К хребту подъехали верхами. После – спешились. Лошадей – чтоб не выдали прежде времени ржанием и стуком копыт – оставили с небольшой охраной по эту сторону горы. Пса оставили тоже. От греха подальше: хайдукские кони могли встревожиться, почуяв собаку, и насторожить своим поведением разбойников. Хватит, выполнил уже Рамук свою задачу – привел к врагу. Пса оставили на попечение Раду, которого Рамук слушался так же, как и самого Золтана. Когда уходили, собака тихонько поскуливала вслед. Юный музыкант, охочий до славы, тоже смотрел с тоской и завистью.

Золтан вел отряд неприметной козьей тропой. Шли молча, разбившись на группы по десять-двадцать человек. Растянувшись рваной цепочкой, прячась за скальными выступами и нагромождениями камней. Старались не потревожить ненадежные осыпи, не звякнуть железом. Впереди и по флангам снова пустили дозорных. Полдюжины самых зорких и обученных к скрытому передвижению воинов то перебегали, пригнувшись, то переползали от камня к камню, и сами, застыв, будто каменья, поглядывали по сторонам. Все предосторожности, однако, оказались излишними. За хребет вступили незамеченными. И сами не заметили по пути ничего подозрительного. Зато, едва обойдя гору, наткнулись на разбойничий стан. Сразу.

Вот он!

Безжалостные разбойники Эрдея расположились на отдых в заросшей редколесьем котловине, где сейчас царила блаженная тишина и покой. Это был не лагерь даже. Сонное царство – вот что это было.

Понуро стояли стреноженные кони. Лишь некоторые, опустив голову, вяло жевали траву.

Еще дымились костры. На земле виднелись обглоданные кости и куски обугленного мяса – видимо, добыча из разгромленного беженского обоза.

Люди же лежали вповалку. Кто – на конской попоне, кто – на срубленных ветках, а кто – и на голом камне, завернувшись в овчину или шерстяной плащ. Люди валялись, разморенные сытным обедом и ласковым солнцем. Люди спали. Добрая сотня отъявленных злодеев. Быть может, сотня с небольшим. Спали все, понадеявшись на дозоры.

Так крепко спят днем лишь те, у кого нет возможности выспаться ночью. А этой ночью угорским разбойникам явно было не до сна. И этой, и предыдущей и еще много ночей подряд черные хайдуки не смыкали глаз. Ужас, быстро расползающийся по трансильванским землям, не давал.

Разбойники, видимо, отсыпались перед новым штурмом перевала. И перед очередной бессонной ночью.

К лесу воины Всеволода и Золтана подобрались беспрепятственно. Окружили. Немногочисленных сторожей – поставленных больше для порядка, тоже – дремлющих и не ждущих беды, сняли без труда. И глотки им резали без сожаления.

Тревоги не было.

В лагерь вошли с четырех сторон. Вошли, так никого и не разбудив. Даже измученные хайдукские кони смотрели на чужаков уставшими отрешенными глазами. Было еще несколько мгновений напряженной тишины, когда шекелисы и русичи стояли над спящими с занесенным оружием. Враг, не желавший пробуждаться даже перед смертью, вызывал недоумение. И – сомнение. Для воина, привыкшего убивать и умирать в бою, есть все-таки в этом что-то неправильное и постыдное – нападать на спящего...

Всеволод держал в руках два обнаженных клинка. Остриями вниз. И смотрел в грязные осунувшиеся лица. Видел открытые рты, темные круги под опущенными веками, болезненные гримасы. Слышал всхрапывание, тяжелое дыхание и негромкие натужные стоны. Многие душегубы вздрагивали во сне. Черным хайдукам снились кошмары. Дневные кошмары о еженощных бодрствованиях. Да, наверное, страха этот разбойный люд натерпелся немало. И теперь бежал от него.

Прорываясь через Брец-перевал.

Ища забвения в жестоких убийствах.

Кто-то все же проснулся. Вскрикнул, пробуждая остальных.

И началось. Началась. Р-р-резня. Всеволод ударил вместе со всеми. И одной рукой ударил. И второй. Брызнула первая кровь. Захрипела первая жертва.

В лицо воеводы русской сторожи вперились, вцепились глаза – широко-широко распахнутые, выпученные, вылезшие из орбит. Кривился, пуская струйку крови с уголков губ, оскаленный рот. И... И вдруг – нет оскала. Нет боли и ужаса в стекленеющих зрачках.

Есть понимание. И улыбка. Блаженная улыбка величайшего облегчения. Умиротворения. Мягкого обволакивающего упокоения. Умирающий будто безмолвно благодарил убивающего за то, что все наконец закончилось. И грязная жизнь, и паническое бегство, и неумолимый, неотвратимый страх, который всюду следует по пятам. Каждую ночь. За свою смерть его благодарил умирающий. Лежащих и вскакивающих, спящих и проснувшихся, орущих, плохо соображающих и мало что понимающих спросонья хайдуков рубили и резали словно скот. Смерть – для кого желанная избавительница, а для кого нежданная гостья – была всюду. По всему лагерю в отблесках стали и в брызгах кровавых фонтанов смерть плясала свою дьявольскую пляску. Кто-то судорожно хватался за оружие. Кто-то пытался бежать. Кто-то покорно подставлял голову под меч. А для кого-то кошмарный сон просто обрел на миг реальное воплощение. И – тут же оборвался. Вместе с жизнью. Бойня продолжалась.

Всеволод бездумно разил копошащихся под ногами людей. Людей, которые после того обоза, после тех детей, мужиков и баб, в его глазах перестали быть людьми. А были существами, вызывающими ненависть на грани отвращения.

И еще он пытался что-то вспомнить. Мучительно пытался. Что? Ах да, пленные! Ему нужны полоняне. Хотя бы один.

Под правую руку, прямо под меч, подскочил пятый... Или, быть может, шестой? седьмой? восьмой? десятый душегубец? Всеволод не знал, он не вел счета. Разум лишь отметил, что этот – одет побогаче. Значит, из вожаков. Значит, знает больше других.

Ошалелый хайдук – низенький, толстый, с непокрытой головой – и не думал защищаться. Разбойник творил крестное знамение на латинянский манер и бормотал... Молитву, наверное.

Всеволод успел повернуть клинок. Не лезвием рубанул – ударил плашмя, сшиб лиходея с ног. Крикнул следовавшему позади десятнику:

– Федор, вяжи супостата!

Федор навалился на бесчувственное тело. Длинный, намотанный в несколько слоев на необъятное чрево хайдукский кушак пошел на путы: Федор ловко содрал пояс и вязал узлы. Этот толстяк будет жить. Пока.

А Всеволод шел дальше. Прорубая путь. Оставляя кровавый след. Больше не сдерживая себя. Всеволод кричал и рубил. Рубил и кричал. Внушая ужас одним лишь своим видом.

Потом все кончилось. Как-то сразу, вдруг. Просто рубить стало некого.

Всеволод огляделся.

Нет, перебиты были не все.

С десяток разбойников успели-таки освободить стреноженных низкорослых коней и вырваться из леса. Хайдуки мчались без седел, без узды, вцепившись в гривы, отчаянно колотя по конским бокам пятками. Убегали, правда, с оружием: мечей и сабель своих никто не бросил. У каждого на левом бедре болтались ножны, и не пустые.

– В погоню! – ярился Золтан. – Лошадей сюда!

Лошадей подали. Десятка два. Не своих – до своих, оставленных за хребтом, – далеко. Тоже – хайдукских: маленьких, злых и норовистых. Но зато уже наскоро оседланных, готовых к погоне. Всеволод прыгнул в седло одним из первых. Вместе с воеводой изготовились к скачке десятники Илья и Лука. Бранко и Конрад тоже уже были в седлах. Остальных коней заняли шекелисы.

Плети не было, и Всеволод звонко шлепнул по крупу ножнами. Взвизгнув, эрдейский конек сорвался с места. Рядом скакали десятники, тевтонский посол и волох-проводник. Шекелисы под предводительством Золтана вырвались вперед. Беглецов же не было видно вовсе. Только пыльное облачко указывало, где разбойники искали спасения. Странно... Вырвавшись из тесной, поросшей редким лесом котловины, хайдуки мчались на отвесные скалы. Зачем? Там же тупик!

– Скорее! Русич! Отрезай! – донесся до Всеволода крик Золтана. Начальник перевальной стражи, обернувшись, махал ему рукой. – От скал отрезай! Там пещеры! Уйдут, мерзавцы! Уйду-у-ут!

Бросились наперерез, но – ушли. Настичь удалось лишь брошенных лошадей. Без седел, без сбруи и без всадников, они неторопливо трусили навстречу – прочь от широкой скальной стены, изъеденной крупными черными оспинами, провалами, норами и лазами. Пещерные ходы! Много. Очень. Где-то там, в этих темных лабиринтах укрылись беглецы-хайдуки.

Золтан рвал и метал. Ругался, потрясая мечом, гонял своих воинов от пещеры к пещере. Угры искали следы. А следов не было. А Рамук остался за хребтом. А лезть наугад не имело смысла. Скала, казалось, целиком состоит из пустот. Пещер здесь было много больше, чем преследователей. И попробуй угадай, в какой именно таятся лиходеи.

Впрочем, долго гадать не пришлось.

Крик, вой – дикий, страшный, вроде бы человеком исторгнутый, но в то же время и не человеческий вовсе – донесся вдруг откуда-то справа. Точно – кричали из-под той вон нависшей глыбы. Под каменным козырьком большой – рослый воин войдет, не пригнувшись, – ход. И – непроглядная темень.

– Там! – Золтан, соскочив с коня, уже бежал к пещере. Шекелисы ринулись за своим предводителем.

Однако добраться до входа угры не успели. Из мрака подземелья прямо на шекелисские мечи выскочили двое. В руках – горящие факелы и обнаженное оружие, лица перекошены, рты раскрыты в беззвучном вопле, глаза – выпучены. А в глазах... Страх? Нет, не просто страх. Ужас. Паника. Безумие.

И Золтан, и его бойцы замерли на месте. Всеволод тоже впал в оцепенение. Факелы? Откуда у них факелы? – этот вопрос почему-то занимал его сейчас больше, чем что-либо другое.

Судя по всему, у разбойников в пещерах имелся тайник. А в тайнике – все, что потребно для жизни под землей. Очень уж здесь удобное место, чтобы прятаться. Но тем более странно, зачем эти двое покинули столь надежное укрытие. И почему хайдуки для дневного отдыха и передышки перед новым штурмом предпочли лес, а не свои укромные пещеры?

Выскочившие на свет беглецы медлили лишь мгновение. Взгляд вперед – на блестящую сталь. Взгляд назад – в густую плотную тьму... Да, они почти не колебались. С отчаянными криками оба кинулись на преследователей. Двое против... М-да...

Шекелисские мечи свое дело знали. Чего они не знали – так это пощады. Два изрубленных тела легли у входа в пещеру. Но только два. А остальные?

Золтан что-то коротко приказал. Двое шекелисов подхватили горящие факелы. Один за другим угры вступали во мрак под нависшей глыбой.

Всеволод шагнул было следом, но...

– Погоди, русич, – на плечо легла рука в латной рукавице.

– Конрад? В чем дело?

– Ты слышал крик в пещере? – хмурясь, спросил тевтон. – Ты видел, как выскочили оттуда эти двое? – Немец кивнул на мертвых хайдуков.

– Все мы слышали, – ответил Всеволод. – И все видели.

Он смерил рыцаря недоумевающим взглядом. Неужто боится сакс? Нет. Такого вряд ли что испугает. Тут скорее элементарная осторожность и здравый смысл, противящиеся необдуманным поступкам.

– И что ты думаешь об этом, русич?

– Да мало ли... – Всеволод сбросил тяжелую руку с плеча. – Может, лиходеи перебили друг друга, может, кто-то ушел, закрыв ход остальным. Может, не поделили что. Может, обвал, может, провал...

Он говорил и сам не верил сказанному. Наверное, это хорошо чувствовалось.

– Перестань, – скривился Конрад. – Ты ведь понял уже – там, в пещерах, от дневного света прячется нечисть. И сколько ее там – мы не знаем.

– Разве мы ехали сюда не для того, чтобы истреблять нечисть?

– Остановить, русич. В первую очередь – остановить нечисть. Выстоять перед набегом. Помешать Рыцарю Ночи войти в этот мир. Или хотя бы задержать его приход, насколько это возможно. А если гоняться по всему Семиградью за вервольфами и нахтцерерами, прорвавшимися за границу, мы ничего не добьемся. Твоя задача – довести дружину до Серебряных Ворот, а не растерять воинов по пути в малых бессмысленных стычках. И – не пасть самому.

Всеволод покачал головой:

– Все правильно, Конрад, я направляюсь к вашему замку. Но тварей, встречающихся на пути, буду уничтожать. Хоть в человеческом, хоть в нечеловеческом обличье. Нечисть нельзя оставлять в живых. Ты сам преподал мне этот урок в валашских степях, сакс.

Конрад неодобрительно покачал головой. И надел шлем с серебряной отделкой.

– В пещеру, – приказал Всеволод.

Илья и Федор последовали за ним сразу. Бранко и Конрад – немного помедлив.

Блики от факелов, которыми угры освещали себе путь, едва виднелись впереди. Пришлось поторапливаться.