– Ой, ой, как там здорово! – Катя – молоденькая, лет двадцати или чуть – чуть-чуть! – женщина с ярко-голубыми, как грозное грозовое море, глазами, восторженно закричав, заглянула в каюту. – Ну, что вы здесь сидите-то, мужички? Вылезайте, посмотрите – красотища какая! Море – прямо горит! Господи, да идите ж на палубу, успеете еще выпить! Ну, Саша!

Мускулистый молодой человек в полосатой матросской майке, кареглазый, похожий на одного знаменитого артиста, шатен с небольшой шкиперской бородкой и татуировкой в виде штурвала и ленты «Товарищ» на левом предплечье, ухмыльнулся и поставил стакан на стол.

– А кто тебе сказал, что мы тут пьем, солнышко? Мы это так… разминаемся. Верно, месье профессор?

Профессор, доктор Фредерик Арно, тоже улыбнулся и, пригладив растрепанную седую шевелюру а-ля Альберт Эйнштейн, встал.

– И в самом деле, господа, пошли, посмотрим! Явление того стоит. Все равно ни Луи, ни Нгоно еще нет.

– Этого Луи только за смертью и посылать, – поднимаясь, шутливо пробурчал Саша.

– Что-что? – обернувшись, не понял профессор. – За какой смертью?

– Это такая русская идиома, господин доктор, – с улыбкой пояснила женщина. – Означает – что мы уж слишком долго ждем.

– Да, да, вы правы, – кивнул господин Арно. – Ждем уже больше часа. Думаю, это не Луи… это Нгоно виноват… он же все-таки полицейский!

– Полицейский?! – молодые люди изумленно переглянулись. – Это как же так? А мы-то думали – он едва гражданство получил и работает… дай бог, каким-нибудь дворником!

– О, это длинная история, – выходя на палубу, рассмеялся профессор. – Как-нибудь он вам сам расскажет. Может быть, даже сегодня… если вы спросите. Ого! И в самом деле – красиво!

Да, море горело! Мало того – сияли, переливались, горели стоявшие в заливе суда, и проплывающие мимо лодки… с сияющих весел которых срывались в огненное море горящие капли!

– Смотрите – словно маленькие звездочки! – щелкая фотоаппаратом, восхищенно воскликнула Катя.

Она говорила по-французски, говорила очень хорошо, лучше, чем Саша, хотя и тот перед этой поездкой поднатаскался, но все же английский он по-прежнему знал куда лучше.

– Здорово, – Катерина опустила фотоаппарат, и Александр невольно залюбовался женою – стройненькая, в белой короткой маечке и голубых шортах, она выглядела сейчас так аппетитно, что… какое там, к черту, море! Ну сверкает, ну светится – да и пес с ним!

Подойдя ближе, молодой человек обнял супругу за талию, что-то зашептал… рука его скользнула под маечку, выше…

– Ой, да ну тебя… – шутливо отстранилась женщина…. Точнее – попробовала отстраниться, да ничего у нее не вышло: Александр обнял супружницу еще крепче, прижал к себе, поцеловал в ухо…

А профессор тем временем уже звонил по мобильнику… и, судя по всему, дозвонился…

– Как – нет? А что телефон? Не отвечает… Да, мог разрядиться, вполне… Ладно! Давай, возвращайся на яхту, а этому Нгоно мы потом выскажем все, что о нем думаем…

Доктор не успел убрать телефон, как засверкал, затрезвонил…

– Да? Кто? Ну, наконец-то! И где вы застряли, молодой человек, позвольте спросить? В Пуант-дю-Ок?! Ну, вы выбрали время для экскурсии… Ладно, потом расскажете. Ждем!

– Я так полагаю – Нгоно? – улыбнулся Александр.

– Он, – махнув рукой, господин Арно деловито зашагал к каюте. На ходу обернулся: – Пойду, вытащу из холодильника водку… ту, что вы привезли.

– Отлично! – негромко рассмеялся Саша. – Я и говорю – давно пора уже… Вы там занимайтесь, а мы тут постоим… Нгоно с Луи встретим.

– Угу, – кивнув, профессор скрылся в каюте, и молодой человек, крепко поцеловав супружницу в губы, сноровисто стянул с нее майку…

– Да ты что! – слабо отбивалась Катя. – Тут же люди кругом! Лодки… яхты…

– Да брось, – наклонившись, Александр принялся целовать женщине грудь. – Тут никому нету до нас никакого дела…

– Но… ведь не у самого же трапа!

– А вот тут ты, пожалуй, права, милая!

– Ой!!!

Подхватив жену на руки, Саша побежал на другой борт и, осторожно опустив Катю на ноги, стащил с нее шорты и трусики, примостил, поглаживая по бедрам….

– Ага… попалась!

А Катя и не сопротивлялась, больно надо! Наоборот, кажется, того и хотела, чтоб вот прямо здесь, вот так, на фешенебельной яхте посреди флюоресцирующего моря…

– Ах… – изгибаясь, стонала юная женщина, – Ах…

Голубые глаза ее сияли, как звезды, и такие же звезды смотрели вниз с синего вечернего неба. Только они не отражались в воде – потому что вода сверкала!

– Ну, ты и дурень! – надевая шорты, расслабленно хихикнула Катя. – Видел бы нас сейчас Мишка… точно сказал бы – чокнутые!

– О, нет, не то б сказал наш сынок! – Александр принял вычурную позу и, повернувшись к берегу, поклонился в ответ на бурные аплодисменты компании любопытствующих подростков.

Посмотрев на них, Катя взвизгнула и убежала за мачту.

– Не то бы сказал наш сын… – ничуть не стесняясь неожиданных зрителей, вальяжно продолжил Саша. – Он бы сказал: «и эти люди запрещают мне ковыряться в носу?!». Вот бы он что…

– Ну, хватит! Одевайся давай – по-моему, Нгоно уже едет… Ага! Во-он, бегут вместе с Луи!

А парни уже поднимались по трапу. Друзья-приятели – ибо и фульбе – длинный и тощий Нгоно и небольшого росточка Луи.

– Ну вот, – подойдя борту, Александр вновь обнял жену. – Наконец-то Штепсель с Тарапунькой приперлись. Ну, здорово, робяты! Как жизнь?

– Са ва, са ва! – обнимаясь, белозубо смеялись парни. – Очень рады вас видеть! Очень! Как добрались?

– Да, слава богу, неплохо. Эр Франс – сервис.

Саша улыбался – ну, надо же, наконец, встретились. Два года прошло… больше, это Мишке, сыну, уже два… сидит сейчас с двоюродной Катькиной бабусей… скучает, поди. Хотя вряд ли этот жизнерадостный малыш способен на скуку. А Нгоно повзрослел… ну, конечно – начальник! Да и Луи уже не тот восторженный мальчик…

Да-а… бывает же. Александр не удержался, хмыкнул: скажи кому, что с парнями этими, с профессором, да и – чего далеко ходить? – с собственной женой, он познакомился в Карфагене в четыреста тридцать девятом году от Рождества Христова! Да-да, именно так… В ту гнусную эпоху все четверо – впрочем, и не только они одни – попали не сами, их провалили, некая организация военных, успешно продолжающая знаменитый «Филадельфийский эксперимент», когда целый военный корабль – эсминец «Элдридж» – внезапно переместился во времени и в пространстве. А ведь тогда всего-то хотели добиться невидимости, используя мощное электромагнетическое поле… А получилось… Получилось, что после этого эксперимента и начала сжиматься Земля! Да что там, Земля – Вселенная… Сколько еще осталось до коллапса – лет пятьдесят, сорок? Саша все хотел спросить у профессора, да пока все не было подходящего для начала серьезной беседы момента: то любовались красотами побережья, то пили ароматный яблочный самогон – кальвадос, то Катька в эротичных шортиках бегала… отвлекала… и подберет же, блин, одежку! М-да-а-а…

– Ну – к столу, к столу, – любезно пригласил профессор. – Нгоно, что у вас с пиджаком? Такое впечатление – вы за кем-то гнались… пробирались через колючки…

– Да гнался, – смущенно улыбнулся Нгоно. – Хватает тут гопников-то.

– Ладно, не будем пока о делах… Так! Всем водки!

– А мне можно – пастис? – тут же запротестовал Луи. – Я вообще не переношу крепкого спиртного.

– Ну, пастис так пастис, – махнул рукой доктор. – Вон там, в бутылках – сидр. Сам уж разбавишь.

Саша наклонился, понюхал наполненный Луи бокал и скривился – в нос резко шибануло микстурой от кашля. Анис – понятно… Но как эту бурду можно пить? То ли дело – водка или там, кальвадос…

– За долгожданный приезд наших дорогих друзей!

Все дружно выпили и потянулись к закускам, в большинстве своем – легким: фрукты, овощи, орешки ну и, конечно, сыр. Во всем его многообразии, отдельными кусками на большом серебряном блюде: и блеклый, с зеленоватыми прожилками, рокфор, и мягкий овечий, и желтый, со слезой, и белый твердый, такой, что едва укусишь, и козий, козлом и пахнущий, и… В общем, как и любой француз, доктор Фредерик Арно знал толк в сыре!

А вот Александр больше налегал на фрукты… да еще взял на себя обязанность разливателя водки:

– А ну-ка, давайте еще по одной… А ну-ка!

Постепенно перешли на футбол, потом – вообще на спорт, и Нгоно заговорил о парапланах.

– Здесь у нас, недалеко, в Порт-ан-Бессен, есть клуб, – неожиданно вклинился Луи. – Приглашают всех желающих, говорят, что совершенно безопасно. Я вот думаю, может, и мне попробовать?

– Ага, – скептически усмехнулся Нгоно. – Один уже попробовал. Долетался! Четвертый день ищем. Вылетел из клуба, а унесло аж сюда – в Пуант-дю-Ок. Тут где-то и сгинул. Ой, не люблю я этих дурацких спортсменов, ой, не люблю!

Профессор расхохотался:

– А-а-а! Значит, вы там этого планериста искали?

– Ну да, ну да…

– Кстати, все хотел спросить – как служба? – Александр снова налил, так, по чуть-чуть, для поддержания разговора. – Вот уж, честно сказать, не думал…

– Да я и сам не думал, – добродушно улыбнулся стажер. – А вот предложили в полицейскую школу… после одного случая… я и не отказался. И знаете, сейчас не жалею! Хотя работы, конечно – полно! Особенно – в туристский сезон: карманные кражи, знаете ли. Да что там говорить – меня самого сегодня чуть не ограбили – спутали с одиноким туристом! Так что вы того… осторожней ходите, особенно в темноте.

– Да уж ладно, – хлопнув полицейского по плечу, ухмыльнулся Саша. – Уж я думаю – в случае чего мы отобьемся как-нибудь. Я и сам парень не слабый, а уж Катерина… карате – одно слово.

– Точнее – кекусенкай, – улыбнулась Катя. – Я даже на соревнованиях выступала… когда-то.

– А как ваш сынок? – поднял глаза профессор. – Наверное, большой уже?

– Так два года! А вот он… – Катерина достала смартфон.

– Ого! Какой симпатичный! На вас, Катя, очень похож… А глаза – папины. С нас со всех, кстати, подарок для вашего малыша!

– Спасибо, спасибо, – засмеялся Саша. – Знаете, дорогой господин Арно…

– О, нет, нет! Фредерик, только Фредерик!

– Так вот, дорогой Фредерик, у нас ведь тоже для вас подарочек есть… Сейчас… То, что вы просили.

Выйдя из-за стола, Саша прошел в отведенную для гостей спальню и, вытащив из-под койки чемодан, притащил его в кают-компанию, положил на банкетку, раскрыл… и оставил на стол два золоченых подсвечника.

– Красивые… – озадаченно пробормотал профессор. – Но зачем?

– Как это зачем? – ухмыльнувшись, молодой человек взял столовый нож и колупнул на одном из подсвечников позолоту.

Белым серебром блеснул скол.

– Вот вам ваш цирконий. Все, как заказывали!

– Господи! – доктор Арно в волнении вскочил на ноги. – Так вы все-таки привезли!!!

– Так вы же просили.

– Я просил – по возможности… но даже не думал, что так много… Как же вам удалось?

Александр скромно потупился:

– Не скрою – пришлось повозиться, но… у нас ведь есть Урал-батюшка!

– Урал!

– Ну да. Кстати, мы немного не продумали форму – в аэропорту были проблемы, подумали, что везем антиквариат. Но ничего, обошлось, слава богу.

– Боже! Боже! – доктор Арно, казалось, сейчас расцелует подаренные подсвечники. – Луи, друг мой! Мы можем теперь продолжать…

– Ага, дорогой Фредерик! – Саша шутливо погрозил пальцем. – Так вы все ж таки продолжаете свои безответственные опыты без санкции соответствующих органов? Так всю Францию без света оставите. Ладно, ладно – шучу. Ну, расскажите же, наконец, как у вас дела? Чего новенького добились? Ведь добились же? По глазам вижу!

Профессор переглянулся с Луи:

– Что ж, от вас у нас нет секретов. Да, мы проводим опыты. Да, кое-чего добились… Еще лет пять… и, очень может быть, мы найдем способ прекратить сжатие! Очень может быть!

– Даже так?! – удивилась Катя. – Но… ведь вы работаете один… вдвоем…

– Один? – доктор неожиданно расхохотался. – О, нет, нет! Есть Интернет, слава богу… Я в компании со многими… очень многими… Но все же, вы знаете, хочется быть первым! И в этом мне поможет ваш металл – цирконий. Знаете, если добавить его в обмотку… любой редкоземельный металл, но цирконий – лучше всего – в обмотку генератора… я вывел формулы… и не далее, как неделю назад обнаружил точно такие же в Интернете! Нет, господа, человечество вовсе не спит в ожидании неминуемой смерти! Научная мысль кипит.

– Можно мне спросить? – робким, совсем не похожим на полицейский, голосом, вдруг произнес Нгоно.

– Да-да, – поощрительно улыбнулся профессор. – Спрашивайте.

– Вообще-то, я уже спрашивал Луи… Но он объясняет так коряво…

– Это я-то – коряво?!

– Тише, тише, любезнейший Луи. Продолжайте. Нгоно. Что вы хотите узнать?

– Об этом… О сжатии. И о том, как получилось, что мы…

– В двух словах?

– В двух словах. И, пожалуйста, очень популярно. Я ведь не технарь, хотя и закончил коллеж в Нигере.

– Хорошо, – несколько рассеянно кивнул доктор. – В двух словах так в двух словах.

Итак, в тысяча девятьсот сорок третьем году, в США, в Филадельфии, был успешно проведен некий эксперимент, позднее так и названный – «Филадельфийский». Эксперимент по созданию невидимости большого военного корабля – эсминца «Элдридж». Однако в ходе эксперимента эсминец не только исчез из поля зрения, но и телепортировался – из Филадельфии в Норфолк и обратно! Мало того, как нам удалось выяснить – он побывал и в Карфагене, как раз в пятом веке! С этого все и началось… ход эксперимента разбудил страшные силы, о чем сразу же заявил Альберт Эйнштейн, в то самое время консультировавший ВМС США. Понимаете, тогда считали, что ради победы над нацизмом все средства хороши… Просчитались. Все и произошло согласно Единой теории поля, кстати, разрабатываемой когда-то Эйнштейном. Американцы разместили на корабле мощный электромагнит, создали магнитное поле, понимаете – уже два – электрическое и магнитное, причем силовые линии обоих полей находятся под углом друг к другу. Но ведь, согласно Единой теории поля, есть еще и пространство и время… и еще много чего! И все – взаимосвязано! Вот и получили – телепортацию и провал во времени – прорыв хронополя. И – тяготение – сжатие… Плоды чего мы сейчас и пожинаем.

– Все так просто? – удивленно протянул Нгоно.

– Ну, это только, как вы и просили – в двух словах. Кстати, уравнение, математическим путем объясняющее ход взаимодействия между всеми силами, в том числе – электромагнетизмом, силой тяготения и ядерной энергией – до сих пор не создано. Эйнштейн был гений… но и он сетовал, что недостаточно владеет математикой.

– Значит, кроме вас, профессор, этими проблемами занимаются еще многие?

– О, да!

– И даже, может быть, те, с кем мы когда-то столкнулись?

Доктор Арно удивленно моргнул:

– Они же были осуждены, разогнаны… Но почему б и нет? Хотя вряд ли у них хватит денег! Это все нищие офицеры… нет, вряд ли, вряд ли. Да и смысл? Одно дело, находиться под крышей Северо-Атлантического Альянса, и совсем другое – действовать на свой страх и риск. А почему вы это спрашиваете?

– Я полицейский, господа, – просто ответил Нгоно. – У событий всегда может быть много версий.

– Нгоно, вы что-то говорили про Пуант-дю-Ок? – встрепенулась Катя. – Знаете, мы с мужем планировали завтра посмотреть те места: мемориал, американское кладбище… Я смотрела в Интернете – весьма познавательно. А послезавтра поедем в Онфлер – музей Будена, да и сам городок – сказка. А по пути – Довиль, Трувиль – гостиница «Черные утесы»…

– Вот уж посмотрим – что там за кухня? – Александр усмехнулся: кулинария давно сделалась его хобби, иногда принося куда больше денег, чем основная профессия – каскадер.

Каскадер, хм… Что за профессия, прости господи! Ну, несолидно как-то матерому тридцатидвухлетнему мужику скакать сломя голову, на коне, стрелять, прыгать со скал, сражаться на мечах и саблях. Это в двадцать лет здорово, а уж когда после тридцати… да к тому же – семья. И супруга – не хухры-мухры, – а законная владелица трех пилорам, несмотря на всю свою молодость, управляющаяся со всем хозяйством жестко и хватко. А Саша что же, будет за сущие гроши на коньке пегом скакать да помахивать сабелькой? Вот уж дудки!

А потому, подумал-подумал – да и открыл ресторан. А еще – в ближайшем крупном поселке – столовую. Она там раньше всегда и была, да вот пришли крысиные девяностые… Открыл! Заново, можно сказать, выстроил – нанял персонал, сам все контролировал тщательно – чтоб и вкусно было, и дешево.

Народ – шофера, пилорамшики, сплавщики – повалил валом, благодарили, чуть ли не в пояс кланялись – видано ли дело, в наши-то времена дешевую рабочую столовку открыть? Для всех, не для всяких там гнусных снобов.

Катя, как родила, тоже загорелась – лично столовку проверила, перекрасить велела, старинные плакаты повесила – Брежнева и всех прочих, лозунги – «Слава великому советскому народу – строителю коммунизма» и «Пионер – всем ребятам пример». Саша поначалу хмурился – не переборщила бы женушка, – а потом махнул рукой, да и что говорить – по вечерам на «гламурный совок» полгородка съезжалось. Ну, для этих-то дешевых цен не держали – каждому свое.

А для пацанов из местных школ Александр клуб исторического фехтования организовал – все никак не мог забыть каскадерство, форму поддерживал. Вот так и жили – хорошо! К профессору вот, наконец, вырвались, он давно уж в гости звал, да Мишка маленький был.

Профессор спекся быстрей всех – ну, понятно, возраст. Поклевал носом да отправился спать, а за ним, чуть погодя – и Луи. Ну а Катя с Сашей, понятно – выспались, и теперь уходить в каюту не торопились… ну, разве что заняться неким приятным делом.

– Во сколько открывается мемориал в Пуант-дю-Ок? – пожелав ушедшим приятного сна, Катя повернулась к Нгоно.

– Точно не знаю, – пожал плечами тот. – Но когда вы проснетесь – он уж точно будет открыт. Некоторые, кстати, ходят на побережье, когда захотят.

– Клошары?

– Не только… еще и художники.

– Художники? – Катерина захлопала в ладоши. – У вас есть знакомые художники?

– Только один, – стажер скромно потупился. – И… гм… не совсем взрослый. Но вот, рисунок мне подарил… Хотите, покажу?

Нгоно вытащил из кейса плотный листок, протянул:

– Вот…

– Здорово! – сразу же заценила девушка. – Прямо как ранний Моне. Не совсем импрессионизм, но… где-то рядом. Где-то в манере барбизонская школы – Камиль Коро и прочие…

– Катька! Не ругайся, а? – Александр жалобно обхватил голову руками и застонал. – Школы какие-то… Коровы…

– Не коровы, а Коро! – Катя расхохоталась и ласково взъерошила мужу макушку. – Подожди, я еще тебя научу разбираться в живописи, не так уж это и сложно!

– Ну да, ну да, – покивал молодой человек. – Уж всяко не сложней, чем готовить… Оп!

Он вдруг осекся, внимательно вглядевшись в картину. «Не совсем взрослый» художник изобразил на ней вид со скалы на море: на переднем плане – колючая проволока, какие-то кусты, дальше – синее, в желто-оранжевых проблесках, море, над ним, в отдалении – красный параплан, нарисованный… нет, скорее – намеченный… одним смелым мазком… а внизу, под скалами какая-то зеленая нитка… луч!

– Что это? – негромко спросил Александр. – Нгоно, ты не спрашивал у художника?

– Он сказал, что все точно изобразил… и параплан, и садящееся солнце.

– А вот это вот, смотри… Это вот что такое?

– Это… гм… Может, просто краска пролилась?

– Может… а может – и не краска. Да что вам говорить – небось и сами помните.

Все замолчали… вспомнили Тунис, Средиземное море… и странное научно-исследовательское судно с внезапно вырвавшимся из его антенн изумрудно-зеленым лучом, после которого… После которого, собственно, все и очутились… там, в пятом веке!

– Так ты думаешь… – тихо прошептала Катя. – Тот парашютист тоже, как мы тогда…

Нгоно взволнованно потер руки:

– Этот парень, художник, сказал, что парашютист вдруг как-то внезапно исчез – вот только что был, и – сразу нету… Впрочем, я позвонил в комиссариат, вызвал наутро подмогу – глядишь, парашютист и отыщется.

– Очень бы хотелось, – Александр усмехнулся и разлил по бокалам остатки водки. – Мы с Катей тоже там завтра будем – очень уже хочется осмотреть панораму, сходить на кладбище…

– Ну, тогда там и увидимся, – рассмеялся стажер. – Правда, я буду не сам по себе, а с инспектором Мантину – это мой начальник, очень, я бы сказал – своеобразный человек.

«Своеобразный человек» оказался непрестанно изрыгающим проклятия господином в синих, вытертых джинсах и грязно-белом джемпере, коренастенький, круглолицый, с седыми кудрями и короткой шеей, он проявлял прямо-таки кипучую энергию: куда-то звонил, бегал, распоряжался, кричал…

– Гоно! Гоно! Чем вы там занимаетесь, черт побери?

Гоно – с ударением на последний слог – так здесь все называли Нгоно.

– Так мы тут измеряем…

– Я вижу, что измеряете – а какого черта? Ищите лучше следы! Во-он туда пробегитесь, к той вон, скале… ножками, ножками… Сторожа опросили? Нет? Так какого ж черта? И что, что тот дома! Мало ли что он там отдыхает. Вызвать! А не явится, так вломиться самим, да так, чтоб мало не показалось! Кинолог где? Как – у моря? Я вижу, что у моря. Что он там делает со своей собакой – по-моему, так прогуливается, разрази их дьявол, что-то этот неспешный променад не очень-то похож на работу. Сходите к нему, Гоно, поторопите – скажите, пусть к скалам идет и пошарит во-он в тех кусточках… Это что еще за троглодиты? Вижу, что туристы. Спрашиваю – какого черта они здесь делают? Какая, к собачьим чертям, панорама? Открыта уже… Так закройте ее в задницу! И быстро у меня! Жаловаться будут? Пускай! А ты, Гоно, запомни – не жалуются на тех, кто не работает. На меня вот постоянно жалуются… потому что я работаю, а не просиживаю штаны, как те бездельники в комиссариате, можете им, при случае, так и передать, да они и так знают мое о них мнение. Ну, что ты стоишь, как пень, господин стажер?! Иди живо, прогони туристов… И кинологу, кинологу не забудь сказать. О, это ж не собака! Это ж – крокодил! Чего она в воду-то полезла? Что ей делать в воде, что она, рыба? Гоно, ты здесь еще? А какого ж черта? Где постовые, постовые где? А, вот они, бездельники… А ну-ка, идите сюда, черти! Ну, что пялитесь? Живенько убрали отсюда туристов. Что? А, пускай потом жалуются – мы тут не в песочнице играем, а, между прочим, исчезновение человека расследуем… то есть, я имею в виду – ищем. Гоно!!! Я сказал – живо!

Опершись на парапет бетонного капонира, Александр не без любопытства наблюдал кипучую деятельность инспектора Мантину, наблюдал до тех пор, пока постовые не попросили всех покинуть панораму во исполнение приказа начальства. Просили вежливо, но вполне настойчиво – и хвост туристов потянулся от скал и воронок на американское кладбище. Туда же пришлось отправиться и Саше с Катериной, тем более что ничего интересного среди скал они не разглядели. Разве что пару дотов были закрыты на реставрацию – о чем красноречиво свидетельствовали таблички с названием производящей работы фирмы. Фирма называлась красиво – «Подрядно-строительная организация реставрационных работ «Немезида». «Немезида»! – вот так-то! Не какое-нибудь там СМУ!

Правда, самих реставраторов что-то было не видно. Бездельники – как непременно выразился бы про них кипучий начальник Нгоно.

Александр все же задержался у самой тропинки, обернулся, силясь представить – откуда бы мог вырываться луч? Получалось, что вроде бы как ниоткуда. Прямо из скалы, что ли?

– Парашют! – показывая вниз, на песчаную отмель пляжа, вдруг закричал кто-то из оцепления. – Они нашли парашют! Вон-вон, собака из воды тащит!

– Да отберите вы от нее, наконец, вещдок, черти вам в задницу! Я кому говорю, отберите! Это ж не собака, это ж – крокодил!

Ну вот, – слабо улыбнулся Саша. Вот и парашют нашелся. А его бедняга-хозяин утонул, видно. Не повезло. Ладно, тем и лучше – не будут разные гадости в голову лезть. Лучи всякие…

Быстро догнав жену, молодой человек деловито зашагал к американскому кладбищу.

А Нгоно они пригласили поужинать, не одного – вместе с инспектором, вот прямо на яхту и пригласили. Насчет инспектора – это была Катина идея, типа вот, пусть Нгоно налаживает с начальством неформальные отношения, в дальнейшем они очень даже пригодятся. Кто б сомневался?!

Только вот инспектор Андре Мантину вблизи оказался еще невыносимей, чем издали!

За столом он говорил все так же громко и все так же ругался, правда, иногда спохватываясь и целуя Катерине ручку толстыми мокрыми губами.

– Не знал, не знал, что у моего подчиненного такие друзья! Целый профессор! Ну, надо же! И еще – русские! Вы правда из России?

– Из Антарктиды. Водку будете?

– О, водка, водка!

Полицейский явно обрадовался – как выяснилось, нашлась в нем и хорошая черта: инспектор оказался не дурак выпить.

– Хорошая водка – да! Холодная, ах! Парашют? Какой парашют? Ах, тот… Да нашли, нашли, вытащили… эта хвостатая сволочь его чуть было на куски не порвала! Не кормят ее, что ли? Это ж не собака – это ж крокодил!

В широких ноздрях представителя уголовной полиции департамента Кальвадос росли сивые волосы, темные, чуть раскосые, глаза цепко смотрели на собеседников, круглое лицо разрумянилось – то ли от выпитой водки, то ли от ругани, впрочем, может быть, инспектор и от рожденья был таким краснощеким.

– Что скажешь, дружище Гоно? Тот парашют?

– Тот, – Нгоно согласно кивнул. – Красный, с желтыми нормандскими львами.

– Сам ты красный с желтыми львами! – неожиданно рассердился инспектор. – Из этого еще вовсе не следует, что парашют – тот. Мало ли таких парашютов? Вот свози его на опознание в этот, как его… в Уистреам…

– В Порт-ан-Бессен, господин инспектор.

– Вот-вот. Свози! Пусть они его там опознают, составишь протокол, все оформишь, как надо. А потом подъедешь в Байе, к антиквару… ну, ты знаешь.

– К Жану, что ли?

– К нему, – инспектор Мантину снова недовольно поморщился и, словно ища сочувствия, посмотрел на профессора. – Нет, ну нельзя на недельку в отпуск сходить! Этот чертов Гоно столько карманных краж накопил – к зиме не расхлебаться! Поедем, поедем в Байе, потрясем этого барыгу Жано. Дьявол! Он же нас знает… гад… крокодил зубастый… А вы, мадам Катрин, случайно, в Байе не были?

– Случайно нет! – Катя весело рассмеялась, по всему чувствовалось, что общаться с инспектором ей нравилось, пожалуй, единственной из всех присутствующих.

– Там такой собор, уммм! – месье Мантину закатил глаза. – Кафедраль! А еще ковер! Гобелен знаменитый. Черт знает, какой длинный!

– Вышитый королевой Матильдой, – улыбнулась девушка. – Или, скорей – герцогиней. А что, Саша, съездим, посмотрим? Мы ведь собирались. Тем более – любезнейший месье инспектор нас туда довезет… Ведь довезете, месье?

– О, конечно, конечно! Такая любезная и мудрая мадам… и очень-очень красивая! Не беспокойтесь, привезем и все покажем… А вы нам с Гоно кое в чем поможете. Так… чуть-чуть. Собственно, вам и делать-то ничего не придется. Просто зайдете в одну лавку да кое-что спросите. Это ведь нетрудно, правда?

Короче – уговорил. Саша, правда, морщился, да супружница настояла:

– Ну, милый… ну, давай, поможем, – Катя уже болтала на русском. – Этот господин такой милый… на нашего участкового дядю Лешу похож, был у нас такой в поселке, сейчас на пенсии. А люди до сих пор уважают! Тем более, нам же все равно – в Байе. Ну, как же – быть в этих местах и не полюбоваться знаменитым гобеленом! Завоевание Англии герцогом Вильгельмом Нормандским…

– О, да, да, – охотно поддакнул инспектор. – Гийом ле Конкеран! Бренд!