— Шу-урды! — Пронзительный вопль заставил меня резко обернуться и взглянуть назад.

Погоню увидел Лени. Почти слепой, с набухшей кровью повязкой на лице, он приподнялся на волокуше и с криком протягивал руку назад. Там, далеко за нашими спинами, на белоснежном снегу Асдоры появилось два небольших темных пятна, стремительно приближающихся к нам. Так стремительно, что это могло означать лишь одно — по нашему следу пустили темных сгархов. Два огромных зверя с всадниками на спинах, опустив массивные головы ко льду, прыжками неслись вперед. От них не уйти.

Нас настигала сама смерть.

Со стоном Лени почти наощупь ухватился за рукоять лежащего рядом топора и кулем вывалился из волокуши на снег, испачкав его девственную белизну своей кровью. Заворочался и медленно поднялся на ноги, опираясь на топор.

— Уходите, господин. — Лени был страшен. Исполосованное лицо едва прикрыто сползшими бинтами, не скрывающими зияющую пустотой глазницу. — Уходите все. Я задержу их.

— Нет! Я не уходить! Сражаться вместе! — крикнул Тикса, срывая с пояса молоток. — Не уходить!

— Никто не уйдет, — хрипло бросил я. — Бессмысленно. От сгархов не оторваться и не спрятаться.

— Уходите, господин, — упрямо повторил покачивающийся Лени. — Хотя бы вы. Мы задержим их, насколько возможно. Мы выиграем вам время…

— Нет! — отрезал я и взял с волокуши сверток со своим двуручным мечом. Против сгархов короткие мечи бесполезны. — Мы дадим этим тварям бой! Ниргалы! Приготовить оружие! В первую очередь сшибайте наездников!

— Да! Мы дать им бой! Такой бой, что они никогда не забыть! — кивнул Тикса, исподлобья смотря на приближающихся сгархов.

Преследователи уже увидели нас и заметно ускорились. Один из наездников поднес ко рту изогнутый рог и издал протяжный рев. Подает сигнал и направление движения для отставших шурдов. Как будто двух сгархов недостаточно, чтобы разделаться с несколькими смертельно уставшими воинами.

Трусливые твари…

— Не дайте им с ходу смять нас! А они постараются это сделать! — Я отдавал приказы, хотя сам не верил в их действенность, сгархи слишком быстры. — Ниргалы, стреляйте по готовности!

Те словно ждали моего приказа. Разом подняв оружие, ниргалы спустили тетивы, и навстречу сгархам со свистом умчалось два арбалетных болта. Обычно ниргалы били без промаха, но попасть в наездника, прижавшегося к спине неровно скачущего сгарха, было крайне трудной задачей. Оба выстрела пропали зря. Ушли в никуда. А сгархи не стояли на месте, приближаясь с каждым мигом.

— Еще! — крикнул я, срывая с меча покрывающие его шкуры. — Сосредоточьте огонь на левом сгархе!

Следующий сдвоенный выстрел оказался более удачным. Один из болтов по касательной прошел по морде зверя и завяз в бедре наездника. Шурд заверещал, наклонившись в сторону и хватаясь за простреленное бедро. Это его спасло — пущенный Шрамом болт вместо груди вонзился гоблину в левое плечо, и, захлебнувшись криком, тот откинулся назад, чудом не свалившись со спины сгарха.

— Вот так! — яростно заорал я, потрясая над головой мечом. — Вот вам, твари!

Третьего залпа не последовало — противник сократил расстояние до пятнадцати шагов. Человеческих шагов. Для сгархов — три сильных прыжка. Отбросив арбалеты в снег, ниргалы выхватили из ножен мечи и вышли вперед, готовясь принять на себя первый удар. Я встал между ними. Сегодня мое место здесь — в первом ряду.

Подскочивший Тикса резко взмахнул рукой и метнул в морду сгарха испещренный загадочными символами гномьего языка камень. На таком расстоянии трудно было промахнуться. С глухим шлепком камень врезался в покатый лоб зверя и с треском разлетелся на куски. Зик-кдахор. Метательное оружие Подгорного народа на этот раз подвело — резко остановившийся сгарх уцелел и со злобным рыком замотал окровавленной мордой. Второй зверь не замедлил хода и с оглушающим ревом налетел на нас. Сидящий на спине сгарха наездник спустил тетиву лука. В меня с глухим стуком стуком врезалась стрела, переломившись от удара и отлетев в сторону. Я даже не пошатнулся.

Сгарх с молниеносной скоростью крутнулся на месте, и одного из ниргалов сбило с ног ударом когтистой лапы. Второй ниргал бесстрастно шагнул вперед и полоснул мечом, глубоко взрезая шкуру зверя, а заодно и ногу его наездника. И тут же воина сокрушил мощнейший удар второго сгарха, буквально вбивший его в снег. Оправилась таки зверюга. По броне придавленного ниргала заскрежетали клыки, стараясь вскрыть железную скорлупу. Дальнейшего я уже не видел.

Перестав быть сторонним наблюдателем, я отрешенно шагнул вперед и с ледяным спокойствием вонзил меч в опущенную шею сгарха, что продолжал терзать ниргала. С силой навалился всем телом, погружая лезвие еще глубже в неподатливую плоть, стараясь задеть и рассечь позвонки. С ревом сгарх вскинулся на задние лапы, орошая снег льющейся из пробитой шеи кровью. Меня сотряс чудовищный по силе удар, пришедшийся по груди, и я почувствовал, что лечу спиной вперед… вместе с истошно верещащим гоблином. Сбивший с ног и откинувший назад удар вместе со мной сорвал со спины зверя «поводыря», чья окровавленная нога до бедра была опутана ледяными щупальцами. Тяжело рухнув в снег, я невольно вскрикнул от пронзившей затылок боли — с силой приложился им о собственный шлем при падении. В голове помутилось. Тяжело перевернувшись, я с трудом поднялся на колено и едва не рухнул вновь из-за сотрясающих меня беспорядочных рывков. В шаге от меня пронзительно выл катающийся по снегу шурд, стараясь сбросить с себя ледяные отростки, стремительно погружающиеся в его тело. Крохотный миг — и шурд захрипел, безвольно обмяк, его перекошенная в судороге рожа на моих глазах серела и словно усыхала. А я почувствовал неожиданный прилив сил. Сознание прояснилось, впившаяся в затылок боль затихла.

Не задумываясь, я рывком поднялся на ноги и, шагнув к мертвому шурду, обрушил на его голову лезвие меча, глубоко прорубив затылок и раскрошив сжимающий затылок изогнутый костяной гребень. Не останавливаясь ни на мгновение, я уже заученным движением обхватил пучок щупалец у основания и силой рванул на себя, выдирая из трупа гоблина. Отбросил их за плечо — ледяные побеги тут же взвились в воздух и затрепетали над моей головой — и неожиданно стремительно кинулся обратно в бой, словно бежал налегке, словно не нес на себе тяжесть доспехов и оружия.

Я мчался к оставшемуся без «поводыря», но не ставшему без него менее опасному сгарху. С вспоротым боком, с глубоко пробитой шеей, откуда хлестала кровь, эта зверюга продолжала сражаться, по-прежнему придавливала ниргала к земле и грызла, грызла его своими страшными клыками. Потеряв контроль со стороны «поводыря», сгарх пришел в бешенство и теперь вымещал всю накопленную злобу на первом попавшемся на его глаза враге. Слепая ярость. Поваленный ниргал вслепую отмахивался ножом, другой рукой стараясь достать до отброшенного в сторону меча.

За те мгновения, что мне понадобились на преодоление четырех шагов, я успел бросить короткий взгляд по сторонам.

У другого ниргала дела были чуть лучше — он кружил вокруг второго сгарха, не позволяя сбить себя с ног и полосуя зверя мелкими ударами меча. В двух шагах позади метался из стороны в сторону беспрестанно вопящий Тикса, метая в наездника камни. Обычные камни. Но от этого не менее опасные. «Поводырь» уже и не помышлял о стрельбе из лука, безвольно мотаясь на спине зверя и стараясь лишь не слететь вниз под градом сыплющихся на него камней. На его разбитых губах пузырилась смешанная со слюной кровь. Но это не мешало гоблину направлять сгарха при помощи плотно сидящего на затылке костяного гребня. Оставшийся у волокуши Лени, почти ничего не видя, натягивал тетиву лука. Правильно, оставайся подальше от боя. Лишь бы по ошибке не всадил стрелу вместо врага в друга.

Слишком занятый неподатливой добычей сгарх ничего не видел вокруг себя, и мне это дало лишний шанс. Я выставил перед собой меч и, с размаху налетев на зверя, вонзил лезвие в уже разрезанный ниргалом бок, вбивая оружие как можно глубже. Туда, где под толстой шкурой и переплетением мышц прятались нежные органы. Ударил и, уцепившись за рукоять, начал раскачивать засевший в ране меч, стараясь причинить как можно больше повреждений. По-другому эту тварь не свалить. Взревевший от боли сгарх метнулся в сторону, вырывая у меня из рук оружие, но я со злобной радостью заметил, что израненный зверь движется уже далеко не так проворно, как раньше. Так же, как заметил тот факт, что ледяные отростки не воспользовались возможностью и не попытавшись напасть на зверя, тянулись ко второму гоблину-«поводырю».

Получивший свободу ниргал наконец дотянулся до меча и, пошатываясь, поднялся на ноги. Исполосованная когтями и клыками броня вновь доказала свою несокрушимость. Видя, что добыча поднялась, издыхающий от кровопотери и чудовищных ран зверь пошел вперед! Опустив голову к земле, хромая на израненные ножом передние лапы, таща в себе засевший в ране меч, на грани смерти, тварь и не подумала спасаться бегством, она все еще хотела сражаться! Да кто же породил этого злобного зверя с напрочь отсутствующим инстинктом самосохранения?!

— Добей его! — уже на бегу крикнул я ниргалу, не задумываясь над осуществимостью этого приказа.

Я мчался ко второму ниргалу. Сгарх наконец достал его своей лапой. Самым краешком когтей, но сила удара была такова, что оторванная в локте рука отлетела в сторону вместе с зажатым уже в мертвой ладони мечом. Словно и не заметив потери руки и хлещущей из обрубка крови, ниргал левой рукой сорвал с пояса длинный нож и вновь закружил вокруг управляемого «поводырем» зверя. Я шел на сгарха без меча, но отнюдь не безоружный. Моей целью был наездник, для своего тщедушного тела оказавшийся на редкость живучим. В его плече торчала стрела, лицо превратилось в окровавленную маску от ударов камнями, но гоблин был жив и по-прежнему держался на спине сгарха. Но для него оружие у меня было.

Тремя прыжками оказавшись рядом со сгархом, я врезался в него, обеими руками уцепился за густую шерсть, прильнул к зверю так плотно, как плачущий ребенок прижимается к матери. И этого хватило. Ледяные щупальца, может, и не обращали своего кровожадного внимания на сгарха, но вот гоблин был для них лакомой добычей. Слаженно метнувшиеся вверх отростки опутали гоблина, заключая его в смертельную ловушку. Раздавшийся захлебывающийся крик резко оборвался, и на меня свалился содрогающийся в агонии труп шурда. От неожиданности я разжал пальцы и тут же поплатился за это, отлетев от тычка мохнатым боком. Я едва рухнул на землю, как на меня опустилась неимоверно тяжелая лапа сгарха, а на шлеме сжалась клыкастая пасть, обдав меня смрадным дыханием и едва заметной волной тепла. Закричав, я беспорядочно замолотил руками и забился что есть сил, чувствуя, как под нажимом клыков заскрипел металл шлема. В это мгновение щупальца словно поняли, что мне грозит опасность, и обвили морду взбесившегося сгарха. Одновременно с ними подоспели друзья.

Надо мной мелькнула тень. Тикса с оглушающим криком отважно кинулся на зверя и опустил на его морду лезвие топора. И еще раз. Небрежный удар лапы, и гном отлетел назад. Но его место уже занял однорукий ниргал, успевший поднять со снега меч. Воин шагнул вперед и нанес короткий удар, по самую рукоять вонзив меч под нижнюю челюсть вскинувшего морду зверя. После такого ранения не выживет никто, даже сгарх. Меч пробил пасть, мягкое нёбо и проник в мозг. Зверь еще успел нанести последний удар, отбросивший ниргала назад, переступил лапами, пошатнулся, а затем тяжко рухнул прямо на меня, придавив к земле своей массой и заливая мои доспехи кровью. Сквозь прорези смотровых щелей на лицо плеснуло кровью, на этот раз я ощутил сильнейший ожог и, взвыв от пронзившей лицо опаляющей боли, срывая голос, завопил:

— Вытащите меня! Вытащите!

Последовал рывок, и меня волоком вытащили из-под головы зверя. Не открывая горевших словно в огне глаз, я первым делом содрал шлем и, рухнув ничком, уткнулся лицом в снег, чувствуя, как ласковая прохлада остужает обожжённую кожу. Растирать свою ледяную кожу железными перчатками доспехов я не рискнул, но хватило и снежного компресса, чтобы хоть немного унять боль и счистить с лица жгучую кровь.

Хрипло дыша, я поднялся на ноги и угрюмо осмотрелся, подсчитывая потери. Повоевали. Густо залитый кровью снег, безжизненные туши сгархов и парочка мертвых шурдов-«поводырей». И этого количества нам хватило, чтобы превратиться в сборище беспомощных калек. Настоящее побоище.

Один из ниргалов лишился руки по локоть, другой сохранил все конечности, но стоит скособочившись, на сочленениях доспехов видна уже застывшая на морозе кровь. Лени безвольно сидит в снегу у волокуши, по его лицу стекают свежие потеки крови — раны открылись от слишком резких движений и напряжения. Гном с натугой загоняет воздух в легкие и держится за отшибленные ударом сгарха бока, нос свернут набок, из ноздрей течет кровь. Кровь… Везде кровь. На снегу, на мертвых телах, на оружии и на нас самих.

Если верить моим ощущениям, я пострадал меньше всех. Обошелся минимумом повреждений, хотя и побывал в объятиях сгарха. На доспехах пара глубоких борозд от когтей зверя, его же клыки оставили отметины на шлеме. И еще я лишился трех ледяных щупалец. Наверняка попали в пасть грызущего меня сгарха, и их отсекло, как от удара мечом. Теперь над плечами жалко трепыхались куцые огрызки, пятная меня белесой жидкостью, в точности похожей на цвет моей новой крови, что едва-едва текла в моих промороженных венах. Впрочем, это неважно — к нам приближалась основная погоня. Главный отряд шурдов. И приближалась быстро. Наездники связали нас боем, заставили остановиться и ценой своей жизни выиграли для главного отряда время, достаточное, чтобы резко сократить между нами расстояние. А теперь, учитывая раны и ушибы, мы и вовсе не сможем оторваться от погони. Открытая местность, до холмов еще пол-лиги. Короткая, но жестокая схватка обессилила нас, а враг полон сил.

«Нет, не уйти», — мысленно заключил я и сам удивился, насколько безразлично подумал об этом.

Значит, так тому и быть.

Мы умрем здесь и сегодня, но перед смертью попытаемся забрать с собой как можно больше этих тварей.

— Десять минута, — глухо сказал гном, поняв, о чем я думаю, и кивая в сторону реки, — потом они здесь. Хорошо! Не надо бегать за враг — он сам идти к нам в руки!

— Уходите, господин, — донесся от волокуши слабый голос. — Еще не поздно.

— Я тебе уже ответил, Лени. Никто и никуда не пойдет, — горько усмехнулся я, шагая к лежащему в луже крови сгарху, в чьем боку торчал мой меч. Ниргалу все же удалось добить зверя. — Готовьтесь к еще одному бою. Последнему. А потом мы наконец отдохнем.

— Хорошие слова, друг Корис! — заулыбался Тикса. — Да! Еще один бой, а затем — большой пир за столом у Великого Отца! Много вкусный еда и кувшин с крепкий настойка! Оченно большой пир! Навсегда! Лени, ты слышал?! Мы дать еще один бой! Давай, вставай, друг! Потом отдохнуть!

Ухватившись за скользкую от крови рукоять, я вырвал меч и вернулся к друзьям.

Тикса помогал подняться Лени на ноги, а ниргалы со своей вечной бесстрастностью вновь заряжали арбалеты. Еще один бой…

— Шрам! Ты пережал культю? — не глядя на покалеченного ниргала, спросил я, всматриваясь в снежные просторы Диких Земель и пытаясь понять, сколько врагов идет по нашему следу. Сгархов я не видел, а вот зеленоватые отблески из глазниц пауков заметил.

— У него кровь вообще не течь! — с искренним удивлением поделился со мной гном. — Рука улететь, а из рана кровь едва капать! Потом вообще перестать!

Глухим ударом кулака в грудь ниргал подтвердил, что все в порядке, и я удовлетворенно кивнул. Все верно. Создатели ниргалов должны были позаботиться, чтобы эти воины могли продолжать сражаться даже со столь серьезными ранами и не истечь при этом кровью.

— Тикса! А на том пиру у Великого Отца красивые девушки есть? — все так же не оборачиваясь поинтересовался я.

— О-о-о! — тут же отозвался гном, вставая бок о бок со мной и не обращая никакого внимания на извивающиеся над его головой щупальца. — Есть! Оченно красивый!

— Врешь, поди, как всегда, — глухо буркнул державшийся за его плечо Лени, едва стоявший на ногах.

— Скоро ты узнать, друг, правда или нет, — ответил Тикса, кивая на уже хорошо различимую невооруженным глазом погоню. — Еще немного, и мы стоять перед каменный дверь в дворец Отца.

Я же прикидывал количество врагов. Навскидку — три десятка шурдов и с пяток пауков. Нам хватит с лихвой.

— И то верно, — скривился Лени в бледной улыбке и хлопнул гнома по плечу. — Скоро узнаем. Эх… в церковь бы зайти, в грехах покаяться перед смертью…

— Иди, — разрешил гном. — Только потом оченно быстро назад иди, а то я тебе враг не оставлю, сам всех убить.

— И сходил бы, — с натугой отозвался рыжий, прилаживая к окровавленному лицу комок снега.

— Так иди быстро! — уже недовольно буркнул коротышка. — Чего стоять и сопли жувать? Вон на тот пригорка подняться и быстро-быстро молиться!

Дернувшись, я уставился в сторону, куда указал гном, и уткнулся взглядом в скрытые густой порослью кустарника и деревьев занесенные снегом руины. Крыша давно провалилась, три стены рухнули. Устояла лишь тыльная стена, изо всех сил противящаяся натиску непогоды и безжалостного времени. Из снега криво торчали почерневшие огрызки некогда мощных стропил, груды битого кирпича. А посреди всего этого хаоса возвышался куполообразный сугроб, из верхушки которого торчал железный прут с насаженным на него цветком… цветком Раймены, священным символом церкви Создателя…

Мгновенно я осознал, что гном оказался прав и на пригорке лежат руины разрушенной церкви Создателя. А округлый сугроб — это провалившийся сквозь крышу купол с венчающим его цветком Раймены…

— Мать вашу так! — завопил я. — Тикса! Какого беса ты молчал?! Все туда! Живо, все к церкви!

— Я не молчать! — начал было коротышка, но мой злобный рык прервал его оправдания.

— Бегом! Бегом! Шевелите ногами! Тикса, тащи Лени. Ниргалы! За мной! Лошадь бросить!

Проваливаясь в снегу и взбивая снежную пыль, я напролом через сугробы пер к пригорку, оставляя за собой глубокую снежную борозду. За мной натужно пыхтели Тикса с Лени, ниргалы шли замыкающими.

Улюлюкающее верещание донеслось до меня, когда я уже был на середине пологого склона. Цепляясь за ветки, я остановился и, взглянув в сторону реки, отчетливо разглядел погоню. Пять, может, семь минут, не больше — и гоблины окажутся здесь.

— Живо! — рявкнул я, без нужды подгоняя взбирающихся на пригорок остальных.

Бесцеремонно ухватив гнома за шиворот, я подтащил его к себе и отправил выше, не отрывая взгляда от стремительно приближающихся шурдов. Следующим был двигающийся почти наощупь Лени, чей единственный глаз едва просматривался во вздувшейся багровой глазнице. Ниргалы поднялись сами — даже однорукий Шрам, легко преодолевающий скользкий склон. Оказавшись в конце цепочки, я бросил последний взгляд на погоню и полез следом за остальными.

— Да, церковь! — сверху донесся вопль гнома. — Быстрее, друг Корис, быстрее!

К тому моменту я почти добрался до вершины, здесь меня подхватили ниргалы и, словно пушинку, вздернули вверх. Мы у церкви… теперь только одна надежда на слова отца Флатиса, беспрестанно говорившего о защищенности освященного места и все настаивавшего на скорейшей постройке в поселении церкви. Неважно… У нас появилась хотя бы призрачная тень надежды.

С высоты холма я видел как на ладони брошенную нами лошадь и волокушу, выделяющихся темным пятном посреди снежной белизны. Чуть в стороне — залитый кровью снег и мертвые тела врагов, которым мы дали первый бой и вышли победителями. Еще дальше — уже завидевшие нас шурды, сменившие направление и идущие прямиком к нам. Глазастые ублюдки… Шустро перебирающие лапами костяные пауки держались позади вражеского отряда, идя по уже утоптанному снегу и посверкивая по сторонам зелеными отблесками из глазниц.

— Внутрь! — распорядился я, тяжело шагая к лежащим в десяти шагах руинам. — Готовьте арбалеты и луки.

— Теперь Создатель Милостивый оградит нас от нечисти! — неожиданно чистым голосом произнес приободрившийся Лени. — Нет сюда хода тварям поганым!

— Шурдам церковь не помеха, — отозвался я. — Они хоть и твари поганые, но все же из плоти и крови…

Закончить фразу я не успел… равно как и завершить следующий шаг, приближающий меня к разрушенной церкви. Мне оставалось сделать три шага до упавших стен, когда перед глазами вспыхнула ослепляющая вспышка, а в следующий миг я уже кричал от пронзившей меня дикой боли. Словно меня с головой окунули в расплавленный металл… словно раскаленную жижу залили мне в горло, и она проникла в каждый участок моего ледяного тела. Содрогаясь в болевых судорогах, ощущая себя в безжалостных тисках чего-то могучего и и злобного, я рухнул на землю, беспорядочно дергая конечностями и крича… крича… Сквозь застивший глаза кровавый туман я увидел стегающие воздух взбесившиеся щупальца, на глазах наливающиеся искристым синим огнем. В ушах повис тонкий стеклянный звон, по раскрытым в крике губам поползла струйка вытекшей из ноздрей белесой крови.

Кровавая пелена перед глазами темнела с каждым мигом, я словно проваливался в глубокий темный колодец, наполненный болью. Но еще успел заметить, как светящиеся щупальца слаженно метнулись мне за голову и вниз, а затем я ощутил что меня тащит по снегу прочь, прочь от руин церкви. Рывок, и меня проволокло по земле еще шаг… и боль мгновенно отступила, остались лишь ее тихие отголоски. Хрипло дыша, я перевалился на живот и, не поднимаясь на ноги, уже осмысленно отполз еще на два шага назад, помогая глубоко вонзившимся в землю дрожащим щупальцам, что тащили меня прочь. И боль ушла. Ушла мгновенно, пропала бесследно, словно ее и не было вовсе.

Дрожащий, трясущийся от озноба, я тяжко вздел себя на ноги, выдирая из земли спасшие меня ледяные отростки. С трудом поднял голову и встретился взглядом с застывшим, словно ледяной столб, Лени, смотрящим на меня странным и словно бы чужим взглядом. Будто видит не меня, а опасного чужака.

Коротышка Тикса больше был удивлен, чем испуган. Ниргалам было глубоко наплевать — стоило мне заорать и рухнуть на землю, как они целеустремленно зашагали ко мне, но щупальца успели первыми, оттащив меня подальше от не желающей принимать святой церкви. Только у Лени, говорливого и смешливого Лени, столь сильно радовавшегося, когда я нашел их на той поляне, лицо было искривлено в гримасе ужаса, а во взгляде плескался темный страх. Страх передо мной, превратившимся в нечто столь ужасное, что сам Создатель отринул меня прочь, не пожелав дать защиту.

— Вот такие вот дела, — сипло выдохнул я.

Поправил шлем, подобрал с земли выроненный меч и, внимательно оглядев свое войско, злобно рявкнул:

— Очнуться! Лени, отомри наконец! Тикса, хватит таращиться! Вы двое за пределы церковной границы ни ногой! Приказ! Ниргалы, ко мне!

Гном очнулся от ступора, поспешно закивал всклокоченной головой, рухнул на четвереньки и принялся шарить в снегу, выуживая обломки кирпичей. Ниргалы в два шага оказались рядом и взяли арбалеты наизготовку. А Лени… он продолжал стоять и слепо смотреть перед собой.

— Лени! — во все горло крикнул я. — К бою!

На этот раз он меня услышал. Дрожащими руками взялся за лук и наложил стрелу на тетиву.

«Хорошо, что я в броне, и хорошо, что клятва крови действует», — мелькнуло в голове, словно за моей спиной стоял не верный друг, а готовый нанести смертельный удар в спину враг.

А дальше уже стало не до раздумий. Гоблины добрались до подножия склона и вопящей неслаженной кучей полезли вверх, оскальзываясь на снегу. Разом свистнуло два арбалетных болта, парочка гоблинов рухнула наземь и покатилась вниз, сбивая с ног своих собратьев. Заметив, что пауки отстали и еще в сорока шагах позади, я зло усмехнулся. Шурды допустили ошибку. В азарте погони вырвались вперед, торопясь нас прикончить, и забыли о своих мерзких помощниках, вязнущих в глубоком снегу. Поглощенные жаждой крови, они забылись, отошли от своей обычной тактики. Или же, увидев, что нас всего пятеро и что мы спешно отступаем, посчитали нас легкой добычей. И жестоко поплатились за это. Лени, Тиксу и меня можно не брать в расчет, но посчитать легкой добычей ниргалов — это смертельная ошибка. И ниргалы это уже успели доказать, когда рассеяли и уничтожили превосходящие силы противника во время осады моего поселения.

Еще один сухой щелчок разряженного арбалета, и вырвавшийся вперед гоблин завизжал от боли, стараясь выдернуть засевший в животе болт. Шрам запаздывал — ему приходилось взводить арбалет одной рукой, цепляя его крюком к поясу. Шурды в ярости завыли и удвоили усилия, цепляясь за ветви кустарника и друг за дружку. Ниргалы успели выстрелить еще по разу, затем уронили арбалеты в снег и выхватили мечи. Но первый удар нанес я.

Едва голова вырвавшегося вперед гоблина достигла уровня моих ног, я обрушил меч вниз, глубоко разрубив шурду плечо. Рывок, и меч выскальзывает из раны, гоблин с пронзительным воем задирает голову вверх, и, пользуясь моментом, я пинаю его прямо в перекошенную уродливую харю. Пнул изо всех сил, вымещая всю накопившуюся злобу и ярость, превращая его лицо в месиво и отбрасывая эту тварь вниз.

В следующее мгновение десяток шурдов выскочил на вершину пригорка. Злобно ощеренные рты, выкаченные глаза и непрестанный вой тварей, пытающихся смять нас числом. Но налетели они не на податливую добычу, а на трех закованных в броню воинов, не боявшихся их слабых ударов. Трое гоблинов полегли сразу, не успев нанести и одного удара, пав от мечей Шрама с Мрачным, наносящих выверенные удары.

Еще один шурд запнулся о сугроб и сам себя насадил на лезвие моего двуручного меча, глубоко пропоров себе живот. Не успел я обрадоваться такой удаче, как меня резко дернуло сначала в одну сторону, а затем в противоположную — щупальца разделились в своем выборе и опутали сразу двух шурдов. Рывок, и оба гоблина с размаху влетели в меня, я не удержался на ногах, и спутанным клубком мы рухнули на снег. Сверху упал насаженный на мой меч гоблин, и я получил рукоятью собственного оружия по шлему. Зарычав от беспомощной злости, я ухватился за лежащее на мне тело еще живого и истекающего кровью шурда и отбросил его в сторону. Уперся латной перчаткой в ставший красным снег и едва встал на колено, как в меня врезался бегущий к церкви гоблин-лучник. Меч был в шаге от меня, и тянуться за ним я не стал. Вытянул руку и, ухватив гоблина за лодыжку, резко дернул на себя. Взвизгнувший лучник плашмя рухнул на землю, забарахтался в снегу, но встать не успел — подтянув его к себе, я с рыком ударил его шипастым кулаком чуть пониже затылка. И еще раз, чувствуя, как с мерзким хрустом ломаются кости. Дернувшись, гоблин застыл, а я встал на ноги, весь залитый исходящей паром кровью. Над плечом свистнуло, и в голову наседающего на однорукого Шрама гоблина врезался обломок кирпича, заставив тварь отшатнуться. Шрам не замедлил воспользоваться заминкой и на всю длину лезвия всадил меч в грудь врагу.

А на меня никто больше не нападал…

Щупальца медленно высвобождались из мертвых тел у моих ног, а по телу пробежала освежающая волна, дарующая бодрость и возвращающая силу.

Отшагнув в сторону, я окончательно высвободил парочку щупалец, что слишком глубоко завязли в мертвой шурдской плоти, и огляделся.

Вокруг меня не осталось ничего живого. Пригорок и пологий склон усеивали окровавленные трупы темных гоблинов — никак не меньше полутора десятка. Остальные спешно отступали. Нет… они не отступали — шурды опрометью бежали вниз, к подножию холма, перепрыгивая через тела павших сородичей, падая и кувыркаясь в снегу. Бежали к только сейчас подоспевшим костяным паукам. Опомнились, твари поганые…

Мрачный вонзил меч в шею последнего, уже раненного противника и небрежно дернул лезвие в сторону, легко рассекая плоть и кости. Начисто отрубленная голова не успела слететь с плеч, а ниргал уже ухватил ее за длинные редкие волосы и без замаха кинул в спину улепетывающего прочь гоблина, сбив того с ног своим ужасным метательным снарядом. В два шага оказался рядом и всадил меч меж лопаток упавшему и воющему в страхе перед смертью врагу. Кончено. На вершине холма остались стоять только мы. И стояли мы по-прежнему твердо, смотря в спины улепетывающих и воющих в страхе врагов.

От разрушенной церкви ко мне спешил Тикса, держащий в каждой руке по увесистому каменному обломку. Лени остался внутри святых руин, обессиленно опустившись на гнилую балку и остановившимся взглядом смотря себе под ноги. Шрам с Мрачным, не обращая внимания на отступившего противника, с жутковатой деловитостью выдергивали из еще теплых трупов арбалетные болты.

— Они вернутся! — уверенно произнеся гном, останавливаясь рядом со мной и подбрасывая на ладони камень.

— Да, — подтвердил я, снимая заляпанный кровью шлем. — Вернутся. Вместе с пауками. Но теперь, когда мы ополовинили их число, а церковь защитит от нежити, у нас есть шанс.

— Пусть вернутся! — оскалился гном, и я опять поразился бесстрашности этого мелкого народца. Если Тикса — ремесленник из торгового рода, то какие же тогда гномы-воины? Или это Тикса такой-такой отмороженный начисто? Все может быть…

— Церковь защитить, — чуть подумав, согласился коротышка, задумчиво почесал бороду и будничным тоном добавил: — Но не всех.

— Угу, — отозвался я, прижимая к лицу снежный компресс. — Не всех. Меня не приняла. Беда…

— Смотри! Друг Корис, смотреть туда! Туда! — ни с того ни с сего возбужденно завопил Тикса, подпрыгивая на месте и тыча рукой в сторону. — Смотреть! О-о-о!

Стряхнув с глаз снег, я поспешно уставился в указанном направлении. От увиденного зрелища у меня сперло дыхание. По лежащей под нами заснеженной долине стремительно мчались четыре огромных белоснежных зверя, взметывая из-под лап облака снежной пыли. На их шкурах не было ни единого темного пятнышка. Густая и ослепительно-белая шерсть. Снежные сгархи… и мчались они прямиком к поредевшему отряду шурдов.

Едва успевшие опомниться от неудачного нападения гоблины увидели сгархов, и до нас донесся дикий вопль ужаса. Как я их понимаю… как тут не заорать, когда на тебя с неотвратимостью мчится сама смерть.

В отличие от кривоногих шурдов, сгархи были рождены для зимы. Рождены для жизни в снежных просторах.

Беспрестанно вопящие шурды напрочь позабыли о нас, да и вообще обо всем остальном, кроме надвигающихся сгархов. Повинуясь приказам, костяные пауки выдвинулись вперед и вытянулись в одну линию, готовясь защищать своих хозяев, что сломя голову бросились бежать по уже трижды протоптанному следу обратно к реке. Туда, где был расположен их основной лагерь и где находились способные заслонить их от опасности темные сгархи. Безнадежная попытка. Достаточно было оценить скорость передвижения сгархов и шурдов, чтобы отчетливо понять это.

Сгархи поравнялись с пригорком, не обратив ни малейшего внимания на наши четко различимые на белом фоне фигуры, пронеслись дальше и налетели на жидкий строй нежити, вовсю сверкающей глазницами. Если костяным тварям и удалось замедлить сгархов, то я этого не заметил, хотя смотрел во все глаза. Горловой яростный рык, визг раздираемых на куски пауков и разлетающиеся во все стороны обломки костей. Один миг — и от зловещих пауков не осталось ничего, а потратившие на их уничтожение несколько секунд звери уже неслись дальше, быстро нагоняя шурдов.

— О-о-о! — в восторге качал головой Тикса, глядя на растерзанные останки нежити, и тут же вновь округлил глаза, когда бегущий впереди сородичей сгарх нагнал одного из шурдов, мощным ударом когтистой лапы на бегу вмял его в землю и, не останавливаясь, помчался дальше, пятная снег шурдской кровью. — О-о-о!

— Хватит стонать! — буркнул я, не сводя глаз с удаляющихся зверей.

— Ладно, — согласился коротышка, но тут другой уже зверь одним небрежным движением лапы буквально разорвал верещащему от ужаса шурду шею, и, провожая катящуюся по снегу оторванную голову, Тикса вновь издал тот же звук: — О-о-о! Лени! Иди сюда! Голова, голова по снег кувыркаться! О-о-о!

Рыжий никак не ответил на призыв, и я встревоженно обернулся. Лени все так же понуро сидел на бревне, рисуя стрелой непонятные узоры на снегу. Крепко же его ошарашило, когда церковь Создателя отказалась меня подпустить и более того — попыталась уничтожить.

«А ведь он крепко верующий, — мелькнуло у меня в голове, пока я смотрел на поникшую фигуру Лени. — Через каждое пятое слово Создателя поминает. А тут на тебе — любимый господин нечистью оказался».

— О-о… — опять начал было гном, но продолжил уже совсем другим, сильно потускневшим голосом: — У-у-у… мать твой…

Крутнув головой, я сразу понял причину его обеспокоенности — сгархи покончили с шурдами, порвав их на мелкие куски, и сейчас все так же быстро направлялись прямиком к нам.

— Бежать? — осведомился гном, но я устало головой в отрицании:

— От них не убежишь. Так же безнадежно, как пытаться убежать от рыбы в воде.

— Тогда сражаться! — кивнул Тикса, тяжело поводя плечами и шмыгая носом.

— Даже не думай, — рыкнул я и, очнувшись от созерцания бегущих к нам хищников, громко распорядился: — Оружием махать не вздумайте! Шрам, Мрачный — вас это особенно касается! Сгархов не трогать! Приказ понятен?

Ниргалы грохнули сжатыми кулаками о грудь, гном кивнул, а Лени ничего не ответил, но уронил зажатую в пальцах стрелу в снег.

— Лени! — окрикнул я его, дождался, пока рыжий не поднимет на меня потухший взгляд, и мягко произнес. — Это я, Лени, твой господин! Я не причиню вреда ни тебе, ни остальным своим людям!

— И гномам! — ревниво встрял Тикса.

— И гномам, — согласился я, не сводя взгляда с Лени. — Ты меня слышишь, Лени? Может, я уже всего лишь кусок промороженного мертвого мяса — что ж, значит, такая моя судьба! И если это так, то я просто уйду в Дикие Земли навсегда, но вам вреда не причиню! Ты меня понял, Рыжий?

— П-понял, господин, — с запинкой отозвался Лени, молвив свои первые слова с того момента, как меня отторгла церковь. — Горе-то какое…

Бесстрастно пожав плечами, я ответил:

— Да, неприятно. Но если нас сейчас порвут сгархи, то не хотелось бы уходить в мир иной без разговора с тобой. Ты со мной, Лени? Или сейчас ты не бросаешься на меня с молитвой изгнания зла на устах только потому, что тебя держит клятва крови?

— Я с вами, господин Корис! — звенящим голосом ответил Лени, вставая на ноги. — Я с вами! Вы мой господин! Но горе-то какое! Создатель Милосердный… и что отец Флатис скажет…

— С ним я сам разберусь, — пообещал я и переключил внимание на пятившегося назад гнома. — Тикса, ты куда?

Вместо ответа Тикса ткнул рукой мне за спину, не сводя застывшего взгляда с чего-то над моей головой. А ниргалы явственно напряглись, держа руки у рукоятей мечей. Мысленно выругав себя, я обернулся и уткнулся взглядом в огромную мохнатую грудь. Сгархи уже были здесь. Могучие звери передвигались столь неслышно, что я не заметил их приближения, увлеченный разговором с Лени. А один из сгархов стоял в полушаге от меня, заинтересованно обнюхивая вьющиеся в воздухе щупальца. Еще три зверя легли на снег в пяти шагах позади своего вожака.

— Не дергаться! — сдавленным голосом велел я, с трудом удерживая себя от шага назад и скользя глазами по толстенным лапам, мощной груди, залитой шурдской кровью шерсти и здоровенной морде с клыкастой пастью. Сгарх шумно выдохнул, и мое незащищенное лицо обдало дыханием зверя. Едва-едва теплым, практически неощутимым и совершенно не несущим с собой обжигающей боли… но очень влажным. Машинально тряхнув головой, чтобы стряхнуть с лица капельки слюны, я опустил взгляд и невольно дернулся, увидев, что на покрытой алыми пятнами крови передней лапе не хватает двух когтей.

— Ну здравствуй, старый знакомец, — усмехнувшись, произнес я, вскидывая голову и вглядываясь в непроницаемые, но явно умные глаза зверя.

«Я помню тебя… но ты стал другим…» — прошелестело у меня в голове, и в полной оторопи я едва не брякнулся задом на снег.

Морда сгарха нависла надо мной, с чудовищных клыков стекала вязкая слюна, но сейчас я мог думать только об одном: показалось или нет?

Все мои сомнения развеял Тикса. Подпрыгнув, коротышка истошно завопил:

— Говорить! Зверюха говорить!

— Заткнись, Тикса! — сдавленным голосом велел ему Лени, произнеся эти слова почти нормальным голосом.

— Тихо, — прошипел я не оборачиваясь и, взглянув в глаза сгарха, добавил: — Да, я изменился. Спасибо, что убили шурдов. Вы помогли нам.

Чуть помедлив, словно пытался понять смысл моих слов, сгарх фыркнул и, лениво мотнув головой, сбросил с морды парочку моих любопытных щупалец.

«Они враги… приходят в наши норы, когда мы спим… когда в норах плачут еще слепые и беспомощные детеныши… когда мы не можем сражаться… мучают жарким огнем и зеленым светом, пока не станем слабыми… пока не покоримся и не примем их волю… меня тоже жгли… я покорился… ты видел…»

— Да, я видел тебя и помню, — произнес я, все еще в шоке от того, что сгархи разговаривают, вернее, передают свои мысли без помощи пасти. И не только мне — мои спутники, без сомнения, слышали каждое слово. Сгархи разумны. И владеют магией или каким-то крайне на нее похожим даром.

«Я благодарен… вы убили повелевающего мной, и я вспомнил… вспомнил себя… — вновь прошелестел бесплотный голос. — Почему вы здесь… почему не в своих норах?..» — У меня в голове возникла неожиданно четкая картинка: возвышающаяся посреди заснеженной холмистой равнины мрачная черная скала с отвесными стенами. Подкова. Наш дом.

— Мы идем туда, — ответил я. — Но идем медленно. Наши ноги не могут идти по снегу так быстро. И еще — нам пришлось убить двоих серых сгархов. Ваших сородичей. Мы защищали свою жизнь.

«Я видел запах… я понял… — откликнулся сгарх, медленно опускаясь в снег. — Лучше смерть, чем покориться… теперь они свободны… пусть и после смерти… садись… садитесь все… мы отнесем вас к вашим норам…»

— О-о-о! — протянул Тикса, снизу вверх глядя на подошедшего к нему исполинского зверя.

— Благодарю тебя, друг. Но нас пятеро, а вас всего четверо, — ответил я. — У нас есть серьезно раненные, надо их перевязать. И еще у нас лошадь — вон то животное, что стоит внизу.

В ленивом зевке показав весь набор своих более чем внушительных клыков, сгарх ответил:

«Я понесу двоих… тебя и детеныша… лошадь умрет… хорошая еда… раны залижете потом… здесь плохое место… я чую запах дыма… чую запах врагов… слишком много врагов… мы не сможем убить всех…»

— Ага, — в замешательстве кивнул я. — Кушайте на здоровье… и мы согласны. Спасибо.

— Я не детеныш! — возмущенно завопил Тикса, верно поняв, к кому именно относились слова сгарха. — И мои камень! Все камень взять надо!

— Да возьмем мы твои камни, — зло прошипел я. — И ты детеныш! А то пойдешь пешком! Шрам, Мрачный, Лени, садитесь на сгархов. Лени, не трясись ты так! Не съедят они тебя.

— А вдруг? — возразил рыжий, застыв на месте и с испугом косясь на заинтересованно обнюхивающего его сгарха. — Господин, может, лучше пешком?

— Садись на сгарха, — едва сдерживаясь, велел я, вручив свой меч Тиксе и в свою очередь схватив его в охапку.

— Рижий глюпый и трус! — не смог промолчать гном, болтаясь у меня в руках.

— Я не трус, — возмущенно возразил рыжий.

— Но я боюсь, — буркнул я. — Садись. Хотел бы он тебя сожрать — ты был бы уже мертв.

«Здесь много вкусной добычи… — не поднимая головы со снега, беззвучно сказал сгарх. — Мы сыты…»

— Вот видишь, — подхватил я. — Сгархи сыты. Так что лезь быстрее, пока они не проголодались!

К этому моменту я уже неуклюже сидел на холке зверя, посадив перед собой гнома. Сел по памяти — так, как сидели шурды-наездники на темных сгархах. Ниргалы последовали моему примеру, а еще через две минуты на лениво порыкивающего сгарха забрался Лени.

— Все, мы готовы, — сказал я, убедившись, что все мои спутники сидят на зверях. — Цепляйтесь за шерсть! Обеими руками! Шрам, держись изо всех сил! Надо убраться отсюда подальше, пока не подоспел следующий отряд шурдов.

Сгарх играючи поднялся на лапы, словно и не почувствовав тяжелой ноши.

«Держитесь крепко… мы пойдем быстро… донесем вас до нор… потом охота».