…танцы.

Выспался Алексей хорошо, отлично выспался, никакая музыка не помешала. Проснулся, как и хотел, раненько, но не очень – едва солнышко встало, раньше было бы слишком уж подозрительно – ну, куда пробираться в потемках?

Встал, потянулся, выглянул в окно – вроде все чисто. Выйдя ну улицу – поежился, все ж таки холодновато, чай, не май месяц – октябрь на дворе. Прислушался… Рано-то рано, а на машинном дворе уже заводили трактор, начинался рабочий день – понедельник, и вообще-то следовало бы поторопиться, чтобы никому не мозолить глаза.

Осмотревшись, молодой человек спустился к реке, зашагал по рыбачьей тропке. По берегам струился туман, густой, молочно-белый и плотный, как заварной крахмальный кисель, который кто с сахаром любит есть, кто – с ягодами, а кто – и с подсолнечным маслицем. Алексей, к примеру, как раз с маслом любил… Да-а… перекусить бы сейчас неплохо. Не киселя, так хотя бы яичницу.

Протопроедр улыбнулся – все ж таки хорошо, что прихватил из бабкиной избы упаковку чая и немного сахара. Да и деньги на хлеб имеются, спасибо Ирине Петровне, дачнице, вернее, ее заглохшему «шевроле». Сюда, в магазин, конечно, не стоит ходить, светиться, есть и в других леревнях магазины, поменьше, да подальше. Там хлебушка и купить – а его много надо, – Федотиха-то, может, еще только через неделю вернется, если не через две.

Пройдя вдоль реки километра два, путник перешел бродцем на другой берег и, срезая путь – река делала здесь ха-ароший, верст на пять, крюк – углубился в лес по едва заметной тропке.

Солнышко уже поднималось выше, начинало припекать, согревая стылую от ночного хлада землю. Запрыгали, зачирикали на ветках синицы, вот белобокая сорока взмахнула крыльями, закаркал на старой сосне ворон.

На ворона Алексей никакого внимания не обратил, даже не выругался, потому как в плохие приметы не верил, верил только в хорошие – это ведь куда лучше, так верить. Вот еще вчера загадал – если дождя не будет – сладится все, пойдет как по маслицу, хитро загадал, на небо вечернее ясное глядючи, знал наверняка – не будет никакого дождика, дудки!

Хорошо было идти по осеннему лесу, не жарко, но уже и не холодно. Вокруг золотая листва да темная зелень елей, красные гроздья рябин, багряные папоротники, заросли волчьего лыка, орешник… И воздух такой чистый, свежий, и небо – синее-синее, – и яркое солнышко, и смолистый запах сосен и пряный – пожухлых осенних трав. Да уж, бабье лето – пожалуй, лучшее время года.

Примерно через час впереди, за пролеском, вновь блеснула река, путник немного передохнул, посидел на бревнышке у потухшего рыбацкого костерка, решая для себя – оставаться ли тут или пройти дальше? Нет, пожалуй, тут слишком уж людно будет. Это сейчас нет никого, а на выходные? Понаедут из города рыбаки-охотники, да и местные не пройдут мимо. Не тропка – проходной двор, нет уж, лучше подальше.

Подумав так, молодой человек поднялся и ходко зашагал дальше, теперь уже не удаляясь от реки никуда, прямо по змеящейся под ногами тропинке. Шел часа три, уж никак не меньше, и уже углубился в такую чащу, в которую вряд ли пойдет простой горожанин-турист. И это было хорошо!

Заметив кострище, Алексей остановился, внимательно осматривая местечко. Кострище оказалось оборудованным, обложенным круглыми речными камнями. Кроме того имелись и колышки для котелка, и навес, и даже к уложенным вокруг кострища бревнам были аккуратно прилажены спинки.

Поискав, путник нашел в примотанной проволокой к сосне банке спички, соль и пару рыболовных крючков с запутанной леской. Даже деньги там были – девятнадцать рублей звонкой блестящей мелочью. А что – тоже, может быть, и сгодятся!

Вполне, вполне подходящее место, другое и искать нечего. И от деревни не далеко, и не очень близко, в самый раз, и навес имеется – там можно и спать, нарубить ножом лапника… Или даже сладить шалаш. Кстати, за сосною, в оставленных кем-то дровишках – видать, не все за ночь спалили – нашелся и котелок, и это обрадовало беглеца больше всего. Котелок! Ну, теперь живем!

Спустившись по глинистому откосу к реке, Алексей зачерпнул воды, вскипятил чаю, попив пока так, голью – и то ведь милое дело, после такого пути. Напившись, повеселел и принялся деятельно обустраивать быт. Натаскал под навес лапника, наломал хворосту для костра, вырубил удилище, и, подумав, решил сладить лук, пустив на тетиву оставшуюся леску. Тис в этом лесу, конечно, не рос, пришлось обойтись орешником. Знатный получился лук, крепкий – серьезного зверя, конечно, из такого не завалишь, но вот какую-нибудь птицу – утку, рябчика… Сделал и стрелы – расщепив крепкое сосновое поленце. Острия вырезал из консервной банки, оперенье пока придумал из листьев. Попробовал – на пару десятков шагов било метко, а больше в лесу и не нужно.

Честно-то говоря, не очень-то и нужен был беглецу этот лук, вполне обошелся б и удочкой, да вот захотелось… сладил. И теперь сидел довольный, правда, пока еще не сытый. Посидел, пошел на бережок, закинул удочку… Два часа – три окуня, уклейка и небольшая такая щучка.

Выпотрошив рыбу, Алексей развел костер, поставив уху вариться. Сам же, в ожидании, завалился под навес… с книжкой, точнее сказать – с теми, вырванными из «Истории Европы» листами…

«В мае 1453 г. Константинополь вновь выдержал штурм…» Что? Молодой человек закашлялся, не поверив своим глазам, – вот, уже невесть что кажется. Еще раз вчитался… Нет, точно! Не показалось! «Выдержал штурм». В мае 1453 года! Как раз тогда…

Протопроедр глуповато заулыбался, не в силах сдержать прущую из груди радость. Потом немного успокоился, взял листы дрожащей рукою, осторожненько глянул, опасаясь – а вдруг?

Нет! Ничего никуда не делось – «выдержал штурм» – и все тут! А ведь там, в библиотеке, все было иначе. Алексей точно помнил – «В 1453 году столица империи пала под натиском турок». А здесь… Ну-ка, ну-ка, и что там дальше?

«Султан Мехмед так больше и не решился пойти на генеральное сражение, поглощенный внутренними и внешними проблемами – нападением Кара-Коюнлу, угрозой со стороны Египта, и восстанием янычар, никогда не пылавших особой любовью к молодому султану».

Подпрыгнув, Алексей резко согнул в локте руку:

– Йес!!!

И стал быстро читать дальше.

«Весной 1455 года янычары устроили переворот, поддержанный сипахами и дворцовой знатью. В результате заговора султан Мехмед был убит, и к власти пришел некто Селим, родной брат третьей жены Мехмеда красавицы Фирузы, по словам злопыхателей, Фируза ранее была известна в самых низких кругах Константинополя как циркачка или гетера».

Ого! Гетера, значит… Интересно, как она проникла в гарем султана? Красивой, наверное, была. И честолюбивой. Надо же – привела к власти своего братца. Без посторонней помощи? Сомнительно, весьма сомнительно!

Но что там дальше?

«Опираясь на янычар, Селим укрепил армию и, наведя порядок на границах, в конце мая 1455 года вновь осадил Константинополь. Город был взят…»

Господи! Взят! Все-таки – взят!

«Город был взят и в скором времени стал столицей Османской империи под новым названием – Стамбул… Во время устроенной сразу после штурма резни погибли почти все жители…»

Стамбул!

1455 год! Султан Селим… Селим Завоеватель, Селим Фатих. Не Мехмед. А какая разница? Ну на два года позже… Господи, Господи, неужели такое может быть? Так вот, написано же… И дальше история пошла по привычному руслу… Только вот – небольшое изменение – не в 1453 году пала Византия, а в 1455-м, и султаном стал не Мехмед, а Селим. И что с того? Хрен редьки не слаще!

Подавленный, Алексей совсем забыл про уху – вода уже почти выкипела, пришлось срочно снимать котелок, обжегся… Обжегся… И тут же подумал – а как же раньше? Про падение Константинополя в мае 1453 года ведь тоже было написано?!

Молодой человек вновь достал из кармана листок… Ну да! Вот именно так и написано!

«…В мае 1453 года город был взят войсками турецкого султана Мехмеда, позднее прозванного завоевателем»!

Господи, да что же такое делается-то? А что же Селим? 1455 год? Ведь только что именно так и было написано, Алексей своими глазами видел. Неужто – глюки пошли? С чего бы?

А ну-ка…

Ну вот…

«…Еще несколько раз, в течение XV–XVI веков Османская Турция предпринимала попытки взять Константинополь штурмом, всякий раз заканчивающиеся неудачно. Вмешательство Генуи, Венеции, Империи Габсбургов и Польши не позволило османам воплотить в жизнь свои далеко идущие планы. Константинополь остался свободным, сначала – под протекторатом Габсбургов, позже получив статус Вольного города – порто франко. Однако Византийская империя уже никогда больше так и не смогла возродить свое былое могущество…»

– Вольный город! – пораженный, прошептал Алексей.

Значит – возможно такое? Возможно все-таки! И пусть не будет у империи могущества, но город-то цел! И не будет никакой резни, и никакого Стамбула! Черт с ним, пусть Габсбурги, лишь бы не турки!

Осторожно свернув листы, Алексей подумал и вдруг с решительностью сунул их в догоравший костер. На миг вспыхнуло яркое пламя…

Ну вот. Вот так. Пусть уж останется порто франко!

Протопроедр улыбнулся – поступок-то был ребяческий – придвинул к себе котелок… Ага, похлебал ушицы! Нечем! Хорошо, вода почти вся выкипела, да остыло уже – достал и руками рыбу, а так бы…

Покончив с обедом, Алексей вытащил нож и, отыскав подходящее полено, принялся вырезать ложку. И все размышлял – о Селиме, Фирузе, порто франко… Нет, ну надо же – Вольный город! И снова были штурмы… и не взяли! Не взяли! Не помогло ни огромное войско, ни пушки… Ни даже предатели!

Протопроедр не заметил, как наступил вечер. Все что-то делал – еще немного порубил лапника, наловил рыбы, выстругал с десяток стрел – назавтра с утреца задумал пойти в бор да на болото, подстрелить не рябчика, так утку, испечь в глине. Да, и в магазин бы хорошо заглянуть, купить хлеба.

Вольный город!

Да, но возможно и другое… 1453 год. И 1455-й. Султан Мехмед. Селим. Селим Фатих.

– Эй, на бережку!

Молодой человек вздрогнул, увидев на реке лодку с тремя мужиками. Лодка явно поворачивала к берегу. К этому вот самому месту.

– На ночь пристать можно? Не помешаем?

Алексей пожал плечами и улыбнулся:

– Не помешаете. Если не сильно приставать будете!

И быстро спустился вниз, к самой воде, встал у камней:

– Давайте, бросайте веревку!

– Ага… Нате, держите… Спасибо!

Дружно затащив нос лодки на мель, мужички забрали рюкзаки и поднялись к кострищу.

– О, да тут уже целый бивуак! Ушица.

– Садитесь, похлебайте, – гостеприимно предложил протопроедр – рыбаки ему чем-то понравились.

Один – лет сорока – мужичок при бороде и в очках, и двое помоложе, тоже бородатые, правда, эти без очков. Одеты все в камуфляж – удобно. Удочки, спиннинг, радиоприемник… Усевшись, старший покрутил звук – один треск и шипение. И виновато улыбнулся:

– Не ловит.

Алексей хохотнул:

– Главное, чтоб рыба ловилась, большая и маленькая!

– Это верно. – Мужчина снова заулыбался. – Меня Владимир зовут.

Познакомились. Молодые – Игорь и Иннокентий – называли старшего уважительно – Владимир Иваныч. Как понял протопроедр, Владимир Иваныч был преподавателем какого-то вуза, а два его бородатых спутника – аспирантами. Славная подобралась компания, интеллигентная.

Парни нарубили дровишек, и костер запылал куда веселей. Поставили ушицу, чайничек, нашлись в рюкзаках и огурцы, и помидоры, и водка. Ну и, само собой, хлебушек – вот уж чему Алексей обрадовался, и куда больше, чем водке.

– Забыл захватить, – оправдывался, уплетая куски за обе щеки. – А в магазин уже поздно.

– Ешьте, ешьте, – разливая по металлическим стопочкам водку, смеялся Владимир Иваныч. – Мы завтра в Касимовке купим.

– Вижу, не в первый раз здесь?

– Да уж, не в первый. Ну, за знакомство!

Алексей не то чтобы захмелел, но, выпив, быстро почувствовал усталость.

Глаза слипались, неудержимо хотелось спать, то ли устал за день, то ли потому что, вообще-то, поздно уже было.

– Ну, все мужики, я пойду, вздремну.

– Давайте, давайте, Леша, а мы еще немножко посидим. Не помешаем?

– Ну, что вы!

Узкая, ятаганом, луна зависла над высокой корявой сосною, меж ветками мигали звезды. Ярко горел костер, отбрасывая оранжево-желтые блики, вкусно пахло ухою и хлебом.

Протопроедр развалился на лапнике, чувствуя приятное исходящее от костра тепло. Закрыл глаза… да вот сон, собака, куда-то делся! И тем не менее все равно было хорошо так вот лежать, уютно. Размышлять о своем, слушать вполуха идущую у костра беседу.

Да-а… сразу видно – ученые! Все слова какие-то не очень понятные: неравновесная термодинамика, нелинейные системы, аттрактор…

– Но ведь Пригожин же говорил: прямая аналогия, распространенная на социальные системы не может являться корректной! – горячился Кеша.

– Пригожин? – Владимир Иваныч раскраснелся, то ли от водки, то ли от костра, то ли от спора – а, скорее всего, от всего вместе. – А вы Николиса почитайте, Фуко. Тоффлера!

– Да при чем же здесь Тоффлер, мы ведь о синергетике говорим!

– А я тоже полагаю – теорию нелинейных динамик вполне можно распространить и на социальную среду… скажем, на ту же историю, – пригладив бороду, вступил в разговор дотоле молчавший Игорь. – Ведь история так же нелинейна, как и все прочее. Даже еще более нелинейна, и элемент случайности, хаоса, в ней очень велик!

– Браво, Игорек, браво! – Владимр Иваныч захлопал в ладоши. – А вы, Иннокентий, не горячитесь так… Лучше налейте. Алексей, вы, я вижу, не спите? Выпьете?

– А, пожалуй, что и выпью, – протопроедр поднялся с лапника – очень уж его заинтересовала тема беседы, особенно – про элемент случайности в истории.

– Слышу, философские разговоры ведете…

– А вы, Леша, по профессии кто?

– Я ж вам говорил – механизатор. Но на истфак когда-то поступал… давно уже…

– Жаль, не естественник, ну да ладно…

– А что это за теория такая – о случайности?

Владимир Иваныч выпил, осадил огурчиком, улыбнулся:

– Попробую кое-что разъяснить… насколько получится. Вы, Алексей, философию когда-нибудь изучали?

Протопроедр ответил уклончиво:

– Проходил… Все больше – мимо. Канта только и помню, да еще Фому Аквинского и блаженного Августина.

– Кант, это, конечно, могуче… А о Пригожине, Курдюмове, Николисе что-нибудь слышали?

Алексей только руками развел.

– Жаль, что вы не естественник, – снова произнес Владимир Иваныч. – Понимаете, Илья Пригожин – это крупный бельгийский ученый, физик, химик, философ… Впрочем, что о нем? Давайте о синергетике, о неодетерминизме, теории нелинейных динамик…

– Стоп, стоп, стоп! – под смех аспирантов протопроедр замахал руками. – А ну-ка, начисляйте! Я смотрю, без стопки тут точно не разберешься!

– Хороший вы человек, Алексей, – веселый, любознательный! Ну, будем… – выпив, Владимир Иваныч хлебнул ложкой ушицы и продолжал уже более веселым тоном: – Понимаете, Леша, мы живем в мире неустойчивых процессов, возможны нестандартные состояния систем, когда равновесное состояние установиться просто не успевает и за порогом неустойчивости возникает новая структура, во многом случайная, однако притягивающаяся к некому состоянию, режиму, его называют аттрактором, исходя из чего вовсе не все ветви эволюции системы являются возможными. Однако во время неустойчивости образуются так называемые точки ветвления, бифуркации, иногда даже целые каскады, когда даже самое небольшое увеличение внешнего воздействия может привести к очень сильным эффектам, несоизмеримым с исходным воздействием.

Выслушав, Алексей улыбнулся:

– Понятно. А если – на примере?

– На примере? Пожалуйста! Возьмем жидкую среду…

– Не, не, не! – разлив остатки водки, протопроедр махнул рукой. – Жидкостью рисковать не будем. Все ж таки денег стоит.

Все весело засмеялись:

– Да водка у нас еще есть, а кончится – купим.

– И все-таки… Давайте лучше какие-нибудь из истории примеры, хоть вот падение Царьграда-Константинополя взять. Могло быть? Могло не быть? Так понимаю?

Профессор усмехнулся:

– Ну, история – это к Игорю.

Игорь засмеялся, ухмыльнулся с некой показной важностью – для веселья, однако – видно было – глаза смотрели серьезно, не пьяно вовсе:

– Ну, чем смогу – помогу. Вообще-то я по Византии не специалист, вообще по медиевистике. Однако общими усилиями, думаю, разберемся. Что там вы, Алексей, предлагаете? Константинополь в пятнадцатом веке? Турки могли его взять, точней, взяли, а могли – и нет?

– Могли и раньше взять, – негромко промолвил протопроедр. – В начале века еще. Если б не Тимур.

– Ах да, да, Тимур, помню. Вообще-то, Византия к тому времени настолько одряхлела, настолько все там в раздрай пошло, что даже странно, что турки так долго возились. Собственных-то ресурсов у империи почти уже и не оставалось, так?

– Ну, так. – Алексей скрепя сердце согласился.

– А раз так, одна надежда – на чужую помощь.

– А еще на ослабление турок.

– Угу, на ослабление. Кеша, если не трудно, дровишек в костер подкинь, а то холодновато что-то.

Ярко вспыхнуло почти уже погасшее пламя, выхватывая из темноты навес, лапник, бревна…

Аспирант смешно наморщил нос:

– Значит, я так понимаю, ресурсов на возрождение у Византии практически не было при любых условиях?

Протопроедр молча кивнул.

– Вот это и будет аттрактор, – игнорировав скептическую ухмылку Иннокентия, заявил Игорь. – Режим, к которому тяготеет система. Иными словами – могучая Византия, такая, какой она была в раннее средневековье, ни при каких условиях не возникнет – просто нет этих условий, при всей нелинейности и случайности. Однако это вовсе не значит, что Константинополь обречен пасть под ударами турок. Вовсе не обязательно – тут возможны вмешательства как внешних, так и внутренних факторов – в точке бифуркации играет роль даже, казалось бы, самая малая случайность. Город вполне может и уцелеть, пусть даже и не в качестве столицы могучей державы, но и не в виде исламского Стамбула. Скажем, в составе Генуэзского государства, или – той же Венгрии, Польши…

– Габсбурги еще были, – скрывая волнение, подсказал Алексей.

Игорь кивнул:

– Да, и Габсбурги.

– А еще, может быть – порто франко.

– Вольный город? Ну, это вряд ли… Может быть, позже, веке в восемнадцатом… ближе к концу. А потом – вполне вероятно, Константинополь мог бы стать столицей русской эмиграции, вместо того же Парижа. Единоверцы все-таки.

– Угу, – Алексей кивнул уже куда веселее. – А столицей османов была бы хоть та же Анкара. Изначально! Такая вот бифуркация.

Все засмеялись, и профессор тоже. Накатили по новой, выпили, и – уже теперь все – улеглись спать. Протопроедр – под навесом, в лапнике, а ученые туристы – в палатке, расставленной еще затемно, да и что там было расставлять-то? Натянуть тент на дуги – всего-то делов…

Они простились утром, попив чайку, ученые отправились дальше, а Алексей остался на берегу, у костерка, теперь – куда уже более веселым, нежели раньше. Точка бифуркации, аттрактор, нелинейные системы… Вот оно как, оказывается! А то думалось – сказка, колдовство… Никакое не колдовство… Наука!

Немного посидев у костра, беглец спустился к реке и закинул удочку. Оранжево-желтое, почти по-летнему яркое солнце вставало за деревьями, за дальним лесом, отражаясь в воде зыбкой мерцающей полосою. Поднимался ветер, несильный, но какой-то неожиданно промозглый, зябкий – Алексей поежился и сплюнул: рыба что-то никак не желала ловиться. То ли погода менялась, то ли рыбак был неважный, а, скорее, и то и другое сразу.

Постояв с полчасика, молодой человек махнул рукой и, с тревогой посмотрев небо – осень осенью, а все ж не хотелось бы дождя – решился пройтись до ближайшего магазина: подкупить хлеба и, если удастся, сторговать у кого-нибудь в деревне картошки – для той же ушицы. Да и дичь запечь… Дичь!

Подумав, Алексей прихватил с собой лук и стрелы – пора было уже испытать придумку, не рябчика подстрелить, так хотя бы утку! Запечь с яблоками или гречневой кашей… кстати – в таком разе хорошо бы достать и яблок, и немного гречки.

В более-менее крупные населенные пункты – ту же Касимовку – протопроедр, рассудив здраво, решил не идти – ну его к ляду там без нужды светиться. Мелкие деревушки тоже не совсем подходили – по причине отсутствия торговых точек, оставалось… оставалось одно Чернохватово, небольшое село рядом со старой фермой. Еще этим летом… да-да, именно что этим… там работал маленький частный магазинчик, торгующий всем подряд – от водки до резиновых тапочек-шлепок. Ну, тапочки путнику были вроде бы не нужны, а водку в одиночестве пить не хотелось, да и денег – тех, что заработал у дачницы – оставалось в обрез – на хлеб, да вот на гречку.

Дорогу к ферме Алексей примерно знал, да и так не заплутал бы – вдоль всей реки вилась рыбацкая тропка, выводившая аккурат на большак, с которого как раз и были хорошо видны заброшенные приземистые здания, наполовину растасканные на кирпичи, а уж за ними, чуть в отдалении, маячили серые крыши села с когда-то разломанной, а ныне – вновь отстроенной церковью Покрова Божьей Матери.

Ветер усилился, натащил на все небо сизые холодные тучи, даже стал накрапывать дождик, правда, недолго, когда путник, припрятав лук и стрелы в придорожных кустах, подходил к околице, дождик уже кончался, а в разрывах туч приветливо сверкали голубые лепестки неба.

Из крайней избы, вросшей в землю, казалось, по самые окна, вдруг вышла сгорбленная старушка в зеленом цветастом платке и ватнике. Поежилась, взглянула на небо и, перекрестившись на макушку видневшейся за высокими кустами церкви, схватила в руки увесистый колун, с размаху хватанув им большую сучковатую чурку.

– Помочь, бабушка? – подойдя ближе, поинтересовался беглец.

Старушка с готовностью обернулась:

– А и помоги, милый. Чай, из города будешь?

– Оттуда!

Алексей ухватил колун, размахнулся…

– Эх! Привыкли руки к топорам… Хэк!

Чурка разлетелась надвое, словно человеческая голова под саблею янычара… Нет, не так! – словно голова янычара под мечом акрита! Да, так куда лучше… Хэк!

– И ловок же ты колоть! – умилилась бабуся. – Не скажешь, что и городской.

– Корни-то из деревни, бабуля!

– Оно и видно. Молочка не хочешь ли?

– Не откажусь.

Расколов чурку, протопроедр аккуратно прислонил колун к завалинке, поросшей пожухлой осенней травою.

– Ну ты тут посиди, а я вынесу. Изба-то у меня для тебя маловата. Тебя как звать-то?

– Алексей.

– Алексий, значит… А я – Пелагея. Пелагея Ивановна.

Старушка скрылась в избе и, немного погодя, вышла, неся в руках глиняную крынку:

– Пей, Алексий. На здоровьице. На вот и хлебца – сама напекла.

Протопроедр с удовольствием выпил холодного – зубы сводило – молока с горбушкою хорошо пропеченного хрустящего ржаного хлеба. Потянулся:

– Может, чего еще помочь, Пелагея Ивановна?

– Да у тебя, чай, и свои дела есть. Ты чего пришел-то, Алексий? Небось, в магазин? Так зря – водки там нету. Третьего дня артельщики на тракторе приезжали – всю водку и выпили, а за новой Василиса еще не ездила.

– Василиса – это хозяйка магазина? – поднимаясь с завалинки, уточнил молодой человек.

Старушка кивнула:

– Она.

И тут же похвасталась:

– Племянницей мне приходится.

«А кроме племянницы, наверное, никого и нету, – почему-то подумал Алексей. – Иначе б дрова сама не колола».

– Одна я живу. – Бабуля словно подслушала мысли. – Муж, Федор, погиб еще в финскую, сына два было… тоже Господь прибрал, а внуков не дал… Вот одна и доживаю…

Муж в финскую погиб… Это ж сколько бабушке лет-то? Лет девяносто, уж никак не меньше. А ничего выглядит – дрова, вон, сама колет.

– Спасибо, Пелагея Ивановна, за молочко, – поблагодарил он.

– Ништо. Тебе спасибо. Помог вот… Рыбы-то наловил?

Алексей развел руками:

– Ловлю вот. Да и дичь промышляю – есть тут на озерах утки-то?

– Да есть. – Старушка вдруг взглянула на путника неожиданно строго, прищурив и без того узкие, оплетенные многочисленными морщинами глаза, бесцветные, как у всех стариков, и, почмокав губами, предупредила: – Ты только к Черному болоту не ходи, как охотиться будешь. Уж больно худое место.

– Так оно отродясь хорошим не считалось, – хохотнул молодой человек. – А дичи там много! И клюквы.

– Отродясь не считалось, а ныне – еще хуже стало. – Обернувшись, Пелагея Ивановна снова перекрестилась на церковную маковку и, понизив голос, спросила: – Грозу-то, чай, слышал?

– Слышал. И что? Бывает ведь и зимой гроза, редко, но случается, а тут октябрь всего-то!

– Нехорошая эта гроза, вызванная! – убежденно промолвила бабка.

Алексей вздрогнул:

– Что значит – вызванная?

– А то и значит, – Пелагея Ивановна прищурилась еще больше. – Не сама пришла, зло с собой принесла.

– Зло? Это какое же, интересно, зло?

В небе послышался быстро приближающийся гул. Оба собеседника вскинули головы, провожая глазами желто-синий милицейский вертолет, скрывшийся за холмом и дубравой.

Беглец покачал головой:

– Не нашли еще ребятишек?

– И не найдут, – вздохнула старушка. – Чую, нет их уже в живых – на Черном болоте сгинули.

– Утонули, что ль?

– Нет, не утонули… Зло их сгубило. То, что пришло… – поправив платок, бабушка вдруг махнула рукой. – Ладно, что я тебе зубы-то заговариваю? Ты иди, Алексей, в магазин-то, покуда Василиса в город не уехала, она собиралась. Дай Бог здоровья тебе да счастья.

– И вам того же, Пелагея Ивановна.

Алексей улыбнулся как-то невесело – задели, задели его слова бабки. Что же, выходит, это он – его появление здесь – и есть зло? И эти ребята, потеряшки… С чего б они сгинули-то? Черное болото – не такая уж и глушь, ежели в трясину не забрели, наверняка давно бы уже вышли – там ведь грунтовка рядом. Нет, если не утонули, так не пропали бы… Молнией их, что ли, поразило? Тогда тела, наверное, давно нашли бы…

Так вот, в невеселых мыслях, и подошел путник к указанной старушкой избе – добротной, синей, с белыми резными наличниками, этаким изысканным деревянным кружевом. Окромя дома во дворе, за невысоким, тоже выкрашенным синей краской забором, виднелись сараи, амбар и баня, возле которого кормила кур высокая женщина в телогрее и заправленных в резиновые сапоги джинсах.

– Здравствуйте, – подойдя к забору, вежливо поприветствовал Алексей. – Вы, случайно, не Василиса будете?

Женщина обернулась:

– Случайно я. Вам, наверное, в магазин нужно? Подождите минут пять, пока управлюсь, ладно?

Кивнув, Алексей присел на вкопанную у забора лавочку и задумчиво посмотрел в небо, буквально на глазах очищавшееся от туч. Снова – прямо в глаза – радостно засверкало солнце, вытягивая четкие черные тени от багряно-золотых кленов, росших прямо напротив лавки. Хорошо было так сидеть, покойно. Смотреть на желтые деревья, на склоны холмов, на реку, на синее-синее небо. Осень… И что же, интересно, имела в виду бабка Пелагея? Какое еще зло?

– Ну, заходите, пожалуйста.

Молодой человек следом за продавщицей – точнее, хозяйкой – зашел в амбар, оказавшийся на поверку тем самым магазином, полным всяческой разности – серпов, грабель, китайских картин в пластмассовых рамках, турецкого печенья, лимонада устрашающей расцветки в полуторалитровых пластиковых бутылях, пива, вяленой воблы, игрушек…

– Водки, сразу предупреждаю, – нет. Кончилась. Сейчас вот, в город съезжу, привезу – можете вечером зайти.

– Господи, – не выдержав, покривился Алексей. – Да с чего вы все взяли, что мне водка нужна? Мне б хлебушка да гречки чуть-чуть… И еще спичек. Вот, на сотню. То есть не спичек на сотню, а всего…

– Понятно, что не спичек…

Хозяйка магазина принялась взвешивать на весах гречку, а молодой человек тем временем с любопытством разглядывал магазин. Добротные бревна, железные решетки на маленьких узких окнах, дверь… такие только в крепостях, попробуй, возьми! Если поджечь только… А это здесь могут, запросто! Не продала кому-нибудь ночью водки или так, из зависти. Вон, двор-то какой, хозяйство, за углом – джип… Запросто могут поджечь, запросто, народ у нас такой, завистливый…

На двери амбара кнопками был прикреплен отпечатанный на ксероксе листок стандартного формата А-4 с портретами двух мальчишек лет по двенадцати… Ага! Вот они, потеряшки. Ну да – фамилия, имена, возраст… Особые приметы, то есть – отсутствие таковых. Словесный портрет – «лицо овальное, волосы светло-русые, веснушки, глаза серые» – таких пацанов тысячи, миллионы… Одеты… Стандартно одеты – оба в джинсах, один – в серых, другой – в голубых, кроссовки, курточки – тоже стандартные турецкие джинсовки, бодлонки… у одного – с надписью «Гарвард Юниверсити» – ого себе, Гарвард Юниверсити! – у другого – портрет группы «Король и Шут». Ну надо же! «Король и Шут». «Если мясо мужики пивом запивали!» Алексей уж и не думал, что эту группу кто-нибудь еще слушает, а вот на тебе! Сразу вспомнилось детство, пусть и детдомовское, в все равно, хорошие были времена… Может быть, потому, что люди в детском доме попались хорошие, с душой? Тот же Василий Филиппыч, воспитатель… Теперь, говорят, детей из детдомов стараются раздать по приемным семьям. Такое и раньше тоже было, но реже. Алексей даже и не представлял сейчас, захотел бы он в семью? Ну когда маленький, оно понятно… А когда пятнадцать? Нет, вряд ли. Лучше уж в детском доме, чем у чужих-то людей. Да еще говорят, некоторые просто так детей берут, ради денег… Жлобы, блин…

Сложив купленные продукты в пакет, Алексей поблагодарил Василису и, выйдя на улицу, зашагал обратно к реке, не забыв прихватить спрятанные в кустах лук и стрелы. И ведь словно кто-то ворожил нехорошо! Охота оказалась такой же неважной, как и рыбалка – не встретилось по пути ни глухаря, ни рябчика, даже утки – и той… Кстати, об утках. А ведь на Черном болоте их действительно много. Не в самой, конечно, трясине, а рядом, в камышах, в заводях… Идти, да, далековато. Зато – гарантированyо – с дичью! А есть-то хочется. Значит – идти.

Оставив под навесом продукты, Алексей закинул на плечо лук и, сунув в пакет стрелы, отправился на охоту. Шел быстро – хотелось все же успеть вернуться до темноты. Хрустели на лесной тропе ветки, над головой шмыгали с ветки на ветку белки, где-то совсем рядом неутомимо стучал дятел – тук-тук, тук-тук, тук… Вот замолчал. Надоело? Или спугнул кто-то?

Путник прислушался: да нет, вроде тихо. И снова зашагал дальше – благо уже не так уж и далеко оставалось, Курскую дугу прошел…

И, наконец, вот оно – болото. Слышно, как кричат кулики… А вот – коростель! А вот – выпь… Ну и конечно – утки! Вот они, уточки… кря-кря-кря… А ну, плывите-ка сюда, плывите… Ого, как вас здесь много!

Спрятавшись в камышах, Алексей сглотнул слюну и наложил на тетиву стрелу. В том, что попадет – не сомневался. С десяти-то шагов?! Прицелился… Оп!!!

Есть! Вот она, уточка… А остальные, дурехи, не улетели – ну, как же, чай, не ружье, грома не слышно.

Теперь бы как бы добраться… Не утонуть бы самому… впрочем, не такая уж здесь и трясина… Лечь на камыши… ухватиться за ветку… Ага! Есть! Жирная какая! Счас ее с яблоками – чтоб запах тины убрать, с гречкой – от лишнего жира… Запечь в глине – пальчики оближешь!

Может, еще и вторую? Нет, стухнет. Лучше уж потом еще разок прийти… Как в магазин, ха! «Живая рыба»… то есть – живая дичь. Пока еще живая…

Алексей даже не понял – почему он их не заметил сразу? То ли слишком уж замечтался об ужине (кстати, и водочки еще с ночи осталось немножко), то ли они его специально ждали, затаились в ольшанyике… Теперь уж не важно…

– Здравствуйте!

Трое в форме!

Один – старший лейтенант – и два дюжих сержанта. Не местные, видать, из района прислали на помощь в поисках.

– Мальчишек двоих здесь нигде поблизости не видали?

– Мальчишек? Нет. А что, до сих пор не нашли?

– Да не нашли… А что это у вас – никак лук и стрелы?

– А что, не дозволяется? Я ведь ради спортивного интереса…

– Позвольте взглянуть?

– Да пожалуйста!

Лук перекочевал в руки старшего лейтенанта. Тот усмехнулся, прищурился… и вдруг жестко бросил:

– Хватай его, ребята! Он!

– Как хватай?

Алексей опешил, он и не собирался сопротивляться, хотя, может быть, и надо было б… А руки уже заломили за спину… щелк – наручники!!!

– Да как же это? Почему? За что? По…