Часть третья
Сквозь чешую холодных туч
Вскипает огненным приливом,
Навстречу рвется торопливо
Родное сердце…
Светлана Филатова
Где–то на склонах тявкали горные лисицы — отголоски их лая неслись вверх и таяли в ночи, а брат Копус мелко–мелко стучал зубами и дрожал, как лист осиновый. Потому что было холодно на крошечном плато, что бы там не говорил глазастый Лив про теплые, летние ночи. Плащ и покрывало Копус отдал раненым Генрику и чинарийкам. И теперь, пока юноша пялился в темное небо, щедро украшенное золотым бисером звезд, девицы, обняв друг дружку, мирно сопели за большим валуном, а Генрик похрапывал в своем углу.
А вот к Копусу сон не шел. Из–за холода и страха. Хотя расслабиться и уснуть, и увидеть что–нибудь приятное глазу или вообще ничего не увидеть (вот было бы здорово!) очень хотелось. У парня болела голова, ныло тело, и зверски чесались спина и руки. Словно он чесоткой заболел.
Поэтому сидел брат Копус у скалы, прижавшись к ней лопатками, и время от времени почесывался о камни, словно медведь. Только очень осторожно, чтоб как можно меньше звуков от его движений получалось.
Иной раз Копус вздрагивал и пугливо всматривался во мрак дыры, из которой они и выбрались на крошечное плато. Ему все казалось, что оттуда лезет какое–нибудь неведомое чудовище, и всяких шорох юноша воспринимал, как звук его когтистых лап (именно когтистые лапы занимали воображение парня).
— Заступница светлая, спаси меня и сохрани, — бормотал Копус, глядя на Зуулин, яркую белую звезду, что висела в небе меж двумя дальними скалами. — Сохрани для завтра и для послезавтра, и на многие годы вперед. Сохрани так, как сохранил тебя ночной владыка, обратив в чистое серебро…
Прекрасная белая звезда мигнула парню, словно отозвалась, намекнула, что не стоит унывать. И раз, и два мигнула, и стало Копусу чуть веселей…
Зуулин была прекрасна. Так, как прекрасен сад по весне. Нежная, сияющая, смотрелась она в воды горного озера, и светлело озеро, улыбалось ей в ответ. Когда пела она песни, слетались птицы, сбегались звери, чтоб послушать красавицу–горянку. Когда шла она по тропе к источнику, ничто не смело ранить ее босых изящных ног: трава и цветы стлались ковром, камушки убирались прочь.
Любила Зуулин ночное время. Любила сидеть на утесе и смотреть, как плывет над миром белая луна, как меняет она свой облик, то вырастая, то истончаясь. И пела Зуулин, и песни ее — о шепоте ветра и нежных лепестках дикой розы — летели к небу и переплетались с серебристым светом луны. И долетала песня до Лунного Змея, и улыбался он, видя в своих вечных снах прекрасную девушку, чьи глаза сияли, как звезды, голубые, далекие.
Одной весной загоревала Зуулин: приехал с юга в их края человек в богатой одежде, торговец. Приглянулась ему горянка, позвал он ее в свой шатер. Но Зуулин не захотела идти в шатер и терять свободу. Правильно думала она о том, что не пустит муж ее ночью на утес, петь песни небу и луне. Родичи девушки стали принуждать ее выйти замуж за богатого торговца, потому что он их щедро одарил: украшениями всевозможными, тканями яркими и напитками веселящими.
Согласилась Зуулин. Ведь пригрозили ей голодной смертью. В последний свой вечер пришла она на утес. Запела песню и не сдержалась — заплакала. И вздрогнул Лунный Змей — долетело до него рыдание Зуулин, растревожило, разбудило. Он поднял голову, расправил крылья и спустился вниз, в горы, чтоб узнать, кто заставил плакать прекрасную певунью.
Узнав о том, в какой беде Зуулин, Лунный Змей обнял ее и превратил в дивную серебряную деву и унес с собой на небо, где подарил красавице бескрайний луг, полный жемчужных цветов. И стала Зуулин гулять по темной траве и петь свои песни, улыбаясь ночному владыке. Собирала она жемчужные цветы и ими осыпала землю. И тогда шел в горах снег — крупные белые хлопья летели вниз и быстро таяли. Так быстро, как краса девичья, как надежды девичьи.
Когда Лунному Змею снилось что–то беспокойное, набрасывались на землю ураганы, тряслись горы и буянили реки. Тогда Зуулин приходила к ночному владыке, гладила его по сияющим крыльям и пела свою самую прекрасную песню — о серебристом ручье и весеннем дожде; и разглаживалось лицо Лунного Змея, улыбался он, и сны его превращались в легкие беспечные облака. Тогда все земные стихии тоже унимали свою ярость, и люди радовались тому, что беды отступали…
— Зуулин–заступница, — прошептал Копус, вспоминая старую легенду, которую рассказал ему отец.
Прошептал и вздохнул тяжело, потому что подумал еще и о том, что отца ему уже никогда не увидеть.
"Если только после смерти, — думал юноша. — Там я ему и скажу о том, как я его любил… я ведь его любил…".
Белая звезда все мигала, будто кивала "да, да, я тебя не брошу, не брошу".
И глаза у парня стали слипаться, и голова склонилась на плечо, и через минуту, закатив глаза, уснул брат Копус, скрючившись, словно сдохший паучок.
И в тот момент, когда юноша мирно засопел и даже, по обыкновению, слюну пустил с угла губ, из–под камня, к которому он прислонился, вылез некий мелкий зверек, черный и тонкий, похожий на крупную пиявку, но с лапами. Боязливо обнюхал коленку Копуса, а через минуту шмыгнул в сумку, что валялась рядом. Не удивительным было то, что зверь заинтересовался торбой — из ее холщовых складок заманчиво пахло вяленым мясом (Копус не все съел и не все раненым скормил за те два дня, что они провели на плато — оставил пару кусков, "на черный день")…
Пока люди спали, маленький черный воришка беспрепятственно хозяйничал в сумке. Через пару минут он выбрался, унося в зубах то, что осталось от мяса, и напоследок решил поиздеваться над обобранным: вместо того, чтоб скромно юркнуть под камень, зверек прыгнул Копусу на ногу, оттуда быстрыми скачками переместился на грудь парня и громко застрекотал, не выпуская мяса из зубов.
Юноша в тот же миг проснулся и сильно испугался: заорал, засучил ногами, стирая каблуки у башмаков, и замахал руками, прогоняя зверя. Тот сделал еще хуже — прыгнул парню на голову, вцепился в волосы. Копус взвыл, ударил сем себя по макушке (конечно, промахнулся) и вскочил на ноги, прыгая и мотая головой, как ужаленная оводом лошадь.
Мелкий ворюга с победным писком ринулся прочь из волос юноши, а Копус, оступившись, свергся в пропасть. Из–за перепуга он совершенно забыл, что находиться на крохотном плато, и попал из огня да в полымя. Но свое счастье юноша успел еще ухватиться за щербатый край, повис, болтая ногами, и жалобно провыл "помогите". Попытался подтянуться, но сил не хватило — руки и плечи, никогда не совершавшие ничего подобного, оказались слишком слабыми для такого испытания.
На плато уже никто не спал — всех разбудили вопли и танцы парня.
Девушки, не теряя ни минуты, кинулись на помощь бедолаге и втянули наверх до смерти перепуганного, скулящего Копуса.
— Сп–сп–спасиб-бо, — стуча зубами и заикаясь, ответил юноша, на четвереньках проползая к тому камню, рядом с которым он спал.
Одна из чинариек буркнула что–то в ответ, не злое, по интонации похожее на "не за что".
Копус, отдышавшись, полез в сумку за флягой — очень хотелось похлебать воды, потому что горло пересохло от страха. Руки не слушались, все тело дрожало и отказывалось подчиняться, а сердце трепыхалось так, будто из груди выпрыгнуть хотело.
Напившись, он вытер губы ладонью и еще раз сказал "спасибо", уже без заикания и зубовного стока. Ему полегчало. Чинарийки просто махнули юноше руками, мол, отстань. Генрик же насмешливо хмыкнул и тут же скривился — его раненый живот дал знать, что в данное время не намерен без боли сносить хмыканье.
Копус же, кладя флягу обратно в сумку, кое–что заметил:
— Этот гад упер наше мясо! И лепешку искрошил! — выпалил парень, потрясая торбой.
Одна из девушек, подошла, сама осмотрела сумку, словно не доверяя парню, и кивнула коротко стриженной головой:
— Да. Гад. Еда нет. Делать что?
— Что, что, — забурчал Копус, почесывая затылок, — что, что…
— Надо искать еда, — подсказала чинарийка и закинула торбу на плечо. — Де еда?
— Еда? В наших кладовых. В садах еще есть: плоды всякие, семечки, — пожал плечами Копус и вдруг сообразил, на что намекает чинарийка. — О! Нет–нет–нет! Я никуда не пойду! Я буду ждать господина Фреда. И господина Элиаса. И остальных! Они так приказали: сидеть и ждать!
— Де еда? — добавив в голос раздражения, повторила вопрос чинарийка.
— Ну, неужели мы пару дней без еды не продержимся? — Копус попытался отбрыкаться от возвращения в негостеприимные коридоры: столкнуться где–нибудь в узком проходе с братьями–воинами ему совершенно не желалось.
Девушка прорычала что–то недоброе, обжигая парня свирепым взглядом, и Копус подумал, что его покойный отец не так уж и неправ был, когда говорил, что в женщинах много зла: "В этих темнокожках одна лютость, добра — ни капли не видно".
— У нас вода есть. Ну, чуть поголодаем. Это не страшно — голодать. Я сам часто без еды сидел, — вновь заговорил юноша, с испугом и мольбой глядя на воительницу. — Лучше пусть живот поурчит, чем нас схватят да прирежут…
На последнем слове он подпрыгнул, схватившись за грудь.
Потому что откуда–то из недр скалы послышалось низкое гудение тревожных труб. Словно заворчало утробно, какое–то древнее чудовище, пробудившись от векового сна.
Подпрыгнули, подняли головы все, кто был на плато. Даже вороватый зверек высунулся из–под камня, но тут же юркнул назад, увидав перед собой грубый каблук чинарийского башмака.
— Это тревога, большая тревога, — затряс головой Копус. — На Круг напали. Только кто?
— Те, кто Кругу враг. Наши, — ухмыльнулась чинарийка. — Я идти смотреть, идти помочь, — и направилась к сваленному в кучу оружию — доставать саблю и ножи.
— Нет! А я точно не пойду! — на этот раз парень говорил с ожесточением. — Я тут буду. И ты не ходи. У тебя раны!
— Рана — ха! — насмешливо отозвалась воительница, проводя пальцем по сверкающему лезвию сабли. — Рана нет боли. Я идти бить гадов. Я боец. Ты сиди. Ты трус. Тэк.
Копус набычился, заскрипел зубами:
— Я не трус. Я просто не хочу оставлять раненых одних. Я буду их охранять…
Тут вдруг по скале дрожь пробежала, будто некий гигантский молот ударил изнутри, желая развалить горы. И звук — словно раскат грома — вырвался из пещер наружу: где–то, судя по всему, обрушилась порода.
— Что–что–что?! — возопил Копус, падая и обдирая ладони о камни. — Что это?!
— Узнаю! — решительно тряхнула головой чинарийка и, подхватив саблю, прыгнула в дыру.
Юноша растерянно глянул ей вслед, потом посмотрел на Генрика и вторую девушку. Рыцарь же приподнялся на локте, потянулся к своему оружию и сказал парню:
— Иди–ка ты за ней. Ты ж знаешь здешние коридоры. Покажешь ей, куда идти, если что. Мы тут как–нибудь сами за собой присмотрим: не маленькие, хоть и коцаные… Или, в самом деле, боишься? Тогда ладно, сиди с нами…
Копус раздраженно скрипнул зубами и сказал, как отрезал, хватая чинарийскую саблю:
— Ничего я не боюсь. Отбоялся уже!
Швырнул в сторону сумку и нырнул в дыру, не желая отстать от чинарийки. Скатившись вниз по узкому, но довольно крутому лазу и врезавшись ей в ноги (девушка стояла и прикидывала, в какую сторону лучше податься), задал вполне своевременный вопрос:
— Как тебя зовут?
— Амара, — ответила чинарийка.
— Ага, — кивнул парень. — Амара. Отлично. Красиво… Нам налево. Идем?
— И-идем, Ко–оп, — усмехаясь и растягивая гласные, сказала воительница…
* * *
Копус был потрясен. Стоял, опустив руки и распялив рот, и смотрел перед собой. Он мотал головой и жмурился, надеясь, что видит сон, но, когда вновь открывал глаза, картина не менялась.
От Красного зала, самого большого зала их подземного поселения, ничего не осталось: опоры из гранитного дерева, верой и правдой служившие Кругу, были обрушены, и каменный потолок рухнул на каменный пол, погубив все живое, что могло находиться в этой пещере. Погиб и сам Круг, сооружение из семи высоких глыб разного цвета, в центре которого всегда горел огонь, который по легенде принес с солнца Великий Воин, чтоб осветить людские головы.
— Вот откуда грохот. Вот откуда дрожь, — молвил наконец Копус, поднимая выше руку со светящимся камнем и глядя на огромные багровые глыбы, преградившие путь (а ведь через Красный зал собирался парень провести чинарийку и самого себя в один из центральных коридоров, чтоб оттуда подняться по Радужной лестнице, у которой все ступени были разного цвета, и попасть в сады, где как раз поспели груши и красный лук). — Но кто? Кто это сделал? Красный зал не раз землетрясения выдерживал…
— Куда идти? — нахмурилась Амара, намекая на то, что сейчас следует думать не об обвале и его виновниках.
— Куда идти, — машинально повторил Копус, потерянно озираясь по сторонам. — Да разве ж я теперь разберусь? Надо в обход. Куда–то туда, наверно, — и он махнул рукой вправо, в сторону длинной, узкой трещины, что рассекала темно–красную стену до самого потолка. — Кто ж это сделал?..
Они протиснулись в узкое отверстие. Парень хоть и был худее мускулистой, крепко сбитой чинарийки, а здорово ободрал себе при этом оба локтя. Зато на той стороне их ожидал вполне просторный коридор. Правда, сразу же пришлось схорониться за одной из опор, потому что мимо пронеслись три брата–стражника с факелами. Они громко топали своими деревянными сандалиями. Копус заметил выражение крайнего ужаса на их лицах.
— Скорей, скорей, к выходам, — услышал парень.
— Как же то, что сказал мастер Браутус?
— Браутус вряд ли жив теперь. Эти демоны… демоны! Аааа! — заорал вдруг один из стражников и одним махом изменил направление, помчался в обратную сторону, бросив прочь свое оружие — топорик и саблю — мешавшие бежать быстро.
Его товарищи сделали то же самое: заорали, кинули оружие, развернулись и понеслись туда, откуда только что торопились к выходам.
Копусу было страшно, но ему было еще и страшно любопытно узнать: что ж так напугало тех, за кем он раньше страха не замечал.
Обливаясь холодным потом и дрожа, как птенец зимородка от порывов январского ветра, юноша выглянул из своего укрытия и в ледяную статую от ужаса обратился: за топочущими по коридору стражниками стремительно неслись огромные белые змеи. Два чудища с горящими глазами и рогами на головах шипели и скалили ужасные сверкающие клыки, похожие на те ножи, которыми (Копус вспомнил) братья–мясники свежевали и животных, и людей.
— Матушка, матушка моя, — прошептал юноша, зажмуриваясь: не смог видеть, что случилось после того, как одна из змей нагнала самого медленного из беглецов.
Зажмурившись, он и уши заткнул, чтоб не слышать воплей терзаемого стражника и треска ломающихся костей.
— Ужас! Ужас какой! — бормотал Копус, сжимаясь в мелко трясущийся комочек.
— Скиишш, — выдала Амара, потрясенная тем, как чудовища расправились с людьми.
— Надо вернуться на плато, переждать, — Копус подергал чинарийку за юбчонку. — Это Юпоро! Змеи из нижнего мира. Они жрут людей. Я читал про них…
Тут он смолк и замер, потому что одну из змей привлекли шорохи за опорой и, оставив тела убитых, она одним стремительным рывком оказалась прямо перед юношей и девушкой. И низко зарычала, демонстрируя алые от крови клыки.
Копус, прижал кулаки ко рту, закатил глаза и опрокинулся в обморок. Амара же прыгнула в сторону, подальше от чудовища, и взмахнула саблей. У девушки тоже зуб на зуб не попадал от страха, но сражаться она была готова не на жизнь, а на смерть.
Кто–то схватил ее за плечо, отодвинул в сторону, загородив собой от страшных клыков змеи, и сказал низким, твердым голосом "назад!" И страшная змея послушалась: опустила гребни, словно заяц — уши, склонила голову, уползла в тень, что–то еле слышно урча.
— Фред! — выпалила Амара.
— Я, — тряхнул седоватой и лохматой головой король Южного королевства, поворачиваясь к девушке. — На–ка и тебе метку от меня, — он сунул пальцы под затрепанную повязку, "красовавшуюся" на его предплечье, вытянул их, щедро умащенные кровью, наружу и пометил отпечатком своей ладони куртку чинарийки. — Красиво?
— Угу, — ошарашено кивнула Амара и глянула на возникшую из полумрака Тайру.
— Все хорошо. Так надо, — сказала по–чинарийски капитан своей подруге. — Его кровь спасет нас от змей юхи. Юхи — наши союзники в этой битве. Они обвалили большую пещеру, погубили при этом множество воинов Круга. С юхи мы одолеем кого угодно!
А Фредерик уже склонился над потерявшим сознание Копусом и принялся мазать кровью его одежду. Оставив следы пальцев на плечах юноши, молодой человек сел на пол, рядом с парнем, вытянул ноги, оперся спиной о камень и тяжело вздохнул:
— Еще немного, и я идти не смогу. А уж чтоб биться… Сколько я уже истратил? Полведра? Ведро крови? Надо бы чего–нибудь съесть и выпить. Я выжат, как лимон…
Он, в самом деле, был ужасно бледен и изможден: вокруг глаз проступили темные круги, губы стали серыми, щеки запали.
Отцепив от левой руки арбалет, Фредерик вновь вздохнул и покорно отдался мастеру Линару. Тот принялся хлопотать над раной короля.
— Не тревожьте ее больше, — сказал лекарь, хмуря брови (не нравилось ему распухшее и покрасневшее предплечье государя). — Воспаление началось…
Из дальних коридоров понеслись громкие крики гибнущих людей, рычание разъяренных змей.
— Господин! Добрый господин! — к Фредерику кинулся отец Зинус. — Ты слышишь? Твои слуги, твои Юпоро убивают! Останови их! Смири их ярость! Иначе они уничтожат всех в Круге.
— Это будет здорово, — недобро хохотнула Тайра. — Этого я желаю!
Фредерик же, хлебнув воды из фляги, нацепил арбалет обратно на запястье, встал на ноги и туже затянул расслабившийся пояс. Потом направился туда, откуда летели ужасные звуки.
Капитан Черной дружины встала у него на пути:
— Не ходи. Змеи сделают все за нас. Убьют всех траводавов. Это правильно! Это — наша удача!
— Это неправильно.
— Пару дней назад ты говорил другое, — заметила Тайра, скрипнув зубами. — Ты говорил, что эти живодёры должны умереть!
— Я изменил свое мнение. Не все здесь злодеи. Здесь живут люди, которые обладают редкими знаниями. Все, что им нужно — это перестать писать на человечьей коже. И все. И они это сделают. Их глава поклялся мне, — Фредерик указал на отца Зинуса, и тот поспешил согласно покивать головой.
— Как интересно. А то, что они хотели убить тебя? Убили твоих людей? Моих людей? Это что — не в счет? — Тайра гневно топнула ногой.
Фредерик скрипнул зубами:
— Если ты желаешь, мы поговорим об этом после. Теперь я не могу тратить время на разговоры. Время мне нужно для другого.
— Это! Это неправильно!
— Неправильно — быть твердолобым камнем.
— Как я? Да? Я твердолобая?! — зарычала чинарийка.
— Ты слишком часто даешь волю гневу. Но так ли часто это тебе помогало?
— Я тебя не пущу! — заявила Тайра и дернула саблю из–за пояса. — Ты меня заставляешь так поступить!
Фредерик не дал ей и секунды, чтоб атаковать: ухватил чинарийку за запястье, резко вывернул вверх. Громко хрустнул сустав, пальцы Тайры разжались — сабля упала, звякнула о камни.
— Рука! Моя рука! — вскрикнула девушка, хватаясь здоровой рукой за больную правую.
— Это вывих. Будешь буянить — сделаю перелом, — строго предупредил Фредерик. — Вот старина Зинус уже знает, правда?
Тайра прошипела злобно "скиишш!" и отошла в сторону, гневно сверкая глазами на короля Южного королевства.
— Элиас, Фран, Линар, со мной, — приказал Фредерик. — Остальные, пойдете с Копусом. Пусть ведет вас на то плато, где он раненых оставил… И вот еще что, — он размотал свою повязку, насквозь пропитанную кровью, отдал Тайре. — Поделишь ее между ранеными.
— Мой господин! — прыгнул к королю Лив. — Позволь и мне идти с тобой.
— Конечно. Нам нужен проводник, — кивнул молодой человек и, подобрав с земли брошенную Копусом саблю, протянул ее Ливу. — Бери. Пригодится.
Юноша схватил клинок и прижал его к груди так, словно это был драгоценный подарок.
— Ха! — выкрикнула Тайра и сама себе, с гневным рыком, вправила вывих. — Думаешь, я пойду сидеть на плато? Нет! Я пойду с тобой! — сказала и подарила смазливому Ливу горящий злобой взгляд…
* * *
В коридорах Круга Семи Камней творилось жуткое: змеи Юпоро, древний ужас Красных Перьев, обезумели от запахов человечьей крови и плоти и теперь уничтожали все, что попадалось им на пути. Никто не мог спастись, никто не мог дать отпор.
Фредерик и его рыцари, шедшие следом за разорявшими Круг Юпоро, сами трепетали при виде того, как чудовища из подземелий расправились с людьми. Повсюду были кровь, куски плоти. Не только на полу, но и на стенах, на потолке.
— Мы выпустили демонов из подземья, — прошептал Фредерик, останавливаясь возле того, что раньше было человеком: развороченная грудная клетка из–за торчащих в разные стороны ребер, с висящими на них ошметками кожи и мышц, напоминала чудовищный цветок; в его центре поблескивало влажным кровавое месиво, похожее на свиной ливер, выложенный торговцем на прилавок.
Беднягу Лива от вида этих ужасов стошнило. Упав на колени и прижимая руки к груди, юноша хрипел и блевал, упираясь лбом в стену. После, отдышавшись, он утерся подолом своего балахона и, шатаясь, побрел за остальными.
— Ступайте аккуратно. Скользко, — предупредил Элиас, чуть не растянувшись во весь рост: наступил на что–то из внутренностей.
— О, небо! О, боги! — скулил Лив, цепляясь за Фредерика. — Это кошмар. Кошмарный сон. Это ужас. Я умру.
— Заткнись, — посоветовал король, морща нос: от парня здорово несло блевотиной. — Без тебя тошно…
Пока им никого живого не попалось. Да и тихо стало в коридорах. Уже не было ни криков, ни шипения, ни рычания.
— Они убили. Они всех убили, — прошептал мастер Линар. — Мы опоздали, сэр. Похоже, спасать некого.
— Твоя мечта сбывается, — сказал Фредерик Тайре.
— Хорошо. Очень хорошо, — оскалилась чинарийка.
Тут из какой–то еле приметной щели у самого пола показались руки. Окровавленные, дрожащие, они уцепились за камни. Следом явилась голова: блеснули огромные, полные безумного страха глаза.
— Люди, люди, — забормотал человек. — А змеи? Змеи где?
— Брат Шарус! — вскрикнул Лив и протянул человеку руку. — Вылезай. Змей нет.
— Нет, нет, — замотал головой Шарус и спрятался обратно в щель, забубнил оттуда. — Я здесь буду. Здесь они не достанут.
Лив ухватил его за запястье, потянул наружу — Шарус жалобно запросился, заплакал:
— Не надо, не надо…
— Вишь, какого страху мы на них нагнали, — покачал головой Элиас.
— Не мы, а юхи, — заметил Фредерик. — Если б я знал…
— Где остальные? Остальные? — пытал у Шаруса Лив. — Кто–то еще уцелел?
— Мастер Браутус увел всех в хранилище. Книжное хранилище. Сказал: там безопасно. Там двери крепкие. Ты же знаешь, какие там двери. Там двери с секретом… Только я не верю в эти двери. Змеи сильные. Их мать — она сильнее всех, она страшнее всех… Она ведет их…
— Их мать, — пробормотал Фредерик. — Возможно, если убить главную змею, остальные перестанут воевать и уйдут обратно вниз?
— Мой господин очень мудр! — отозвался Лив. — Но как убить такое чудовище? Самое сильное, самое свирепое.
Фредерик пожал плечами, почесал затылок:
— Для начала я попробую договориться. Она слушает меня. Может, если я прикажу ей уходить, она подчиниться, уйдет и уведет своих родичей?
Громкие топот и крики заставили всех дернуться и прижаться к стене. А Шарус жалобно заскулил из своей норки.
По коридору пронеслись два травника, два юноши лет пятнадцати. Они вопили, плакали и высоко задирали свои балахоны, чтоб легче бежалось, но их тощие белые с разбитыми коленками ноги то и дело подгибались.
За парнями утробно рыча следовала юхи. Мать юхи. Ее без труда можно было узнать по огромным размерам и черному пятну на голове меж гребней. Было похоже на то, что она играла с людьми — позволяла им убегать, зная, что в любую минуту может настичь и прикончить.
На мгновение змея остановилась возле замерших Фредерика и его воинов, всех осмотрела, принюхалась, коснулась плеча короля своим раздвоенным языком, а затем продолжила погоню. За эти пару секунд каждый почувствовал жар в голове и лед у сердца…
— Я за ней! — сказал король осипшим голосом и побежал.
— Ну, а мы — за тобой! — пообещал Элиас, вытягивая из ножен свой меч и бросаясь за государем…
Фредерик настиг мать юхи в каком–то просторном, полном множества черных колонн, зале.
Змее уже надоела игра в пятнашки, и она занималась тем, что терзала тех бедолаг, которых гоняла по коридору.
Король скривился и выругался, видя, как чудовище швыряется окровавленными кусками человеческих тел, потом достал один из арбалетных болтов, мешочек с ядом, который получил от чинарийской веды Экумы, пару раз макнул кончик стрелы в яд и обозвал сам себя трусом, заметив, как дрожат руки. Потом, уложив болт в арбалет, он собрался с духом и позвал змею:
— Эй! Ко мне! Ко мне иди!
Юхи послушно повернулась к молодому человеку, опустила гребни и вместо рычания миролюбиво заурчала.
— Уходи вниз, — приказал Фредерик, глядя прямо в глаза змее.
Ему показалось: он самой смерти в глаза заглянул. Клыкастая, желтоглазая смерть в серебристой чешуе. "Бог мой, сколько же на свете всего того, чего мы даже в снах не видали", — невольно подумалось королю.
Он очень надеялся, что юхи поймет и послушается. Так же, как ранее она поняла приказ "стой".
Змея заурчала, потянулась к плечу молодого человека.
— Уходи, — громче и тверже сказал Фредерик, делая шаг в сторону, чтоб юхи не коснулась его.
Чудовище остановилось, чуть приподняло гребни и зашипело, раздувая ноздри: его, похоже, неприятно удивил тон, который взял человек.
Король понял, что ситуация становится опасной, и решился: поднял руку с арбалетом, направил его в глаз юхи. Почти вплотную.
— Уходи, — повторил он, правой рукой осторожно, без лишнего шума вытаскивая меч из ножен. — Обратно в свои норы.
Юхи поняла его жесты. Глаза змеи вспыхнули красным: так от резкого порыва ветра оживляются потухшие было угли.
Гребни зверя поднялись вверх, пасть открылась, выпуская из глотки злое шипение, переходящее в рычание, подобное рыку тигра.
Фредерик тоже зарычал: злое чинарийское слово "мраза" (оно, по мнению короля, было самым подходящим для сложившейся ситуации), и выстрелил — серебристый болт сорвался с ложа и почти целиком вошел в правый глаз юхи. Чудовище заверещало так, что своды пещеры задрожали; взвилось вверх, мощным хвостом сшибая с ног короля и бросившегося ему на помощь Элиаса.
Линар, Фран и Тайра с воплями кинулись врассыпную.
Раненая змея бесновалась, билась в стены, в сталактиты, разрушая их, оставляя всюду кровавые следы. Осколки породы, крупные, мелкие, летели в пытающихся спрятаться людей. Даже другие юхи забились в дальние углы пещеры, чтоб не попасть под могучие удары своей крупной матушки.
Камень размером с голову врезался Элиасу в спину — рыцарь ахнул, падая на живот, выронил меч и, стеная, пополз к ближайшей трещине в стене: туда, откуда ему махали руками Лив и Линар. Видя, что гвардейцу приходится туго, лекарь и юноша прыгнули навстречу, подхватили парня, как смогли, и поволокли в свое убежище, чуть не до земли сгибаясь под тяжестью здоровяка.
Тайра и Фран укрылись в соседнем коридоре. Фредерик, хвостом юхи отброшенный совсем в другую сторону, схоронился за ближайшим сталактитом. Он обеими руками сжимал рукоять меча и бормотал себе под нос: "Чтоб мне сдохнуть! Чтоб мне сдохнуть!" Словно заклинание творил.
Что делать дальше, король не знал. Все вышло из–под контроля и обернулось катастрофой.
— Фред! Фред! — вопила ему Тайра. — Огонь! Огонь!
— Огонь. Ага, — сообразил Фредерик. — Все звери боятся огня…
Он вернул меч в ножны. Заметил при этом, что руки совершенно отказываются слушаться.
— Ага, тебе страшно. Конечно, страшно, — сказал сам себе король, достав огниво. — Только дураки не боятся. Только дураки…
Юхи ударила хвостом совсем рядом — каменная глыба, за которой прятался Фредерик, сотряслась, будто в нее бахнули рогами несколько разъяренных зубров.
Король упал на четвереньки, закрывая голову руками. Как раз в них и попал сорвавшийся с полотка камень. Огниво при этом улетело далеко и пропало в темноте, и арбалет жалобно звякнул, ломаясь, но он спас левую руку молодого человека от верного перелома.
— Оох! — взвыл Фредерик и откатился в сторону.
Кто–то подхватил его подмышки, куда–то потащил.
— Лив?
— Я, мой господин. Надо укрыться. Надо в место побезопасней…
Фредерик не стал перечить и, низко пригибаясь, поспешил за юношей.
Юхи вновь ударила хвостом и теперь сделала это не в слепой ярости, а со вполне определенной целью: вновь сшибла короля с ног, отбросила его к дальней стене.
Молодой человек, словно тайфуном подхваченный, пролетел метров пять и ударился о камни, упал вниз, полуоглушенный.
Чудовище, утробно рыча, направилось к нему. Морда змеи из–за потоков крови из развороченного глаза перестала быть белой — превратилась в красную; уцелевшее око горело, словно гигантский рубин в короне сказочного царя.
— Чтоб мне сдохнуть, — вновь прошептал свое "заклинание" Фредерик, упираясь ладонями в пол и пытаясь встать.
Ноги, руки не слушались, все тело болело так, будто его знатно поколотили дубинами. Наверное, сейчас на нем нельзя было бы найти ни одного места, свободного от синяка или ссадины.
Зато пальцы, ободранные, распухшие, нащупали огниво в дальнем закутке.
— Так. Уже легче, — улыбнулся король и сорвал с себя куртку, выбил искру, поджег свои лохмотья и кинул горящий куль прямо в приближающуюся змеиную пасть.
Юхи одним резким взмахом отбросила пылающую куртку в сторону. Но Фредерику этого мгновения хватило, чтоб дернуть меч и кинжал из ножен и ринуться в атаку и всадить оба клинка чудовищу меж лапами — в грудь — глубоко–глубоко, по самые рукоятки.
Змея выдала такой громкий звук, схожий с ржанием табуна разъяренных жеребцов и ревом сотни тигриц, которым наступили на хвосты, что у молодого человека заложило уши. Обхватив голову руками, он кинулся прочь, оставляя клинки в теле юхи…
И тут рухнул потолок: гора не выдержала ни ударов могучей змеи, ни ее воплей, от которых задрожали скалы.
— О, небо! — только и успел выдохнуть Фредерик, видя, как падают на него сверкающее серебром и истекающее кровью тело юхи и черные, каменные глыбы с раскалывающегося потолка…
* * *
Наступила тишина. Именно такая, какую называют мертвой.
Казалось, больше ничего и никого не осталось в подземном мире Круга Семи Камней. Казалось, все то, что возводили здешние жители на протяжении трех сотен лет, исчезло из–за ярости древних змей, пришедших снизу.
Улеглась пыль, утихли камни, нагромоздив причудливые глыбы. И сверху блеснул вполне солнечный свет: потолок обрушился совершенно, и стало видно ясное голубое небо, а в нем — высоко–высоко — парил, раскинув крылья, орел.
Затем послышалось осторожное "эй".
Камни, завалившие один из коридоров, покатились вниз — из получившейся дыры выбралась капитан Тайра, вся серая из–за пыли. Она откашлялась и затрясла головой, чтоб хоть немного очистить волосы. Следом показались помятая и ободранная Амара, угрюмая и бородатая физиономия Франа и перекошенное от страха лицо Лива, тоже серое. Даже золотые украшения в курчавой шевелюре парня теперь напоминали неприглядные черепки.
— Змей. З-змей нет? — поинтересовался юноша, осматриваясь.
— Похоже, ушли, — ответила чинарийка, отряхивая юбчонку. — Их мамку убили — они и ушли. Наверно, так… Давай–ка своих поищем.
И она позвала, громче и увереннее:
— Фред! Элиас! Линар!
— Тут! Мы тут! Помогите! — донеслось из завалов.
Тайра и Фран принялись оттаскивать прочь камни и скоро вызволили из трещины в стене доктора и гвардейца. Элиас кривился от боли и еле на ногах держался.
— Его спине здорово досталось, — сказал Линар.
— А Фред? Где Фред? — хмуря брови, спросила Тайра.
— Когда потолок рухнул, господин был там, — показал Лив. — Вроде там. Там, где бесновалась мать Юпоро…
Все кинулись искать место битвы и довольно скоро его нашли: по гребням змеи, что торчали из камней.
— Их завалило! Совсем завалило! — взвыл Лив и в отчаянии запустил пальцы в волосы, вырвал пару прядей и из–за этого завыл еще громче.
— Умолкни! — рявкнула на него Тайра. — А то опять что–нибудь рухнет, — а у самой лицо стало серым, и губы задрожали.
Фран покачал головой и молча взялся разбирать завал: поднял один камень и швырнул его подальше, взялся за другой, побольше.
— Верно, это верно, — кивнул Линар, положил в сторону оружие и взялся помогать рыцарю. — Что бы там ни было, а надо их откопать. Не все еще потеряно…
— Да! Да! — затряс головой Лив и сгоряча ухватил неподьемную глыбу.
Тайра вздохнула и, расставшись на время с саблей, присоединилась к разбору завала. Элиас хоть и страдал спиной, а тоже не отлынивал от работы.
Через какое–то время измученные люди увидали, наконец, Фредерика.
Он лежал, свернувшись клубком, в центре гигантского кольца из тела юхи. Окровавленный, полуголый, дрожащий и грязный, но живой. Упав на короля, змея спасла ему жизнь, закрыла его своим телом от смертоносного града камней.
Увидав свет, Фредерик убрал руки от головы и посмотрел вверх, встретился взглядом с Тайрой и остальными. Из–за совершенно черного от крови и пыли лица глаза молодого человека казались белыми.
— Живо–ой! — в один голос радостно выпалили все.
— Да, я такой, — хрипло отозвался Фредерик и протянул руки товарищам.
Линар и Фран дернули его наверх, и там кряхтящий от боли правитель Южного королевства сразу попал в весьма жаркие объятия Тайры.
— Живо–ой! — с особым чувством повторила чинарийка и, никого не стеснясь, прижалась губами к его губам. — Ты убил чудовище! Ты великий воин! Я тебя люблю!
— М-милая, — сказал Фредерик, когда его губы освободились. — У меня жена и пятеро детей. Я не мог не убить чудовище.
— Я тебя люблю, — уже шепотом повторила Тайра, нежно касаясь пальцами его щеки. — Все равно я тебя люблю…
— Предлагаю это и все остальное обсудить в другом месте, — вмешался Линар. — Тут, согласитесь, не очень уютно.
— Соглашусь, — тряхнул головой Фредерик и тут же охнул: шея и спина сильной болью напомнили о том, что они ушиблены и ободраны.
— В сады. Идемте в сады: там — источник, там — фрукты и ягоды, — тусклым голосом предложил Лив. — Я думаю: сады уцелели. Юпоро не интересны деревья и кусты.
— Заа–мее–чательно! — пропел Линар. — После этакой заварухи посидеть спокойно в саду и съесть пару яблок — замечательное дело!
С ним все согласились.
Все были радостны и не скрывали этой радости: улыбались и смеялись, хоть многих до сих пор колотило от пережитых ужасов.
Мать страшных юхи погибла, все остальные змеи исчезли — убрались, видимо, в свои норы, камнепад прекратился, и никто из маленького отряда не погиб в ужасной битве с древними чудищами. Ушибы и ссадины не могли помешать радоваться столь удачному завершению опасного дела.
Только Лив имел печаль на лице и в глазах: при виде того, как Тайра обнимала и целовала Фредерика, радость мигом покинула сердце и мысли юноши.
Но он нашел, как себя проявить: Лив полез за оружием короля, хоть и леденела кровь в жилах парня при виде юхи. Юноша достал клинки из тела мертвого чудовища и здорово измазался при этом в крови змеи. Крепче сжав губы (чтоб не дрожали) и сдвинув брови, Лив вытер меч и кинжал Фредерика о свой балахон, протянул клинки молодому человеку и сказал:
— Это славное оружие, но руки, что им владеют, еще славнее.
Король улыбнулся, взял меч и кинжал и похлопал юношу по плечу, сказав "спасибо, братец".
Элиас чуть заметно вздрогнул при этих словах: он помнил, что братцем Фредерик называл только того, кого считал своим самым надежным товарищем…
* * *
— Чудо какое… чудо какое, — бормотал Линар, восхищаясь увиденным. — Сад в скалах…
По странной лестнице, ступени которой были сложены из камней разного цвета, они поднялись из подземелий и оказались под открытым небом, в длинном узком ущелье, заполненном незнакомыми деревьями и кустами. Одни росли, как обычно, из земли, другие ползли по скалам вверх, мощными стеблями и густой листвой укрывая красноватый камень. Возле таких к горе были приделаны узкие лесенки: для того, чтоб собирать урожай с верхних веток. Многие деревья еще цвели, а многие уже были усыпаны плодами. По извилистому руслу, шириной в один локоть, журчала по ущелью прозрачная вода. И все вокруг — цветы, листва, трава — источало приятные носу запахи, напоминавшие весну.
— Этим садам много–много лет, — рассказывал Лив. — Отец Зинус говорил, что был совсем маленьким, а уже гулял тут, нюхал цветы и наслаждался плодами…
Давно голодающий Элиас не стал долго думать и выжидать и сорвал первый попавшийся плод: нечто небольшое, желтое и округлое, похожее на сливу. Сунул в рот, раскусил и блаженно улыбнулся:
— Вкусно. Очень. Как мёд.
— Мираль, — сообщил Лив. — Как раз поспела. Кроме того, что вкусна, еще и полезна для желудка.
Гвардеец кивнул и тут же надергал себе штук десять желтой мирали.
Остальные, выбравшись в сад, последовали примеру Элиаса и начали рвать с веток местные "груши", "яблоки". Что как называлось, никого не интересовало — все торопились набить живот.
Фредерик же сбросил долой истоптанные и порванные сапоги и с наслаждением ступил босыми ногами в ручей. Заахал, засмеялся, как мальчишка: вода оказалась очень холодной.
Лив подошел к нему, тронул за плечо:
— Вы хотели вымыться, мой господин. Тут есть небольшое озерцо и водопад. Пойдемте, покажу. Вы омоетесь, а потом я укрою ваши синяки и раны лечебными листьями, чтоб не болели и заживали.
— Лечебные листья? — заинтересовался Линар, в целях самообразования ползавший по ягодным зарослям, напоминающим малиновые кусты. — Я с вами!
— Вымыться? — подала голос Тайра, отрываясь от поедания крупных, темно–синих плодов. — Я с вами! — и плюнула белой косточкой в скалу.
Лив опять вздохнул и повел всю честную компанию вглубь сада.
Там, с высокой светлой скалы, похожей на слой белого сливочного крема меж двумя шоколадными коржами, шумно падала вода. Она обрушивалась в большую каменную чашу, пенилась и вметывала тучу радужных брызг. Над желтоватой травой, укрывающей берега, носились черные стрекозы и мелкие бурые птички с красными пятнышками на хвостах. Было свежо и прохладно — такой чудесный воздух после воняющих плесенью пещер.
Фредерик, радостно вскрикнув "наконец–то!" в один миг скинул пояса и штаны и ринулся в озерцо. И тут же, словно пробка, вылетел обратно с воплем "холодина–то какая!" Захохотал, опять нырнул и поплыл саженками к водопаду. Так он обычно плавал в озере, посреди которого, на большом острове, высился его родной Цветущий замок.
Остальные не торопились окунаться в ледяную воду: мялись на берегу, медленно раздевались, укладывали и перекладывали оружие.
Второй была Тайра. Отбросив за кусты юбчонку и безрукавку, совершенно не стесняясь своей обнаженной груди, она вошла в воду, скалясь и колотясь от холода. С громким "а-ах!" окунулась с головой и тут же полезла обратно на камни.
Во–первых, капитан совершенно не умела плавать, а озерцо оказалось довольно глубоким; во–вторых, для нее — жительницы жаркой Чинарии — вода была слишком холодна.
Поэтому, выбравшись на берег и швырнув пук травы в мужчин, глазевших на ее большую и красивую грудь, чинарийка кое–как дрожащими руками укуталась в свой изодранный плащ и смирно присела на ближайший валун, с тоской посматривая на Фредерика, который громко фыркал и плескался под водопадом.
— Эй вы там! — закричал король товарищам. — Вы так грязными и отправитесь домой?
Его губы посинели, зубы стучали, но лицо сияло счастьем: он уже давно мечтал о купании, и вот мечта сбылась.
— Домой? — встрепенулся Линар, отрываясь от созерцания неких голубых камушков, которые он обнаружил у корней серебристого дерева, похожего на иву. — Он сказал сие волшебное слово?
— То–очно, — ухмыльнувшись, протянул Элиас и бултыхнулся в воду, мужественным голосом рявкнув "мама!"
Через минут двадцать все, кто не побоялся холодного озера и блистающего водопада, выкупались, выстирались и выбрались сохнуть на покрытый желтоватой травой бережок.
И тут за дело взялись Лив и Линар.
Юноша показал доктору те самые целебные растения, и они нарвали две большие охапки круглых, мясистых, бурых листьев и ими принялись облеплять побитых камнями людей.
— Сперва потрите листья друг о друга: они выпустят сок и быстрей сведут синяк, быстрей заживят рану, — объяснял Лив, колдуя над вспухшими плечами Фредерика.
А король дремал, лежа на мягкой желтой траве и с удовольствием вдыхая ароматы влажной почвы. Давно ему не выпадали спокойные минуты. Последний раз он так отдыхал месяца три назад, в Белом Городе, в королевском парке: лежал в беседке, на скамье, опустив голову на колени прекрасной супруги, и любовался ее темными глазами, слушал песню, которую она пела для него тихим ласковым голосом.
— Хорошо–то как, — пробормотал Элиас, лежавший под кустом с крупными розовыми цветами; он погладил свой живот, набитый медовыми миралями и прочей вкуснятиной, и продолжил. — Хорошо, что юхи сюда не добрались.
— Валяться в саду под деревьями мы все могли бы уже давно. Если бы послушались меня и повернули домой еще там — в долине Вриба, — не удержался от ворчания Линар.
— Но мы бы тогда не увидели всех тех чудес, что есть в Красных Перьях, — вдруг отозвался обычно молчаливый Фран. — Я не жалею ни о чем. Я лишь скорблю по погибшим товарищам, — и он достал из своей сумки кинжалы Аглая, вытянул их из ножен и принялся чистить клинки куском замши. — Они были хорошими воинами. Они славно сражались. Вы, мастер, обязательно и про них в свою тетрадь запишите.
Линар вздохнул:
— Тетради–то я как раз лишился. Но у меня есть голова. И там — всё, что с нами приключилось. Главное — не потерять мне эту голову.
— Про них? Пишешь? Что ты пишешь? — заинтересовалась Тайра.
— Истории. Правдивые. Про то, что с нами было, — пустился в объяснения Линар. — Правда, я давно уже ничего не записывал. А теперь вот еще тетради свои потерял…
— Тетради твои в келье отца Зинуса. Как и записи Бруры, — отозвался Лив. — Если желаешь, можем сходить, забрать. Если, конечно, келья отца Зинуса уцелела. Если развалилась или выгорела — ничего уже там не найдем.
— Оно и понятно, что не найдем, — нахмурился Линар. — А все–таки мне хочется получить свои тетради обратно. Я ведь уже многое туда записал. А у меня так: что записал, то из головы тут же и вылетело, чтоб место новым мыслям освободить…
— Желаете обратно под землю, мастер? — поинтересовался Фредерик, повернув голову к лекарю.
Линар пожал плечами и шлепнул еще пару листьев на широкую спину Элиаса.
— Это может быть очень опасно, — сказал доктор.
— Никакой опасности, кроме необходимой, — возразил Фредерик, переворачиваясь с живота на спину и закидывая руки за голову, — все равно мы туда вернемся: надо забрать Генрика, Копуса, девчонок Тайры. И со старичком этим еще раз свидеться не мешало бы. Да и каким другим путем мы вообще отсюда выберемся? Только тем, каким сюда попали — через главные ворота. Так что по пути заглянем и в келью, где вас какой–то дрянью напоили. Лив нас проводит. Правда, Лив? — и молодой человек подмигнул парню.
А тот вдруг вскрикнул, побелел и бросился королю на грудь, словно пожелал крепко–крепко с ним обняться.
И лишь в этот момент, через плечо юноши, Фредерик увидел несколько стрел, что неслись в него сверху, из густых зарослей некого гигантского плюща, цветущего крупными белыми цветами.
Лив тонко ахнул и дернулся, впившись ногтями в руки короля. Всё потому, что две стрелы ударили юноше в спину. Одна застряла в позвоночнике, вторая угодила под правую лопатку, пробила насквозь тонкое тело несчастного парня и вошла в грудь Фредерика, под левый сосок.
— Ох, сра–ань! — король взревел, как пьяный портовый грузчик.
К нему и залитому кровью Ливу кинулись Элиас и Линар. Фран схватил свой лук и выпустил пару стрел в плющ, наугад.
— Как я не заметил? Как я не почувствовал, что в меня целяться?! — рычал Фредерик, пока его и Лива уносили под защиту раскидистых крон.
— Тихо! Молчи! — приказала Тайра.
Король смолк, уразумев, что подстрелить их можно и по голосу.
Линар первым делом глянул его рану:
— О, ерунда. Неглубоко. Только мышцы задеты.
И повернулся к Ливу.
Тот был очень плох. Он прошептал "не надо", когда лекарь попытался вытащить одну из стрел из его тела.
— Не надо… я умру… уже умираю… так даже лучше, — хрипло бормотал Лив и горящими глазами смотрел на Фредерика, который опустился рядом с ним на колени. — Я тела не чувствую… спину перебили… мой господин…
Король, стиснув зубы, погладил юношу по белой щеке. Лив улыбнулся окровавленными губами, еще что–то хотел сказать, но не смог — испустил дух.
— Ваша милость, очень прошу: наденьте кольчугу, — шепнул Фредерику Линар. — Это чудо, просто чудо, что этот мальчик вас закрыл. Вам целили в сердце.
— Кто? Кто это был? — проскрежетал сквозь зубы молодой человек.
— Кто бы ни был, он уже ушел, — сказал Фран. — И нам надо уходить. Здесь у нас слишком много врагов. Уверен, что в коридорах осталось достаточно желающих пустить нам кровь…
Фредерик протянул руку к лицу Лива и осторожно закрыл ему глаза.
— Бедняга, — сказала Тайра. — Мне его жаль. Так и не пожил нормально…
— Кто точно знает: что нормально, что — нет? — покачал головой Фредерик. — Правда, одно я точно знаю: он был хорошим человеком…
* * *
Тело бедняги Лива уложили в одну из трещин в стене и укрыли занавесью из густых ветвей багрового плюща.
— Куда теперь двинемся? — покачал головой Элиас. — Мы ведь потеряли того, кто разбирался в здешних коридорах.
— Думаю: будет правильным забраться туда, откуда в нас стреляли. Похоже, там, за ветками есть проход, — сказал Фредерик, надевая на бедра пояс с мечом и наборный пояс с кинжалом.
— Кольчуга, кольчуга, кольчуга! — затараторил Линар.
— Дайте мне рубашку, и я надену кольчугу, — ухмыльнулся король. — А на голое тело — увольте, не намерен.
Рубашку королю протянул Фран.
Когда очередь дошла до сапог, Фредерик сокрушенно покачал головой, посмотрев на стертые до дыр подошвы и продранные носы, и бросил негодную обувку под ближайший куст.
— Да, поизносились мы, ребята, — хмыкнул его величество. — Оборванцы Зимнего Порта получше нас выглядят… Что ж, башмаки себе я раздобуду где–нибудь там, — он закинул лук и колчан со стрелами за спину, ухватился обеими руками за стебли плюща и быстро полез наверх, при этом сам себе признался, что с босыми ногами лазать по скалам удобнее, чем в сапогах.
— Доб, — тряхнула головой Тайра и, захватив саблю, ножи и свой небольшой щит, полезла за Фредериком.
— Жди–жди! — крикнул ей король, услышав, как трещат натянувшиеся стебли. — Полезешь тогда, когда я до верха доберусь. Вдруг плющ не выдержит двоих.
— Доб, — вновь согласилась чинарийка.
За минут пять Фредерик добрался до того места, где торчали стрелы Франа. Нащупал ногой небольшой выступ в скале, раздвинул стебли, осмотрелся и сообщил ждущим внизу товарищам:
— Так и знал! Тут пещерка. И свежие следы ног. Тут–то и сидел наш стрелок… Поднимайтесь — я жду.
А сам, достав из ножен кинжал, а из поясной сумки — белый камень Лива, прошел вперед, чтоб разведать место.
Пещера была небольшой, сухой, с низким и гладким потолком. Выпрямиться здесь в полный рост Фредерик не мог, поэтому двигаться пришлось на полусогнутых. Пол приятно удивил: он был укрыт сероватым мхом, который приятно пах грибами. И на этом мху отчетливо виднелись следы чьих–то больших ступней.
В другом конце пещерки, где пол делал уклон и из–за этого потолок был повыше, Фредерик обнаружил нору, вполне широкую для того, чтоб по ней мог ползать человек. Из норы нехорошо несло сыростью.
— Могут быть лужи. А в лужах — ядовитые черви, — пробормотал молодой человек, тоскливо глядя на свои босые ноги.
— Я тут, — объявила, пролезая в пещеру сквозь стебли, Тайра. — А ты где?
— Здесь, — отозвался Фредерик и ступил ей навстречу, подняв вверх руку со светящимся камнем.
— Как хорошо, — вздохнула чинарийка, окидывая взглядом пещерку. — Здесь хорошо. Смотри: рисунки на стенах, — она показала на изображения птиц, козлов и людей с копьями в руках. — Такие смешные рисунки. Будто дети рисовали…
— В саду было лучше, — покачал головой Фредерик. — Солнце, цветы.
— А тут, как в доме, — прошептала Тайра, ступив ближе и ухватившись пряжку пояса молодого человека.
Она опять его поцеловала. С таким жаром, что Фредерик выпустил из рук и камень, и кинжал. Все это с легким шорохом упало в мох.
— Только за сегодня ты два раза чуть не погиб, — сказала чинарийка, обнимая короля за плечи. — И два раза за сегодня мое сердце замирало так, что я сама чуть не умерла. Может, такое еще будет. Но пока я хочу тебя любить. Еще хотя бы раз. Так, как в Эрине, в моем шатре, под знаменами Хемуса. Потом можно погибать, можно умирать… после любви ничего не страшно…
Фредерик не отвечал — стоял, закрыв глаза и наслаждаясь теплом, запахом и трепетом ее тела. Ему вдруг захотелось забыть обо всем на свете и отдаться во власть тех чувств, которые проснулись в его существе. Даже боль от ран и ушибов забылась и не заслуживала ни капли внимания…
Снаружи раздались громкий треск, грохот обвалившейся породы и вопль Элиаса — гвардеец почему–то ужасно разбранился.
Тайра хохотнула, прижавшись щекой к упрятанной в кольчугу груди короля:
— Наверно, наш славный витязь оборвал все стебли!
Фредерик хмыкнул и пошел смотреть.
Капитан оказалась права: Элиас начал было взбираться вслед за ней, но плющ не выдержал веса рыцаря и порвался.
— Ну, ты, кабан! — крикнул гвардейцу государь, высунувшись из пещерки. — Почему полез вперед всех?
— А какая разница? — обиженно поинтересовался Элиас, выбираясь из вороха стеблей и листьев.
— Вы только посмотрите на него! — возмутился мастер Линар, почесывая плечо (в него угодил один из упавших камней). — Еще и припирается!
— Вот же увалень, — недовольно проворчал Фредерик, глядя на вмиг облысевшую скалу. — Все ободрал, подчистую… Как вы теперь заберетесь? Как нам к вам спуститься?
— Не волнуйтесь, ваша милость, — отозвался Фран, забрасывая на плечо свой мешок. — Раз уж так все получилось, мы вернемся в те коридоры, откуда пришли. А вы пойдете своим ходом. Будем перекрикиваться. Авось где–нибудь да сойдемся.
— Он правильно говорит, — сказала Тайра, подходя и мягко касаясь лохматого затылка молодого человека. — Пусть идут туда. А мы побудем здесь, — с этими словами она обхватила Фредерика за шею и потянула к себе, жарко зашептала ему в ухо. — Считай, что ты попал в плен. И не смей сопротивляться. Если чинарийка хочет мужчину, никто ее не остановит…
Тайра вновь прижалась губами к его губам, повалила короля в серый мох и стала целовать его щеки, нос, подбородок, глаза и лоб, со стоном, жадно, будто боялась, что он сейчас пропадет, исчезнет или оттолкнет ее, заговорит о жене и детях.
— Ненормальная, — прошептал Фредерик, разрывая шнуры на ее безрукавке, освобождая упругую, темнокожую грудь. — И меня с ума сводишь…
— Я этого так хочу, так хочу, — хрипло призналась Тайра, сдергивая с молодого человека кольчугу и рубаху; на миг остановилась, увидав повязку со свежим пятном крови на его груди. — Тебе не больно?
— Больно, — улыбнулся Фредерик. — Но я ж мужчина…
И он прижал к себе темнокожую красавицу, от которой пахло чем–то необыкновенно притягательным, и, перевернувшись, оказался сверху, подарил приоткрытым алым губам жаркий поцелуй и стянул с Тайры совершенно ненужную в этой уютной пещере юбчонку.
Капитан Черной Дружины счастливо улыбнулась и, застонав от удовольствия, укусила короля Южного королевства за плечо.
Назад: Часть вторая
На главную: Предисловие
