Каволата! Вот уж каволата так каволата! В самом деле, похоронная процессия уплыла давным–давно. Перевернувшиеся разбитые и изрешеченные пулями лодки потонули. На плаву оставались лишь две белые гондолы. Те, на которых приплыли венецианские гвардейцы–копейщики, Ядвига, Освальд, Бурангул, Збыслав и Дмитрий. Лодку Джеймса, Бурцева и Сыма Цзяна потопила моторка с крестом. Кондотьерская гондола, привязанная к берегу, тоже никуда не годилась: в борту и днище зияли частые пулевые отверстия. Внутри плескалась вода. Далеко на такой посудине не уплывешь. А две гондолы на десятерых — слишком мало.

— Кому–то из твоих людей придется остаться здесь, — сказал Джеймс. — Ненадолго. Мы за ним вернемся.

— Вернемся? Ты сам–то веришь в это?

Брави отвел глаза:

— Но. В этом не будет нужды. Гвардейцы дожа нас опередят. Или немцы. Но кем–то нужно пожертвовать, чтобы дать возможность спастись остальным.

Бурцев хмуро глянул вокруг:

— Сколько человек должно остаться?

— Я бы оставил самых тяжелых. Двух. Еще лучше — трех.

Самыми тяжелыми были Гаврила Алексич, Дмитрий и Збыслав. Хотя нет, Збыслав ранен: литвин все еще держался за голову. А под глазами — синева. Не иначе как сотрясение мозга. Легкое — скоро пройдет, но пока Збыслав вояка плохой…

— Останутся двое, — твердо заявил Бурцев.

— Даккордо. Думаю, остальные доплывут благополучно. Я сам поведу одну лодку и покажу, как управляться с веслом. Это не очень сложно…

Бурцев отошел к здоровякам–новгородцам. Шепнул негромко:

— Гаврила, Дмитрий… Мне нужен один доброволец для важного и опасного дела. Очень может быть, что дело закончится смертью.

Вперед шагнули оба. Хмурые, мрачные, решительные. Готовые на все. Вот так всегда…

Бурцев махнул рукой:

— Тяните жребий.

Оставаться выпало Алексичу.

— Только один? — Брави уже стоял рядом. Хмурился недовольно…

— Вторым буду я. У меня тоже вес немаленький.

Такого поворота Джеймс никак не ожидал. От былой невозмутимости не осталось и следа.

— Почему ты?! — понизил голос папский шпион–убийца. — Твое место в гондоле, Василий.

— Эх, сказал бы я тебе, брави, чье место в ганд… Да не буду — все равно не поймешь!

— Это ты не ничего понимаешь, русич! — киллер взволнованно шептал уже в самое ухо. — Кнехт–лазутчик говорил, что твоя персона больше всего интересовала Бенедикта. Значит, и дож в первую очередь пожелает захватить тебя. И потом, кроме меня только ты знаешь, где мы будем искать убежище. Если тебя схватят, если под пытками вызнают о «Золотом льве»…

— Не доверяешь, Джеймс?

— Ну, не то чтоб… — бесстрастный брави совсем смутился. — И все же не понимаю почему?

Да уж куда тебе!

— Во–первых, я не привык прятаться за чужие спины. А во–вторых, ты прав: для Хранителей Гроба и дожа лишь я один представляю ценность. И, смею заверить, для Папы Римского — тоже. Так что пусть у тебя даже не возникает мысли выкрадывать и переправлять в Рим кого–либо из моих ребят — это бесполезно. Ну а в–третьих… — стволом «вальтера» Бурцев оттолкнул Джеймса от своего уха, — вот эта штуковина однажды уже отпугнула гвардейцев дожа. Так что впредь они будут бояться меня больше, чем кого–либо из нас.

Он, действительно, очень рассчитывал на это.

— Но твой железный дито не может извергать руморэ смерти вечно!

— Как–как ты сказал? Дито? Руморэ?

— Палец. Шум…

Бурцев развеселился. Оригинально! «Вальтер», наверное, еще никто так не называл.

— Да, все верно. «Шума смерти» в моем «железном пальце», действительно, осталось немного. Но, надеюсь, гвардейцам дожа об этом неизвестно. И давай закончим наш спор, Джеймс. Время дорого. Ступайте к лодкам. Грузитесь и отчаливайте по–быстренькому. А мы с Гаврилой как–нибудь сами доберемся до твоего «Золотого льва».

Брави вздохнул:

— Идите вдоль каналов в восточном направлении. Главное для вас — попасть на портовые улицы. А уж там к «Золотому льву» вас проведет любой моряк. В таверне найдете хозяина. Узнаете его по красной роже. Не ошибетесь — вряд ли во всей Венеции сыщется вторая такая пунцовая физиономия. Спросите у него британца Джеймса. Меня позовут. И на вот еще, возьми… Здесь золото. Много золота.

Он протянул мешочек кондотьера. Кошель был пухлым и увесистым, внутри позвякивало.

— Бери–бери, не стесняйся. В конце концов, ты мне сегодня жизнь спас.

— Спасибо! — изумленно поблагодарил Бурцев.

Кажется, с самого начала он ошибался насчет этого парня. В чем в чем, а в жадности папского брави обвинить нельзя. Жмоты не расстаются с презренным металлом так легко.

— Но зачем нам столько–то?!

— А чтоб ваши проводники были сговорчивее и расторопнее. И хозяин «Золотого льва» тоже. Сарацинские мешочки в Венеции открывают двери, развязывают языки и заставляют людей быстрее переставлять ноги. Это почти такое же верное средство, как перстень дожа.

— Так, может, нам все же стоит взять не деньги, а перстень дожа?

— Нет. Я снимал его с кондотьера не для того.

— А для чего же?

Вместо ответа Джеймс зашвырнул печатку синьора Типоло в грязные воды канала.

Ого! Еще один нехилый поступок! Этот брави, действительно, совершенно равнодушен к золоту. А вот Бурцеву, честно говоря, было немного жаль массивного золотого колечка с рисунком тонкой работы.

— Не расстраивайся, русич, — Джеймс улыбался. — Носить перстень дожа теперь опасно. Оставлять здесь — неразумно. Перстень будут искать, а тот, у кого его найдут, неминуемо погибнет. Возьми вон лучше чиавону.

Брави протянул палаш кондотьера. Что ж, хороший совет. Бурцев взял. Когда в «железном пальце» закончится «шум смерти», стальная чиавона ой как пригодится.

— Даст Бог, еще свидимся, Василий.

Судя по глазам Джеймса, не так чтоб очень он на это рассчитывал. Хотя очень хотел…