Глава 25
Хотя мне удалось немного поспать после того, как я снова помастурбировал в раковину

Но давайте не будем об этом.

Давайте также не будем о том, как мы с Эш открыли машину и обнаружили, что Кори во сне обмочился. Даже тогда никто ничего не сказал, что уж сейчас говорить? Мы просто терпеливо стояли в сторонке, а Кори вывалился из машины и попытался переодеться с закрытыми глазами. Глаза он не мог открыть из-за жуткого похмелья.

– Кори, – спросил я, – тебе что-нибудь нужно? – но в ответ услышал лишь демоническое шипение, которое он издал горлом. Что-то вроде кхххууум. Из чего понял, что, наверное, в помощи он не нуждался.

И раз уж мы решили не говорить о некоторых вещах, давайте не будем о неловкой тишине, стоявшей в машине всю дорогу, пока мы ехали в бар Куки. Эш сидела с безразличным выражением лица и молчала, уж не знаю почему, но, наверное, отчасти из-за своих терок с Кори. Кори притворялся, что он в коме. А я всю дорогу пытался придумать, что бы такого сказать, но ничего не придумывалось. Это было такое молчание, которое с каждой секундой становится все более тяжелым и невыносимым, как чайник, закипающий на плите, и нарушал его лишь демонический звук, доносящийся из горла Кори примерно раз в пять минут.

Не скажу, что после того как Кори помочился в машине, она стала пахнуть хуже. Просто букет ароматов в ней стал еще сложнее, причем отнести некоторые из них к «приятным» или «неприятным» было совершенно невозможно. Они слишком наслаивались один на другой. Наверное, так пахло болото, где жил учитель Йода.

Короче говоря, приехали мы в бар, правда, немного заблудились и опоздали на восемнадцать минут. Но Куки там не оказалось. Мы посидели на парковке и доели лакричные палочки, которые на жаре превратились в нечто вроде резины со вкусом лакрицы. Также мы выпили газировку, которая стала такой горячей, что, сделав пару глотков, приходилось выплевывать часть выпитого.

– Эй, Эш, – вдруг проговорил Кори.

– Ну, – ответила она.

– А вот как думаешь, то, что ты росла в богатой семье, извратило твой взгляд на мир?

Я так устал и измучился, что решил даже не вмешиваться. Ну их на фиг, подумал я. Может, им даже полезно поругаться.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эш почти скучающим тоном.

Кори стоял, прищурившись, по-прежнему с полузакрытыми глазами.

– Ну, если растешь и денег не считаешь, можешь купить что пожелаешь, это не извращает твое восприятие мира и окружающих?

– Все равно не понимаю.

– Нет, понимаешь.

– Нет, не понимаю.

Я как будто присутствовал на съемках худшего в мире утреннего шоу. «Придурки рано утром с невыспавшимся и измотанным Уэсом Дулиттлом».

– Ну, ты, наверное, считаешь, что деньгами можно откупиться от любых проблем, – пояснил Кори. – И ты презираешь тех, кто не может этого сделать.

Эш печально нахмурилась и тихо кивнула.

– А еще тебе быстро становится скучно в компании людей, потому что ты привыкла, что все тебя обслуживают и приносят все, что хочешь, ходят на цыпочках и хотят подружиться с тобой, потому что у тебя куча денег. Вот ты и считаешь, что даже не нужно пытаться никому понравиться, потому что ты и так всем нравишься, что бы ни делала.

– Тебе так кажется? Что я считаю, будто мне не надо пытаться никому понравиться?

– Да я просто спросил.

– Вот, значит, какого ты обо мне мнения?

– Ну не знаю. Возможно. Скажи сама.

– Нет, ты скажи, Кори.

Когда она выкрикнула его имя, я на секунду подумал, что сейчас в прямом эфире «Придурков рано утром с невыспавшимся и измотанным Уэсом Дулиттлом» разразится драчка: вот один гость студии вскакивает с дивана и второй тоже вскакивает, а вот здоровяки-охранники в наушниках вбегают в кадр. Но к счастью, обошлось.

– Да я просто хочу сказать, – ответил Кори, – что такое воспитание не могло не извратить твой взгляд на мир.

Эш замерла. А потом я стал свидетелем поистине эпической саркастической перепалки, наверное, крутейшей в моей жизни.

– Так, значит? – проговорила она.

– Ага.

– Ага. Ну да, ты прав.

– Ну да, наверное, прав.

– Спасибо за это очень точное замечание.

– Да не за что, никаких проблем.

– Я очень ценю твою честность.

– Спасибо.

– Реально очень круто, когда окружающие честно говорят о твоих недостатках, а не восторгаются тобой, как идиоты, как обычно бывает, потому что у меня куча денег.

– Точно.

– Мне даже кажется, что это первый в моей жизни действительно честный разговор. Нет, правда, спасибо.

– Да пожалуйста.

– Нет, серьезно, раньше со мной никто так честно не разговаривал. Ни разу.

– Ну да, в это можно поверить.

– Я вот думаю – может, это еще и потому, что я девчонка? А девчонкам моего возраста в этом мире принадлежит власть. К ним прислушиваются, уважают их и, конечно, дают им все, чего они захотят. Ну, ты наверняка заметил, что девчонкам все уделяют внимание? Наверное, отчасти в этом причина.

– Да нет. Тебе просто так кажется, потому что все хотят с тобой переспать.

– О да. Но это же самая крутая в мире сила. Она уж точно не способна испортить мне жизнь.

– Зато способна испортить жизнь другим.

– Серьезно? А ну-ка, расскажи.

– Хочешь, чтобы я тебе рассказал?

– Да, Кори, пожалуйста, расскажи мне об этом.

– Ты правда этого хочешь?

– Да.

– Все считают тебя суперсексуальной и хотят с тобой переспать, и это реально извратило твое восприятие мира и людей, ведь, по-твоему, можно просто замутить с кем-нибудь, а потом делать вид, что ничего не произошло, вести себя, как ледышка и полное дерьмо, и даже не задумываться о том, что происходит у этого человека на душе. С какой стати тебе задумываться?

– А я и правда не задумываюсь, – кивнула Эш. Но тон у нее поменялся.

– Вот и я о том же – зачем тебе это? Тебе же плевать, – повторил Кори. – Ты просто…

Мы ждали, когда он договорит.

Он с измученным видом рыгнул.

– Я просто что? – спросила Эш.

– Погоди, – сказал он, встал и медленно и осторожно зашел за угол бара. Некоторое время мы слушали, как его рвет.

Тем временем подъехал Куки на своем фургоне.

– Я поеду с Куки, – выпалила Эш.

– Ладно, – сказал я. – Езжай.

– А то страсти слишком накалились, – пояснила она и подняла руки, как будто я навел на нее пистолет.

Куки, еще более небритый, улыбчивый и сладкоголосый, чем вчера, нацарапал на бумажке, как проехать к его дому на случай, если мы потеряем его на шоссе. Но разобрать эти каракули было невозможно. Вот что он написал:

– Да ты сразу его найдешь, – сказал Куки, подмигнул, и мы выехали.

Уже за рулем до меня дошло, что он даже не дал мне точного адреса.

Черт, подумал я.

У нас не было адреса и не было телефонов. Стоило мне потерять их из виду, и нашему турне конец. Как, скажите, мы их отыщем?

Одно из двух: или рассеянность Куки граничила с идиотизмом, или он вовсе не хотел, чтобы мы добрались до дома его отца. И хотя мне не хотелось омрачать нашу дружбу неприятными подозрениями, я склонялся ко второму варианту.

Да и Эш, заметьте, не постаралась удостовериться, что мы благополучно отыщем дом Куки. Что, если она захотела избавиться от нас? Что, если мы ей надоели? Она была права, страсти накалились, но это не будоражило, а раздражало. Мы всего лишь мальчишки, а ей место рядом с мужчиной.

Один из нас полчаса занимался с ней неумелым оральным сексом и в данный момент переживал экзистенциальный кризис, который выражался в буйном пьянстве с последующим излиянием телесных жидкостей. Второй был презренным девственником, мастурбирующим в раковины и боящимся пить алкоголь. Так с какой стати девчонке девятнадцати лет, которая тайно встречалась с парнем из Animal Collective, мириться с таким дерьмом?

Я знал, что не стоит предаваться этим ужасным мрачным мыслям, но ничего не мог с собой поделать.

Даже если она все еще хотела быть в нашей группе, мне начало казаться, что ей не стоит с нами связываться. Может, мы не заслуживаем того, чтобы играть вместе с ней. Она из другого мира. А наше место в джазовом лагере. Рядом с Адамами и Тимами. Будь все так, как должно было быть, мы бы сейчас называли друг друга «майн фронд» и «джазмен» и носили приталенные жилетки из кожи аллигатора. А Эш выступала бы в клубах и концертных залах. С настоящей группой, играющей крутую музыку для настоящих людей. Цепляясь за нее, мы тормозим ее и не даем развиваться, а это неправильно.

Это неправильно, думал я, эгоистично и совсем некрасиво. Пару раз на шоссе я даже отпускал педаль газа, и Куки с Эш скрывались за другими машинами. Я мог бы облегчить всем жизнь; пусть их фургон скроется вдали, а мы с Кори развернемся и начнем долгий путь обратно в Пенсильванию. Или сдадимся в полицию. Или еще что-нибудь.

Но каждый раз, когда я делал это, в голове возникала мысль: «Уэс, не надо».

Потому что да, возможно, Эш не нравится, что мы за ней увязались. Но что, если этот Куки окажется психопатом, насильником и убийцей?

Я никак не мог прогнать эту мысль. Думал: «Уэс, видно же, что с этим парнем что-то не так. Что, если он что-нибудь выкинет? И когда это произойдет, вы должны быть рядом и остановить его. Вы с Кори».

Хотя неизвестно, ждать ли помощи от Кори. Только посмотрите на него: почти вырубился на заднем сиденье. Храпит, но при этом не спит. Глаза чуть приоткрыты, то и дело вздрагивает и в панике машет руками.

Интересно, давно он чистил зубы? Помню, однажды он попытался убедить меня, что, если пользуешься зубной нитью, чистить зубы вообще не надо. Вот блин.

Бедный Кори.

Итак, я сидел за рулем и пытался не выпустить фургон из виду, а иногда поглядывал на Кори, чтобы убедиться, что тот не умер и не описался. Но думал я не только про Куки. Я размышлял о том, что, возможно, Эш отнеслась бы к Кори с большим пониманием, если бы знала, что он из бедной семьи.

Конечно, «бедные» бывают разные. Семья Кори была из тех бедных, которые забывают о том, что они бедные, пока что-то им об этом не напомнит: например, однажды они не стали вставлять разбитое стекло, потому что стояло лето и разбилось окно, которое выходит не на улицу, а во двор. Или не смогли больше пользоваться машиной, потому что у них не имелось двух тысяч долларов на новую коробку передач, чтобы индикатор «проверьте двигатель» погас и машина прошла техосмотр. Или один раз они пригласили моих родителей на ужин, и я заметил, как мама ест сыр с тарелки с закусками. Тот самый ярко-оранжевый соленый сыр, который мы с Кори тоннами поглощали в подвале. Я смотрел, как она ковыряет кусок этого сыра, и по глазам видел, что она думает: боже, это же самый дешевый сыр, который только можно купить. Видел жалость к семье Кори, которую она пыталась скрыть, и надеялся, что, кроме меня, ее никто не замечает.

Вот в каком смысле они были бедными. И мама, и папа Кори были музыкантами. Отец – пианистом, стремившимся походить на Элвиса Костелло и Стивена Сондхайма одновременно. Он написал несколько мюзиклов, так и не увидевших сцену, основал пару групп, где солировал на фортепиано, но не добился успеха. При этом ему совсем не нравилось преподавать, и он не мог долго продержаться ни на одной работе, не связанной с музыкой: ему все время казалось, что его боссы тупые или злые. Я обратил на это внимание, так как мы с Кори давно дружим, и я вроде как начал замечать некоторые вещи. Мама Кори – джазовая певица с дипломом бухгалтера. Она получила диплом, когда Кори было десять лет, но с тех пор так и не нашла нормальную работу: может, потому, что слишком поздно решила делать карьеру, а может, просто потому, что ненавидит быть бухгалтером. Она даже мне жаловалась на свою работу, когда подвозила нас после репетиции – мне, малолетнему приятелю ее сына. Так что я знаю, что она ненавидит ее до смерти. А старшая сестра Кори Бекка родилась на семь недель раньше срока и не сразу смогла получить нужное лечение. В результате, а может, просто из-за генетики, у нее развился церебральный паралич. Она очень умная и совершенно нормальная девчонка, но сильно хромает при ходьбе, у нее проблемы с равновесием, а речь смазанная, и ее трудно понять. С детства ей требуется постоянное внимание врачей и физиотерапия.

Одним словом, у родителей Кори нестабильный доход, они часто сидят без работы и, следовательно, остаются без страховки, а медицинских расходов при этом выше крыши. Настоящая бедная семья: вырезают продуктовые купоны из журналов, им постоянно звонят коллекторы, а барабаны у Кори все подержанные, достались от дяди. Они даже в отпуск не ездят, только гостят у бабки и деда Кори с материнской стороны в Делавэре, где спят на раскладушках в гостиной и подвале. Знай Эш об этом, то, возможно, проявила бы чуть больше такта и поняла, с чего это Кори так набросился на нее по поводу воспитания в богатой семье. Надеюсь, что и вы теперь поняли. На самом деле я только с этой целью вам все это рассказываю. Думаете, мне так хочется с вами делиться? Это то же самое, что говорить людям, что меня усыновили. Но теперь, представляя Кори, вы не просто подумаете: «О, Кори», а вспомните о его семье.

Хотя я бы предпочел, чтобы вы думали о родителях Кори исключительно как о чрезмерно пекущихся о своем чаде навязчивых людях, которые так любят своего сына, что даже не хотят отпускать его из дома. А то теперь вы станете думать о них как о неудачливых музыкантах и бездельниках, чьи долги, скорее всего, разрушат Кори жизнь.

И вероятно, окажетесь правы. Но это неважно. По крайней мере, мне так кажется.

Итак, я три долбаных часа не сводил глаз с долбаного фургона Куки, не останавливаясь и ни с кем не разговаривая, потому что все это время Кори прикидывался мертвым. И к счастью, я не упустил фургон из виду. Наконец мы свернули на подъездную дорогу и остановились у небольшой лужайки перед гигантским домом, у таблички со сделанной от руки надписью: «Пайнфилд».

УЭС: Кори?

КОРИ:

УЭС: Мы приехали.

КОРИ:

УЭС: Эй, Кори!

КОРИ: Чуууу?

УЭС: Приехали.

КОРИ: Чууу фуу?

УЭС: Мы на месте.

КОРИ: Блллиин.