка доносилась из-за двери. Кто-то играл на блок-флейте.
Поскольку мозг мой плавал в густом тумане, потребовалось не меньше минуты напряженной мыслительной деятельности, чтобы понять две вещи.
При свете дня я обнаружил, что мы с Шайенн занимались сексом и спали прямо посреди комнаты на полу. Ночью она оделась. Я – нет. Я был голый.
Где-то рядом раздался звук смываемого унитаза.
Потом открылась дверь. Из нее вышел кудрявый флейтист.
Я, как насекомое, забился в угол и прикрыл член руками. Флейтист хитро подмигнул мне и продолжил играть. Шайенн перевернулась и раздраженно что-то пробормотала. Я нагнулся, взял трусы и попытался надеть их, по возможности не сверкая причиндалами. В какой-то момент флейтист понял, что его присутствие не забавляет нас, а вызывает желание провалиться сквозь землю от ужасного позора, и вышел. Шайенн снова попыталась уснуть. Я остался один. Мысли проносились со скоростью примерно две в минуту, и одной из них был демонический утробный звук, который Кори издавал тогда в машине.
Чтобы найти остальные мои шмотки, ушел примерно час. За час я успел осознать всю глубину своего позора. Дело в том, что я всю ночь проспал голым на пороге двери в комнату, которая оказалась довольно популярной общей уборной.
КОРИ: Все видели твой срам.
УЭС: О боже.
КОРИ: Я шел в туалет, но увидел вас издалека, и смог отвернуться и убежать, не увидев твой срам или что похуже, что вынудило бы меня навсегда переехать на Юкон.
УЭС: Ну супер.
КОРИ: В итоге пришлось пописать в окно.
УЭС: Это что, единственный туалет на весь дом?
КОРИ: Ну да.
УЭС: Черт.
КОРИ: Когда рассвело, вы, ребят, стали своего рода туристической достопримечательностью.
На завтрак были тосты. Вот только эти тосты сделали не из хлеба. Это оказались орехи и семечки, склеенные в лепешку.
УЭС: А ты? Замутил с той девчонкой?
КОРИ: Нам негде было уединиться, так что нет.
УЭС: Ясно.
КОРИ: Дело в том, что в отличие от некоторых я не маньяк-эксгибиционист, которому не терпится выставить напоказ свои причиндалы.
УЭС: Ага.
Эш завтракала в одиночестве в тихом уголке дома, между скульптурой слона и неработающим кальяном. Она тоже видела меня голым. Но если бы только это!
– Вы, ребят, занимались сексом метрах в шести от меня, – проговорила она, пережевывая странный тост.
У меня аж сердце остановилось.
– Не может быть, – сказал я.
– Может, – с набитым ртом ответила она.
– Мы же ушли в другой конец этажа.
– Могу доказать, что вы этого не сделали.
– Нет. Брось. Ты прикалываешься.
– Если бы. Вы прошли еще шагов десять от моей комнаты, потом остановились и легли на пол прямо в середине другой. И сразу начали трахаться.
– О господи. Мне так жаль.
– Да ничего. Вы двое, кажется, плохо соображали в тот момент. Да и темно было.
– Уф.
– Со своего места я видела только бледные тени. Зато все слышала.
– О.
– В первый раз примерно полминуты ушло на предварительные ласки, потом она надела тебе презерватив, и все кончилось, кажется, даже не успев начаться.
– Ну да.
– Зато меня впечатлило, как долго ты кончал. Кажется, ты делал это нон-стоп минут десять.
– Угу.
– Реально долго. Небось потом яйца были как маленькие сдувшиеся шарики.
– Угу.
– Но ты не парься. У парней в первый раз всегда плохо получается. Короче, ты кончил, а потом вы сразу занялись этим снова. И на этот раз, кажется, вышло неплохо.
– Мы не сразу этим занялись.
– О нет, сразу. Вот прямо сразу. Ты даже кончить не успел и говоришь: черт, прости, я сразу кончил, а она: ну в следующий раз будет лучше. И вы тут же опять этим занялись. Прямо в том же презервативе, а это, между прочим, гадость. И какой тогда смысл вообще его использовать?
– Насколько я помню, все было совсем по-другому.
– Значит, у тебя проблемы с памятью, потому что все было так. Я же все видела, забыл? В будущем имей в виду, что, если планируешь множественные оргазмы, как в порно, презервативы надо менять.
– Спасибо.
– А вообще я бы не советовала этим увлекаться.
– Спасибо.
– Максимум два оргазма. Или хотя бы сделай небольшую паузу перед третьим.
– Больше одного часа?
– Больше девяноста секунд, в течение которых вы выкурили косяк, прежде чем приступить к третьему раунду болезненного траха.
– Девяносто секунд?
– Ага.
– Да быть такого не может. Прошло не меньше… получаса.
– Нет. Вы подождали ровно столько, сколько понадобилось, чтобы быстро выкурить косяк, а потом она начала терзать твой член. И это продолжалось довольно долго. Она вертела тебя, ставила в разные позы, а ты такой: ой, погоди, погоди, мне нужно передохнуть. А она: какой передохнуть, нет, нельзя останавливаться, заткнись и даже не думай останавливаться, потому что я маньячка.
– Да нет, не так уж все было и плохо.
– А со стороны казалось ужасным. И длилось целую вечность. Я даже хотела вмешаться.
– Что ж, хорошо, что не вмешалась. Это было бы странно.
– Ну, когда вы пошли на четвертый круг, я все же вмешалась, и за это ты должен меня поблагодарить.
– Не было никакого четвертого круга!
– Оооо нет, был. Ты уже почти уснул. Лежал и в полусне бормотал: пожалуйста, не надо! А она приказывала тебе, что делать, на ломаном испанском.
– Нет. Не может быть.
– Да. Наконец я закричала: «Он больше не хочет!» А она спрашивает: «Ты уверена?» И я отвечаю: «Хм, да». А потом, кажется, вы оба уснули, потому что больше я ничего не слышала.
– О, – сказал я.
Эш продолжила жевать странный хлеб, внимательно глядя на меня.
– Что ж, спасибо, что подслушивала, как я занимался сексом четыре раза, – проговорил я. Я был немного зол на нее, и это не осталось незамеченным.
– Эй, – произнесла она уже другим тоном и снова улыбнулась краешком губ, а потом легонько ударила меня по плечу. Наверное, надеялась, что выйдет по-дружески, но получилось неловко и глупо.
Раньше я никогда не видел, чтобы она испытывала неловкость, и сразу перестал на нее злиться.
– А почему ты не ушла? – спросил я.
– Ну да, наверное, надо было уйти. Но… не знаю. Наверное, хотела проследить, чтобы в первый раз у тебя все получилось как надо.
– Ну и как, проследила?
– Да, наверное. А еще, знаешь, не так часто удается послушать, как трахается кто-то из твоих знакомых.
– Ах вот значит что.
– Очень интересно, между прочим. Рекомендую.
В этот момент в комнату вошел Кори, и мы сменили тему.
– Этот хлеб похож на медвежьи какашки, – заявил он тоном диктора местных новостей.
Я по-прежнему плохо соображал, но понял, что между нами вроде бы все наладилось. Мы сидели, болтали, шутили и все прочее. Как будто вчерашний вечер нас обнулил.
А еще Эш ясно дала понять, что на разогреве у Дибо мы будем играть втроем.
– Куки знает, что я хочу играть свои песни, – сказала она. – И понимает, что наша группа – это только вы, ребята, а он тут ни при чем.
Мы репетировали весь день. Башка трещала, болели все мышцы, и от нас ужасно воняло. Но мы звучали круто и как-то по-новому.
В репетиционной джазового лагеря мы играли иначе. Тогда наша музыка была пронзительной, бешеной, неуправляемой. В студии Притчарда ощущения оказались совсем другие. Мы сыграли нашу программу, словно влезли в очень удобную старую футболку. Песни больше не резали слух. Они просто звучали, и звук выходил мягким, ровным и приятным.
Эш пела тише, мы с Кори играли примерно на 3–5 ударов в минуту медленнее, чем раньше, и гитара с басом звучали более слаженно, как будто под метроном. Получалось здорово, и мы опять почти не разговаривали. Играли весь день, и никто не пытался анализировать происходящее или с деланым энтузиазмом подбадривать других – в этом не было необходимости. А главное, я не пытался этого делать. Обычно я страдал такой фигней. Но сейчас мне удалось просто расслабиться и стать одной третью команды, ни больше ни меньше.
Помню, тогда я подумал, что у нас все стало получаться, потому что мы больше ничего друг от друга не скрывали. Все вышло наружу. Теперь все видели меня голым. Видели, как Кори шизеет от алкоголя и наркотиков. Что до Эш… ее мы пока не застали в полном раздрае, зато знали, какой она бывает под кайфом, когда злится и испытывает неловкость. А еще мы с Кори оба успели с ней замутить, причем ясно было, что продолжения не будет и все это в прошлом. Поэтому теперь у нас осталась только музыка.
Куки даже не пришел нас послушать. Наверное, Эш ему сказала, чтобы не приходил. Так мне показалось, но допытываться я не стал. Он пришел, лишь чтобы сообщить, что ужин готов и после нам сразу нужно выдвигаться в «Перекресток».
– Вы как, нормально? – спросил он.
– Отлично, – ответила Эш.
Ужин появился на столе так же загадочно, как до этого завтрак и обед: будто кто-то невидимый приготовил еду. После чего все просто заходили на кухню и накладывали себе сколько нужно. На этот раз нас ждала огромная миска салата с бобами и лимонной заправкой. Салата было много, он был вегетарианский и навевал тоску. Вспомнилось блюдо, которое мама однажды научилась делать, и потом нам с папой пришлось доедать его еще три или четыре дня.
Я знал, что надо бы написать или позвонить предкам. Но вместе с тем понимал, что, в принципе, можно подождать и до завтра – это ничего не изменит. Почему-то при мысли об этом мне стало грустно.
Посмотрел в окно и увидел Шайенн – она сидела на улице и ела одна. Я вышел и сел рядом.
– Привет, – поздоровался я.
– Где пропадал весь день? – спросила она.
– Репетировал.
– Оставил меня совсем одну, – сказала она, вырывая траву маленькими пучками. Мне стало стыдно. И я запаниковал.
– О, – ответил я, – прости. Подумал, ты не хочешь, чтобы я рядом околачивался.
И тут же понял, что сморозил глупость.
Шайенн ничего не ответила и только закатила глаза.
– Придешь к нам на концерт? – спросил я.
– Не думаю, – сказала она.
Я почувствовал облегчение. Но потом мне стало еще хуже.
– Что ж, – сказал я, – вчера было здорово.
Она вырвала еще несколько пучков травы и снова закатила глаза.
– Я имею в виду, весь день вчера, – запаниковал я. Что бы ни говорил, это звучало глупо. – С тобой правда классно разговаривать. Ты смешная. И очень красивая и сексуальная. Отличный был день.
Она лишь вскинула брови и печально закивала, глядя в траву.
– Это был мой первый раз, – выпалил я. – Так что…
Она взглянула на меня.
– Прости, что веду себя по-дурацки, – сказал я.
– Прощаю, – ответила она, наконец улыбнулась и кинула мне в лицо пучок травы.
