Второй раз за месяц булочник с Песочной улицы, выкладывая рано утром на прилавки свежие булочки и крендели, увидал возле своей лавки отряд вооруженных всадников. Только теперь это были не девушки-воины, а мужчины, и ехали они со стороны Королевского дворца. А еще – в одном из рыцарей булочник узнал короля Фредерика – по мышастому жеребцу, чья могучая шея была украшена ожерельем из волчьих клыков. Этот конь звался Мышкой и был известен, если не во всем Южном Королевстве, то в столице уж точно, как любимый государев скакун.

– Утро доброе, господин булочник, – весело поздоровался с хлебопеком высокий, широколицый и кареглазый рыцарь-блондин в блестящем панцире и с тяжелым мечом при поясе. – Есть ли у тебя нынче плетенка с абрикосами?

– И про кексы с изюмом спроси, – подал голос король, чуть придержав мышастого.

– Как же, как же, все есть, – торопливо отвечал булочник и, взяв корзинку, принялся укладывать в нее стребованное, причем кексов – побольше, – все свежее.

Сложив выпечку и накрыв ее салфеткой, он принял из рук кареглазого рыцаря деньги, сунул их в карман фартука и низко поклонился Фредерику:

– Приятно вам откушать, государь мой. – Потом так же низко поклонился другим всадникам. – Приятно вам откушать, господа рыцари.

– А тебе – успешной торговли, дружище, – ответно кивнул Фредерик.

Он легко тронул бока Мышки пятками, и скакун, тряхнув головой, зарысил дальше по улице. Управлять им было одно удовольствие: серый, казалось, читал мысли седока и слушался с полуслова, полужеста. Именно за это замечательное качество Фредерик и выбрал Мышку себе под седло для поездки в Азарию.

Следом за государем направил коня сэр Элиас Крунос, уже принявшийся за поглощение любимых плетенок с абрикосами. Похожей выпечкой баловала молодого рыцаря супруга Роксана. Она вместе с малолетним сыном Гедиусом уже более двух лет жила в Осенней усадьбе – поместье родителей Элиаса – и часто-часто присылала мужу, служившему в столице, гонцов с ласковыми письмами, румяными булками и толстыми колбасами. Из-за пристрастий к сдобе и свинине Элиас за последний год прибавил в объемах – поплотнел и покруглел. Правда, это никак не сказалось на его качествах воина. Наоборот, увеличение веса придало ударам рыцаря сокрушительную силу. Даже Фредерик признал это во время одной из тренировок: Элиас так саданул государя деревянным мечом, что тот, хоть и отразил удар, а отлетел метров на пять назад и врезался спиной в двух других рыцарей, наблюдавших за поединком с безопасного (так им казалось) расстояния. «Ну, ты кабан! – заметил тогда Фредерик, потирая ушибленный при падении бок. – С тобой я больше не дерусь!» Зато сделал Элиаса одним из наставников в Северном рыцарском корпусе, где обучались военному делу сыновья северных баронов. Молодой Крунос, которому едва исполнилось двадцать шесть лет, легко, как бархатную куртку, носил стальной панцирь гвардейца, в совершенстве владел своим фамильным мечом, метательными ножами и наручным арбалетом, когда-то принадлежавшим лорду Конраду – Судье Северного округа. Поэтому сомнений в том, что Элиас будет сопровождать короля в Азарию, ни у кого не возникло с самого начала.

За Элиасом, который блистал панцирем и высоким шлемом, двигался мастер Линар, вооруженный длинным мечом из южной стали, небольшим круглым щитом, средним луком и колчаном стрел к нему. Грудь и спину доктор самонадеянно отяжелил кольчугой из крупных пластин, и теперь – из-за жаркого летнего солнца – взмокал под ней, но собирался и дальше мужественно терпеть тяготы похода.

За скакуном доктора на упитанной лошадке соловой масти ехал хмурый Димус, а уже за ним семенил толстоногий мул, груженный тремя коробами, плетенными из толстых ивовых веток. Короба были набиты соломой, в одном находились банки, склянки, мешочки со всякими целебностями и прочий лекарский скарб, во втором содержались два пестрых почтовых голубя – Крупка и Озорник. А в третьем покоились десять железных яблок-бомб. По мнению Линара, без всего этого поездка в Азарию не могла обойтись. Еще у мастера под курткой на груди были запрятаны книжицы покойного Бруры – Линар намеревался потихоньку-полегоньку изучать записи знахаря.

Фредерик не хотел брать в поход взрывных штук, считая, что бомбы – лишняя тяжесть, и она замедлит движение отряда. Но доктор настоял, его поддержали Судья Гитбор, Марта и Элиас, и король уступил. Правда, предупредил Линара, что при первых же признаках неудобств со стороны бомб, он прикажет выбросить их в ближайший овраг. «А мула пустим на жаркое», – сердито буркнул под конец Фредерик.

Сам король снарядился в дорогу, как обычно – без особых изысков. В кожаных куртке и штанах, в простых сапогах под колено он выглядел чуть ли не обычным оруженосцем на фоне того грозного сопровождения, которое являли собой его рыцари. К седлу лошади короля был приторочен мешок с минимумом необходимых в походе вещей: сменой одежды и обуви и с теплым плащом. Из боевого снаряжения Фредерика взял только надежный и легкий шлем-салад без забрала, тонкую кольчугу, не раз испытанную в боях и надеваемую под куртку, и верный белый меч, который пришлось теперь поместить не за спину (как он привык), а к поясу, на правый бок, под леворучный захват. Болезную же руку молодой человек облек в латный рукав и подвесил на прочный ремень, чтоб хоть обороной помогала, если придется воевать.

Их небольшой отряд быстрой рысью пронизал пока еще дремлющую столицу и выехал через Лучистые Ворота за городские стены.

Фредерик сперва пустил Мышку в галоп, но под кронами березовой рощи остановил коня. Чтоб обернуться и посмотреть на город. Он понимал, что, возможно в последний раз видит эти длинные стяги на высоких башнях и гордые белые стены. За ними – его жена и дети. И их он тоже, вполне возможно, этим утром видел последний раз…

Прощание с Мартой вышло коротким, спокойным и обычным: поцелуй и объятие, тихая просьба женщины: «Береги себя», твердое обещание мужчины: «Конечно, милая». Разве что рука королевы чуть дольше задержалась на шее мужа, и голос ее чуть дрогнул, самую малость. Фредерик заметил, но не подал вида, не сказал ни слова. Потому что смысла говорить о том, что они оба давно поняли, не было…

Вспоминая сейчас эти минуты, краткие и тяжелые, молодой человек с досадой поджал губы, сам себе приказал: «Не закисать!», рявкнул Мышке: «Вперед!» и поскакал дальше, уверенно сжимая левой рукой поводья. Элиас, Линар и остальные последовали его примеру.

Первый день их путешествия прошел безо всяких интересностей и неожиданностей. Тракт желтой лентой мирно тянулся себе через поля, леса, луга и уютные деревеньки на юг; музыкально щебетали над этим всем невидимые жаворонки, сходящие с ума от летней жары; с тонким писком мелькали туда-сюда шустрые трясогузки, пересекая дорогу, как челнок ткача – звенящие нити основы. Крестьяне, попадавшиеся на пути, останавливались, снимали шапки и низко кланялись всадникам, правильно угадывая в них важных персон.

Фредерик молчал – идиллические картины, царившие вокруг, никак не отражались ни в его глазах, ни в душе. Элиас, ехавший рядом, попытался разговорить государя, памятуя, что тот любит пообщаться, но не угадал. Король на вопросы отвечал либо односложно, либо вообще не отвечал – хмыкал или пожимал плечами (точнее – одним плечом, левым). По всему было видно: не хотелось ему отрываться от своих мыслей. И Элиас придержал коня, чтоб поравняться с мастером Линаром и оставить Фредерика в одиночестве.

Но доктор тоже был занят – перелистывал одну из книжек Бруры, пытаясь для начала в рисунках разобраться. Поэтому гвардеец отстал еще больше и сблизился с рыцарями. Те не особо скучали: двое дремали (было видно, что они в совершенстве овладели этим искусством – спать в седле), еще двое с громким хохотом обсуждали свои похождения по столичным кабакам, а последний что-то самозабвенно вырезал из деревянной чушки.

– Скучновато, – заметил Элиас, чтоб влиться в компанию.

– А мы с Люком как раз песню затянуть удумали, – ответил ему рыжий Аглай. – Вливайся, братишка.

– И то дело, – кивнул древорез Генрик и отправил свои поделку и ножик в поясной кошель. – Ну, а какую?

– Какую-нибудь веселую, под стать хорошей погоде, – сказал Люк.

– Конечно, веселую, – отозвались, проснувшись, Мартин и Платон.

Аглай и Люк начали – их первые удалые вопли заставили шарахнуться в сторону лошадь мастера Линара. Фредериков Мышка тоже отреагировал, дернув головой. К запевалам, узнав текст, присоединились остальные рыцари, и над полем, которое они как раз проезжали, понеслось:

Мастер Линар недовольно косился на веселых горлопанов – они мешали ему читать и думать. А Фредерик ехал впереди и улыбался, слушая нехитрые припевки своих рыцарей, как бы там что ни складывалось, а жизнь была хороша…

Вечером, у разложенного на лесной поляне костра, король тренировал левую руку, приучая ее к тем хитрым приемам, которые до недавнего времени в основном проводила правая. Обеими руками Фредерик владел одинаково хорошо, но были кое-какие выпады и удары, которые левой были знакомы хуже.

Неискушенному в фехтовании могло бы показаться, что у молодого человека нет причин беспокоиться о собственной боеспособности: старинный белый меч свистал и сверкал серебряными бликами, выполняя сложные элементы, подчиняясь твердой руке и быстрой мысли хозяина. Элиас, сидевший напротив на ворохе папоротниковых листьев, затаив дыхание следил за боевым танцем короля: такие выступления его всегда восхищали. Из приемов судейского фехтования гвардеец постиг лишь самую малость, и даже эта малость далась ему с трудом. «Все потому, что осваивать их следует с детства, чтоб приучить к ним растущие кости и мышцы», – говорил Фредерик. Именно поэтому Элиас не упускал случая хоть посмотреть на то, что ему не удавалось. Например – на прыжки. Ноги Фредерика, казалось, имели под кожей не кости и не мышцы, а пружины. И кроме прыжков – гвардеец прекрасно знал – эти ноги могли наносить смертельные удары в голову или туда, куда заблагорассудиться хозяину. Вот последними возможностями Элиас не мог похвастать: его ноги еще могли прыгать, пусть не особо высоко и быстро, но вот ударять ими так же ловко и точно, как кулаками, молодой рыцарь не умел: не хватало гибкости.

Сам Фредерик был теперь недоволен: некоторые движения левая рука исполняла без необходимой скорости и точности и быстро уставала. Слишком быстро. Возможно, это являлось следствием недавнего шестидневного беспамятства, от которого молодой человек еще не совсем оправился.

Когда от пота взмокли волосы, лоб и спина, Фредерик остановился и тут же скрипнул зубами – правая рука решила, что пора напомнить о себе и опять колко заболела в локте.

– Боюсь, когда мы доберемся до Азарии, я развалюсь совершенно, – пробормотал он, присаживаясь у костра на свою кучу папоротников и устраивая меч рядом.

– Боишься? Удивительно, – пожал плечами Элиас. – Если бы я так управлялся с мечом, да еще левой рукой, я бы ничего не боялся. И не забывай, что ты совсем недавно серьезно заболел.

– Ничего не боятся только дураки, – нахмурился Фредерик. – А страх бывает разным. Я не боюсь погибнуть в бою – я всегда к этому готов. Но я боюсь того, что перестану быть хозяином своему телу. Проще говоря – стану калекой. Я уже им становлюсь, – он опять скрипнул зубами и потер упрямо болящий локоть. – И, признаюсь тебе, братишка, такого ужаса я еще не испытывал. Наверное, потому, что никогда не думал так попасться.

Элиас ничего не ответил. Он вдруг представил себя на месте короля, и сам пришел в ужас от такого будущего. Быть сильным, молодым, здоровым человеком, уверенным в своих силах; быть прекрасным наездником, мечником, стрелком, бойцом. А потом враз лишится всех этих своих доблестей. «Да это наказание какое-то», – подумалось парню.

– Брура не говорил мне, – продолжал тем временем Фредерик, подбрасывая в спокойное пламя мелкие хвойные веточки, – но, кажется, онемение расползается по моему телу. Я не знаю, через сколько дней превращусь в неподвижный кусок мяса. Но если это произойдет, я не хочу жить таким. Не хочу, чтоб вы таскались со мной, как с мешком. Слышишь? Не желаю, чтоб таким увидела меня жена и сыновья, мои подданные. Ты понимаешь? – Он пронзительно глянул на Элиаса.

Того словно ледяной водой окатило. И язык занемел.

Фредерик, не слыша ответа, переспросил, голосом низким и раздраженным:

– Ты понимаешь? – и дернул рыцаря за плечо.

– Ты хочешь, – хрипло начал Элиас, – чтоб я тебя…

– Точно, – выдохнул король. – Ты молодец.

– Я не смогу, – мотнул головой гвардеец.

Фредерик дернул краем рта – недовольно. Кинул еще одну веточку в костер – резко, нервно. Буркнул – разочарованно:

– Я думал: ты мне друг.

Поднял глаза к темнеющему небу – там волшебно замерцали первые звезды – и пожал плечами:

– Что ж, попрошу врага.

– Кого? – дернулся Элиас.

– Димуса. – Фредерик кивнул в сторону немого битюга, который сидел с другой стороны костра и с видом человека, предвкушающего знатное застолье, нанизывал на прутики мясо куропаток и свиное сало. – Он не откажется. Я убил его брата, я хотел убить Бруру. В сущности из-за меня Брура и погиб. У Димуса очень мало причин отказать мне в этой маленькой услуге. К тому же, спорим: он все сделает быстро – с эдакой-то силищей…

– Ты ненормальный! – так Элиас высказал свое отношение к государевым планам.

– Ты не сказал ничего нового относительно моей персоны, – заметил Фредерик. – Я же, как обычно, просчитываю все варианты.

Гвардеец так сжал кулаки, что ногти впились в ладони, и сказал, цедя слова сквозь зубы:

– Хорошо. Если желаешь, я сделаю это. Своим мечом. По шее. Коротко, без боли…

– Рад слышать, – кивнул король и протянул Элиасу руку для пожатия.

– Только момент для сего деяния уж позволь мне определить самому.

Фредерик опять пожал плечами:

– Надеюсь на тебя, братец…