Глава 17
Да, у меня в руке действительно остался кусок стекла

Во многих отношениях Эш походила на девчонку меньше всех девчонок, которых мы встречали. Она знала наизусть все соло Энгуса Янга и нисколько не волновалась, грязные ли у нее волосы. Я не мог представить, как она, скажем, фотографирует себя в ванной и выкладывает фотку в Инстаграм.

Но моя окровавленная ладонь вызвала у Эш реакцию, похожую на поведение обычной девчонки.

– Черт, – сказала она, – это я виновата. – Взяла меня за руку и провела пальцем по ране.

– Да не парься ты, – ответил я. «Готов хоть каждый день резаться валяющимся на дороге грязным стеклом, если потом ты будешь держать меня за руку», – но эту мысль вслух произносить не стал.

– Там у тебя стекло осталось, – сказала она, чуть раздвигая рану.

– Оу-у-у-у-у, – заскулил я.

– Больно?

– Н-нет.

– Прости.

– Нет. Сделай так еще раз. Совсем не больно.

– У-у-у! – залаял Кори, как собака.

Аптеку мы нашли, когда уже смеркалось. В аптеке городка Фарго, штат Алабама, было полно народу. В Фарго, видимо, жили одни черные. По крайней мере, в аптеке находились одни черные. И когда мы вошли, то сразу привлекли к себе внимание. Хотя скорее всего, не цветом кожи, а окровавленной тряпкой, повязанной вокруг моей ладони. На бензоколонке мы промыли рану водой из бутылки, но это не сделало меня меньше похожим на статиста из «Голодных игр».

А еще от нас ужасно воняло. Наверное, этим мы тоже привлекли внимание. Мы воняли, как подмышка Дженнифер Лоуренс из вышеупомянутого фильма.

Мы наугад набрали всяких лекарств и прибамбасов – марлю, спирт, силиконовый пластырь, а также полукилограммовый мешок конфет. Затем встали в очередь, и тут чувак, стоявший перед нами, обернулся и спросил:

– Все для твоей руки?

Это был высокий дядька лет сорока в полосатой рубашке-поло, настроенный вроде бы дружелюбно.

– Угу, – ответил я.

– А тебе это врачу показать не надо? – спросил он уже менее дружелюбно, тоном директора школы, которому в очередной раз приходится отчитывать главного школьного хулигана.

– М-м-м, – промычал я, – руку? Да нет. Не думаю. Но спасибо за беспокойство.

Дядька вскинул брови – типа, ты уверен?

– Ему надо свой член врачу показать, – вмешался Кори.

Последовала тишина. Дядька из очереди взглянул на Кори безо всякого выражения. Кори в ответ принялся изучать различные участки пола, переминаться с ноги на ногу и тихо поблеивать по-козлиному.

Это продолжалось гораздо дольше, чем можно предположить.

– А знаешь, ему бы правда показать руку врачу, – наконец проговорила Эш.

Дядька кивнул, по-прежнему глядя на Кори.

– Шарлиз, – позвал он, – тут пареньку твоя помощь нужна, – потом подошел к кассе, купил сигареты, и больше мы его не видели.

Шарлиз стояла у окошка выдачи лекарств по рецепту. Она была маленького роста, на вид лет шестидесяти, с малиновым цветастым платочком на голове, как у русских бабушек. Подойдя ближе, мы заметили, что ее руки испещрены пятнами, напоминающими старые ожоги. Шарлиз не скрывала, что перспектива общения с нами ее совсем не радует.

– Почему бы просто не обратиться в неотложку? – спросила она, разворачивая мою тряпку.

– Мы торопимся, – ответила Эш.

– А еще все больницы закрыты, – заметил Кори.

– Кори, – предупредила Эш.

Шарлиз лишь нетерпеливо покачала головой.

– Давайте спирт и принесите тканевых тампонов, – велела она Эш, а затем достала из сумочки пинцет и простерилизовала его. Не успел я пикнуть, как бабулька принялась оперировать мне руку прямо посреди аптеки на виду у толпы зрителей, которые с каждой минутой проявляли к нам все больше интереса.

– А вы, ребятки, откуда? – спросила Шарлиз.

– Из Нью-Йорка, – ответила Эш.

– Из Питтсбурга, – одновременно выпалил я.

– Мы местные, – ответил Кори.

– Кори, – снова предупреждающе рявкнула Эш.

Я так старался не зарыдать в голос и не начать разносить все вокруг, что забыл спросить Шарлиз о наличии у нее медицинского образования. А вот Эш спросила.

– Я медсестра, – ответила Шарлиз. – На пенсии.

– А зачем так рано вышли на пенсию? – спросил Кори.

Шарлиз вскинула брови, но на Кори не взглянула.

– А сколько мне лет, по-твоему? – спросила она.

Кори задумался. Когда он это делал, я всегда слышал вращение колесиков в его голове.

– Тридцать… – протянул он, – … четыре.

Шарлиз явно не знала, как реагировать на такую вселенскую тупость. Она лишь покачала головой и презрительно кашлянула.

– То есть три. Тридцать три.

– Не двадцать три? – спросила она без тени улыбки. И достала последний и самый крупный кусок стекла. В ладони словно что-то лопнуло, и примерно пол-литра моей крови плюхнулось на линолеум одной большой каплей. Все в аптеке завопили, ударились в панику, а парочка зевак даже рухнули в обморок. Короче, настал полный хаос.

Вскоре после этого мы вышли на улицу – я с туго замотанной правой рукой. Эш и Кори оглядывались по сторонам, пытаясь решить, нужно ли оставаться в этом городке или нет.

– Кажется, гостиницы и бары должны быть где-то там, – сказала Эш.

– Вряд ли мы что-то найдем, – заметил Кори.

– Но поискать надо, – возразила Эш.

– Мы только час потратим, пока будем тут ездить, и все равно ничего не найдем.

– А если мы просто вернемся на шоссе, чем это будет лучше?

– Ничем, но там хотя бы можно будет остановиться в Motel 6.

– Ага. И это будет круто.

За пару домов от нас я заприметил Шарлиз. Та прикуривала и поглядывала в нашу сторону.

– Нет, – отрезала Эш. – Это будет не круто. Это будет полный отстой.

– Motel 6 суперкрут. У него даже нет названия. Только цифра, потому что Motel 6 в рекламе не нуждается.

– Шесть – это и есть название. И судя по названию, там собираются типы, которых выселили из дома, но им надо где-то принять метамфетамин, который они только что сперли у мертвой проститутки.

– Ничего ты не знаешь про Motel 6! Если ни фига не знаешь про эту сеть, то и не позорься.

– Куда это вы, детки, собрались? – выкрикнула Шарлиз.

Никто из нас не знал, что ответить. Шарлиз тем временем подошла ближе.

– А ваши родители тоже с вами путешествуют? – поинтересовалась она.

– Мы играем в группе, – ответил я. – И сейчас у нас вроде как турне.

– Турне, без всяких вроде, – пояснил Кори.

– И учителей с вами нет? – не унималась Шарлиз. – Вообще нет взрослых?

– Мне двадцать один год, – сказала Эш.

Шарлиз очень долго разглядывала ее.

– А им по девятнадцать, – добавила Эш.

Шарлиз медленно закивала.

– И где ваше следующее выступление, если не секрет? – спросила она.

– Вот как раз решаем, – ответил Кори.

– Вообще-то нам негде выступать, – ответил я.

– Ясно, – выдохнула Шарлиз с видом учительницы, которой наконец удалось добиться ответа на вопрос, что такое косинус. – Ясно. Так я и думала. Тогда у меня для вас предложение. Готовы? Слушаете? Предлагаю вам переночевать и поужинать у меня. Но одно условие. Это предложение я сделаю только один раз. Если не согласитесь, не обижусь, но второго раза не будет. Поэтому подумайте хорошенько, если надо, посовещайтесь, и…

– Да, мы согласны, спасибо, – ответил я и, к счастью, ни Эш, ни Кори не стали возражать.

Мы с Кори втиснулись на заднее сиденье, чтобы Шарлиз было лучше видно дорогу, и она могла показать, как доехать до ее дома. Тот находился в паре кварталов.

– А сколько вам лет-то на самом деле? – не унималась она.

– Мне двадцать один. На самом деле, – ответила Эш.

– Если тебе двадцать один, то я Мишель Обама, – заявила Шарлиз.

В машине повисла медитативная тишина.

– А я не Мишель Обама, – пояснила Шарлиз. – Потому что мужчина, за которого я вышла, не президент США. Он скорее президент КН.

Она посмотрела в окно.

– Президент Ковыряния Ног, – сказала Шарлиз вроде как сама себе, и почему-то в тот момент мы поняли, что она нас не ненавидит.

– Мой отец тоже ковыряет ноги, – сказал Кори.

Президент Ковыряния Ног не слишком обрадовался, узнав, что каким-то троим типам с улицы предстоит переночевать у него дома.

– Шарлиз, – заявил он, – этим молодым людям придется уйти.

Мы стояли в гостиной. Он сидел в кресле с чашкой чая и читал книгу «Команда с Маврикия». Судя по обложке, книга была про пиратов. Мужа Шарлиз звали Эд, а его стиль одежды я бы охарактеризовал как «старопердунский хардкор». Сандалии с носками, штаны типа тех, которые надевают в лаборатории поверх своих штанов, и старая рубашка-поло цвета слизи с непонятно как образовавшейся дыркой на пупке. Это был настолько классический «лук», что я даже проникся к Эду уважением.

– Им некуда больше идти. Можешь смириться с этим хотя бы на одну ночь? – выкрикнула Шарлиз со второго этажа, где уже стелила нам постель.

– НЕ-Е-ЕТ, – крикнул Эд, уставившись прямо на меня.

– Да, сэр, – ответила Шарлиз.

– Я не собираюсь нести ответственность за чужих детей.

– Странно, мой хрустальный шар говорит совсем другое.

– Я категорически против этой глупости.

– Мы очень благодарны вам за приют, – сказал Кори, но Эд молча посверлил его глазами десять секунд, а потом повторил:

– Категорически против.

– Ну так подай жалобу в письменном виде, – выкрикнула Шарлиз.

– Я определенно против этой крайне неудачной затеи.

– Эд, кажется, унитаз на втором этаже все еще сломан!

Эд несколько раз выдохнул через нос.

– Шарлиз, – крикнул он ей более спокойным тоном, – а представь, что сюда явится полиция. И обнаружит у нас троих детей – белых детей, чьи опекуны не знают, где они, и не разрешали им останавливаться у нас. Вот честно скажи, что тогда будет?

– Никакая полиция сюда не заявится. И кстати, белый из них только один.

Эд так сильно закатил глаза, что даже удивительно, как у него глазные яблоки не выкатились из орбит.

Далее он принялся пристально разглядывать нас по очереди, видимо, рассчитывая, что кто-то сломается. Стоит ли удивляться, что этим «кем-то» оказался Кори.

– Его родители тоже белые, – заметил Кори и указал на меня.

Эд снова уставился на меня своим взглядом дознавателя ЦРУ.

– Меня усыновили, – я чувствовал себя ужасно глупо. – Я родом из Венесуэлы.

Эд мрачно кивнул, словно эта информация могла ему как-то пригодиться.

– А я выросла в пригороде Нью-Йорка, – непонятно зачем сообщила Эш. Тут Эд прервал нас, раскинул руки и медленно и доходчиво произнес:

– Послушайте. Вы наверняка понимаете, в каком затруднительном положении я оказался. Скажите, не просят ли меня приютить беглецов?

Не совру, сказав, что мы понятия не имели, как на это ответить. Мы просто стояли и задумчиво кивали. Причем пытались кивать так, чтобы эти кивки означали: «мы понимаем, в каком затруднительном положении вы оказались», но никак не «да, мы беглецы, которых вас просят приютить».

– В глазах закона смогут ли меня обвинить в укрывательстве беглых несовершеннолетних? В глазах закона.

Мы продолжили отвечать неопределенными кивками. Кажется, Эд обращался ко мне. «Он думает, я лидер», – понял я и тут же пожалел об этом.

– Скажите, – прогремел он, – не стану ли я соучастником переправы нелегалов по подпольной железной дороге? Новой дороге для белых?

Тут мне пришлось перестать кивать и задуматься, что он имеет в виду. Кори же начал кивать еще усерднее. А Эш покачала головой. Все вместе мы выглядели совершенно по-идиотски. Но почему-то наша реакция удовлетворила Эда. Он улыбнулся и сказал:

– Ха!

А потом вдруг как будто просто забыл обо всем. Откашлялся, глотнул чаю, взял книгу и начал читать, словно нас тут вовсе не было.

Мы поплелись наверх, где нас ждали кровати в трех разных комнатах. Когда я вошел в свою, то обнаружил Шарлиз, которая лежала на полу лицом вниз. Она быстро встала, будто такое поведение было совершенно обычным.

– Просто отдыхаю, – пояснила она, похлопала меня по плечу и вышла.

Шарлиз сказала, что после ужина мы могли бы сыграть небольшой концерт на заднем дворе. Пусть соседи соберутся, выпьют пива и все такое. Я был уверен, что Эд не согласится, но мы все равно порепетировали пару часов после захода солнца, и нам никто не помешал.

Репетиция прошла не очень, потому что никто из нас не помнил почти ни одной песни. А еще мне пришлось привыкать играть с забинтованной ладонью. Но главная загвоздка заключалась в том, что мы еще не до конца разобрались, как играть вместе.

Я, например, только-только начал понимать, что представляет собой Эш как гитаристка. Что ей нравится, и когда она предпочитает это делать. Я только-только разобрался, что она за музыкант. На первый взгляд ее исполнение казалось небрежным и хаотичным, но прислушавшись, можно было понять, что на самом деле у нее все под контролем.

Она не играла в такт. Ей нравилось вступать на долю секунды позже, она всегда играла или больше, или меньше нот, чем нужно. В течение нескольких тактов во вступлении или куплете Эш могла зеркалить басовую партию, но со всякого рода спотыканиями и нотами-призраками. Из-за них партия выглядела уже совсем по-другому. Или, задав классический блюзовый ритм, без предупреждения выдать громкую диссонансную ноту, да так, что мурашки бежали по коже. Все это она делала нарочно.

У нее была своя фишка: выдавать то, чего меньше всего ожидаешь. А от нас с Кори требовалось предоставить ей как можно больше свободы. Мы играли ровный, минималистичный ритм, и те пару часов, когда мы его отбивали, было не совсем понятно, что происходит. Но к концу всем троим начинало казаться: в этом что-то есть.

На ужин пришли четверо сыновей Шарлиз и Эда. Двое из них привели с собой жен и детей. К счастью, нас не посадили за детский стол в гостиной. Мы втиснулись за взрослый, хотя места для всех не хватало.

На ужин была рыба на пару и множество вкусных гарниров. Но добраться до этих гарниров оказалось непросто. Я все время случайно толкал парня, сидевшего рядом со мной, – Эда-младшего или, как его звали, Маленького Эда. В конце концов тот буркнул: «Ты просто скажи, что хочешь, и я тебе возьму, окей?» Сказал это, не поворачиваясь и не глядя на меня.

Больше он ничего не говорил, пока Шарлиз не начала рассказывать, как встретилась с нами.

– У меня сердце упало, когда я увидела Уолтера в аптеке. Ну, вы знаете Уолтера с его чрезмерной заботой об окружающих, даже если у них все в порядке. И вот он видит юношу с рукой, обернутой тряпкой, и как завопит: «Шарлиз! Эй, Шарлиз! Тут нужна твоя помощь!» А я: «Кому нужна?» И в эту самую минуту Уолтер – фьють! – и уносится прочь из аптеки, сбивая с ног людей в очереди и чуть не врезаясь в стену. Но оказалось, тревога не ложная. Этому молодому человеку, Уэсли, действительно нужна была помощь. Уэсли, не хочу тебя смущать, но ты был похож на бомжа, извини, но это так – грязная кровавая тряпка на руке, как будто ты на занятиях бойскаутов перевязки учился делать, и… Квинси, не смеши меня… а в ране грязь, земля, битое стекло – без пяти минут столбняк. В общем, я почистила рану и отправила этих троих восвояси…

– Их присутствие здесь явно указывает, что ты этого все-таки не сделала, – возразил Эд.

– Мам, а что ты делала в аптеке? – спросил, точнее, проскрипел Маленький Эд.

– Эд, я отправила их восвояси, но на улице догнала и услышала, как они обсуждали отели и спорили. Рядом не было ни следа родителей или учителей – это вообще нормально, как вы считаете, ребята? – спросила она нас. – Я вас не осуждаю, мне просто интересно. Это нормально?

– Можно я отвечу? – весело поинтересовался Эд. – Нет. Это ненормально. За нашим столом трое беглецов!

– Пап, – сказал Квинси.

– Надеюсь, вы признались бы мне, если бы это было так, – заметила Шарлиз.

Меня бросило в жар, я зачесался и поежился. Кори с несчастным видом уставился в тарелку, будто там шел выпуск новостей, который его заставляли смотреть против воли. Только Эш сидела без всякого выражения на лице и от этого почему-то выглядела самой виноватой из нас троих.

– От их молчания у меня аж уши заложило, – проговорил Эд, пережевывая кусок рыбы.

– Эд, дай им хоть слово сказать.

– Вот ты, – обратился Эд ко мне, – твои родители разрешили тебе сейчас находиться в этом доме?

К сожалению, у меня был полный рот еды. И я знал, что это поможет выиграть время. Попытался жевать как можно громче. Но мне не удалось использовать паузу, чтобы придумать сколько-нибудь достойный ответ.

Все ждали от меня каких-то слов. Я сдвинул брови и надул щеки, надеясь донести до сидевших за столом, что во рту у меня целая куча еды и я еще нескоро смогу говорить.

К сожалению, когда я надул щеки, немного рыбной начинки вылетело у меня изо рта и упало на колени.

Жена одного из сыновей прыснула. Эш тоже. Но остальные были крайне раздосадованы. Один из сыновей даже схватился за голову и прошептал: «О боже».

Неловкую ситуацию, как ни странно, разрядил Маленький Эд, которого интересовало совсем другое.

– Па, ты не спросишь маму, зачем она ходила в аптеку? – спросил он.

Большой Эд повернулся к Маленькому.

– Зачем? – искренне не понимая, спросил он.

– Ма, а ты ему не скажешь?

Шарлиз выпятила губы и ответила:

– Да так, надо было купить кое-что.

– Скажи, или я скажу.

Тут буквально за полсекунды атмосфера за столом изменилась совершенно.

– Покупала адвил, – ответила Шарлиз, – и зубную пасту.

Маленький Эд мрачно уставился в свою тарелку.

– Не делай из мухи слона, – огрызнулась Шарлиз. – У меня голова кружилась. Доктор прописал лекарство. Хватит об этом.

– А мне он сказал, что у тебя был припадок, – буркнул Маленький Эд.

– Хватит, – отчеканила Шарлиз, но тут все за столом разом заговорили. Все, кроме Эда – тот просто смотрел на Шарлиз с окаменевшим от ужаса лицом. Мне не хотелось становиться свидетелем этой сцены, но выбора не было.

В этот момент мы поняли, что, пожалуй, нам здесь больше делать нечего. Но не знали, под каким предлогом выйти из-за стола.

– Мам, у тебя опять припадки?

– Да так, почти незаметные, и…

– О боже, миссис Харрис. О боже…

– Не может быть… послушай, мам, нельзя это от нас скрывать! Если у тебя припадки…

– Да успокойтесь вы, все со мной в порядке!

Мы отчаянно пытались найти вежливый повод смыться, чтобы этот деликатный семейный разговор происходил без присутствия трех смущенных сторонних наблюдателей. Хотя, может, Кори и Эш и не пытались. Но я определенно думал над этим. «Нам нужно в туалет»? Не пойдет. «Мы только что вспомнили, что нас ждет номер в гостинице в другом городе, не спрашивайте название гостиницы и город, ну все, пока»? Тоже не пойдет.

– Миссис Харрис, если у вас опять начались припадки, вам нельзя одной готовить!

– Да, мам, что, если ты поставишь воду кипятиться и…

– Именно поэтому я не хотела вам ничего рассказывать! Знала, что вы всполошитесь и решите не пускать меня на кухню, и… успокойтесь, пожалуйста…

– Шарлиз, – хрипло произнес Эд, и что-то в его голосе заставило меня отреагировать. Я встал и услышал собственный голос:

– Мы тут явно лишние, поэтому прошу прощения, – с этими словами я вышел во двор, прежде чем кто-нибудь успел меня остановить, а Эш и Кори, видимо, тоже сразу вышли, потому что вскоре мы очутились на заднем дворе втроем.

Каждый из нас сделал особое выражение лица, означавшее «вот это было действительно неловко». Для Кори это было его коронное выражение а-ля Де Ниро. Эш стиснула зубы и криво усмехнулась. Я опустил брови и поджал губы, нахмурившись.

Мы слышали обрывки их семейной ссоры через окно. Эд умолял Шарлиз все ему рассказать и ничего не утаивать. Шарлиз накинулась на Маленького Эда и чехвостила его за то, что он поднял такую бучу. Невестки предлагали помочь самыми разнообразными способами. Сыновья (кроме Маленького Эда) тоже набросились на Маленького Эда, но за то, что он рассказал им обо всем только сейчас.

– Одно я точно могу сказать, – заявил Кори.

Мы молча ждали окончания этой фразы.

– Все это дерьмо не обрушилось бы на нас, если бы мы поехали в Motel 6, – завершил он.

– Господи, Кори, – огрызнулась Эш.

– Что?

– «Все это дерьмо»? Какое дерьмо?

– Нам не пришлось бы влезать в чужое дерьмо. Почему нельзя высказать свое мнение?

– Это их дерьмо. Мы тут ни при чем.

– Точно, так я об этом же и говорю! Чего ты споришь? Я вот что хочу сказать: мы своим присутствием только все портим, а я, между прочим, хотя бы пытаюсь общаться с людьми, а не молчу и не веду себя странно.

– Ах да. Общение в твоем понимании – это ляпнуть чужому человеку в очереди, что Уэсу нужно свой член врачу показать? Или сказать Шарлиз, что она выглядит на тридцать три?

– Это называется флирт, а взрослым женщинам всегда нравится, когда с ними флиртует молодежь! Всегда! В миллионе процентов случаев.

– Ага. А ты прям знаешь, что нравится взрослым женщинам.

– Все в этом доме считают тебя долбаной социопаткой, и они недалеки от истины!

– Кончайте цепляться друг к другу! – не выдержал я.

Они уставились на меня.

А я подумал: может, Эд был прав? Может, я действительно лидер в нашей группе?

– Я знаю, что вы вчера вроде как замутили. И теперь оба чувствуете себя неловко. Но давайте не заводиться, а? Мы же группа. И это главное. Нам нужно научиться ладить.

Эш угрюмо кивнула. Кори просто продолжал пялиться. И тут я понял, что ни Эш, ни Кори никогда не станут лидером никакой группы. Их обоих слишком занимало то, что творилось у них в головах.

– Посмотрите, этой семье в данную минуту гораздо труднее, чем вам. Согласны? – спросил я. – Так о чем спор? Давайте просто согласимся, что сейчас не время цепляться друг к другу. Возьмем себя в руки.

Кори поднял брови и опустил голову, чтобы можно было разглядывать землю.

– Эй, чувак, – обратился я к нему, – мы же знаем, на что способны. Знаем, что можем играть классную музыку. Так значит, сегодня мы можем сделать этой семье приятное, как раз тогда, когда им это действительно нужно. Главное – сосредоточиться, забыть о негативе и снова стать командой.

Кори шумно выдохнул через нос. А потом выпалил:

– О-о-о, да.

Но он произнес это с интонацией человека, заходящего в дом, то есть на мотив «Кто-нибудь есть дома?» Примерно так: «О-о-о, да?»

Это было странно, но и здорово. Так здорово и странно, что Эш рассмеялась.

Я немного заревновал. Но это не мешало мне порадоваться.

– Давайте сделаем это, – сказала Эш. – Прямо сейчас.