СКУЛА, ЗАТЕКШАЯ КРОВЬЮ
Отыскать Флея оказалось делом нелегким, но в конце концов Стирпайк обнаружил камердинера в кошачьей комнате. Взлянув на голубовато-дымчатые ковры, устилавшие пол, юноша вспомнил, как побывал в этом месте около года назад. Здесь ничего не изменилось...
Старик тяжело дышал – Стирпайк сразу сообразил, что Флей шлялся по подвалу: на левом его плече висели клочья паутины.
– Чего тебе? – буркнул Флей, и глаза его недружелюбно сверкнули.
– Как дела? – невинно осведомился Стирпайк.
Флей ничего не ответил – он скосил взгляд в сторону, где на широкой тахте дремало несколько кошек.
– Герцог хочет вас видеть. – Стирпайк словно не замечал подчеркнутой враждебности камердинера Впрочем, в мозгу юноши мелькнула мысль – а знает ли Флей, что произошло с его обожаемым Сепулкрейвом?
Услышав слово «герцог», Флей инстинктивно дернулся. «Ага, проняло», – радостно подумал юноша. Видимо камердинер заметил в лице паренька нечто недоброжелательное, потому что взгляд его стал еще более колючим и отчужденным.
Стирпайк внимательно оглядел старика – ему хотелось знать, что тот думает о сумасшествии господина. Безучастность Флея навела юношу на мысль, что он пребывает в неведении относительно помешательства герцога. Исходя из этого Стирпайк и решил действовать. Впрочем, именно в этот момент он и сделал одну из ошибок, которые совершал столь редко. Но по стечению обстоятельств или по воле Всевышнего чутье изменило ему.
– Судя по всему, герцог сошел с ума, – объявил юноша.
Флей, завыв, с размаху бросился на диван. Схватив первого попавшего под руку кота, камердинер швырнул ни в чем не повинное животное в бывшего поваренка.
Как только Флей совершил сей акт вандализма по отношению к представителю семейства кошачьих, отворилась боковая дверь и в комнату вошла богато одетая женщина. У Стирпайка разбежались глаза: то ли уворачиваться от необычного снаряда, то ли смотреть, что за дама решила почтить их своим присутствием. Растерянность паренька и решила дело: на лету кот выпустил когти и, ударившись о лицо Стирпайка, провел колючей лапой по скуле юноши. С глухим стуком животное шлепнулось на пол, а Стирпайк растерянно провел ладонью по лицу и взглянул в висевшее на стене зеркало: на скуле отчетливо проглядывали багровые царапины. Вот так кошка! Вот уж действительно – нет на свете страшнее зверя!
Остальные хвостатые, чья нега была так бесцеремонно прервана, тревожно заурчали и замяукали. По щеке Стирпайка потекла струйка крови. Казалось, никогда в жизни Стирпайк еще не чувствовал себя в столь идиотском положении. Вошедшая в комнату женщина молча подхватила на руки испуганного кота, не привыкшего к роли катапультного снаряда. Глаза животного сверкали двумя лучами...
Флей медленно отвел глаза от Стирпайка. В отличие от бывшего поваренка, камердинер чувствовал себя в еще более неудобном положении. Вспыхнувшее в душе удовольствие от того, что и проныра Стирпайк получил, наконец, по заслугам, погасло при виде стального взгляда госпожи Гертруды.
Не спуская с камердинера глаз, герцогиня чуть наклонила голову. Женщине была безразлична только что происшедшая ссора – ее рассудок был занят исключительно страданиями хвостатого питомца.
Аристократка сделала шаг вперед; взгляд Флея трусливо заскользил по сторонам. Безвольно повисшие вдоль тела длинные руки заметались, не находя себе места. Только теперь старик понял, что натворил. Разумеется, все его прошлые заслуги могут быть поставлены под сомнение. И все из-за паршивой кошки и подлеца Стирпайка.
Герцогиня сделала еще шаг, потом еще один – теперь от нее до Флея было не больше фута. В воздухе чувствовалось напряжение...
Некоторое время она молча созерцала вспотевшее лицо камердинера, после чего сказала тихо:
– Я должна была как следует ударить тебя. Сразу, сразу. Так ударить, чтобы в другой раз неповадно было...
В беспамятстве Флей глянул на кота: желто-зеленые глаза враждебно смотрели в его сторону.
Герцогиня забормотала – поначалу старик не мог разобрать ее слов, слетавших с губ со скоростью молнии, но потом он вдруг услышал:
– Все, все кончено. Абсолютно все. Мы не нуждаемся более в твоих услугах.
Унизанные перстнями холеные пальцы леди Гертруды медленно скользили по спине кошки, а она продолжала приговаривать:
– Все, все... Ты для нас больше не существуешь...
Вдруг женщина замолчала, а потом, некрасиво разинув рот, оглушительно взвизгнула:
– Мерзавец, живодер паршивый! Скотина, пользуешься тем, что кошка не может за себя постоять! Убирайся вон из замка! Вон, я сказала! Меня тошнит от твоей постной хари! Убирайся из Горменгаста!
Флей резко поднял голову. Он пока был не в состоянии оценить случившееся. Камердинер только знал, что произошло нечто такое, что превосходит самые худшие его опасения. Ужас медленно охватил старика. Стирпайк, прижимая к расцарапанной скуле скомканный носовой платок, растерянно смотрел то на герцогиню, то на своего недруга. Только теперь юноша начал смекать, что Флей получит сполна. Ай да кошка, ай да молодец!..
Флей переводил измученный взгляд с одного предмета на другой. Происходящее казалось ему дурным сном. Кошки, пробудившись, собрались возле ног хозяйки, отираясь о ее ноги и мурлыча. Неведомая сила заставила старика повернуться к выходу, но в этот момент он неожиданно для себя самого пробормотал:
– А завтрак, как же быть с завтраком?
Герцогиня вспомнила – в самом деле, камердинеру положено присутствовать на церемонии. Даже если бы он перебил всех ее кошек и вдобавок их освежевал, завтрак в честь Титуса, семьдесят седьмого герцога Гроуна, повелителя Горменгаста, отменить невозможно. Хоть кричи, хоть плачь...
Госпожа Гертруда медленно шагнула к камину и, нагнувшись, подобрала с пола массивную кованую кочергу. В надежде выпустить пар женщина швырнула кочергу в окно. Удар, треск оконного переплета, звон осколков, бессильное звяканье кочерги о каменные плиты настила – и тишина...
Флей и Стирпайк превратились в статуи. Глядя в разбитое окно, герцогиня наконец объявила:
– У тебя есть неделя. Через неделю – катись на все четыре стороны. Незаменимых у нас нет. Камердинера для герцога найти нетрудно.
Стирпайк рассеянно забарабанил костяшками пальцев по столу. Тут же в разбитое окно влетел дятел и преспокойно уселся на плечо хозяйки. Женщина посмотрела на него, и глаза ее потеплели.
Флей, крадучись, направился к ведущей в подвал двери. Там есть выход на улицу. Словно во сне старик шарил в кармане, пока не отыскал ключ от замка. Камердинер решил немедленно уединиться и как следует все обдумать. А потом он пойдет к его сиятельству...
Наконец герцогиня вспомнила и о Стирпайке. Повернувшись, она сделала шаг в его сторону, но, к своему удивлению, не обнаружила юношу в комнате. Куда он мог подеваться?
За стеной в коридоре зазвенел звонок, и она вспомнила, что до начала церемонии остается совсем мало времени.
В задумчивости госпожа Гертруда вернулась к окну и, опершись обеими руками на подоконник, задумалась. В самом деле, тяжелая пошла жизнь. И народ жестокий, очерствели сердца. Ну чем им мешают кошки и птицы? Внезапно на кисть ее правой руки упала большая капля. Леди Гроун нахмурилась – что за глупые шутки? Но тут же она поняла причину появления капли – небо, еще пять минут назад бывшее безоблачным, теперь было затянуто черными тучами. Ну вот, снова дождь начинается...
То, что начинается дождь, отметил и Стирпайк. Хитрец уже поднимался по лестнице, ведущей к спальне лорда Сепулкрейва. Через полуоткрытое окно на площадке лестницы было видно, как первые серебристые струи хлестнули по каменным плитам двора, а минуту спустя загрохотал гром. Первая летняя гроза.
Вот и лето пришло, подумала госпожа Гертруда.
Доктор Прунскваллер тревожно глянул в окно, щупая пульс лорда Гроуна. Должно быть, даже его пациент услышал гром, потому что веки его глаз задрожали.
Действительно, герцог открыл глаза и тихо спросил:
– Доктор, это гром?
Медик оценивающим взглядом скользнул по лицу подопечного, внимательно осмотрел кисти его рук, и только после этого удостоил герцога ответом:
– Воистину так, ваше сиятельство. Вы изволили слышать гром.
– Доктор, а как вы попали в мою спальню? Что-то не припомню, как посылал за вами...
– Не все так просто, ваше сиятельство. В самом деле, вы за мной не посылали. Меня позвали сюда верные вам люди, поскольку несколько минут назад вы упали в обморок. Случилось даже нечто более экстраординарное. Меня интересует: отчего вы упали в обморок? А? Может, в комнате было слишком душно? Не припомните?
Герцог сердито посмотрел на доктора:
– Послушайте, Прунскваллер, что вы такое несете? Я отлично знаю, что никогда еще не падал в обморок.
– Верно, – согласился доктор, – но тем не менее когда я вошел, вы пребывали в бессознательном состоянии. Врач не может так грубо ошибаться.
– Но с чего мне ни с того ни с сего лишаться чувств? Я повторяю, что в обмороки не падаю.
– И все-таки, постарайтесь вспомнить, что вы делали перед тем, как упали в обморок...
Герцог с видимым усилием приподнялся и сел на краю кровати.
– Знаете, Прунскваллер, я ничего не могу вспомнить, – признался аристократ, – ровным счетом ничего. Кажется, я что-то собирался сделать. У меня ощущение, будто все было по меньшей мере месяц назад.
– Ничего, я могу кое-что подсказать, – обрадовался эскулап. – Вы как раз собирались переодеваться к торжественному завтраку в честь сына. Времени оставалось в обрез, и вы все беспокоились, чтобы не опоздать. Так что ваш обморок выглядит в данном случае вполне нормальным явлением: вы, ваше сиятельство, просто переволновались. Да еще переживания последних дней дали о себе знать. Спешка прочно отпечаталась у вас в мозгу, коли вы даже сейчас помните, что собирались что-то делать.
– А когда должна начаться церемония?
– Через полчаса. Если быть точным, через двадцать восемь минут.
– Как, сегодня? – по лицу аристократа пробежала тень волнения.
– Что в этом необычного? – удивился эскулап, и тут же, увидев, что герцог пытается встать на ноги, забормотал: – Нет, нет, сидите на месте. Дайте организму прийти в равновесие, и через пару минут вы будете выглядеть, как огурчик. Все нормально: время у нас еще есть, даже церемонию отодвигать не придется. Представьте, что в вашем распоряжении целых двадцать семь длинных минут, каждая из которых состоит аж из шестидесяти секунд. Много, правда? Волноваться нечего, поскольку я уже распорядился, чтобы Флей подготовил для вас праздничное облачение. Как видите, все в порядке.
А Флей между тем, справившись со своими страхами в подвале, уже был на пути к спальне господина. Кстати, Стирпайк тоже направился в сторону покоев герцога, так что они оба неминуемо должны были встретиться.
И Стирпайк, и Флей были поражены тем, что застали лорда Гроуна в полной ясности ума. Ведь широко известно, что подобные метаморфозы не проходят для человека бесследно. А тут – как с гуся вода. Не помня себя от избытка нахлынувших чувств, Флей сделал несколько шагов и с размаху бухнулся на колени перед обожаемым господином. Герцог ласково потрепал холеной рукой по плечу старика, а потом попросил:
– Скорее мое парадное облачение. Шевелись же. Время не ждет. Да, приколи на воротник опаловую заколку.
Флей поднялся на ноги. Выходит, он продолжает оставаться камердинером лорда Сепулкрейва, коли ему приказано подготовить парадное облачение. А что делает в спальне герцога несносный юнец, беглец от Свелтера? Да и доктор что-то задержался: сделал свое дело, так уходи...
Протягивая руку к дверце гардероба, старик многозначительно взглянул на доктора:
– Думаю, что с остальным я прекрасно справлюсь сам.
После чего Флей перевел взгляд на Стирпайка и поджал губы – дескать, пока мне некогда, но потом мы поговорим.
– Вот, вот, истинно, голубчик, истинно, – забормотал Прунскваллер, – рад, что вы так быстро все уловили. Время – лучший лекарь. Его сиятельство придет в себя окончательно часа через полтора. Ну все. Стирпайк, нам пора. Пошли... Кстати, что у тебя с лицом? Откуда кровь? Ты что, в пиратов играл со сверстниками? Или на тебя напал тигр где-нибудь в подвале? Впрочем, потом все расскажешь...
С этими словами медик подтолкнул его к выходу.
Однако Стирпайк решил взять быка за рога. К тому же он терпеть не мог, когда им помыкали. Уже находясь у двери, он повернулся и проговорил:
– Постараюсь сделать так, чтобы все проблемы разрешились сами собой. Ваше сиятельство, поручите это мне, и результат будет блестящим. Флей, мы с тобой еще встретимся. Доктор, теперь я готов шагать за вами хоть на край света.
Юноша осторожно закрыл за собой дверь и неслышно повернул медную ручку. Слабо клацнул язычок замка, и стало тихо.
