Глава 13
Сентябрь 1441 г. Константинополь
Танец Зорбы
Очи, доколе впивать вы будете нектар эротов
И опьяняться красою хмельной осмелитесь вы?
Павел Силенциарий
…ждал.
И, конечно, согласился. А какая разница? Главное сейчас было – добраться в Константинополь, как раз это и предлагал Ми… Фарраш-бей эфенди. Вот, гад, это ж надо было так притворяться! Артист, великий артист. Впрочем, к Лешке он, кажется, относился вполне искренне. И даже, можно сказать, покровительственно – еще бы, экий благодетель нашелся! Шпионить на него юноша вовсе не собирался, но делал вид, что очень заинтересовался и жалованьем, и обещанным земельным владением – тимаром.
– А может быть, великий султан поручит тебе заведовать каким-нибудь делом, – улыбался Фарраш-бей. – Например, управлять каким-нибудь районом Константинополя или командовать городской стражей.
– Ха! – Лешка не выдержал, хмыкнул. – Вот уж не думал, что турецкому султану понадобится эпарх!
– Ну, не все же воевать, – усмехнулся турок. – Султана Мурада, кстати, не очень-то прельщают ни война, ни власть. История, поэзия, мистика – вот его главные страсти! Он не правитель, а, скорее, – ученый. Хотя… Поистине счастлив народ, имеющий подобного повелителя! Так вот, друг мой, теперь о конкретном деле…
Собственно, никакого конкретного задания в общем-то не последовало, а то Лешка уже опасался, что его заставят взорвать императорский дворец или храм Святой Софии. Нет, он просто должен был навестить одного человечка по известному адресу недалеко от гавани Феодосия, и, сказав условную фразу, ожидать его распоряжений. Юноша понимал, что Фарраш-бей, как человек очень неглупый, все же до конца не доверял ему и, естественно, решил подвергнуть проверке. Нечто вроде испытательного срока – ясно, что тот человек, в распоряжение которого должен был поступить Лешка, не был таким уж значительным шпионом. Так, лазутчик средней руки… один из многих. Из многих!
Впрочем, это сейчас меньше всего интересовало юношу – всякие там шпионские инструкции и прочее – скорей бы оказаться в городе, отыскать друзей и Ксанфию! А уж потом… Поди, найди в многотысячном городе какого-то там Алексия Пафлагона! Да и не станет искать Фарраш-бей, не того калибра человек Лешка. Скорей бы… Скорей бы в город, а там…
Юркая шебека Хаима Петефси – узкое парусно-гребное судно – по-волчьи рыская носом, перевалила через очередную волну и, обойдя волнолом, юркнула в гавань Феодосия – один из южных портов, наряду с гаванью Юлиана. Но та располагалась у самых дворцов, вблизи церкви Сергия и Вакха, гавань Феодосия была попроще. У причалов в основном колыхались небольшие рыбацкие суденышки, торговых судов было мало, да и те какие-то маломерки по сравнению с огромными марсильянами и скафами, что привычно швартовались в бухте Золотой Рог.
Был уже вечер, и нежно-оранжевое солнце, скрываясь за куполами маячившей в отдалении церкви Иоанна Студита, посылало прощальный привет в виде бегущих по синим волнам ласковых золотисто-красных зайчиков.
Тяжело дыша, Лешка в нетерпении застыл у бушприта. Ну, вот оно, вот! Палевое небо, мощные зубчатые стены из светло-серого кирпича, колокольный звон. На берегу, рядом с тавернами, две небольшие пальмы, кипарисы, акации… Господи, какое все родное! Вот в этой таверне они частенько сидели с Владосом, а вон там, чуть подальше, ловили рыбу… Господи, неужели?!
Не скрывая радости, Лешка прыгнул на берег, едва шебека тихо прижалась бортом к причалу. Хорошо хоть успели до темноты, шататься по улицам ночью – занятие для самоубийцы, слишком много шатается народа разбойного свойства. Но пока вроде бы не сильно стемнело. А до Пятибашенных ворот не так уж и далеко. Именно в той стороне находился дом Георгия, где когда-то вполне даже счастливо проживал и Лешка. Сам Георгий принял монашество в монастыре Святого Архангела Михаила, более известном, как «церковь Хора», а дом – надо сказать, пришедший почти в полное разорение, – предоставил в полное распоряжение друзей – Лешки и Владоса. Ух, и весело ж тогда жили!
– Подайте на пропитание безработному актеру! – заблеял позади нищий – противный такой старик. – Пода-айте!
Прощелыга ловко ухватил Лешку за край плаща.
– Отстань, – разозлился юноша. – Откуда деньги у нищего рыбака?
– Ну, хоть сколько-нибудь…
Разомлевший от предчувствия счастья, юноша швырнул оборванцу медный обол. Старик попрошайка, счастливо похрюкивая, потрусил к ближайшей таверне, перед входом в которую, прямо на улице, жарили на вертелах рыбу. Тут же, на углях, потрескивали каштаны, запах стоял такой, что у Лешки потекли слюни, а руки уже нащупывали в поясе пару оболов.
А и перекусить! Почему бы и нет? Чего шататься по улицам с пустым брюхом?
Не заходя внутрь таверны, юноша уселся за один из столиков под балдахином. Этакая быстро заполнявшаяся народом выносная терраса. Тут же подбежал мальчишка-слуга, почтительно поклоняясь, осведомился, чего господину угодно?
– Господину угодно каштанов. И жареной рыбы. Да, и вино не забудь!
– Осмелюсь спросить насчет рыбы – скумбрию, камбалу, бычков?
– Скумбрию, – подумав, решил Лешка. – Да не какую-нибудь, а пожирнее! И каштаны не забудь очистить и хорошенько полить оливковым маслом.
– Сделаю все, господин!
– Вот тебе пока обол, остальное после.
Ловко поймав монетку на лету, служка проворно засунул ее за щеку и, поклонившись, умчался.
– У вас не занято, уважаемый господин?
Лешка обернулся.
Двое. Одеты опрятно и чисто, и, пожалуй что, не дешево. Но, без претензий – без этих западноевропейских заимствований – узких разноцветных чулок, наставных плеч, ярких повязок, бантиков, всего того, что прохиндеи-торговцы гордо именуют бургундской модой. Длинные светлые рубахи с оплечьями, поверх – шерстяные накидки-далматики, белые, с красною полосой. Один – пожилой, усатый, другой помоложе, рыжий, с бородкою. Оба дружелюбно улыбались. Приятные люди…
– Пожалуйста, присаживайтесь. – Лешка с готовностью подвинулся.
– О, не стесним ли?
– Ну что вы…
Словно из воздуха материализовался еще один слуга, не тот, что до того подбегал к юноше. Посетители тоже заказали жареной рыбы с каштанами – это тут все заказывали, еще бы – ведь здесь же, под боком, все и жарилось.
Наконец с подносом в руках прибежал мальчишка-слуга, положил на стол перед юношей круглую пресную лепешку с каштанами и рыбой. Поставив рядом кувшин, налил в глиняную кружку вина:
– Нового урожая!
– Наверное, кислое? – нарочно скривился Лешка.
Мальчишка замахал руками:
– Ну что вы! Вот попробуйте!
Лешка тут же отпил… и блаженно зажмурился. Потом прищелкнул языком и обернулся к соседям:
– Вкусное вино. Рекомендую.
– Да мы его уже заказали. – Оба улыбнулись. – Вас как зовут, молодой человек?
Лешка назвался.
– Я – Филимон, – представился вислоусый.
Рыжий погладил бороду и улыбнулся:
– А я – Феодор.
Тут как раз принесли и им.
Вислоусый поднял кубок:
– Ну, за знакомство!
Выпили, закусили, пошла беседа. Сначала поговорили о погоде – дескать, портится, потом о нравах – того они, нравы, не очень! некоторые девицы так и вообще… Потом обсудили достоинства принесенного вина. Феодор даже продекламировал:
Я виночерпию друг вернейший, сосуд для излишков:
Я собираю в себя Вакха избыточный сок!
Какие славные люди! Славные…
– Что же вы не пьете. Алексий? Не нравится вино?
– Почему, нравится. Только мне идти далеко.
– Так и не идите! Посидим здесь, подождем, когда рассветет – все безопасней, чем шляться по темным улицам, полным разного опасного сброда. Вы гляньте только, ведь уже совсем темно! Куда же еще идти? А здесь тихо, спокойно, уютно. И публика собралась приличная. А вон и стража – прохаживается. Нет, Алексей. Мы с Феодором никуда до утра не пойдем, и вас, уж не обессудьте, не пустим. А ну как, не дай господи, что случится? Потом будем себя корить!
Вообще, новые знакомые были абсолютно правы. Шататься ночью по городу – искать приключений на свою… гм… пятую точку. И ведь найдешь, можно не сомневаться!
– А, ладно! – Лешка махнул рукой. – Уговорили!
– Вот и славно! А то как же так – только познакомились, и вот вы уже уходите. Эй, парень! Давай, неси еще вина! Того самого.
На улице было тепло, но не душно. В черном небе, танцуя вокруг золотой луны, брильянтами сверкали звезды. Где-то совсем рядом, у городской стены, пели цикады. Вышедшие из таверны слуги споро освобождали от столов небольшую площадку.
– Вот, пересядьте, за-ради Бога, туда, уважаемый! А вы – чуть-чуть подвиньтесь…
– Это для чего это?
– Будто сами не знаете? Зорба!
– Зорба! – чмокнув губами, повторил рыжий Феодор. – О, это такая танцовщица! Вы не видали?
– Нет. – Лешка тряхнул головой. – И давно она здесь танцует?
– Да с год.
– Что ж, любопытно будет взглянуть.
– Ну, за танцовщицу!
– Подождите! Мы же еще ее не увидели.
– А, как увидим – еще раз выпьем.
Логично. Какие славные люди! Интеллигентные и, видно с первого взгляда, порядочные.
– Зорба! Зорба! – между тем закричали посетители. – А ну, покажи свое искусство!
Усевшиеся у дверей музыканты тронули цимбалы и бубны. Ритмично зарокотала музыка…
Лешка даже вздрогнул – до чего неожиданно появилась танцовщица! Просто, можно сказать, возникла из ничего. Вот только что на освобожденной от столов площадке ничего не было, и вдруг…
– Бам-бам-бам! – ударили бубны.
Рванулась, полетела в пыль сброшенная с плеч шаль. И тонкие смуглые руки, грациозно покачиваясь, взвились над головою танцовщицы – черноокой девы с длинными темно-рыжими волосами.
Снова ударили бубны… руки девушки дернулись, застыли… и снова, покачиваясь, поплыли, словно два лебедя.
Звенели цимбалы, тонкострунная цитра томительно выводила мелодию, терпкую, словно молодое вино.
Уходи, уходи, бывший возлюбленный! —
приятным чуть хрипловатым голосом запела Зорба.
Уходи, чтобы никогда не прийти.
Даже в мечтах, даже в мыслях,
Даже в сладостных прежних воспоминаньях…
Танцовщица закружилась в такт выбиваемому бубнами ритму. Золотые браслеты на запястьях и лодыжках ее зазвенели, перекликаясь с цимбалами. Девушка изогнулась, и подол ее длинной светло-голубой столы взметнул с земли пыль.
– Ах! – всплеснув руками, Зорба развязала стягивающий столу пояс, тоненький, из расшитого золотыми нитками шелка…
– Я найду себе другого возлюбленного! – томно пропела она. – Красивого, как цветущий бутон, златовласого рыцаря, благородного в мечтаньях и в деле!
Повернувшись, она неожиданно резко швырнула пояс… Лешке! Тот вздрогнул… Поймал.
– Молодец! – нагнувшись, радостно шепнул ему Феодор. – Я вижу, ты Зорбе понравился!
Юноша смущенно усмехнулся.
А танец и песнь между тем продолжались. Все быстрее выбивали ритм бубны, и цимбалы откликались серебряным звоном, и томительно-нежно ворковала сладкозвучная цитра.
Уходи, уходи! —
Зорба извивалась в танце, и лишенная пояса стола вилась вслед за ней, словно крылья гигантской птицы.
О, где же ты, златокудрый рыцарь?
Танцовщица подобрала подол, так, что стали видны стройные загорелые ноги, обутые в изящные сандалии из золоченых ремней.
Может, сгинул ты на Косовом поле?
Зорба неожиданно застыла, и музыка стихла, лишь песня звучала надрывом:
Может, кости твои лежат у Никеи?
Их ласкает лишь ветер…
Да песнь одинокой девы…
Девушка присела, скрючилась. Тревожно забили бубны… тихо… а потом – все громче.
О, восстань же, восстань, смелый рыцарь!
Подари же любовь своей деве!
Танцовщица резко подпрыгнула, пробежала под звон цимбал кругом, и, сбросив столу, обнаженная закрутилась, выхватив у музыканта бубен.
Народ восторженно ахнул и зааплодировал!
А Зорба кружилась, тонкобедрая, стройная, с небольшой, но изящной грудью. Наверное, немного худая – когда нагибалась, видна была каждая косточка позвоночника… Наверняка турки сочли бы ее дурнушкой – их идеал – красота пышных женщин. Но окружающие, похоже, так не считали…
– Зор-ба! Зор-ба! – в такт ритму скандировали они, и танцовщица, ничуть не смущаясь своей наготы, продолжала танец.
– Зор-ба! Зор-ба!
Лешка тоже рукоплескал вместе со всеми.
– Зор-ба!
Оно исчезла столь же внезапно, как и появилась. Вот только что была – и нету! Лишь на миг дернулось пламя светильников… И все! И тишина… Лишь в последний раз, словно умирая, ударил бубен.
– Еще, Зор-ба! Еще! – закричали посетители таверны.
Меж ними побежал мальчишка со снятой шапкой – собирать деньги за танец. Бросали щедро.
– Хорошо плясала, – улыбнулся Лешка. – И пела – тоже ничего себе. Конечно, не Тарья Турунен, но и не фабрика звезд. И песня такая… я бы сказал – политическая. Эх, жаль, денег мало…
Новые Лешкины знакомые переглянулись и засмеялись.
Собирающий деньги мальчишка поблагодарил поклоном и с улыбкой наклонился к юноше:
– Кажется, моя госпожа забыла у вас пояс…
Лешка встрепенулся:
– Да, вот он!
– Вы можете отнести? Или лучше мне?
Что?! Что он такое говорит?! Неужели?!
Алексей резко вскочил:
– Нет! Я! Сам! Отнесу! Скажи только – куда?
– Я вас провожу, господин.
Юноша чувствовал, как яростно забилось сердце. И слышал, как засмеялись за столиком Филимон и Феодор…
Идти долго не пришлось – вслед за мальчишкой Алексей юркнул в темноту и, обойдя таверну сзади, прошел сквозь открывшуюся в каменной ограде дверцу, маленькую, обитую ярко начищенными медными полосами, блестевшими в свете луны и звезд.
– Сюда, господин, – негромко позвал провожатый. – Во-он по той лестнице!
Едва угадываемая в полутьме приставная лестницу вела на крытую галерею. Взобравшись, Лешка резко обернулся, почувствовав позади какое-то легкое движение. Ага – это провожатый парнишка убрал лестницу. Ну, и черт с ним! В крайнем случае, всегда можно спрыгнуть…
– Ты здесь, мой юный почитатель? – неожиданно спросили из темноты.
– Здесь, – повернувшись, негромко отозвался юноша.
– Так что же ты там стоишь? Заходи!
– Я бы и рад. Но – куда?
В ответ лишь засмеялись. Лешка вдруг ощутил прикосновение – кто-то взял его за руку.
– Идем! – послышался жаркий шепот.
Узкая дверь… Еле угадывалась, один бы Лешка нипочем ее не нашел… Широкое, устланное шелковым покрывалом ложе, распахнутое в звезды окно, зеленоватое пламя светильника…
– Сейчас… – Девушка – да, это была Зорба! – обернулась. – Я закрою ставни.
– Позвольте помочь!
– О, не стоит!
Танцовщица была в полупрозрачной тунике из тонкого светло-голубого шелка, затканного изысканной золотой нитью. Кроме туники, похоже, на ней ничего больше не было… Ну, а что еще могло быть? Белья здесь еще не носили…
– Ну, вот и все… – без всяких предисловий, Зорба обняла юношу за шею и жадно поцеловала в губы.
А затем, отпрянув, сбросила тунику… Не в силах с собой совладать – а, собственно, он за тем и пришел – Лешка стиснул, прижал к себе тонкое, жаждущее любви тело и принялся покрывать поцелуями шею и грудь…
– О… – Танцовщица томно закатила глаза, нежные руки ее проникли под одежду юноши…
Миг… и оба, обнаженные, уже лежали на ложе. Ложе любви… Закусив губу, танцовщица сладострастно стонала… А затем, не давая любовнику ни секунды покоя, перевернула его на спину…
– О… – теперь уже застонал Лешка. – Что ты со мной делаешь, Зорба?
Девушка засмеялась, наклонилась, коснувшись груди юноши трепетными твердыми сосками, и, поцеловав, прошептала:
– Я хочу тебя, златокудрый рыцарь… И – я всегда привыкла добиваться того, чего хочу! Ты, надеюсь, не против?
– О, нет!
– Тогда лучше не надейся сегодня заснуть!
Они любили друг друга всю ночь, почти без перерыва, и Лешка был просто поражен необузданной страстью танцовщицы, ее пластикой и неистощимою любовною выдумкой. Приятно поражен, надо думать…
Юноша все же уснул, уже под утро, когда первые лучи солнца окрасили золотисто-алым крыши соседних домов. Ах, как славно было лежать на мягком ложе, обнимая черноокую красавицу Зорбу – девушку необузданно страсти.
– Вот теперь – спи… – Танцовщица улыбнулась. – Нет… сначала выпей вина…
Встав, она наполнила из кувшина высокий стеклянный кубок. Поднесла к губам:
– Пей…
Лешка выпил, чувствуя, как смеживает веки тяжело навалившийся сон…
– А теперь спи… Спи, златокудрый рыцарь…
М-м… Что же так твердо-то? Он что, во сне упал с ложа на пол? Что ж Зорба-то не удержала? А, она, верно, куда-то ушла… Черт… солома какая-то кругом. Откуда здесь солома? И солнце так светит из распахнутой настежь двери… О! Кто-то подошел… Зорба! Нет, не Зорба… Чьи-то грубые сапоги… О, как трещит голова! Прямо раскалывается…
Сапоги остановились прямо перед лежащим юношей. Немного постояли, а потом, с размаху, ка-ак пнули под ребра! И еще раз! И еще!
– У-й, Господи-и-и… Больно-о-но…
– Что, очухался, гнида белобрысая? Получай!
Следующий сапог прилетел прямо в…
