Над морем летали парашютисты. Правильнее эти разноцветные штуки из прочного шелка именовались парапланами, но все ж таки – тот же парашют (ПАРАшют ПЛАНирующий), разве что вытянутый, прямоугольный, планирующий ничуть не хуже дельтаплана, но куда более удобный – дельтаплан ведь не сложишь в рюкзак, а вот эти красные, желтые, зеленые парашютики – запросто! В воздухе их было пятеро, грациозно планировавших над пенной кромкой прибоя, над красными крышами домов, над песчаным пляжем, где местные жители и туристы собирали ракушки и устриц.

Местные привыкли уже – в городке (или – деревне?) как раз и располагалась школа парапланеризма, очень известная на всем побережье – от Арроманша до Изиньи, – и относились к летающим спортсменам обыденно, даже и не смотрели, ну разве что иногда махали руками знакомым, коих узнавали по цвету параплана. Даже бегающие по пляжу мальчишки и те не выказывали никакого любопытства, разве что немногочисленные туристы щелкали фотокамерами да восхищенно качали головами – ах, ах, вот это смельчаки! Вот бы самому так вот попробовать – рвануть в небо… А потом сверзиться оттуда во-он на ту колокольню… Нет уж, нет уж, не надобно нм такого счастья, пусть уж лучше эти – больные! – летают.

И все же – красиво! Именно там, в небе над зеленовато-синим Ла-Маншем, среди золотисто-белых облаков, подсвеченных нежарким вечерним солнцем!

Наверное, они стартовали с высокого холма у старинной башни Вубана, и теперь вальяжно планировали над побережьем. Трое – синий, зеленый и красный – видимо, каким-то образом сговорившись, дружно повернули к городку, полетели, едва не коснувшись крыш… нет, все же парашютисты были еще довольно высоко, но с земли-то казалось, что – вот-вот зацепятся. Правда, никто не ахал – привыкли, – а туристы уже расползлись по сувенирным лавкам и пивным.

Четвертый спортсмен – ярко-голубой – казалось, недвижно завис над морем, пятый же – желтенький, – посмотрев на часы (жест этот был хорошо заметен), – принялся неспешно снижаться, описывая плавне круги над бетонным вымолом с памятником утонувшим рыбакам. Туда – на вымол – и приземлился, как раз напротив памятника – вот только что еще летел и уже – оп! – стоит на ногах, улыбается, собирает свой парашют-параплан…

Припарковав синий служебный «Пежо» неподалеку с «Офис де туризм», стажер инспектора криминальной полиции господин Нгоно Амбабве – высокий (метра под два!) улыбчивый парень лет двадцати двух, с темной – с красноватым отливом – кожей и карими бархатными глазами – прихватил с собой черный атташе-кейс и, одернув пиджак, быстро догнал только что спустившегося прашютиста:

– Извините, месье! Клуб парапланеризма – это вот здесь?

– Да-да, – оглянувшись, кивнул спортсмен – круглолицый, лет сорока, дядечка с чисто выбритым добрым лицом. – А вы, молодой человек, небось, хотите записаться? Предупреждаю – отбор у нас строгий.

– О, нет, нет! – парень скривил тонкие губы в улыбке. – Может быть, в другой жизни, а сейчас некогда… Я из полиции, знаете ли – стажер Амбабве, помощник инспектора.

– А-а-а, – до того блестевшие нешуточным задором глаза спортсмена погасли. – Вы по поводу несчастного Анри? Поня-а-атно… Прошу, проходите – пришли уже. Наверное, хотите поговорить с председателем клуба? Так его сейчас нет.

– Знаю, – Нгоно сухо кивнул. – Утром я виделся с ним в Байе, кое-что расспросил. Теперь хотелось бы поговорить с остальными.

– Что ж, – пожал плечами парашютист. – Я вообще-то спешу, но, раз такое дело… Остальные, кстати, подойдут минут через сорок… подлетят, конечно! Ах-ах, бедняга Анри…

– Вас, кстати, как зовут, месье?

– Арник, Мишель Арник, я булочник… Что вы так смотрите? Думаете, булочники не могут быть спортсменами?

Помощник инспектора заметно смутился:

– Нет-нет, что вы, я ничего такого не…

– Ладно, молодой человек, – войдя в небольшой зал, месье Арник сбросил свой парашют на пол и, вытерев выступившие на лбу пот, уселся в кресло за стоявшим напротив окна столом, обычным, конторским. – Небось, будете спрашивать об Анри? Присаживайтесь. Хотите кофе?

Нгоно не отказался, он вообще редко отказывался от того, что предлагали, считая, что все – ну, почти все – на пользу делу.

– Так вот – Анри… Анри Лерой… Это был славный парень, месье! Господи… что это я говорю – был? Ну, подумаешь – третий день уже… Может, его унесло в Англию?

– А что – такое бывает? – вскинул глаза стажер.

Включив кофеварку, собеседник развел руками:

– Да бывает, нечасто правда… Вообще-то, параплан – самое безопасное средство для полетов. Правда, правда! Скорость небольшая, взлетает обычно со склона холма, по восходящему потоку и планирует, планирует, планирует, постепенно снижаясь. Самый безопасный – тип «Стандарт», это для начинающих – там и вообще ничего делать не надо – лети себе. «Перфоманс» получше – летать можно вычурней, быстрее… но и управлять – хотя тоже ничего сложного. На «Перфомансе» как раз и летел Анри… Я помню тот день, вернее – уже вечер, хорошо помню. Все было, как обычно – очень хорошо полетали… Вы знаете, я одиночка и не очень люблю компанию в воздухе. Месье Лерой – такой же. В тот день нас не так много и было – я, месье Дюбуа, мадам Адажу – да-да, у нас есть и женщины! – и вот – бедняга Анри! Вы пейте, пейте – это хороший кофе!

– Да, кофе замечательный! – Нгоно сделал глоток из небольшой фарфоровой чашки. – Давненько такого не пил.

Он вообще много чего не делал давненько! Вот уже второй месяц никак не мог даже выбраться к добрым знакомым и хорошим друзьям, которым был многим обязан – в свое время помогли и с гражданством, и с полицейской школой, в обход всех – ну, пусть – почти всех – правил. И вот – скотоводческий паренек из далекого Нигера Нгоно Амбабве – уже почти что инспектор! Хо – инспектор? Почти комиссар! Почти дивизионный комиссар… почти…

Да-а… Этак можно до министра МВД домечтаться!

Впрочем – и так… Кто такой был Нгоно раньше? Обычный африканский парень, скотовод, кочевник из древнего народа фульбе, тех, что соседи издавна считали ворами и разбойниками… и не без оснований считали.

Не зря, не зря Нгоно все ж попытался вырваться в Европу! Многие пытались – да только немногим везло, да еще так – как господину Амбабве! Мало того – получить гражданство, так еще и попасть на госслужбу! Ну, тут, конечно, и случай помог – как-то в Париже Нгоно вступился за одного человека: его прямо на глазах вытащили из машины и избивали, пятеро на одного, а дело было вечером, да еще в районе Пляс д'Итали… тот еще райончик!

А человечек этот оказался из комиссариата! Он и похлопотал… Славно!

Правда, сейчас вот, в данный момент, Нгоно не сильно-то радовался – некогда было. Ух, как в Кане обрадовались новому стажеру! У них «участок» в районе Байе «горел» – лето, отпуска… Уж тут-то господин Амбабве пришелся как нельзя более кстати – и теперь пахал за десятерых (нет, если честно, до за троих всего-то) – на всем побережье от Изиньи до Арроманша.

Впрочем, нельзя сказать, что работа молодому человеку не нравилась. Нравилась! Да еще как! Он же охотник… пусть даже бывший охотник. Выслеживать зверя, искать следы, малейшие приметы – в криминальной полиции все то же самое. Только звери – уже опаснее. Двуногие хищники, не знающие жалости и благородства!

Так что, полиция – это случай, случай. А вот гражданство… Господи, спасибо профессору Арно и тому русскому парню, Александру, что вытащил тогда всех из… из такой задницы! Нгоно до сих пор точно не понимал – где они все тогда оказались, после того, как села на мель шхуна старого контрабандиста Алима Кишанди! «Реис из Туниса» – так он любил себя называть… Плыли себе плыли… нелегально – во Францию…

И вдруг – на тебе! Оказались… в самом настоящем рабстве! Да еще… Дружок Луи Боттака – маленький лупоглазый ибо – сколько раз уже объяснял: мол, их всех закинуло в прошлое, в далекое-далекое прошлое, откуда удалось выбраться лишь благодаря профессору и русскому Александру. Да Нгоно и сам помнил, как выбирались – как делали генератор какого-то там поля, как вышли в море, как… Помнил. Но все же – не верилось. Особенно сейчас, когда с того времени прошло… ммм… да, уже почти три года. Два с половиной, если уж быть точным.

Конечно, хорошо бы обо всем этом почитать, но… время, время… Его и в полицейской школе-то не хватало, а уж тут… Как сказали в комиссариате: «Вы, господин, Амбабве – наша единственная надежда на лето!» Вот так – ни больше, ни меньше. Сказали – и дружненько свалили в отпуск. А «господин Амбабве» тут теперь расхлебывай! Нет… все же было интересно! Но все больше по мелочи – кражи, кражи, кражи… И вот – на тебе! – человек пропал. Летал себе, летал… и нету!

– Я думаю, его могло унести куда-нибудь в сторону Грэндкамп-Мэзи, – потягивая кофе, рассказывал месье Арник. – А что? Ветер-то как раз в ту сторону был. Пусть и не сильный, но хороший, устойчивый. Километров тридцать-сорок – да запросто! Просто схватил не тот поток и не смог повернуть обратно! Вообще-то, в таких случаях полагается садиться и звонить, вызвать из клуба машину.

– Так он звонил?

– Вот именно, что – нет! – парашютист в волнении всплеснул руками. – Оказывается – забыл в клубе мобильник! Мы потом только и нашли. Сами стали звонить – в сумке и зазвенело. Но, вообще-то, он должен был позвонить, сразу, когда приземлился – так положено по правилам, а месье Лерой не новичок – инструктор! Все равно – откуда. Из автомата, из ближайшего бистро, в конце-концов – попросить кого-нибудь. Но – не звонил… Господи…

Господин Арник тяжело вздохнул и опустил голову:

– Мы ведь через пару часов уже… начали искать. Проехались по всему побережью – никто ничего… Так уже и темно было – поздно. Так мы сразу – в полицию, к вам…

Нгоно хмыкнул – понятно, ну, куда же еще-то? Это когда ни с чем таким не сталкиваешься, живешь себе спокойненько – тогда полицейские – «флики поганые», – а как что случись… Три дня прошло. Три дня. Наверное, и искать теперь поздно. Разве что – труп, да и тот, поди, обглодали рыбы.

– Месье Арник, скажите откровенно – вы-то сами предполагаете, что могло случиться? В море он не мог упасть?

Собеседник снова вздохнул:

– Мог и в море. А мог и разбиться о скалы! Запросто!

Стажер спрятал усмешку – ну да, конечно. Разбился, тут и гадать нечего. Был бы жив – давно бы дал о себе знать, не в пустыне же! Берега круглом людные – деревушки и городки нескончаемой полосою тянутся. Так что… отыскать труп да списать дело! Вот именно – отыскать… без трупа – без установленного трупа – так просто не спишешь…

– Значит, вы говорите – в Грэндкамп дул ветер?

– А? да-да, на запад.

– А в Шербур его не могло унести?

– В Шербур? – месье Арник удивленно похлопал глазами. – Ну, Шербур – уж это слишком!

Нгоно и сам понимал – что слишком. Шербур – далеко, но вот – Грэндкамп-Мэзи и все городки, деревушки… Поездить по пляжам, поспрошать. Парашют в небе – в тех местах это не так уж и привычно. Кто-то мог видеть, вполне… Только вот, как отыскать этого «кого-то»? А на то ты, господин помощник инспектора, и полицейский, чтобы думать – как отыскать? В Интернете надо обращение выложить, причем – срочно! И на радио… в какой-нибудь местной популярной радиостанции… но и самому, конечно – проехаться, поспрошать. Тем более – в Грэндкамп-Мэзи – две нераскрытые кражи. Карманные – у туристов. Мелочь, конечно, но все-таки…

Нгоно дождался и остальных, добросовестно опросив всех, правда, ничего нового к тому, что уже и без того знал стажер, сказано не было, но молодой человек и не думал услышать что-либо новое, просто делал свою работу как мог – на совесть.

А, закончив, простился и зашагал к машине, невольно любуясь панорамой уютной гавани, полной прогулочных пароходиков и белых шикарных яхт, мачты которых торчали настоящим лесом, таким, что можно было бы и заблудиться. Нгоно замедлил шаг, высматривая «Эмили» – новую яхточку профессора Фредерика Арно, того самого ученого, что…

В кармане вдруг зазвонил телефон, затрезвонил требовательно и резко – или, может быть, это лишь показалось стажеру, ведь сам же специально поставил именно такие – резкие и требовательные – рингтоны.

Звонил Луи Боттака, старый приятель, если можно назвать «старым» человека, которому едва исполнилось восемнадцать. Хотя, с другой стороны – а сколько всего пришлось вынести вместе? Начиная от пешего перехода почти по всей Французской Африке и заканчивая кораблекрушением у берегов Туниса, и всем, что было дальше. А было такое, что и рассказать никому нельзя – не поверят! И лишь только профессор Арно, лишь Луи – знали. И еще – русские: Александр и его юная жена Катя.

Луи, Луи… дружище… Вот и говори теперь, что фульбе и ибо – враги! Ну да, в Африке – так и есть, но здесь… тем более после всего пережитого.

Интересно, что звонит Луи? Наверное, обижается на то, что давно не виделись? Звал ведь заезжать, да у Нгоно все никак не складывалось. То кражи, то туристы куда-то пропали, теперь вот – парашютист этот…

– А, Луи… Извини, друг, работы много. Сам понимаешь, в отпусках все. Ну – почти все… Что? Русские? Когда? Уже! Да, наверное, профессор и звонил, да только я трубку не брал – некогда. Сейчас вот в Грэндкамп собираюсь… а уж потом… да-да, вечером… ближе к ночи. Что-что? Профессор сейчас перезвонит? Хорошо, жду… Здравствуйте, господин профессор!

Доктор Арно – физика, математика и прочее – ехидно осведомился о тех «с позволенья сказать, делах», что так сильно отвлекают «любезнейшего Нгоно» от своих хороших друзей, после чего, не слушая никаких возражений, назначил встречу:

– Луи сказал – ты сейчас едешь в Грэндкамп-Мэзи? Отлично! Мы с русскими гостями как раз надумали покататься на яхте. В Грэндкампе и заночуем – там прекрасный порт, а до того – погуляем. Встречаемся ровно в девять, на набережной, у памятника английским летчикам. И никаких отговорок! Ждем! Что? Ну, хорошо, пусть будет девять тридцать…

Конечно, хотелось бы встретиться с русскими… если б управиться со всеми делами до восьми вечера. Впрочем, в крайнем случае, можно явиться на борт «Эмили» и ближе к ночи, профессор, конечно – педант, но Луи… Луи… Луи Боттака – он учился в университете, в Кане, а почти все выходные и каникулы проводил в Арроманше, на вилле профессора, располагавшейся среди прочих шикарных построек на авеню имени какого-то адмирала, Нгоно точно не помнил – какого, но как проехать – знал, бывал в гостях и не раз. Хотя для Луи дело, в общем-то, было не в вилле, а в лаборатории – доктор Арно вовсе не бросил своих прежних опытов, о чем официально заявлял. О, нет, он лишь перенес их на свою виллу, по мере сил оснастив ее всем необходимым, а деньги у профессора имелись: кроме научных грантов, еще и фамильное достояние – доктор Фредерик Арно происходил из вполне аристократической семьи, некогда владевшей землями к востоку от Орна. Там и сейчас кое-что оставалось и приносило немалый доход. Конечно, доход мог бы быть и больше, и даже гораздо больше, ежели б профессор Арно нанял бы, наконец, толкового и честного управляющего, вместо того проходимца, что от его имени управлял всеми хозяйственными делами вот уже более десяти лет. Знали, что подворовывает… Но выгнать – руки не доходили, а, может, профессор к нему просто привык. В конце концов – на лабораторию и для опытов денег хватало – а это было главное! Мир, Вселенная, продолжала сжиматься, расстояния становились все меньше, убыстрялось время, все в этом мире стремительно неслось к своему концу – к коллапсу! И все об этом прекрасно знали. Не знали лишь, сколько осталось времени: в газетах писали, что две-три тысячи лет, в Интернете запустили страшилку про два-три века, большинство же ученых сходились к цифре в сто тысяч. И только доктор Арно точно установил – осталось от силы лет десять! И делал все… старался… Для того – и лаборатория, и деньги… В ученых кругах его обозвали шарлатаном? И черт с ними, можно прекрасно работать и одному. Тем более, с таким помощником, как Луи!

Да, еще теми же опытами занимались военные… то есть профессор Арно на них когда-то и работал, покуда не осознал, что по большей части льет воду на личные счета генералов. И уж тем более после того случая…

Заехав на радиостанцию, Нгоно обо всем договорился и, минут через двадцать бросив машину на автостоянке в порту Грэндкамп-Мэзи, спустился к морю. Разулся, закатал брюки и, взяв в руки туфли, зашагал по широкой полосе песчаного пляжа. Сейчас, во время отлива, здесь было довольно людно – щелкая фотоаппаратами, неспешно бродили туристы, здесь, впрочем – довольно редкие, местные жители с плетеными корзинками за плечами, деловито собирали устриц, неодобрительно поглядывая на орущих, гоняющихся друг за другом мальчишек.

Нгоно нагнал одного, с корзиной:

– Добрый день, месье. Как улов?

– Да в иные времена было и лучше, – собиратель устриц – невысокий кряжистый старик с длинной седой шевелюрой и прободеющей на самой макушке лысиной, оглянулся. – Здравствуйте. Вы просто так интересуетесь?

– Нет, – стажер улыбнулся, положил на песок туфли и, достав удостоверение, представился.

– А-а-а! – ухмыльнулся старик. – А вы, случайно, не того пропавшего парашютиста ищете? Ну, про которого по радио минут десять назад передали? Я вот только не помню станцию, но ее здесь, у нас, на побережье, обычно все слушают.

– Да-да, – тонкие губы парня растянулись еще шире. – Именно его я ищу. Ничем помочь не можете?

– Не, не помогу, – подумав, отозвался собеседник. – Парашютист-то когда пропал? Вечером?

– Ну да…

– Так я по вечерам уже дома сижу, ну, бывает – в пивной или в блинной. Лучше б вам рыбаков спросить или мальчишек, если кто здесь на небо и смотрит – так только они.

– Да-да, спасибо, я так и сделаю…

Рыбаки… Нгоно и сам понял – вот их-то и нужно спрашивать. Да еще – мальчишек. Эти точно все знают и, может быть, видели… Хотя, конечно, лучше бы позвонили.

Да уж, да уж – не такой был дурак господин Амбабве, чтобы таскаться сейчас босиком по пляжу, надеясь только лишь на удачу. Все же – далековато, вряд ли парашютиста принесло сюда, да и вообще – от радиостанции в этом смысле куда больше толку. На нее сейчас стажер и надеялся, а вот по пляжу – шел… гулял… Не так просто гулял – на Нгоно, между прочим, еще две нераскрытые кражи висели.

Оставив в покое собирателя устриц, помощник криминального инспектора нарочито громко заговорил c мальчишками, все расспрашивал о парашютисте – мол, не видали ли? Нет, не видали, да Нгоно того и не ждал, так просто спрашивал – отвлекая… от человечка одного отвлекая, от очень нужного человечка. Во-он он тоже ходит с корзинкой. Чернокожий парень в красной баскетке и мешковатых грязно-белых шортах. Один… Это хорошо, что один. Однако вокруг народу много, а Нгоно по побережью уже месяца два трется. Кто-то мог видеть, знать – что из полиции… Зачем зря подставлять нужного человека? А так… ну, подошел и подошел, что с того? Этот «чертов флик» тут у всех про парашютиста выспрашивал.

Молодой человек улыбнулся и, нагнав, чернокожего, поздоровался, как со старым другом:

– Салю, Ману.

– Салю… – парень резко обернулся. – А-а-а, господин Нгоно! Вот уж кого не ждал.

– Ты ж сам сказал, где искать.

– Ну, сказал, – Ману наклонился за устрицей. – Случилось что?

– Так все то же… Камера, телефон и бумажник. У той англичанки…

– А… ты все про нее. Вот уж кому неймется! Ну, подумаешь – бумажник украли, с кем не бывает-то?

– А что Морис? – негромко спросил стажер.

Ману вздрогнул и испуганно оглянулся. О, этот сенегалец явно что-то знал – Нгоно чувствовал – знал! Но вот почему-то не хотел говорить. Боялся Мориса? Ну, не такой уж этот черт и страшный… обычный пушер. Но местную гопоту подмял… именно что гопоту…

– Морис таким заниматься не будет, – подумав, убежденно заявил Ману. – Не того полета птица.

– А я и не говорю, что это – Морис, – терпеливо пояснил Нгоно. – Но ведь тот, кто украл – ему товар скинул, другому-то здесь просто некому.

– Так могли в Байе отвезти…

– Ой, не смеши меня, ладно? В Байе! Еще скажи – в Кан! Когда все прямо здесь запросто скинуть можно… Морису. Ну? У тебя, кажется, еще и судимость не снята?

Сенегалец зашмыгал носом… ага – ну, крутись, крутись, думай…

– Может, конечно – и Морису…

– Ну! Ну! – стажер посмотрел на Ману отечески строго и, вместе с тем – с некоторой явно читаемой угрозой, и даже с некоторой насмешкой. Именно такой взгляд он как-то подсмотрел у своего непосредственного начальника, инспектора Андре Мантину. – Говори, говори, парень! Ты ж, в конце концов, с Морисом вместе работаешь.

Сенегалец передернул плечом:

– Скажете тоже – вместе! Он – старший портье, а я кто? Так… поломой-уборщик.

– Зато – в отеле «Дюгесклен»! – пошутил Нгоно. – Одно название чего стоит. Звучит! Был в старину такой рыцарь… Так что – никто подозрительный последнюю неделю к Морису не приходил? Знаешь что, Ману… несмотря на всю нашу дружбу… не поверю! Так-таки никого подозрительного?

– Да там много кто ходит… Все-таки – отель!

– Ману!!!

– Парни какие-то приходили, – снова оглянувшись, сдался, наконец, сенегалец – не фиг-то его было и прижать! – Во вторник, кажется… да, во вторник.

Ага! А кража-то была в воскресенье! Выждали денек и…

– Что за парни?

– Да подростки. Лет, может, по пятнадцать-четырнадцать… один – румын, Башу зовут, второго не знаю. Явились уже под вечер, у стойки терлись, шептались о чем-то… Потом – я случайно услышал – Морис звонил в Байе, знакомцу своему… ну, барыге тому, вы знаете…

– Жано Скряге?

– Жано.

– Отлично, Ману! Ты прямо в моих глазах вырос на несколько пунктов! Так… Жано и без меня займутся… теперь подростки – где их можно выловить?

– Выловить? – сенегалец удивленно захлопал глазами. – Что, вот прямо так – без улик, без адвокатов, родителей…

– А это все следователям нужно, – потрепав парня по плечу, расхохотался Нгоно. – А мы не следователи, мы – уголовка, нам кражи раскрывать надобно. Так где?

– Он, румын этот, гей, кажется…

– Кажется?

– Ну, похоже на то. Бывает, с мужчинами трется, через Мориса… Так что, у отеля его как раз встретить и можно.

– Хорошо, – стажер кивнул. – Другого точно не знаешь?

– Говорю же – первый раз видел!

– Хорошо, – Нгоно довольно улыбнулся. – Разыщу этого Башу, потолкую… Напарник как раз из отпуска явится. Хорошо! Так… теперь про парашютиста рассказывай!

– Про… кого? – сенегалец вытаращил глаза.

– Шучу, шучу! – расхохотался стажер. – А ты что, радио, что ли, не слушаешь?

– Так нет у меня его – радио.

– Короче, пропал тут у вас один… даже не у вас – в Порт-ан-Бессен. Двадцать пять лет, ярко выраженный брюнет, зовут – Анри Лерой. Красный парашют с желтыми нормандскими львами.

– Что, и львы тоже пропали? – шепотом поинтересовался Ману.

И – точно, не шутил, на полном серьезе спрашивал! Что ж, разные люди бывают…

– Насчет львов – ты, парень, не парься. А вот, если про парашютиста что услышишь – дай знать. Телефон мой помнишь?

– Не… Номер у вас длинный, а записать я боюсь.

– Хм… – Нгоно задумчиво почесал затылок. – Тогда вот что – ты, если что, в комиссариат звони, в Кан… скажешь, что для меня информация.

– Хорошо, господин Нгоно, я так и сделаю.

– А вообще – я и сам тебе звонить буду. Мобильник-то не потерял еще?

– Нет, господин Нгоно… не потерял, – сенегалец вдруг улыбнулся. – А знаете, почему я вам помогаю? Нет, вовсе не потому, что боюсь… Просто вы – как и я – черный…

Ха! Сказал! Да мало ли во Франции черных?!

От только что произошедшей беседы настроение стажера резко пошло в гору. Еще бы – можно сказать, поднял кражу… ну, пусть – почти поднял. Что и осталось-то? Притащить в участок этого Башу да поколоть как следует – инспектор Мантину на такие дела мастер. Потому, наверное, и до сих пор в провинции трудится. Итак… Что теперь делать-то? Дождаться вечера, подъехать к отелю «Дюгесклен», подкараулить Башу… ага – и сколько его там караулить? Лучше позвонить Ману… да-да, вот вечерком, часиков в восемь и звякнуть. Или даже – в девять. Нет, в девять не стоит – сегодня же встреча! Профессор, Луи, русские…

А Башу прижучить бы надо! Чувствуется – на нем уж точно не одна эта кража! Да и вообще – несовершеннолетний гей! Человек для вербовки в агенты очень даже перспективный. Вот уж точно – не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Искал парашютиста, а нашел… много чего нашел… для дальнейшей работы!

Стажер уже успел надеть туфли и как раз подходил к автостоянке, когда в кармане задребезжал телефон – как всегда, яростно и неумолимо.

– Алло… Что? Уже! Ну, просто здорово! Где-где? В Изиньи?! Отлично, я как раз рядом. Диктуйте адрес! Что? Не оставил… ах, только телефон… ну, давайте же, давайте, сбросьте эсэмэской… Спасибо! Большое спасибо от лица полиции и от себя лично!

Звонили с радиостанции. С той, с местной, модной, той, что крутила не только рэп, но и кое-что получше. «Нуар Дезир», например, Калогеро, «Племо», «Астонвилла»… ну и множество мелких местных групп, известных, разве что на узкой полоске берега, опять же от Изиньи до Арроманша.

А ведь нашелся-таки свидетель! И даже проявил гражданскую сознательность – позвонил, надо же. Некий господин Жак-Ив Фернье, художник… Ага – вот и sms – телефончик. Нгоно тут же и позвонил – а чего ждать-то? Тем более время было.

– Месье Фернье? Вас беспокоит инспектор Амбабве, уголовная полиция. Да-да, по поводу увиденного вами парашютиста. Мы бы могли встретиться? Да, у вас в Изиньи… Диктуйте адрес… Ах, рисуете на пленере. А где рисуете? ага, понял – набережная, Порт де Плезанс. Через пятнадцать минут буду!

Странный голос был у художника – тоненький, будто женский. Ладно, хорошо хоть ехать близко. Телефонным беседам стажер, как и любой полицейский, не очень-то доверял – всегда лучше вот так, глаза в глаза, побеседовать, коли уж есть такая возможность.

Как и договаривались, ровно через четверть часа Нгоно уже парковал авто у Порт де Плезанс, рядом с местом для пикника на воздухе, тоже обозначенным соответствующим знаком – вилка и нож.

Художник на набережной оказался один. Он стоял у мольберта с палитрой в руках и пялился на проплывавшие по каналу яхты. Худенький, небольшого роста, в красной рубашке и белых коротких брюках…

И рисовал неплохо! Прямо Эжен Буден, уж этого-то в Нормандии все знали. Как и Клода Моне.

Посмотрев на мольберт, Нгоно смущенно покашлял. Художник обернулся… Господи – мальчик! Лет двенадцати, с копной темно-русых волос и светло-серыми большими глазами.

– Привет.

– Здравствуйте.

– Ты случайно месье Фернье не знаешь? Тоже, между прочим – художник.

– Месье Фернье – мой отец, – улыбнулся мальчишка. – Но он морской инженер, а не художник. А художник – я!

– Постой-ка! А тебе не Жак-Ив зовут?

– Жак-Ив. Как Кусто. Легко запомнить.

Боже… так вот почему голос-то…

– Это не ты звонил на радио? По поводу парашютиста?

– Я! – парнишка моргнул. – А вы, значит, тот самый инспектор…

– Ну да – с которым ты пятнадцать минут назад разговаривал!

– Бонжур, – снова поздоровался Жак-Ив. – Так мы куда пойдем?

– А никуда! – стажер беззаботно махнул рукою. – Здесь и поговорим, если, конечно, ты не против.

– Нет, не против. Наоборот даже хорошо.

– Ну и отлично! Рассказывай, Жак-Ив, где и когда ты этого парашютиста видел?

– Вообще-то они парапланеристами называются. Это ж не совсем парашют… то есть, парашют, конечно, но – особый. Ой! Я, наверное, что-то не то говорю?

– Рассказывай, рассказывай – очень интересно послушать.

– Правда?! А мама говорит – я, как помело, болтаю. Просто без умолку!

– Ну – так я весь внимание, – ободряюще улыбнулся Нгоно.

– Это в Пуант-дю-Ок было, знаете, рядом с Грэндкамп-Мэзи, там еще со Второй мировой войны много всяких укреплений осталось – я их и рисовал, а еще – закат, больно уж он был красивый! Особенно – с холмов. Специально туда на велосипеде приехал, с мольбертом, с красками…

– Там же мемориал, кажется… – припомнил стажер. – И еще это – американское кладбище.

– Да, да – всех погибших при высадке союзников. Омаха-бич!

Омаха-бич… В целях конспирация так союзники места высадки и называли – Юта, Омаха, Голд, Джуно. Сорок четвертый год… война… От Нижней Нормандии места живого не осталось – одни развалины.

– Ох, извини, я, кажется, перебил.

– Ничего… Так я продолжу? Ну вот… времени было примерно часов восемь-девять вечера… солнце уже заходило – такое потрясающе-красивое, знаете, и в море так отражалось… играло, сверкало на волнах… а небо, небо было синим, высоким, и уже загорались звезды, правда еще бледные, словно бы неживые. А облака-то какие плыли! – юный художник восторженно взмахнул кистью, едва не закапав модный стажерский пиджак. – Сверху белые, словно сахарная вата, чуть ниже – бежевые, а в самом низу – золотисто-оранжевые от солнца! А временами – вы, месье, не поверите – вдруг становились измрудно-зелеными! Именно таким вот цветом и сверкали! Чудо! И словно бы такой узенький лучик… тоже зеленый! Я глаз не мог оторвать… тут он и появился, парапланерист этот!

– Цвет парашюта не разглядел?

– Точно не скажу – далековато было, но вроде красный. Нет, точно – красный. И летел он, знаете, так уверенно, прямо, красиво. Потом вдруг стал поворачивать, медленно, по дуге, я даже подумал – будто он увидал внизу что-то, что-то такое, что привлекло внимание, бывает же так, знаете, я вот в прошлом году…

– Так-так, значит – планировал уверенно? И что дальше? Куда потом полетел?

– А не знаю, – парнишка пожал плечами. – Он просто взял и исчез. Облако снова зеленым сверкнуло… Я сделал пару мазков, потом голову поднял – а его и нет уже! Улетел? Наверное, уже приземлился.

– Место, где все было, показать сможешь?

– Смогу. Я же говорю – в Пуант-дю-Ок. Да у меня рисунок есть… вот, смотрите!

Художник нагнулся к лежащей прямо на парапете папке и, достав оттуда рисунок, протянул Нгоно:

– Вот!

Что ж… написано, конечно, вовсе не в реалистичной манере, но все же вполне узнаваемо – вот и остатки башен, и бетонные укрепления, и луч этот солнечный, но почему-то зеленый, и изумрудное облако, и скала… приметная такая скала…

– Здорово! – от всей души произнес полицейский.

Глаза мальчишки блеснули:

– Вам правда понравилось?

– Правда. А могу я этот рисунок взять… ненадолго?

– Да хоть навсегда берите! – радостно воскликнул художник. – Дайте только я подпишу… Вот так – Ж-И Фернье!

– Спасибо! – искренне поблагодарил Нгоно. – И за помощь спасибо. И за рисунок. У себя в кабинете повешу… или даже дома.

Парнишка заулыбался:

– Я рад. Нет, правда! Вот, в прошлом месяце случай был. Иду я как-то…

– Ну, так я пойду, Жак-Ив! Пора… еще много работы.

– Да-да, конечно. Всего вам хорошего, удачи.

– И тебе того же!

Славный мальчуган, – думал помощник инспектора уже в машине. И приметливый какой – одно слово – художник!

В Пуант-дю-Ок – так назывался мыс и часть побережья, по большей части ныне превращенная в музей под открытым небом – Нгоно добрался уже вечером, часов в восемь – до этого заезжал к «Дюгесклену», ждал Башу. Однако хитрый румын так и не появился, и стажер на то плюнул, да покатил к мысу.

Что он хотел там найти? Парашютиста? Так, если б тот оказался жив – его бы давно подобрали. А если утонул – море вынесло бы на берег если и не сам труп, то уж парашют – точно. Заметили бы, подобрали – там всегда полно зевак, да и мемориал рядом – охрана уж наверняка есть или, по крайней мере, сторож.

Бросив машину на стоянке, Нгоно пошел в мемориал, поговорил со смотрителем – правда, безрезультатно. Было поздно и все экскурсии уже закончились, так что господин Амбабве вышел к немецким укреплениям в полном одиночестве, не считая заходящего солнца и выплывшей в небо луны, такой же одинокой, как помощник инспектора. Признаться, это местечко впечатляло! Пожухлая трава, каменистая почва, скалы.

Воронки, бетонные капониры, пушки, колючая проволока… И – далеко внизу – бушующая кромка прибоя. Да, несладко пришлось рейнджерам в сорок четвертом – и сейчас-то пробуй-ка, заберись с моря на эти скалы! А тогда – под градом снарядов и пуль? Однако если парашютист приземлился неудачно… А очень может быть! Тут и сам черт ногу сломит! Конечно, был бы жив – закричал бы, услышали. А если ранен? Потерял сознание, и…

Хорошо бы завтра обыскать все, прямо с утра, как посветлеет. Позвонить в комиссариат, попросить помощи – людей главным образом, но, хорошо б и собачек. Да, с собачками-то враз бы нашли тело, живое там оно или мертвое. Хм… парнишка сказал – исчез! В таких скалах исчезнешь, запросто!

Нгоно достал из прихваченного с собой дипломата рисунок. Ну – вот он, мыс, затянутый колючей проволокой… наверное, в целях профилактики несчастных случаев. А вот – параплан. Парит этак безмятежно как раз над мысом. Впрочем, Жак-Ив говорил – парашютист далековато до мыса кружил, скорее – над морем. И исчез внезапно. Куда? Ни с того ни с сего просто упал в воду?

Осторожно перебравшись через колючую проволоку, молодой человек подошел к самому склону… нагнулся… Да-а-а… прямо скажем, трудновато было штурмовать этот райончик!

Что-то хрустнуло сзади, и Нгоно, как опытный охотник, резко отпрыгнул влево, совершенно машинально… Чья-то темная фигура, не удержав равновесие, полетела вниз, в пропасть… Да, можно сказать и так – в пропасть. Вопль отчаянья отразился от скал и тут же затих, словно бы захлебнулся кровью.

Выхватив из кармана фонарик – маленький, размером с палец – молодой человек посветил в темноту, постепенно осознавая, что на месте упавшего должен был быть он сам! Хорошо – охотничий инстинкт не подвел, а был бы на месте Нгоно обычный полицейский… лежал бы сейчас внизу с переломанными костями.

Внизу…

Посветив вокруг, стажер отыскал тропинку, ведущую в обход скалы вниз, к морю, и быстро пошел по ней, стараясь не споткнуться – запросто можно было сломать себе шею… чего, видимо, и хотел неизвестный. Кто б это мог быть? Да кто-то из местной гопоты, тут и думать нечего! Заприметил одинокого человека, спутал с туристом, решил столкнуть да ограбить… Вот только не повезло бедолаге! Ладно, ладно… скоро уж будет видно – кто. Может быть даже – кто-то из людей Мориса. Тогда было бы здорово, если он еще жив… Если повезло – упал на песок… Ага!

Спустившись, Нгоно выскочил из-за скалы на песок… и тут же закрыл глаза рукой – впереди вдруг вспыхнуло море! Волшебное сияние поднималось из самой пучины, волны сверкали, словно бы отражая сияющее солнце, однако нет – это был их собственный свет, идущий откуда-то изнутри, облизывающий и заставляющий светиться камни и белую пену прибоя. Лизавшие узкую полоску пляжа волны казались огненными пылающими языками… будто кто-то разлил в море бензин, поднес спичку…

Стажер машинально отпрянул… и тут же рассмеялся: ну, конечно же! Флюоресценция моря! Не столь уж и редкое в здешних местах природное явление, еще Виктор Гюго наблюдал его в Изиньи… Вот и Нгоно, можно сказать, повезло! Даже – два раза: со скалы не столкнули, и вот, увидел такое чудо!

Плохо вот, некогда сейчас было спокойно стоять, любоваться… пора было делать дела. Вздохнув, молодой человек убрал ненужный фонарик и зашагал к скале, маячившей на фоне синего звездного неба острым матово-черным рогом.

Ага… куда-то сюда и упал незадачливый незнакомец… ну да – вон и следы… Следы! А ведь повезло! Упал на песок, не повредился, уковылял куда-то… И не мог, никак не мог, далеко уйти!

Идя по следам, Нгоно нырнул за скалу и снова включил фонарик, поднимаясь вверх по узенькой и опасной тропке. Шел осторожно, прислушиваясь… Чу! Где-то наверху послышался шум мотора!

Стажер прибавил шагу, выбрался на скалу… заметив удаляющиеся огни автомобиля.

Черт!!! Упустил! Бежать к автостоянке? Нет смысла – слишком уж далековато. Однако этот ночной черт большой наглец – заехать на авто прямо к мемориалу. Тут и дороги-то нет – одни пешеходные тропы. Судя по красным огонькам – именно по ним авто и едет, во-он, видно, как огибает воронки, сохраненные с сорок четвертого года.

А что же сторож? Да нет здесь никакого сторожа, слишком уж велика площадь. Ладно… Завтра, все – завтра. А сейчас… его ведь, в конце концов, ждут!

Нгоно улыбнулся и, оглянувшись, бросил последний взгляд на дикое, охваченное неземным сиянием море.