Легионы

Костер они развели на самом берегу реки, на две рогатки положили вертел с поросенком. Языки пламени скакали совсем рядом с обреченно вытянувшей ножки розоватой тушкой, и мясо быстро покрывалось румяной корочкой. Олег не видел причины таиться. Разве кого-то из порубежников побеспокоит одинокий огонек на сопредельных землях? Вот десятки, сотни костров — это да, это означает, что к границе подошла многотысячная армия. Примерно такая, что сейчас замерла в лесу окрест своего воеводы, сжимая копья и опираясь на щиты.

— Мы одни, друже, ты представляешь, одни! — не веря своему счастью, горячо твердил Любовод. — Токмо нам вся добыча, токмо нам весь прибыток. Да еще и ты за воеводу! Ну, свезло так свезло!

— Чему ты радуешься, друже? — не понял Середин. — Воинов-то нет никого! Кто тебе добычу продавать станет?

— А и расходов меньше получится, — расхохотался купец. — Сами все, что надобно, соберем!

— А мне и не надобно ничего, — тихонько молвил Будута. — Можно, я останусь? Чего мне… Зачем?

— Сиди, ты мне нужен, — сурово предупредил холопа Олег. — И без того людей никого почти со мной не идет. В драку тебя кидать не стану. Телегой первой править станешь. Бо без возничего и повозка с места не сдвинется.

— Какая драка? — охнул холоп. — От костра в лес по нужде не отойти. Стоят там все, не дышат, не шевелятся, слова единого не молвят. Жуть…

— А ты чего скажешь, Ксандр? — поинтересовался Олег у кормчего, что как раз срезал себе ломоть пропекшегося мяса.

— Нехорошо это все как-то, — пожал тот плечами. — Однако же, деваться некуда. Судно нам хоть какое добыть надобно, чтобы на Русь вернуться. А с прибытком вернуться — и того лучше. Хозяин прав: в кои веки на войне мы единственными купцами окажемся. Добыча немалой будет. Ради такого вонь от ратников странных можно и потерпеть. А от иных бед крест святой убережет. Не попустит душе пропасть в соблазнах и страхах греховных. Опять же, за правое дело, сказывают, биться будем.

— Да я знаю, что за правое… — Ведун срезал со спины поросенка длинный ломоть мяса, коричневатый с одной стороны и еще совсем розовый изнутри. Густо посыпал солью с перцем из стоящего на земле мешочка, растер. — Знаю. Да только тревожно как-то на душе. Неуютно.

— Перед доброй войной завсегда неуютно, друже, — хлопнул его по спине купец. — Ничего, милостью Велеса завтра реку перейдем, да и припомним каимцам друзей наших павших, ладьи утопленные да кошели пустые. Сквитаемся и по совести, и по прибыткам. Нешто жалеешь ты ворогов здешних? Своей-то крови проливать, чай, не придется. Ни своей, ни друзей наших. Так чего опасаться? Коли что не так сотворим, все едино не пострадает никто. Будута, куда пиво спрятал? Сюда тащи! Славный сегодня вечер, други. И утро завтра будет — славное…

* * *

За месяцы, проведенные на борту ладьи, ведун отвык и от тяжести брони, прижимающей к земле своим пудовым весом, и от жесткого седла, что пинает седалище при каждой попытке перейти на рысь.

Доспехи своим гостям законный правитель Кайма выдал ламинарные, похожие на рыбью чешую. Только не сверкающую на солнце, а мрачную, как душа палача — из вороненых пластинок размером с большой палец руки. Пластинки крепились на тонкий ремешок, который нашивался на куртку из толстой воловьей кожи с завязками на левом боку. По прочности он, пожалуй, не уступал кольчуге, но был жестким и неуклюжим, как кираса. Единственным его достоинством было то, что он заменял одновременно и броню, и поддоспешник, и в летнюю жару это избавляло от нужды поддевать еще что-то поверх рубахи. Шлем был обычный: ерихонка с несколькими конскими хвостами вместо бармицы, — а вот надевался он на бумажную шапку, неотличимую от танкистского шлема из далекого будущего. Даже застежка имелась медная и выпуклости над ушами. Конь же был серый в яблоках. Лошадей вообще для путников не пожалели — по три заводных и Середину, и купцу оседлали. Правда — ни одного вороного. Видать, черная масть ценилась превыше всего и береглась для своих, а прочего окраса было не жалко.

— Так что скажешь, колдун? — оторвал Олега от раздумий и колебаний купец. — Выступаем мы, али нет?

Ведун вздохнул, борясь с нехорошим предчувствием, потом достал мешочек с зельем, высыпал в руку, сжал кулак, перевернул ладонью вниз и резко выбросил вперед, раскрывая пальцы:

— Тахари, кхак, оринако олди-ари!

Порошок искрящейся струйкой умчался вперед, медленно осел на волны. Вода захрустела, по ней зазмеились круто изломанные трещинки. Цвет из бледно-голубого превратился в зеленый…

— Отличное зелье, — пробормотал себе под нос Середин. — Да только Аркаим секрета его ни за что не отдаст, к бабке в лес не ходи.

Он тронул пятками коня и первым въехал на ледяную полосу, соединившую гористый северный берег реки и лесистый южный — с той самой отмелью, на которой недавно каимцы перехватили и разорили их суденышко. Выехав на песок, он остановился справа от моста и развернулся, глядя на марширующие по льду ровные ряды воинов, одетых в потрепанные, а местами и рваные мешки с грубо притороченными рукавами.

— Стоять! — скомандовал он, когда на вражеский берег ступила первая сотня зомби, и простер над мертвецами руку: — Нарекаю вас первым легионом! Вперед пошли! — Ведун выждал, затем снова остановил поток: — Нарекаю вас вторым легионом! Вперед пошли!

Таким нехитрым образом Олег разбил свою армию на четыре легиона: три примерно по восемьсот пехотинцев, а четвертый — шесть сотен. Теперь он мог более-менее успешно совершать маневры отдельными частями войска. Фаланга, конечно, штука могучая — но римляне доказали, что полегионное построение в бою намного эффективнее.

— Ксандр, ты на заднюю телегу садись! Следи, чтобы не потерялось ничего, не сломалось. Будута! Ты на первую телегу. Войско, слушай мою команду! Первый, второй и третий легионы — за мной, четвертый легион — вслед за обозом… Пошли!

Путь с речного берега Олег теперь знал: направо вдоль берега до русла ручья, затем вверх по течению и так до прогалины, огражденной березами с северной стороны и соснами с юга. Путь был не самый удобный — ветки склонялись настолько низко, что всадникам приходилось постоянно пригибаться к конским шеям, а ширина русла была, казалось, меньше, нежели ширина телег. Пехота прошла это место без труда, но вот обоз… Однако опасения ведуна оказались напрасны: спустя полтора часа после ухода с берега все пять повозок благополучно выкатились на утоптанную поляну со следами многочисленных кострищ.

— Помнишь это место, друже? — Любовод, натянув поводья, указал в сторону берез, на ветвях которых до сих пор болтались обрывки веревок.

— Как сквитаемся, тогда и вспомним, — ответил Олег. — Давай лучше по поляне прокатимся. Может, после набега смолевников могильник остался? Ты по правой стороне скачи, а я по левой…

На широкой рыси они промчались от берез до соснового бора за полминуты, но никаких следов захоронения не обнаружили. Ни в лесочке, ни на самой поляне следов недавнего перекапывания не было. Видать, местные жители увезли погибших в родные места. Пешие зомби отстали почти на полверсты, и Олег, пользуясь моментом, развернул свиток карты:

— Та-ак… Скорее всего, мы находимся вот здесь… Вот и отмель видна, и город среди гор на том берегу нарисован. Тогда аккурат отсюда должна начинаться дорога во-от к этому городку. Кива называется.

— И далеко до него?

— Не знаю, друже, — пожал плечами Олег. — Масштаба на карте нет. Да и не ясно еще, с какой скоростью наша рать шагать может.

Он пустил скакуна медленным шагом, поглядывая на растущие меж каменных россыпей толстые сосновые стволы. Лес как лес… Ведун вдруг натянул поводья:

— Глянь, друже. Нигде никаких кустов нет, а тут орешник вымахал, словно специально усаживали. С чего бы это? — Вместе они подъехали ближе, обогнули выдвинувшийся вперед самый сочный, раскидистый куст и обнаружили начинающуюся за ним глинистую тропу, иссеченную на полумесяцы следами подков. — Ты смотри, спрятать проход пытались. И чего это они такие недоверчивые?

Середин оглянулся снова. Зомби, как и было приказано, в колонну по трое двигались за ним, нацелив копья в небо и покачивая щитами.

— Не торопись, — потрепал ведун по шее свою лошадку. — А вдруг там злые дяди? Давай главные силы подождем. Умчаться всегда успеем.

Ему вдруг пришла в голову мысль, что кобыла под ним вполне могла оказаться трофейной. А значит, она знала эту дорогу, ведущую к привычному стойлу и яслям с сеном и ячменем. Вот только как использовать подобное знание, Олег не придумал, а потому, дождавшись головы колонны, просто отпустил поводья, разрешая скакуну сойти на тропу.

Под сосновыми кронами тропа тянулась верст пять, постоянно петляя между деревьями и крупными валунами — камушки помельче, скорее всего, с дороги кто-то убрал. Впрочем, что хорошо всаднику, не всегда пригодно для возничего — ведун попытался представить, как прыгают телеги по твердым сосновым корням, выпирающим из глины буквально везде, и ему стало жалко и Будуту, и трясущегося на облучке кормчего.

Лес закончился только далеко за полдень — колонна вышла на бескрайний, до самого горизонта, луг, поросший ковылем по брюхо коню. Олег бы даже сказал, в степь — но он хорошо помнил, что к этому времени степи обычно выгорают до состояния безжизненных пустынь, по которым только перекати-поле из конца в конец носятся. Здесь же трава стояла сочная, зеленая, недостатка во влаге не испытывающая. Такая, словно ее долго и любовно удобряли, да еще и поливали через день.

— Странно только, что не кошена, — вслух отметил он.

— Видать, нет жилья поблизости, — ответил купец. — А может, было, да вымерли в нем люди. Сам же видел, сосны токмо на камнях растут. А как земля нормальная пошла, так и деревья как отрезало. Словно распахивали тут пригодную земельку-то… Али под паром последние деньки достаивает. Но тогда, опять же, косить должны. Глянь, какое сено пропадает! По две белки возок, не менее.

Олег рассмеялся. Умение товарища абсолютно все сводить либо к прибыли, либо к убытку немало его забавляло.

— А солнце и небо ясное сколько стоят, Любовод?

— Это смотря когда, друже, — нимало не смутился купец. — Коли по весне, так и ничего. Земля сырая, а сажать по любой погоде можно. Коли летом, то по деньге убытка с чати получится. Погорит хлеб, высохнет, не уродится. А по осени, так, почитай, по две копейки накидывай. Жать да снопы сушить по солнышку удобнее. Не погниют стога на полях, в овинах дров меньше сгорит. И сено будет, и хлеб.

Ведун, поняв, что его «умыли», вскинул лицо к небу и вдруг обнаружил там кружащего под самым солнцем пепельного орла. Он тут же полез в чересседельную сумку, достал камень, вперился взглядом в его шершавую поверхность. Парой минут спустя сухой рисунок из черных, коричневых и слюдяных крапинок словно поплыл, подтаивая от жара, и Олег услышал знакомый голос:

— Кумай видит вас, чужеземец. Ни одной банды поблизости нет. Малый дозор Раджафа уходит вниз по реке. Вас он не застал, а ручей следов не хранит. Через семь верст пути вы к ручью выйдете, еще столько же до Кивы останется.

— Сегодня, стало быть, до города не дойдем, — решил Середин. — В темноте от нас толку не будет, а раньше времени выдавать свое присутствие незачем. Встанем на ночлег у воды. Мертвецам она ни к чему, но людям и лошадям пить хочется.

— Ты мой воевода, тебе решать, — с удивительной скромностью ответил мудрый Аркаим, и камень застыл, снова став шершавым и холодным.

Наверное, эта ночь была самой безопасной за все время пребывания ведуна в этом странном мире. Он вместе с друзьями отдыхал в центре легионов, размещенных строем «каре» и готовых беспрекословно повиноваться каждому его слову. И все же ночь оказалась не самой лучшей. На всем пути до ручья они не встретили ни единого деревца, а потому развести костра не смогли. Пришлось довольствоваться на привале лишь сырой водой и лепешками с солониной. С другой стороны, такой аскетизм не вызывал желания задержаться на отдыхе, и с рассветом армия двинулась дальше. Где-то через час они вошли в молодой осинник, и Олег подумал о том, что не мешало бы запасти хвороста на вечер — на случай, если опять без дров останутся, — но тут же прогнал эту мысль. Лишние хлопоты, лишние задержки. А часа через два он рассчитывал добраться до первого вражеского города. Уж что-что, а дрова возле города наверняка найдутся. Если не поленницы — то какие-нибудь палисады, что при нужде можно пустить в топку.

— Кра-а-а! — привлек внимание ведуна крик спустившегося почти до высоты деревьев орла.

Середин торопливо извлек каменный шар и почти сразу услышал встревоженный голос правителя:

— Вас заметили!

— Кто?

— За леском по правую руку скачет дозор, четыре всадника. Я так мыслю, следят, но на глаза не показываются. Далее по дороге конный отряд, около двух сотен. До них две версты.

— Благодарю тебя, мудрый Аркаим, — кивнул Олег. — Я буду готов.

Ведун вернул камень в сумку, окинул взглядом колонну, рядом с которой скакал. К чему тут готовиться? Брони своей мертвецы, как среди ратников нередко бывает, на повозках не везут, оружие и щиты при себе. Силы им беречь тоже ни к чему — уставать не умеют. Тогда что? Остается только быть повнимательнее, чтобы команду вовремя отдать. Но и это будет не скоро: всаднику в лесу еще труднее, чем пешему, пробиваться. Посему, пока колонна на чистое место не выйдет, бандиты атаки не начнут.

Олег пнул лошадь пятками и начал обгонять шагающих зомби, чтобы первым успеть увидеть опасность.

Дорога постепенно уходила все ниже и ниже, а осины по сторонам, словно пытаясь удерживать верх леса на одном уровне, становились крупнее, развесистей. Под ногами зачавкал черный перегной — как вдруг тракт повернул резко влево, начал забираться на пологий склон, и впереди просветлело. По верхнему гребню холма осинник обрывался так же резко, как сосновый бор двадцать верст тому назад. По глазам ударило солнцем, и почти сразу послышалось задорное улюлюканье: конные сотни, что гарцевали в полуверсте ниже впереди, стремительно разгонялись по жнивью.

— Вот проклятье… — Олег перекинул в руку щит и потянул из ножен саблю.

Всадники приняли единственно правильное решение. Они подловили наступающего врага на выходе с узкой лесной дороги, чтобы не позволить развернуться, не дать использовать численное превосходство — и вколотить, словно молотком, обратно в лес. Заставить толпиться на дороге, поодиночке выбираться через заросли, чтобы потом так же поодиночке попадать под меч стремительного всадника или удар копья. Им на руку было все: и неожиданность нападения, и отсутствие высокой травы, в которой не разогнаться коням, и походный строй противника… Один удар — и они победили!

— Ну, это мы еще посмотрим, — облизнул почему-то пересохшие губы ведун. — Посмотрим. Легионы надрессированы по высшему разряду. Зубы обломаете.

Осталось треть версты, четверть. Всадники мчались все быстрее и быстрее.

Но Середин не торопился разворачивать мертвецов в боевой порядок, смыкать ряды. Чем больше воинов успеет выйти из леса к моменту столкновения — тем более глубокий и прочный строй встретит врага.

Еще двести шагов, сто — и вдруг случилось чудо! Всадники резко развернулись, прыснули в стороны.

— Ё-о-о! — только и успел выдохнуть ведун, резко нагибаясь и поддергивая ногу под прикрытие щита.

Тут же послышался дробный стук — и из внутренней стороны деревянного диска высунулись на длину ладони сразу шесть граненых наконечников. Потом последовало еще несколько ударов с тем же результатом.

Кобылка под Олегом жалобно всхрапнула, начала заваливаться набок. Он еле успел соскочить и отбежать в сторону. Беспокоиться о скакуне было поздно: у него из головы торчали две стрелы, из груди — штук десять, из крупа — еще три.

— Степняки! — презрительно сплюнул ведун и двинулся вперед, прижимаясь поближе к общему строю.

Конные сотни Раджафа почти в точности выполнили маневр, который он предполагал, за исключением завершающей точки: мощного и жестокого, смертоносного копейного удара. Они предпочли забросать врага стрелами.

Типичная тактика всех степняков: воевать без риска. Не класть живот, защищая каждый клочок земли, а изматывать врага непрерывным огнем из луков. День за днем, неделю за неделей, версту за верстой стрелять издалека, пока на бесконечных степных просторах не окажутся изранены все до последнего противника, и пока враги сами не полягут от усталости и тягот, так ни разу и не сойдясь с ними в ближнем бою.

— Но только в эту игру можно играть и вдвоем… — зло рассмеялся Середин, глядя, как всадники Раджафа разворачиваются для новой атаки. — Вперед ребята! Шире шаг! Сейчас всем будет весело.

Опять с улюлюканьем стали приближаться бандиты, опять взметнулись в воздух тучи стрел. Олег присел, прикрываясь щитом — и на нем тут же появились две новые пробоины. Потом еще одна. Еще.

Конница отхлынула, переводя дух и готовя стрелы для новых залпов. Середин выпрямился, бодрым шагом двинулся к голове колонны.

— Эй, друже, ты жив?! Цел?!

Олег оглянулся на догнавшего его купца, схватил поводья:

— Отдай коня и щит! Себе заводного в обозе возьми. Быстрее!

Через мгновение он уже снова был в седле. Видя, как бандиты начинают новый разгон, Олег пришпорил скакуна, обгоняя колонну, переметнулся на другую сторону и натянул поводья вплотную к строю своих воинов. Вскинул щит…

Стук! Всего одно попадание, и ни одной царапины у коня. Что же, так уже воевать можно. А то ведь лошадей не напасешься!

Всадники отхлынули и некоторое время гарцевали вдалеке, в то время как колонна уже полностью вышла из леса и невозмутимо продолжала наступление. Олег отлично понимал их замешательство. Три атаки с губительной стрельбой практически в упор — и ни одного пострадавшего! Никто не упал, не забился в предсмертных конвульсиях, даже не споткнулся из-за впившегося в ногу наконечника! И это в то время, как бандиты ожидали начисто расстрелять всю голову колонны! Три наскока, каждый раз всадники пускали по три стрелы каждый — почти две тысячи стрел! Немудрено, что они изрешетили и щит, и несчастную кобылу.

Люди Раджафа наконец приняли какое-то решение, начали приближаться. С расстояния в четверть версты опять затренькали тетивы луков, и стрелы одна за другой посыпались на головы марширующих воинов. Они вонзались в жнивье, утопая почти до середины древка, втыкались в плотную глину дороги, чиркали по щитам, простреливали дерюжные накидки, дырявили черепа, впивались в давно выбеленные солнцем кости, резали колени и пробивали ступни. Из многих воинов торчало по десятку стрел — но мертвецы все так же неутомимо двигались вперед.

Еще две версты — конные сотни опять отхлынули. То ли начали сходить с ума от безрезультатности своих стараний, то ли просто расстреляли весь запас стрел.

Дорога тем временем опять забралась на взгорок — и впереди открылся город. Земляное сооружение в форме цилиндра метров двухсот диаметром и где-то пяти высотой, покрытое сверху цветами. Меж цветов там и сям бродили люди: бегали дети, занимались хозяйством женщины. Но еще больше их возилось рядом с городом: разбрасывали сено из стогов видимо, сложенных на ночь против росы, а также разгружали его с запряженных волами повозок с высокими жердяными бортами.

— Уа-у-у-у!!! — Поняв, что совсем немного, и противники доберутся до города, всадники решились на еще одну, совершенно отчаянную атаку.

Олег увидел, что на этот раз в их руках покачиваются не луки, а короткие, всего метра на три, копья с алыми кисточками под остриями. Конница разворачивалась в широкую лаву, от стремени до стремени атакующих всадников было не меньше сажени, а в глубину их получалось ряда три. Как и пехотинцев.

— Ну что, шаромыжники, — одними губами прошептал ведун, — в страшилки захотели поиграть? Напугать решили? Э-э, нет, это вам не девок крестьянских спьяну по полям гонять, и не ремесленников безоружных от бунтарства отваживать. Это… — До мчащейся лавы оставалось всего полсотни шагов, и Середин во все горло крикнул, указывая в сторону врага: — И-и-тха!!!

Зомби, услышав приказ, четко повернули влево, выставили вперед левые плечи, сомкнули черепицей щиты, подперли их и опустили копья. Задние ряды тоже сомкнулись, уперлись в переднюю шеренгу, опустили копья на плечи и щиты впереди стоящих. Почти сразу над полем прокатился грохот жесточайшего удара. Середин увидел, как в нескольких местах разогнавшиеся кони после удара в стену просто переворачивались вперед, взбрыкивая в воздухе ногами, кувыркаясь через грудь на головы зомби, теряя всадников. Но в большинстве мест удар оказался просто погашен: строй от страшного напора лишь сдвинулся назад на несколько шагов, попятившись с дороги на колючее свежескошенное поле.

Как и предсказывал Олег, проявлять храбрость и мастерство мертвецам не пришлось. Атакующие всадники сами напоролись на выставленные копья, и теперь перед фалангой бились в кровавых потоках кони, ползали люди с перебитыми ногами и пропоротыми животами, выли от муки раненые. Правда, десятка два бандитов — видимо, из задних рядов — уцелели и теперь во весь опор уносились прочь. Причем не вместе, а каждый сам по себе. Ведун подумал о том, что это теперь тоже не враги. Второй раз в атаку на сомкнутый строй их уже ни одна сила не загонит. И приказал разомкнуть строй, повернуть направо и продолжить движение к Киве.

Горожане уже разбегались, бросая повозки, волов, вилы и прочее барахло, лезли на склон, торопливо прятались в люки своих жилищ. Похоже, зрелище стремительной жестокой сечи произвело на них должное впечатление.

— И это хорошо, — кивнул Олег. — Не станут питать напрасных иллюзий. Россказней про стража Раджафа по третьему кругу я не перенесу. Первый легион — обойти город сзади и встать там! Второй легион — справа, третий — слева. Четвертый — ко мне! Строиться там, где я стою!

Не успели последние из горожан попрятаться в свои норы — а Кива уже была надежно окружена со всех сторон. Убедившись в этом, ведун развернулся и поскакал к месту недавнего сражения.

— Все, все залито, друже, — с тоской покачал головой Любовод, который осматривал тела погибших или еще живых врагов. — Они в крови с ног до головы. Ладно, кожу, клинки еще кое-как отмыть можно. Но все остальное…

— Людей оставь, — попросил Олег. — Займись лошадьми. Может, в сумках что найдешь, али упряжь дорогую сыщешь.

— Мясцо, опять же, парное, — добавил подошедший холоп. — Дело к обеду движется, а брюхо сухомятки не хочет. — Он вынул нож. — Дозволишь, боярин?

— Режь, — кивнул Олег. — Только уж на всех запекай, пока мы с делами управляемся.

— Как скажешь, боярин. — Будута двинулся к лошадям, прикидывая, какую разделать проще, и чтобы помоложе была.

Ведун сделал глубокий вдох, вытянул руку с растопыренными пальцами:

— Аттара храш коми, тхара, тзара, Тхор! Ананубис, кхор, тра Кнор, Кнор, Кнор-Кронос! Атахи! Вставайте, воины! Вы мне нужны.

— А-а-а!!! — заметался, не зная, куда деваться, холоп, вокруг которого начали подниматься из кровавых луж только что убитые враги. — Не-е-е-е-я-я-я!!!

— Свят, свят, — перекрестился и кормчий, подтянувшийся к ним от поставленного за спинами четвертого легиона обоза. — Господи, спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Александра…

— Нарекаю вас четвертым легионом! — опустил руку Олег. — Любовод, выдай им щиты со своей телеги. А копья пусть свои забирают. Те, с которыми Раджафу служили. Поднимите копья, воины, и идите за этим человеком!

Купец шумно сглотнул, закивал:

— Ладно, ладно… — Он покосился на покачивающихся мертвецов, с которых все еще стекала кровь. Кое у кого высовывались наружу внутренности, у некоторых торчали обломки копий. — Ты и нас так… можешь… кожу… колдун.

— Ты бы лучше не умирал, друже, — похлопал его по плечу Середин. — Договорились?

— Угу… — Покачиваясь, как не до конца оживший зомби, купец побрел к обозу. Новые рекруты войска Аркаима двинулись следом.

— Зря хозяин беспокоится, — окинув поле боя беглым взглядом, произнес Ксандр. — Брать тут нечего. Че для боя не годится, все попорчено. А че годится — они с собой унесли. Чего застыл, Будута? Ты же мяса хотел отрезать!

— Не… не… не… — Холоп сглотнул и закончил: — Расхотелось кушать.

— А остальным нет, — отрезал кормчий. — Давай, готовь, коли уж взялся. И хватит рожи корчить. Нешто ты мертвецов никогда не видел?

— Мертвецов — видел, — кивнул паренек. — Живых — нет.

— Ушли они, Будута, ушли, — напомнил Олег. — Так что давай, крутись. Оставишь нас без обеда или ужина — выпорю! И не посмотрю, что ты не мой, а Муромский.

Ведун отправился к обозу нагонять новых легионеров — надо было еще поставить их в общий строй. Любовод тем временем успел указать мертвецам, где брать щиты, и теперь с живым интересом осматривал город, словно забыв, что вокруг толпятся кровавые зомби.

— Ты как, друже?

— А-а, колдун, — кивнул купец. — Ты когда город брать станешь? Чего рать-то твоя стоит?

— А нужно брать-то? — засомневался Олег. — Как поймут, что от тирана освободились, так сами к нам примкнут. Они покамест не знают просто, чего мы хотим.

— Знают — не знают, какая разница? Незамиренные города за спиной оставлять никак нельзя. Дороги же аккурат мимо городов идут. Коли город не взять, гарнизон свой не оставить, иль хотя бы осады не выставить, так горожане обозы грабить начнут, что мимо них к рати идут, али те повозки, что назад, до дома возвертаются. Никак нельзя оставлять. Пока города не сдались, то и земля, считай, твоей никогда не станет.

— Какой, гарнизон, друг мой? — покачал головой ведун. — Мои тупые двуногие сами шагу сделать не могут, не то что решение принять. Чтобы гарнизон оставить, над ним нужно начальника назначать. А у меня людей соображающих всего два человека с половиной. Так что я могу либо послать мертвецов с приказом убивать и вырезать всех местных до последнего, или так оставить.

— А чего поделаешь? Война, чай. Здесь без крови не обойтись.

— Если ты думаешь, что добычу в городе богатую соберешь, — покосился на друга Олег, — то посмотри на воинов. Они дерева от золота не отличат. А яшмового кубка от помойного ведра.

— Ничего, я не гордый. Мы с кормчим и сами потом пошарить по селению можем. Чай, не Новгород, за пару часов управимся.

— А надо тебе с собой добра столько времени таскать? Поход-то еще только начинается.

— Ничего, своя ноша не тянет… А почто ты меня отговаривать надумал, друже? — вдруг удивился купец. — Мы же ныне сотоварищи, и прибыток у нас общий. Подсоблять должен, а не перечить…

— Гляньте, идет кто-то, — перебил спорщиков Ксандр, указывая на город.

Действительно, по склону города неуклюже спускался какой-то бородач, неся в одной руке желтый цветок, а в другой — что-то небольшое и продолговатое, с хвостиком…

— Груша и цветок, — разглядел более глазастый кормчий. — Старика послали. Видать, того, кого не жалко.

Действительно, даже спустившись на ровную землю и шагая по гладкой тропинке, посланец Кивы приволакивал обе ноги и страдал такой одышкой, что слышно ее было за сто шагов.

— Милости просим, чужеземцы, — подойдя к путникам, упал на колени старик и стукнулся лбом в землю. — Мы люди мирные, вражды ни к кому не питаем, ссор ни с кем не имеем. Не карайте мечом невинные головы, не проливайте напрасной крови. Коли нужда вам от нас в чем имеется, то и мы ее и так восполним. Коли обиду какую учинили, так виру выплатим. Не чините напрасного зла, чужеземцы, и боги осенят вас своею милостью.

Старик оторвал голову от земли, протянул свои подношения. Олег, не зная здешних обычаев и символов, принимать их не рискнул, но старик все равно сложил дары к ногам Любовода и Ксандра.

Скоропалительную просьбу о милости Середин не принял за трусость или предательство. Все знали, что жителям Каима, подданным Раджафа, запрещено иметь оружие. А когда тебе нечем биться с внезапно появившимся возле дома чужаком, остается только два пути: или сдаться на милость победителя, или надеяться на его милость. Страна, где правители боятся своих граждан больше, нежели чужих армий, лишая права на оборону — обречена. Русь, может быть, только оттого тысячи лет и простояла в величии, все смуты и набеги перенесла, что меч и щит в каждой избе найти можно было, а без кистеня вообще никто из дома не выходил.

— Вам нечего бояться, — ответил ведун. — Мы пришли сюда, чтобы свергнуть тирана и вернуть власть над Каимом законному правителю, мудрому Аркаиму. Если вы поклянетесь ему в верности и станете отныне служить честно и преданно, то никакие тяготы и горести войны вашего города не коснутся, могу поклясться в этом словом вашего нового властителя!

— Мы поклянемся, господин, — с готовностью ткнулся лбом в землю старик.

— Обманут, — тут же прокомментировал купец. — Как только ты с ратью уйдешь, про все обещания забудут.

— Так ведь заложников можно взять, — тут же парировал кормчий.

— Мы не обманем, — ответил от земли старик. — Детьми клянусь, не обманем.

— Так ведь еще узнать надобно, что у него за дети, — тут же заметил Любовод. — Может, померли, али душегубы такие, что зарезать — все родичи лишь спасибо скажут.

— Слушай меня, старик, — подвел итог перебранке ведун. — Вы присягнете на верность мудрому Аркайму, жизнью своей поклянетесь. Вы укажете мне, где находится ваше кладбище и раскопаете могилы мужчин. Вы дадите мне двенадцать повозок, двенадцать возничих на них и припасы на три месяца им в дорогу. Если я прослышу, что вы нарушаете свою клятву, то все они будут немедленно казнены. Вы достанете из своего центрального святилища камень Раджафа и выбросите его из города прочь. Вы дадите нам теплые шкуры для сна, еду на сегодня и завтра…

— И девок красных несколько, чтобы ночью не скучать!

— Отставить девок! — рявкнул Олег на незаметно подкравшегося холопа. — С ума сбрендил, Будута? Какие девки? Мы же их сюда от рабства пришли спасать, а не завоевывать! Ты меня понял, старик? Ступай в свою Киву. Коли жители согласятся на условия, пусть немедля камень вынимают и наружу выбрасывают! А затем выходят все от мала до велика сюда, чтобы клятву принести. Богами своими и детьми клясться будете. Ясно? Все, ступай.

Старик попятился, поднялся с колен, еще пропятился шагов десять, после чего развернулся и торопливо заковылял к селению.

— Стало быть, — обрадовался холоп, — огня можно не разводить?

— Это почему? — не понял Олег.

— Дык… — указал на Киву Будута. — Они ведь снеди принесть обещались.

— Пока они камень свой выволокут… — Валун, служивший жителям одного из городов для сообщения с Раджафом, Середин как-то видел. Тонны две, не менее. — Пока клятву принесут, пока до угощения дойдет — мы два раза с голоду помереть успеем. Так что давай, запаливай. Да мясо на ломти тонкие порежь, чтобы побыстрее зажарилось.

Горожане размышляли над предложением Олега недолго. Через считанные минуты после возвращение старика наверху города появилось с полсотни мужчин, которые принялись раскатывать бревна в центре селения. Где-то с полчаса они потратили на разборку крыши, потом опустили вниз веревки. После этого работа не заладилась: они бегали, суетились, кричали, но ничего не происходило. Так продолжалось часов шесть, и лишь незадолго до сумерек жители Кивы — женщины и дети тоже поднялись наверх — совместными усилиями выволокли наружу каменный шар саженного диаметра, прокатили его по заранее настеленным бревнам и с восторженными криками спустили со склона вниз, аккурат в просвет между вторым и четвертым легионами. Шар прокатился шагов двести, остановился, потом качнулся влево, покатился быстрее, быстрее и вскоре с отчаянным хрустом врезался в ивовые заросли немного ниже дороги, прорубив просеку до скрывающегося в кустарнике ручья.

Отдохнув минут десять и переодевшись, жители Кивы начали выбираться из люков и, в чистых белых одеждах, без обуви и поясов, спускаться на пространство между четвертым легионом и городом. Женщины, дети всех возрастов, мужчины и старики они один за другим опускались на колени и склоняли головы, дожидаясь, пока наружу выйдут все соседи. Не найдя других символов новой власти, Олег извлек из сумки каменный шар Аркаима, обошел четвертый легион, встал перед мертвыми воинами и толпой в белых одеждах, поднял камень над головой.

— Нашему любимому правителю, мудрому Аркаиму, великому и всемогущему, всесильному и вечному, сиянием своим затмевающему солнце, а силою равному полноводным рекам… — опередив его, начал перечислять речитативом тот самый старик, который выходил на переговоры.

Ведун, решив, что у местных имеется своя, ритуальная форма присяги, вмешиваться не стал, а лишь держал камень. Дежал долго, поскольку минут десять шло восхваление мудрого Аркаима и еще столько же перечислялись беды и проклятья, что обрушатся на того, кто отступит от этой великой клятвы. Больше всего Олега пугало, что произносить присягу люди станут по одному. Но, к счастью, со словами: «Клянусь!» горожане все дружно качнулись вперед и поцеловали землю.

— Теперь у вас наконец-то начнется нормальная жизнь, — с облегчением опустил шар Середин. — Вам больше не нужно будет никого бояться, скрывать свои мысли и голодать.

— Сейчас вам принесут угощение и овчины, господин, — подойдя к Олегу, поклонился в пояс старик. — Пожелайте от нас великому и мудрому Аркаиму многих сил и знаний. Двенадцать повозок будут снаряжены к рассвету.

— Хорошо, — кивнул Середин. — Я передам.

Старик попятился, горожане также начали подниматься с колен и уходить в город.

— Не верю, — прошептал Любовод. — Ни единому слову не верю. Врут, никакой преданности они к нашему Аркаиму не испытывают. Мертвецов боятся, и все.

— Какая разница? — пожал плечами Середин. — Пройдет не один месяц, а то и годы, прежде чем они поймут, что попали не в лапы очередного тирана кровопийцы, а стали подданными нормального, заботливого правителя. А пока у нас есть лишние повозки для возможной добычи, двенадцать не очень надежных, но все-таки проводников и столько же заложников.

* * *

Путь на Ламь занял еще два дня. Помощь проводников не понадобилась: дорога между городами была уже достаточно натоптана, чтобы даже слепой не заблудился. Воинских сил противника они по дороге не встретили, и вечером второго дня легионы окружили город плотным кольцом. Селение было небольшим, даже меньше Кивы, так что никакого труда это не составило. Ночью Олег ничего не предпринимал, а на рассвете выбрал среди возничих крепкого опрятного мужика лет тридцати с суровым выражением лица и небольшой, ровно стриженной бородкой.

— Слушай меня, смертный. Я не люблю крови, и вы это уже знаете. Те, кто напал на армию мудрого Аркаима, умерли. Те, кто подчинился его воле и власти — живы и будут жить. Ступай в Ламь и расскажи про это. Мне нужно от них палатку, еду для нас всех на пару дней и клятву верности. И десять возничих. Городок, я вижу, небольшой, так будет справедливо.

— Я передам, господин… — На щеках у мужчины заиграли желваки, но перечить он не посмел, кинул вожжи на облучок возка, обогнул за три шага Олега и, растолкав стоящих в оцеплении зомби, полез вверх по склону.

— Не любят нас, вижу, друже, — высказал мнение Любовод. — За такой взгляд любой князь запорол бы холопа насмерть.

— А чего нас любить? — поморщился Середин. — Мне тоже не нравится, когда меня не любят, но сам посмотри. Пришли чужаки с армией мертвецов на их землю. Слова говорят, вроде, правильные, а какие дела будут — неизвестно. В спину ножом пырнуть не пытаются, и то хорошо.

— После того, как ты у них на глазах мертвых воинов после битвы оживил, колдун, они не то что с ножом подойти, они на тебя посмотреть боятся!

— Ну, и пусть боятся, мне с ними детей не растить, — отмахнулся Середин. — Наше дело — захватить столицу и этого несчастного Раджафа. Скинуть тирана, отомстить за своих. Дальше уже пусть сами разбираются, это их личные дела, их страна, их правители и обычаи. А наше дело…

— Наше дело погрузить на крепкий ушкуй добычу и награду, — весело закончил купец, — поднять парус, да домой, домой, домой. На Русь! К любой моей, к славному Господину Великому Новгороду! Ох, болит моя душа, подзадержались мы…

— Тебе ли кручиниться, друже? — удивился Олег. — Нешто тебе несколько месяцев — много? Не ты ли на годы по делам торговым из Новгорода уходил?

— Уходил, — согласился купец. — Да токмо не ждала меня тогда зазноба на родном берегу, сердечко не болело. Опасаюсь я, колдун, коли еще задержимся, то до мороза на Русь не поспеем. Вмерзнем в лед возле Итиля — тогда что делать? Любой прохожий подъезжай да грабь! А коли не рисковать — до самой весны оставаться здесь придется. До ледохода нового.

Об этой стороне будущего привычный к верховым путешествиям ведун как-то не задумывался. Для него мороз завсегда только на руку был — все ручьи и реки из препятствий в торные пути превращались.

— Не рано ли о зиме гадать? Вон, жара какая вокруг!

— Яблочки-то наливные, друже. В погреба уж просятся. Там и снег скоро. А путь-то у нас не в две версты будет, пока еще хоть до вятского порубежья доберемся…

— Идет! — выкрикнул один из кивских возчиков. Посланец сбежал по склону, притормозив только перед замершими зомби, брезгливо передернул плечами, но протиснулся между ними, склонился перед Олегом:

— Они согласны, господин. Они присягнут мудрому Аркаиму, брату великого Раджафа, вскроют кладбище и дадут тебе все, что потребно для похода.

— Отлично.

— Они просят тебя отвести воинов, дабы скатившийся камень Раджафа никого не поранил.

— Если они согласны на присягу, то почему бы и нет?

Поход начинал нравиться Олегу. Никаких сражений — стычку с парой сотен легких всадников битвой не назовешь, — никаких штурмов. Переход, клятва в верности, поднятие из могил сотни-другой воинов, новый переход — и очередной город у его ног. К тому же он начал потихоньку восстанавливать самые ощутимые потери. Медвежья шкура киснет где-то на дне реки — зато теперь у него есть густая теплая овчина и палатка. Потерян кузнечный инструмент, кистень, косуха — но ведь поход еще только начался, а столь мелкая дань с каждого из городов не вызывает протеста. Еще неделя-другая, и он вернет все, что украли у него река и медный страж.

Правда, приготовленные для добычи повозки пока еще катились пустыми, вызывая недовольство сотоварища — но Олег не так дорожил каждым рублем возможного прибытка, как его друг, а потому был готов ограничиться и просто обещанной Аркаимом наградой. Наверняка ведь после победы и восстановления на троне жмотиться правитель не станет.

Еще два дня очередного перехода, и в предзакатных сумерках они увидели Туеслов.

Этот город, в отличие от двух предыдущих, форму имел почти треугольную, поскольку стоял на слиянии двух ручьев. Вдоль берегов тянулись стороны прямые, а к дороге выходила полукруглая.

Ручейки представляли собой препятствие символическое — глубина чуть выше колена, — поэтому первый и второй легион ведун направил все-таки к прямым стенам, а третий и четвертый оставил рядом с собой.

— Видать, по расчету города строились, — предположил кормчий, когда они, разбив лагерь, расселись возле костра. — Два дня пути — город. Два дня пути — город. Расстояние токмо непонятное. Два дня — ни то, ни се. Для перехода — так и так в дороге ночевать приходится. Округ города сеять, косить распахивать — опять же к крайним землям уходить далече. День туда, день обратно. А работать когда?

— Все верно, Ксандр, — вытянувшись на мягкой и теплой овчине, согласился Олег. — Токмо ты один момент не заметил. На повозке ехать вдвое быстрее, нежели пешему, получается. Посему — в дне пути они находятся. В одном дне.

Он закрыл глаза, ожидая, пока зажарится мясо, и увидел, как за окном вагона под перестук колес проскакивают станции. От одной до другой — минут пятнадцать езды. А в километры перевести — как раз день пешего перехода получается.

«Так, может, — мелькнула в голове идея, — железнодорожники их специально так расставляют, чтобы за день успеть от станции до станции дойти и в тепле заночевать?».

Олег открыл глаза, и мысль, которая в полудреме казалась необычайно глубокой и мудрой, поразила своей наивностью: какие, к лешему, пешие переходы у железнодорожников? Может, еще с копьем и щитом за спиной? Хотя, конечно, ломик у них, как двуручный меч, весит. Так что некоторая тренировка имеется.

Между тем, костер оказался грудой холодных углей, его товарищи спали, забравшись под войлочные потники, да и над обозом висела необычная тишина. Нет, не тишина. Олег поднял голову, пытаясь понять, откуда слышится плеск — и ему померещилось, что, расплескивая воду, к первому легиону примкнуло несколько детей лет четырех-пяти.

— Надо же, — тряхнул головой Середин. — А показалось, всего на миг глаза сомкнул. Будута, ты глянь. Светает.

— Я сохранил, боярин, — сквозь сон пробормотал холоп. — Я все сохранил.

— Чего ты сохранил, несчастное порождение Мурома?

— Да-да. — Холоп приоткрыл глаза, осоловело скользнул взглядом по Олегу, сунул руку за пазуху и достал два крупных куска мяса в промасленной тряпице: — Съесть хотели… Но я уберег… Все три… Нет, два… Один потерялся ночью… Зевнул я… Неудачнех… Hex…

Будута снова засопел. Мясо было теплое, совсем не сальное. Ведун уселся лицом к городу, начал не спеша завтракать. И опять его ухо уловило приглушенные звуки. Но на этот раз не плеск, а какое-то постукивание. Он встал, прислушался — но тут у обоза громко заржала лошадь, кто-то спросонок ругнулся, опять послышалось ржание, и опять голоса — на этот раз уже несколько. У костра чихнул и поднял голову Ксандр. Лагерь просыпался.

Олег доел мясо, отер руки о траву и двинулся к обозу. Нашел позавчерашнего мужика:

— Тебя как зовут, смертный?

— Зибякой, господин.

— Позавтракать еще не успел?

— Нет, господин.

— Зибяка, а давай ты потом поешь? Сходи в город. Что говорить, ты знаешь. Чем быстрее они начнут, тем быстрее и мы отсюда стронемся.

— Слушаю, господин… — Возничему идея ведуна явно не понравилась, но возражать он не решился. Затянув зачем-то пояс потуже, он пригладил бороду и пошагал к Туеслову.

Олег вернулся к своей овчине, вытянулся, закинув руки за голову.

— Утро доброе, колдун, — тихо поздоровался с ним Ксандр. — Холоп тебе мясо отдал или сам слопал?

— И тебе хорошего дня, — закрыл глаза Середин. — А мясо он отдал. Оба куска.

— Что-о?! Эй, Будута, ты чего валяешься? День на дворе, а костер еще не горит! Кто воеводу кормить будет?!

— А было три? — вспомнил сонное бормотание холопа Олег.

— Оставляли пять! У нас что, припасов нехватка? Сегодня опять новых дадут. Будута, не спи!

— Да запаливаю ужо, запаливаю, — сладко зевнул паренек.

— Ты хоть хворост сперва поднеси, тетеря!

Поняв, что подремать ему больше не дадут, Середин сел на шкуру, вытянул ноги к кострищу — не погреться, а чтобы мех грязной обувью не пачкать. Отсюда было хорошо видно, как навстречу Зибяке, уже поднявшемуся на город, идут пятеро мужчин. Посыльный и горожане встретились почти у второго вала, отлично различимого по отсутствию цветов — там шла утоптанная дорожка.

— Да что за… — Олег вскочил, увидев, как Зибяка сложился пополам от удара в живот.

Посланца развернули, поставили на колени. Сверкнула сталь, по одежде возничего хлынула черная кровь. Тело упало вперед, попыталось ползти, но уже через мгновение скрылось в ярких желтых тюльпанах. Горожане попрыгали в дальний люк, и только один быстрым шагом подошел к краю, широко размахнулся и метнул отсеченную голову в сторону обоза. Олег, вскочив, побежал туда.

Голова перелетела через третий легион, покатилась, оставляя коричневые кровавые пятна. Мимоходом удивившись, что кровь казалась какой угодно, но только не красной, Середин остановился над страшным ответом Туеслова. Зибяка закатил глаза, а губы почему-то вытянулись трубочкой, словно в последний миг возничий хотел что-то сказать.

— Уроды… — выдохнул Олег. — Какие уроды… Своего… За что? Ну, не захотели сдаваться, так бы и сказали! Проклятье… Я думал, со времен Чингисхана послов больше не убивают.

В горячке как-то вылетело из головы, что до эпохи Чингисхана оставалось еще лет двести, если не триста.

— Будута! Забудь костер! Броню мою неси! Шлем и щит! Проклятье! Ладно, как вы к нам, так и мы… — Олег растолкал собравшихся возле головы возничих, сделал несколько шагов к городу, оценивая прочность пологого склона, который, кажется, никто не собирался защищать. — На что они рассчитывают?

Холоп принес доспехи. Середин торопливо влез в пластинчатую куртку и, пока Будута затягивал завязки, надел подшлемник, ерихонку. Щит пока забросил за спину.

— Слушай меня, воины! Приказываю убивать всех незнакомцев, которые побегут из города! Всех, кто окажется в нем! Третий легион, вперед. Очистить город. Приказываю убивать всех!

Получив приказ, зомби ринулись на склон, поднялись наверх — Олег за ними еле поспевал. Перед воинами раскинулось множество прямоугольных цветочных клумб с наклонными дверцами-люками посередине. Мертвец с одним ухом взялся за ручку ближней — и ведун вдруг почувствовал, как земля резко ушла из-под ног. Каким-то чудом извернувшись, он ухватился за сапог ближнего воина и услышал под собой грохот. В воздух взметнулись клубы пыли. Кожа голенища под руками внезапно начала расползаться, Олег ухватился снова, но на этот раз за гладкую костяшку голени. Мертвец стоял, опершись на копье, словно его все это совершенно не касалось.

— Руку дай, — прошипел от натуги ведун. Зомби послушно наклонился, ухватил его за запястье. — Поднимай…

Встав рядом с воином, Олег наконец смог взглянуть, что происходит. Оказалось, что сразу несколько секторов между внутренним и наружным валом осыпались, рухнули вместе со стоящими на них легионерами прямо на врытые остриями вверх колья. Большинство зомби, напоровшись на колья, продолжали шевелиться, пытались слезть — но некоторые, сломавшись в позвоночнике или потеряв от сильного удара голову, застыли неподвижно, словно мертвые. Дважды мертвые.

— Что здесь? — запыхавшись, остановился рядом Любовод в броне, но без шлема. Железную шапку нес следом Ксандр.

— Ловушки приготовили, змеи подколодные… — Теперь Олег начал понимать, что происходило ночью. Похоже, горожане увели в темноте детей и женщин, а сами занялись организацией обороны. — Тут между валами все на балках держится. Поди, угадай, где следующая рухнет. Собственными руками свой же город ломают, ненормальные.

— Но что-то они и оставить должны. Жить где-то, коли отобьются. — Купец сделал несколько шагов к засаженной астрами клумбе.

— Стой! — предупредил его Олег и хлопнул ближнего зомби по плечу: — Иди, открой люк.

Воин выполнил команду и, едва дверца открылась, ему в грудь тут же ударили две стрелы.

— Вперед!

Мертвый воин, положив копье и взявшись за меч, беспрекословно прыгнул в люк. Тут же послышался треск, сухой стук, испуганный человеческий вскрик.

— Понятно, — сделал вывод ведун. — Лестницы нет, снизу для желающих попрыгать колья вбиты, а лучники стреляют по всем, кто над люками покажется. Проклятье… Ну, и леший с ними! Будута, факел мне сюда!

— Не-ет!!! Не вздумай! — замахал руками Любовод. — Какой факел, какой огонь? Сгорит все, какая добыча будет? Коли города жечь, так и война ни к чему, одни головешки всем достанутся. Их оттуда выбить нужно, тогда смысл появится.

— Электрическая сила… — носом втянул воздух Середин. — Ладно… Эй, Будута! Веревку длинную и прочную найди! — Ведун подошел ближе к люку, прислушался: — Вроде, шум? Может, он там дерется? Эй, легионеры. Ты, ты, ты, — отсчитал пальцем воинов Олег. — Давайте вниз.

Опять громыхнуло, и тут же — еще раз. Это провалились под легионерами еще два сектора ближе к дальнему углу города. Получалось примерно пополам — сколько провалившихся секторов, столько же и целых. В уцелевших местах из открытых люков то и дело вылетали стрелы, грозя каждому, кто пытался в них заглянуть. Середин отступил от люка и задумчиво погладил вороненую чешую панциря. Прекрасно защищая от ударов сверху, она вряд ли спасет от стрелы снизу. Аккурат под чешуйки наконечник и войдет.

— Неслышно ничего что-то, — прикусил губу Олег. — Похоже, бойцы на колья засели.

Сказал — и удивился легкости на душе. Ведь его попавшие в западню воины не испытывали боли, не страдали и, скорее всего, даже не умерли. Просто потеряли на время боеспособность. Все-таки в использовании зомби на благо дела есть преимущество, и немалое. Ни крови, ни смертей, ни лазаретов с пилами лекарей и вопящими ранеными. А коли кого из легионеров все-таки лишают его второй жизни — ни вдов, ни детей-сирот тоже не остается.

— Вот, боярин, — прибежал запыхавшийся холоп и протянул сплетенную из коричневых конопляных волокон веревку. — У возничих спросил. Сено ею увязывали. Вроде, и не толстая, но коли вдвое сложить…

— Ну-ка, дай! — Олег ухватил веревку из середины, со всей силы рванул в стороны. — Не рвется. Стало быть, и меня удержит. Давай, собирай возничих и тараны рубите, двери вышибать. Быстрее, быстрее, шевели ногами. Эй, легионеры! А ну, держите концы.

Двое рослых мертвецов намотали брошенные им концы на кисти рук и замерли, ожидая нового приказа. Просто роботы какие-то, да и только.

— Крепче держите! — Олег коротко выдохнул, вцепился обеими руками за середину мохнатой, как драная кошка, конопляной веревки, разбежался в два шага и прыгнул в люк.

На миг настала невесомость, но почти сразу веревка натянулась — ведун маятником качнулся вперед, а когда почувствовал, что начал взмывать ввысь, разжал пальцы, по инерции пролетел еще несколько шагов и врезался в каких-то людей. Послышались крики — Олег рванул саблю, наугад полоснул вправо, влево, опять вправо, закрутился волчком, не давая приблизиться невидимым врагам. Рванул щит из-за спины в руку.

— А-а-а! — взвыл кто-то из-под ног.

Слева послышалось шуршание — ведун тут же сделал выпад, угодил во что-то мягкое, отозвавшееся вскриком.

У горожан было одно преимущество: они уже привыкли к сумраку своей ямы, а Олег со света не различал почти ничего. Но зато в руках у них были луки. Против сабли и щита — не самое лучшее оружие. К тому же, глаза ведуна быстро привыкали к темноте.

Еще один шорох — Середин рубанул в ту сторону, но на этот раз промахнулся.

— Отойдите! В сторону отойдите! — закричали с навеса напротив.

— Електри… — Олег упал на колени, прикрылся щитом. В него тут же, одна за другой, гулко стукнули две стрелы.

Ведун метнулся вперед, поднырнул под разрезавшую воздух косу, резанул саблей ее обладателя от паха вверх, принял на щит нож другого каимца, рубанул его поперек лица. Вжался в угол, присел, прикрываясь щитом. Едва он перестал бегать и прыгать, по щиту застучали стрелы. Выждав несколько секунд, Середин выглянул.

У дальней стены на уровне обычного для здешних земляных домов второго этажа шел широкий бревенчатый полок, на котором сидело аж пять лучников. Похоже, горожане затеяли держать оборону долго. Под полком, к которому вела широкая наклонная лестница, лежали какие-то мешки, кочаны капусты, репа, свекла, болталась на провисших нитках вяленая рыба. Колодец, разумеется, в доме тоже имелся. Под люком встречали незваных гостей три десятка тонких, в два пальца, и высоких, в рост человека, острых колышков, на которых сейчас молча извивались спрыгнувшие зомби.

Пятеро стрелков на полочке, пятеро на отдыхе — именно в них, похоже, Олег и влетел. Теперь осталось двое: один корчился на земле, второй втиснулся в противоположный угол, зажимая ладонью обильно кровоточащую рану на правой руке.

— Ур-р-ра-а-а!!! — В люк скакнул Любовод, черным шмелем прогудел в воздухе через дом и спрыгнул точно туда же, куда до этого приземлился Олег.

— Берегись! — Середин прыгнул к нему, выбросил на вытянутой руке щит, закрывая от стрел.

На скачок ведуна никто отреагировать не успел: в деревянном диске появилось пять новых оперений, а по самому Олегу не стрельнул никто. К тому мигу, как лучники успели пустить новые стрелы, ведун уже лежал на своем друге, перекинув щит за спину.

Тук, тук, тук — спина ощутила несколько точных попаданий, но пробить и ясеневую доску, и железную чешую доспеха, и толстую кожу под ним горожанам не удалось.

— Щит свой давай, — выдохнул в ухо купцу ведун. — Моим опять только ежиков дразнить.

Тук, тук, тук…

— Что делать станем?

— Встаем — и к кольям бежим. Ты их подрубаешь, а я тебя от стрел прикрываю.

— Понял…

Тук, тук…

Олег перехватил щит сотоварища, вскочил, кинулся к кольям под люком, держа щит перед собой на вытянутой руке. Любовод, обнажив свой широкий, в три пальца, меч, побежал следом и с ходу принялся подсекать колья у самого основания. Олег увидел, как лучники на полке разбегаются в стороны, чтобы стрелять сбоку, бросил саблю, дернул из-за спины второй щит, закрывая себя и друга с обеих сторон. Колья падали один за другим. Вот встал один легионер, потащил из себя кол, пронзивший грудную клетку. Вот другой мертвец избавился от помехи, сидевшей в животе.

— Вперед, воины! — приказал ведун. — Убейте их!

Зомби послушно повернулись к лестнице и, помахивая мечами, побежали наверх. Послышался вой предсмертного ужаса — и стрелы наконец-то перестали сотрясать оба щита.

— Слава Сварогу! — облегченно отер лоб со лба купец. — Куды же ты кинулся, друже? Един, да в самое логово, не глядючи!

— А ты куда?

— Я что, — пожал плечами Любовод. — Я сотоварища выручал… — Он вернул меч в ножны и закрутил головой: — Зеркало тут есть? Я помню, в каждой яме жилой они сверкали.

— Под полком посмотри, — предложил Олег. — И пол прощупай, рыхлые места ищи. Может, зарыли самое ценное, пока к осаде готовились.

Сам ведун подобрал у стенки приставную лестницу, вместе с ней поднялся на полок, опер верхом на край люка, выбрался наружу.

— Как хозяин? — с тревогой встретил его наверху Ксандр.

— Зеркала ищет, — зажмурился от яркого солнца ведун. — Тараны где?

— Рубят мужики. Дело-то не быстрое.

— Ладно, пусть рубят. Нам тоже дух перевести нужно… — Олег глянул в соседнюю, провалившуюся яму, где несколько зомби все еще пытались слезть с кольев, и раздраженно сплюнул: — Вот тупые, хуже компьютеров. Эй, легионеры! Ты, ты и ты. Спускайтесь вниз, помогите своим товарищам спрыгнуть с кольев. Когда освободите их здесь, переходите к следующей яме. И так пока всех не выручите. Тупые животные, самим не догадаться!

Из люка показался недовольный Любовод с испачканным землей мешком в руках.

— Нашел? — повернулся к нему Олег.

Купец молча развернул мешок, извлек из него объемную тряпицу, развернул. Там оказалась малахитовая чаша с тончайшими, почти прозрачными стенками. Середин покачал головой:

— Ух, красота какая… Повезло.

— А зеркал нет, — буркнул в ответ сын русалки, завернул чашу обратно и осторожно опустил в мешок.

— Ничего, город большой. Глядишь, еще и найдется.

— Угу. — Купец поднял мешок и понес к обозу. Вернулся он вместе с Будутой и несколькими возничими, что несли на веревках распиленную на три куска полутораобхватную березу с кривым, покрытым грибами стволом.

— Отлично! — обрадовался Олег. — Ну-ка, поднимите их вертикально… Отлично, ими только сваи заколачивать. — Он наклонился над ямой, в которой дожидались приказов снятые с кольев зомби. — Сюда поднимайтесь, легионеры! Быстрее, быстрее. Берите эти чурбаки…

Едва руки живых мертвецов коснулись бересты, возничие торопливо шарахнулись в стороны, стараясь не смотреть на гнилостные обрывки кожи на лицах воинов и текущую из глазниц жижу.

— Взяли… Понесли вон к тому люку…

Легионеры, затаптывая цветы, сместились ко входу в соседнее, не обвалившееся жилье. Из прямоугольного отверстия начали вылетать стрелы, разрывая мешковину и застревая в разлагающейся плоти, но зомби все равно занесли бревно над люком.

— Кидайте!

Чурбак в два десятка пудов весом ухнулся в темноту, послышался треск, глухой стук.

— Отлично! Второй несите… Кидайте! А теперь вниз пошли! Убивайте всех!

Мертвецы, выдернув мечи, без колебаний попрыгали в темноту. Снизу послышались крики, звон металла, новые крики, но уже через минуту все стихло.

— Веревку! — распорядился ведун. Холоп сбегал за той, что осталась у жилища, очищенного от противника в прошлый раз, вернулся. — Держи…

На этот раз он спускался вертикально. Встал на лежащий боком чурбак, спрыгнул в сторону, уступая место Любоводу.

Здесь оборону держали тринадцать человек. Лучники. Судя по тому, что за косу схватился только один, появление мертвецов вызвало у них панику, и о сопротивлении каимцы не помышляли. В остальном все было так же, как в предыдущем жилище: широкая бревенчатая полка чуть в стороне от люка лестница у стенки, припасы, колодец.

— Больно просто все получилось, — подобрав одну из стрел, купец начал прощупывать ею пол. — Скинули чурбан, переломали им колья. Спрыгнули, добили защитников.

— Это только со стороны так кажется, что просто. — Олег начал привязывать веревку к березовому тарану, чтобы поднять его наверх. — На самом деле к люку не очень-то подойдешь, если стрелу в живот получить не хочешь. Чурбаном все колья переломать невозможно, так что простой человек прыгать в темноту не станет — а ну, напорешься на штырь, который уцелел?

— Ну, — пожал плечами купец, — коли прыгать страшно, можно землей или связками из веток их завалить.

— Пупок развяжется всю яму закидать. Это же не ров перед стеной. Пока ты сверху кидаешь, здесь можно в сторону отпихивать. Потолки вон, под пять саженей высотой. Это сколько сил нужно потратить, чтобы все жилища завалить?

— Да, и добычи никакой, — признал Любовод, заканчивая прощупывать пол и принимаясь разгребать мешки у стенки. — Закопано все будет так, что и искать не захочешь.

— Вот именно, — хорошенько затянул узел ведун. — А взять, сам знаешь, можно любую крепость. Вопрос в том, хватит ли на это терпения и припасов, и не придет ли к осажденным помощь. Пока ты землю или фашины таскаешь — или припасы для рати закончатся, или время, или иные дела призовут. Так что… Подыма-ай!!!

— Есть!!! — словно эхом отозвался купец, опрокидывая бочонок и поднимая над головой тускло блеснувший серебром медный лист. — Нашел! Ути, хороший мой. Ну, теперь у нас еще одно зеркало есть. Считай, еще двадцать гривен в мошну прибавили. Дешевле я не отдам, лучше дома стены увешаю. Значит, не успели все увезти горожане, значит, и в других норах они могут найтись!

— Могут, — кивнул Олег. — Давай-ка мы в сторону отойдем, а то как бы бревно не сорвалось. И ты вот что… Мужиков местных позови, пусть тоже посмотрят. Может, им тут чего понравится-понадобится.

— Что они в этом понимают?! — возмутился Любовод. — Токмо место понапрасну хламом займут!

— Все повозки не завалят, а кое-чем разживутся. На халяву, друже, и уксус сладкий. А к дармовщине быстро привыкаешь.

— Дык ведь усе подряд хватать станут!

— Пускай, тебе жалко? Пускай. Приучатся богатеть на дармовщину — в новых битвах они станут нашими друзьями, а не врагами. И помогут, и посоветуют, и предупредят — лишь бы еще раз до разбоя дорваться. Разве ж не так всегда делается? Не жадничай по мелочам, друже, и обретешь надежных союзников из тех, от кого и слова доброго не ожидал.

— Ладно, — неожиданно легко согласился купец. — Укажу им, что зеркала — это наша добыча, а прочее, что найдут, могут себе брать. Все едино в одиночку всего города не обыскать.

— Вот и правильно. — Сверху упала веревка, и ведун принялся обматывать ею второй чурбак. — Эй, Ксандр! Готово, поднимай!

Олег отошел к стенке, у которой лежала приставная лестница и, не дожидаясь, пока чурбак будет вытянут в сияющий голубизной неба люк, потянул ее на полок.

— Ты как, друже, еще чего искать станешь, али со мной?

— А чего тут искать? — огляделся Любовод. — Земля твердая, как камень, в нее ничего не закапывали, а среди репы ничего ценного обычно не прячут. Пошли…

Больше Середин ни в какие жилища в Туеслове не лез. По отработанной тактике зомби сами вычищали одну яму за дугой: пара чурбаков пускались вниз на колья, следом прыгали несколько легионеров и в рукопашной схватке расправлялись с защитниками. И хотя каждый дом удавалось взять менее, чем за четверть часа, на захват города целиком ушел весь день до сумерек.

Возничие поначалу не очень рвались оказывать Любоводу помощь в поисках зеркал и разграблении города — но разве устоит нормальный крестьянин перед соблазном совершенно даром, бесплатно, получить в хозяйство драгоценный по нынешним меркам железный топор с наваренной на него режущей кромкой из булатной стали или вполне исправную косу? А дальше — лиха беда начало. Ведь в хозяйстве всегда и посуда лишняя сгодится, и ножи, и стяжки. Не говоря уж о том, что побаловать любимую лошадку капустным кочаном или овсом вдосталь далеко не каждый способен. А тут… Ведь все равно ничье, пропадает!

Три полноценных дня отнял у наступающей армии Туеслов. Первый день был затрачен на штурм, второй — на разборку завалов, которую организовали купец и его кормчий. В итоге Любовод смог выискать целых восемь зеркал и несколько схронов с иной драгоценной утварью. Драгоценной не по материалу — золота и серебра там вовсе не встретилось, — а по тонкой резьбе, что покрывала миски, чаши, кубки из малахита, яшмы, кварца или и вовсе из серого с искристыми серебряными вкраплениями гранита. Впрочем, возничие тоже изрядно нагрузили свои телеги и теперь не так сильно горевали оттого, что оказались в числе заложников. Даже на оживших мертвецов смотрели без прежнего ужаса.

Третий день достался Олегу. Он поднял и принял в четвертый легион погибших в городе мужчин и мертвецов со здешнего кладбища. Пополнение составило две с половиной сотни воинов — однако впервые с начала похода ведуну пришлось подсчитывать и потери. Почти пять десятков зомби оказались в ходе штурма без голов, с переломанными позвоночниками, ногами, руками и больше уже не могли участвовать в походе. Они и остались лежать на здешнем погосте вместо тех, кто утром четвертого дня вытянулся в походную колонну, следовавшую дальше на юго-восток.

Птух производил на подступающих к нему путников не самое внушительное впечатление. Размерами всего в полтора раза больше, нежели Кива, он и высоту стен имел всего где-то метра на три выше, и укрепления его ограничивались лишь поросшим травой склоном. И это — на границе со степью!

Олегу подумалось, что, может быть, когда-то по краю валов шел все-таки частокол, за которым при набеге степняков держали оборону местные воины. Но после появления медного стража людям расхотелось рисковать жизнями, и они предпочитали в случае опасности просто отсидеться в темных жилищах, дожидаясь подхода непобедимого защитника. К тому же, кочевники, познакомившись с бездушным убийцей, и сами, вероятно, предпочли забросить самоубийственные набеги. Вот и сгнили, попадали старые укрепления — кто их чинить станет за ненадобностью?

Впрочем, некие военные силы при городе все-таки имелись. Птух почти на полный день пути окружали возделанные поля — и все это время, удерживаясь в четверти версты от марширующих легионов, параллельно колонне скакали две сотни всадников, вяло, словно отрабатывая повинность, пуская во врага стрелы.

— Хреновые вояки эти каимцы, — заметил на это Любовод. — Такой стрельбой зайцев от огорода не отпугнешь, не то что рать доспешную останавливать.

— Не похоже, — покачал головой Олег. — Не похоже, что остановить пытаются. Скорее, проверяют. Дошло до них, что стрелами нас не поразить, а не верится. От и пускают стрелы целый день. Смотрят: хоть кто свалится али нет? Мыслю я, и в Туеслове не просто так со штурмом вышло. Ждали нас, готовились. Глядели: управимся мы али застрянем? Управились… Как бы ныне новых сюрпризов не заготовили.

— А чего они тут сделать смогут? — хмыкнул купец. — Городишко захудаленький, рать — что дворня у боярина средней руки. А у тебя вон какая силища! Управимся!

— Ты знаешь, что такое число «пи», друже?

Дорога как раз поднялась на холм, и Олег придержал коня, поднялся на стременах, оглядывая сверху усыпанный яркими прямоугольными пятнами из гладиолусов, колокольчиков, астр и люпинов город. Кое-где, в отличие от селений уже покорившихся, из цветочных клумб выглядывали черные от копоти кирпичные трубы.

— Не, не ведаю. А что это, колдун?

— Прекрасное число, Любовод. И означает оно то, что, если Птух больше Кивы в ширину в полтора раза, то размеры у него больше уже в пять раз. А высота — лишний этаж в землянках. Еще, стало быть, на треть больше людей поселить можно. Вот и считай, насколько больше народа тут обитает. В Киве сотни три взрослых, кажется, имелось? Ну, здесь, стало быть, тысячи две самое меньшее. А у нас всего две с половиной тысячи легионеров ныне набирается. И как тебе такой расклад, коли штурмовать город придется?

— Зело учен ты, колдун, — кашлянув, признал купец. — Однако же, что такое двадцать сотен безоружной черни супротив рати сплоченной? Рыкнуть раз погромче, да выпороть каждого десятого с солью и перчиком жгучим. Вот и все хлопоты.

— Кто знает, — пожал плечами ведун и пустил скакуна в галоп, стремительно обгоняя первый легион. — А ну, оружие все мужчинам раздали? Не дурак же правитель здешний. Должен понимать, что безоружное население — скот безропотный. И захочет за родину постоять, ан нечем будет.

В виду города сотни раджафовских лучников шарахнулись в сторону и на рысях умчались на север, через считанные минуты скрывшись за взгорком с несжатым ячменем. Благодаря такой странной трусливости Олег без всяких помех окружил Птух тремя легионами, выстроив четвертый в три ряда между дорогами на север и на северо-запад. Между четвертым легионом и кольцом окружения расположился обоз, прикрытый почти со всех сторон от возможных неприятностей. Возничие пустили лошадей пастись прямо в ячмень и стали запаливать костры. Они знали, куда едут, а потому заранее запасли с собой по паре хороших охапок дров. Будута поступил проще, пройдя среди крестьян и конфисковав по полену у каждого.

— Ну как, друже? — видя, что Олег не торопится спешиваться, спросил купец. — Завтра дело ратное начнем иль сегодня? До заката еще часа три будет.

Ведун не ответил. Он вспоминал Зибяку, лишившегося головы всего из-за нескольких переданных слов. Повторения подобного Середину очень не хотелось. Но тогда как договариваться с горожанами? Мертвеца послать невозможно — зомби даже двух слов связать не способны. Самому идти — глупо. Возничего посыльным назначать — а что, если опять только голову назад выбросят? Молча, без разговоров штурм начинать — так ведь тогда и вовсе кровь ручьями потечет. А они сюда не покорителями пришли — освободителями. Представителями законного властелина. Какое может быть освобождение, когда спасенные от бандитов будут по своим домам с распоротыми животами валяться?

— Завтра, — так ничего и не решив, спрыгнул с седла Олег и привычным движением расстегнул подпругу. — Завтра.

Возчики тем временем отвязали тараны, подкатили их ближе к цепи окружения и составили там на попа. Видать, подумали и о том, что перед новым штурмом их снова заставят «разгрызать» такое же толстенное дерево. Народная дипломатия дала неожиданно быстрый эффект: на склоне города появились сразу трое убеленных сединами стариков с яблоками и цветами в руках.

— Еще немного, и у нас в обозе будет заложников больше, нежели ратников, — тихо отметил Любовод. — А без них никак…

Эта осада оказалась самой короткой за весь поход. Вечером горожане принесли клятву верности мудрому Аркаиму, вынесли угощение. Утром вскрыли могилы на древнем кладбище, и четыре сотни воинов сразу из могил двинулись в поход. Учитывая размеры пополнения, Олег даже свел его в новый, пятый легион.

Дорога, ведущая на север, оказалась почти втрое шире, нежели та, что шла к Птуху от реки, а потому Олег смог составить колонны по семь воинов в ряд — огромное преимущество, если вдруг внезапно придется разворачивать походный строй для отражения атаки. Но атак не случалось — хотя вдалеке, на границе видимости, постоянно маячили верховые дозоры. Великолепная тактика степняков — стремительность, маневр, изматывание противника до полной потери сил — становилась бессильной при обороне городов и весей. Тяжелые медлительные легионы просто шли и шли, отнимая у маневренных банд одну опору за другой, — и легкая конница обязана была встать на их пути и погибнуть, раздавленная неспешной поступью пехоты, либо сдаться, отдать на милость победителя все то, что невозможно приторочить к седлу или увезти в легкой кибитке.

В этот раз переход занял целых четыре дня, прежде чем заложник из Птуха, добровольно вызвавшийся ехать рядом с воеводами освободительной рати и указывать дорогу к столице, кивнул на дымки, что поднимались к небу за густым, но еще совсем молоденьким березняком:

— Аналараф, господин. Один из самых ценных городов великого Раджафа. Здесь плавят медь и серебро для торговли со степью. — Скуластый, с крохотными глазами-бусинками проводник усмехнулся. — Они спалили в печах лес на три дня пути вокруг и теперь возят его от самого Атшаха. А вокруг посадили новый лес, дабы детям легче трудиться было. Но, сказывают, рудники опустеют раньше, нежели березы успеют набрать рост.

— Ничего, — ответил ведун. — Чтобы лучшие из берез набрали больше роста, лес можно уже сейчас прореживать. Не знаю, как для плавки серебра, но на уголь для кузни сойдет и такая древесина.

— Уголь? — не понял проводник. — Тот, что остается в кострах, когда они потухнут?

— Почти… — удивился Олег такому пренебрежению. — А чем же ваши печи топятся, когда вы металл плавите?

— Дровами, естественно, — пожал плечами проводник. — Чем же еще?

— Дровами? Медь выплавляете? — поневоле зачесал в затылке Середин. — Хотел бы я взглянуть на такую печку…

— Они здесь…

Дорога сделала небольшую петлю и расползлась в стороны, превратившись в утоптанную до каменной плотности глиняную площадь размером с футбольное поле. Видимо, именно тут и разгружали возки с дровами для плавильных печей. Сам город размерами не превышал Птуха, но вот труб над его поверхностью торчало в несколько раз больше. Однако сегодня не дымила ни одна, равно как ни одной телеги и ни одного человека не находилось на площади. Судя по всему, приход вражеской армии здесь ни для кого неожиданностью не стал.

— Интересно, к добру это или к неприятностям? — вслух подумал Олег. — Народ здешний намерен драться — или уже зубрит клятву верности мудрому Аркаиму?

— А там что за дубрава, человек? — поинтересовался Любовод, указывая за город. — Округ токмо березы качаются, а там деревья вековые, аж небо подпирают.

— Кладбище, господин. На кладбище лес не рубили, дабы не тревожить мертвых.

— Интересно…

Олег пришпорил коня. Купец и проводник помчались следом. Обогнув Аналараф вдоль самых склонов города, ведун подъехал к дубравнику и натянул поводья.

— Глянь, Любовод. Похоже, по итогам нашего наступления последовали первые рациональные выводы.

— Непонятно глаголешь, друже, — промолвил новгородец, оглядывая рощу, всю изрытую глубокими, в рост человека, ямами и заваленную кучами свежей земли. — Однако, вестимо, мертвецов здесь более нет. Вывезли. Опасаются, что силу ты лишнюю наберешь.

— Ну, — вздохнул Олег, — в этом есть и добрый намек. Коли покойников увезли, стало быть, город оборонять не намерены. Сдали его заранее, не надеются отстоять. Давай-ка, смертный, спешивайся, да на склон полезай. Расскажешь, что от горожан требуется, дабы гнева правителя законного избежать. А нужно мне от Аналарафа то же самое, что и от Птуха твоего. В общем, знаешь.

Присяга, приносимая босыми коленопреклоненными горожанами, уже не вызывала у Олега никакого душевного трепета. Поклялись, постучали головами, ушли. Рутина… Вот с угощением здесь было получше: настоящая подкопченная ветчина, изюм, курага, груши, черника, целиком запеченные куриные тушки. Утром обоз пополнился на полсотни возков. Олегу столько не требовалось — но заложники, заложники. Без них верить новообращенным до конца было нельзя. Хотя — может, и пригодятся.

Без штурмов не было добычи — Любовод и Ксандр загрустили. Будута, между тем, привыкнув командовать взятыми в поход крестьянами, как своими холопами, вконец обленился — лишь покрикивал да давал заложникам указания, что делать, кого и чем угощать, кого и как на ночлег укладывать. Сам же, казалось, даже по нужде с расстеленной в одной из кибиток кошмы не вставал. Во всяком случае, Олег беглого холопа на ногах уже не видел дня три.

— Сколько до следующего города, смертный? — поинтересовался Олег, когда первый легион втянулся в тракт.

— Я так мыслю, господин, коли обычным шагом, не поспешая, три дня без малого будет, — ответил добровольный проводник.

— Что-то далеко больно между городами у вас ныне. Раньше получалось, за два дня от селения до селения ходили.

— Дык, господин, малые выселки меж большими селениями имеются, — признал проводник. — Города — они больше ремесленные. Нет в них, почитай, земледельцев. А как леса округ изводятся, иные люди прикочевывают. Которые к земле привычнее. Земля истощится — так в иные места уходят. Вечером на Воровскую пустошь придем — сами увидите.

— Что увидим?

— Дык ремесленники с Аналарафа, как леса вкруг города извели, оттуда дрова возить начали. Свели все под корень. Опосля туда из-под Птуха пастухи ушли. Трава добрая росла на вырубках. Поросль новую потоптала скотина, корни подгнили. Опять же, навоз. Ну, через пять лет луга эти засадили хлебом да репой. Через девять лет урождаться все перестало — собрали они свои юрты и на север ушли. А пустырь воровской этот остался. На нем ныне, окромя травы дохлой, ничего не урождается. Чисто степь получилась. Наволок там от ручья ивами зарос весь, да за холмом земля Та-Кема — там не рубили, лес уцелел. А меж ними — чисто степь выгоревшая.

— Больно много ты знаешь для простого ремесленника, смертный, — повернул к нему голову Олег. — Откуда?

— Дык все знают, господин, — опустил голову проводник, но предпочел замолчать.

Дорога тянулась и тянулась через бесконечный березняк, показывая, насколько рьяно взялись за возрождение природы мастеровые Аналарафа. Саженцев они, конечно, не вкапывали, но даже чтобы просто собрать созревшие семена берез, привезти их и рассеять на пространстве в десятки верст, все равно требовалась изрядная воля и целеустремленность.

— Кра! Кр-а-а!

В ответ на настойчивые крики ведун поднял наконец голову и увидел тревожно кружащегося над колонной пепельного орла.

— Электрическая сила! — схватился Середин за сумку. — Я и забыл про вас совсем!

— К вам навстречу выступила армия Раджафа, — без всяких предисловий сообщил правитель, едва ведун взял шар в руки. — Я вижу, что остановить тебя, чужеземец, не удалось никому из сотников тирана. Всемогущий Итшахр сделал верный выбор, наделив именно тебя своей силой и могуществом. Но ныне тебе предстоит труднейшее испытание. Я помогу тебе, как сумею. Но и ты будь наготове, не дай обмануть себя или заманить в ловушку.

— У него много сил?

— Не менее десяти сотен смолевников, двадцать пять сотен обычных всадников, три сотни колесниц.

— И все?

— Тебе мало? — судя по голосу, удивился Аркаим. — Три с половиной тысячи умелых воинов, не считая колесниц!

— У меня ныне тоже около трех тысяч легионеров, — спокойно ответил ведун. — И пусть они не так умны и быстры, зато они послушны, не знают страха и не чувствуют боли. Еще неизвестно, что окажется важнее. Как далеко Раджаф и его силы, мудрый Аркаим?

— Они миновали Та-Кем, чужеземец. Последние сотни проходят мимо города.

— Значит, мы можем встретиться еще до темноты, — понял Олег. — Хорошо, я буду готов.

Но он ошибся. Этим днем с конницей тирана легионам столкнуться не пришлось.

Еще задолго до заката дорога опустилась в сырую долину, густо поросшую ивовым кустарником. Под ногами захлюпала черная жижа, перемешанная с глиной, а вскоре колонна перевалила мост — если так можно было назвать перекинутый через мелкий мутный ручеек шириной в три шага настил из плотно подогнанных бревен.

— В половодье тут затон в версту шириной, — словно в оправдание сказал проводник. — Сами видите, до осени наволок не просыхает. А там зима, потом новое половодье…

— Вижу, — приподнялся на стременах ведун. — Хорошее место. Корзины тут плести удобно. Плетете корзины, смертный?

— Чего, в другом месте кустов не найти? — непонимающе пожал плечами мужчина.

— Зато здесь вон как много…

Дорога чавкала по низине еще с четверть версты, прежде чем стала подниматься наверх. Стоило земле немного просохнуть, как кустарник резко оборвался, сменившись бескрайним лугом, который скромно порос низкой желтой травой вперемежку с бурьяном.

— Ты глянь, какое отличное место для битвы, Любовод! — натянул поводья Олег. — Ровное, как лесное озеро. Широкое, красивое. За спиной кусты, никто не обойдет. С дровами, правда, туго. Но ведь нам много и не надобно.

— Коли оно такое хорошее, друже, может, разбойник этот, Раджаф, тут биться и не захочет?

— Куда он денется, коли мы тут встанем? Ему к городам своим бывшим мимо нас никак не пройти. А ведь наверняка хочется. И пока рать наша не разбита, спокойным он себя не почувствует. В любой момент ведь стронуться можем и дальше, к столице двинуться. Ждать ему, опять же, тоже нельзя. Ему людей своих, тысячи коней, кормить всех надобно, поить. Дисциплину поддерживать, от непогоды укрывать, с усталостью бороться. Это мы с тобой да с легионерами неживыми хоть вечность тут выстоим. А ему — чем быстрее покончит, тем лучше.

— Так ведь погода — лучше не придумаешь, друже! Тепло, сухо.

— Ну, как раз это легко поправимо, — рассмеялся ведун.

И купец махнул рукой:

— Ай, совсем забыл, что колдун ты, друже. Ну, коли так, давай, готовься. Встанем грудью за дело правое. Как покончим с Раджафом, так и делу конец. Вся страна разом Аркаиму присягнет. Тогда награду получим — и домой. Дней за двадцать управимся — то и до ледостава на Русь обернемся.

— А если победит великий Раджаф? — вдруг поинтересовался проводник.

— Не победит, — отрезал Олег. — Боги всегда помогают правым. А в этом деле правы мы. Ведь мы сражаемся за свободу.

Первый, второй и третий легионы ведун выстроил в прямую линию на восемь шеренг в глубину. Такое построение не всякий таран пробьет, не то что конница. Правда, Середин помнил, насколько легко можно вспороть строй легиона ударом во фланг, а потому в два крайних ряда справа и слева он назначил копейщиков, которых при нужде легко повернуть и составить в прочную стену.

Легионы стояли прямо — а вот линия кустарника за ними петляла. Дабы не искушать Раджафа возможностью охвата легионов конницей, между флангами и кустарником Олег поставил четвертый и пятый легионы. В целом построение стало напоминать уродливую букву «П» с широкой перекладиной, направленной в сторону врага, и коротенькими ножками, опирающимися на кустарник.

Разумеется, при таком построении Олег оставался совершенно без резерва, но он на всякий случай разбил четвертый и пятый легионы на четыре манипулы и рассчитывал, что при необходимости хоть какая-то из них окажется свободной для того, чтобы кинуть ее в нужном направлении.

— Вот и все. — Только в полночь наконец-то оказался он удовлетворен построением. — Теперь остается ждать… И ужинать. Зомби в отдыхе не нуждаются, так что пусть стоят. Будута! Ты чего, спишь? Давай, тащи яства, что в заначке прячешь. Может, последний раз в жизни сегодня есть будем…

Спать Олег свалился лишь глубокой ночью, а потому и проснулся уже около полудня от воя труб и громкого ржания. Подхватив саблю, Середин выскочил из палатки и увидел, как вдалеке, на том краю поля, в стороны, подобно половодью, разливаются бессчетные тысячи всадников со вскинутыми к небу пиками, украшенными разноцветными флажками. Казалось, они занимают все видимое пространство до самого горизонта.

— Проклятье! Будута, ты где? Почему не поднимаешь?! Броню давай и коня оседлай!

Холоп, спавший здесь же, в палатке, спросонок заметался, но быстро взял себя в руки, подал шлем, помог завязать сбоку ламинарный доспех, опоясаться саблей. Пока он бегал за лошадью, Олег поднял чересседельную сумку, достал из нее шар, сосредоточенно уставился в шершавую поверхность.

— К тебе на поляну пришла конница Раджафа, — наконец услышал он знакомый голос и горько усмехнулся:

— Спасибо на добром слове, но это я уже заметил.

— Их намного больше, чужеземец. Я вижу, что у бандитов в несколько раз больше сил, чем у тебя.

— Это ты меня так подбадриваешь, мудрый Аркаим?

— Говорю, что вижу, чужеземец. Но я верю в тебя, ты можешь не бояться. Я помню, ты обмолвился, что атаку смолевников не способен выдержать ни один строй?

— Да, было дело, — признал Середин.

— Постараюсь помочь тебе со смолевниками, ведун Олег. Но хватит меня лишь на один раз — большего не ожидай, не успею.

— А что ты сделаешь, мудрый Аркаим?

— Увидишь… — Голос законного правителя Кайма затих.

— Тоже мне, секреты, — зло сплюнул Середин. — Тут за него шкурой рискуешь, а он тайны устраивает!

— Ты видел, сколько их там, друже? — подъехал к Олегу купец. — Видимо-невидимо, вся степь ворогами усыпана.

— Это потому, что каждый конный как десять пеших место занимает, — огрызнулся ведун. — По весу считать — так их больше получается. А коли по головам — то нас.

— А конские головы считаешь, колдун? — хохотнул Любовод, и на душе Олега немного отпустило.

— По мечам считаю, — уже вполне спокойно ответил он.

Тут как раз примчался верхом холоп, спрыгнул, подал ему поводья и придержал стремя. Ведун взметнулся в седло, намотал поводья на кулак, выпрямился во весь рост. Отсюда, сверху, выяснилось, что ворога совсем не так много, как померещилось с земли. Не до горизонта, а всего лишь до леса, макушки которого зеленели верстах в четырех, на границе неба и земли.

— Разве же это рать? Это нас рать.

В сопровождении Любовода ведун выехал вперед, за спины второго легиона. Минутой спустя к ним присоединился Ксандр, хмурый и сосредоточенный, постоянно поглаживающий рукоять меча. Плотные ряды оживших ради праведной цели мертвецов не колыхались, не дышали, не переступали. Конница, собравшаяся на той стороне Воровской пустоши, тоже притихла, словно предчувствуя не самое лучшее для себя будущее. Даже лошади перестали ржать и только тревожно всхрапывали. И лишь десятки кружащих в небесах пепельно-серых орлов коротко перекаркивались, точно ожидающие скорой поживы вороны.

Тревожно взвыла труба. На той стороне пустоши войска пришли в движение, закружилась в воздухе белая пыль.

— Красиво идут, — сглотнул кормчий.

Это были они самые, не к ночи будь помянуты, — смолевники. В отличие от черных воинов Сарыча, тяжелая конница Раджафа сверкала начищенным до изумительной ослепительности золотом. Золотая чешуя брони, большущие бронзовые налобники на головах коней, шитые золотом плащи, что развевались за плечами, желтые стеганые чалдары — даже кисточки под золочеными наконечниками копий были яркого золотистого цвета. Всадники мчались плотно, стремя к стремени, ровными рядами, пригнувшись к гривам коней и выставив вперед пики, занимая почти все пространство перед легионами. Получалось, их шло не меньше ста в ряд, как раз рядов десять в глубину. И это — против пехотного строя всего в восемь шеренг! Похоже, Раджаф собирался закончить битву всего одним сокрушающим ударом. Смять фалангу, опрокинуть, растоптать, превратить в месиво — а потом легкая конница догонит и истребит тех, кто ухитрился удрать от печальной судьбы.

— Они догадаются упереть комли копий в землю? — тихо спросил Ксандр.

— А ты думаешь, поможет? — так же тихо ответил Олег. — Если от удара только попятятся, строй удержат, тогда еще посмотрим, кто кого. А коли смолевники их раскидают…

То, что зомби не побежали от одного вида катящейся на них лавины, показалось Олегу чудом. И хотя умом он понимал, что мертвецы страха не ощущают — все равно удивлялся. До столкновения оставалось саженей двести… Сто…

— Кра… Кра-а!

И тут хлынул дождь. Черный. Когда до столкновения смолевников с легионами оставалось меньше ста шагов, кумаи Аркаима принялись дергать застежки своих нагрудных сумок, и на землю с высоты полукилометра посыпались сотни тонко посвистывающих обсидиановых стрел. Стрелы впивались в плотную сухую землю, погружаясь в нее на всю длину, с тонким звоном разлетались в стеклянную пыль от попадании в шлемы воинов, в украшенные золотыми львиными мордами щиты, в медные пластины на головах лошадей. И они же легко вспарывали живую плоть, вонзаясь в ничем не защищенные конские шеи, спины, крупы. Лошади оступались, дергались от боли, погибали на месте. Вот кувыркнулась одна — и через нее, не успев перескочить, закувыркались еще две, переламывая попавших между тяжелыми тушами людей. Вот заскакала, брыкаясь, другая, попала сдвоенным ударом копыт в морду идущей сзади, и та поднялась на дыбы. Вот вылетела из строя еще лошадь, превратившись в препятствие для своих товарок. И еще, еще. Строй атакующей конницы стремительно рассыпался на маленькие отрядики, на отдельных всадников, в нем больше не было ни ровных рядов, ни сплочения, ни желания смять, растоптать, опрокинуть.

— А-а-а!!! — В порыве отчаянья еще попытались напугать молчаливых зомби золотые всадники — но каждого из них за стеной щитов ждало по несколько прочных копий с хорошо прокаленными и заточенными наконечниками.

Напротив путников в строй врезались десять смолевников — первых четырех тут же подняли на копья. От удара тяжело нагруженных коней строй дрогнул и отступил на полшага. Копья дотянулись до тех, кто двигался во втором ряду, сбив с седла еще двоих, — ответные уколы пробили мертвые тела легионеров, однако пользы не принесли. Уцелевшие смолевники отхлынули — четверо всадников и столько же лошадей с пустыми седлами. Слева в строй влетело трое всадников, и каким-то чудом все трое смогли уйти назад, а среди легионеров упал один, лишившийся головы. Его место тут же занял воин из следующей шеренги. Справа атаку завершил только один лихой вояка, и, прежде чем погибнуть, могучим ударом копья проломил щит легионера во втором ряду, раздробив тому грудь и позвоночник. Да, во многих местах тяжелая конница завершила свою атаку и даже выбила кое-кого из плотного строя мертвецов — но этот толчок растопыренными пальцами не смог заставить легионы дрогнуть и отступить, не говоря уже о том, чтобы их опрокинуть.

— Электрическая сила! — Олег схватился за саблю, прикусил губу. Там, перед фалангой, среди груд окровавленных, бьющихся в предсмертных судорогах, ржущих от боли в переломанных ногах лошадей то тут, то там поднимались, покачиваясь, люди. Оглушенные, помятые — но живые! Обсидиановые стрелы калечили только скакунов — броня была им не по зубам. И потому большинство смолевников остались целы, несмотря ни на что. Они еще могли вернуться, снова подняться в седло, снова собраться для плотного удара. — Если они уйдут, нам придется тоскливо. Проклятье, мы должны их добить! Первый, второй, третий легионы, приказываю… Вперед!!! И-и, шаг! И-и, шаг!

Фаланга качнулась, двинулась по пустоши, ощетинившись копьями и через шаг сверкая лезвиями клинков в щелях между щитами. Многие из смолевников, поняв, что их ждет, кинулись бежать. Но некоторые оказались слишком помяты, оглушены, а некоторые — слишком отважны, чтобы спасаться. Они обнажали мечи, пытались вытащить окровавленные щиты из-под конских туш, наскакивали на сомкнутый строй — но с таким же успехом загнанный в угол волк мог бы пытаться укусить боевой танк. Легионы накатывали, и воины Раджафа неизбежно оказывались под ногами наступающей фаланги.

— Смотри, колдун, опять конница! — вытянул руку Ксандр. — Только она не на нас скачет. В сторону куда-то…

— Само собой, — оглянулся ведун. — Мы оторвались от задних легионов. Тех, которые фланги прикрывают. Раджаф хочет зайти нам в тыл. Сейчас поправим. Первый, второй, третий легионы, приказываю… Стоять! Сомкнуть строй! Сейчас, теперь поправим сзади, закроем щель. — Олег несколько раз качнул пальцем, вспоминая номера подразделений. — Четвертая манипула, приказываю: вперед!

— Колдун, они близко! — с тревогой предупредил кормчий.

Действительно, легкая конница, опустив пики, неслась во весь опор, а между спинами первого легиона и щитами четвертого все еще оставалась прореха почти в триста шагов.

— Колдун, колесницы! — в голос закричал Любовод. — Сюда скачут… Нет, туда же! Влево!

— Электрич… — запнулся Олег, оценивая обстановку.

В лоб первому легиону мчалась россыпь из нескольких десятков колесниц, и ему же во фланг метились не меньше тысячи легких всадников — целая лавина!

— Сейчас уда-арят!!!

— Левый фла-анг! И-и-тха!!!

Два левых ряда фаланги повернулись навстречу коннице, сомкнули щиты, опустили копья.

Конница, не снижая скорости, повернула чуть-чуть левее. Туда, где за спинами первого легиона оставался широкий, ничем не защищенный проход. Действительно, зачем всадникам разбиваться о стену и напарываться на копья, если можно безопасно зайти сзади и порубить воинов со спины в то время, когда колесницы станут сминать их спереди?

— Электрическая сила! Четвертый легион, вперед! Пятый легион, и-и-тха!

Пятый легион, успевший выстроить стену от кустарника до спин третьего, повернул влево, зашагал с правого фланга на левый, торопясь закрыть брешь, но явно не успевая. Четвертый тоже никак не успевал спасти положение, дойти до спин своих товарищей. Всадники уже влетали в смертельно опасную для армии Аркаима щель, уже метились копьями в прикрытые одной мешковиной спины.

— А-а-а! — взвыл от отчаяния ведун. — Первый легион! Аат-тха!

Послушные приказу мертвецы послушно подняли копья, подтянули щиты, развернулись спинами к подлетающим колесницам, опять сомкнули щиты и опустили копья.

В считанные секунды ситуация изменилась кардинально. Легкая, несущаяся на рысях, почти беззащитная конница оказалась зажата меж двух ощетинившихся копьями стен из щитов, причем стены быстро смыкались. Третья, точно такая же стена катилась им навстречу.

— Смываемся! — Олег рванул поводья и пустил коня с места в галоп. Так получилось, что его спутники тоже застряли в самом центре ловушки.

Конницу Раджафа могло спасти только одно — бегство. Но конница не трактор, заднюю передачу не включишь. Дана команда: «Вперед!», — значит, нужно идти вперед. И задние ряды, не видя происходящего с первыми шеренгами, продолжают напирать, пока вместе с ними не опрокинут врага, либо пока вместе с ними не разобьются об этого врага насмерть. Всадники уже не помышляли о нападении и погоняли коней, надеясь спасти свои жизни. Тем более, что шанс оставался: повернуть вправо за четвертый легион, выскочить из капкана между смыкающимися стенами, и уйти, уйти, уйти…

Колесницы, запряженные парами, с длинными шипами на колесах и таранами в виде бараньих голов на дышлах врезались в спины первого легиона, сминая и калеча мертвых воинов. От ударов дышла головы легионеров отлетали, как набитые волосом мячики, и катились по земле. Зомби падали под подковы коней, шипы на колесах подбивали им колени. Но времена Древнего Египта давно прошли, воинский строй стал слишком плотным — и, даже ударив в спину, колесницы завязли в человеческой массе, не пройдя и половины. Возничие торопливо рубили головы направо и налево — однако и зомби, призванные убивать врагов, тоже отвечали ударом на удар. Причем мертвецов вокруг было намного больше, а от обычного быстрого и точного укола копьем они не умирали. Первый легион превратился в месиво, потерял большую часть воинов — но он смог перемолоть полсотни колесниц и сохранил плотный строй в две шеренги со стороны тыла.

Легкая конница, растеряв почти две сотни своих бойцов на пиках сужающегося прохода между легионами, все-таки промчалась этой дорогой смерти и… И врезалась в ивовые заросли. Густой кустарник и подтопленные земли — не лучшее место для быстроногой конницы, дорогу тут быстро не проложишь, стремительным галопом от врага не убежишь. Пятый и четвертый легионы, сомкнувшись, отрезали всадникам обратную дорогу, выстроили стену из щитов, выставили копья и уверенно двинулись вперед, вынуждая врага воевать по своим правилам.

Ведун наконец-то смог перевести дух и отвернуться — зажатых в угол бандитов мертвецы добьют и без него. Между тем, битва еще не закончилась. Если второй и третий легионы еще представляли собой полноценную силу, то первый превратился лишь в тонкую ниточку — два ряда бойцов, сомкнувшихся по всем правилам в единое целое. А на них уже опять мчались колесницы: разогнавшиеся во весь опор лошади, шипастые колеса, возничие по трое в каждой повозке — один правит, двое держат наготове сулицы и топоры на длинных рукоятях. В глазах уверенность и азарт охотника. Уверенность в том, что на этот раз их не остановит ничто.

Кинуть на помощь воинов из других легионов? Развернуть строй шире? Нет, не успеть…

Олег дал шпоры коню и помчался к опасному месту:

— Аттарахраш коми, тхара, тзара, Тхор! Ананубис, кхор, тра Кнор, Кнор, Кнор-Кронос! Атахи! Вставайте, именем Итшахра! Вы мне нужны! — А затем словно метнул вперед, к достойным самых высших почестей воинам важнейший приказ: — Атхари мента, первый легион! Атхари мента!

Дышлам оказалось некуда наносить свои удары. Первый ряд зомби упал на колено, низко опустил головы, резко наклонил на себя поставленные на землю щиты, подпер их верхний край плечами. Второй ряд повторил этот маневр почти в точности, но щиты держал немного выше, чтобы они образовали сплошную наклонную поверхность. Мчащиеся во весь опор кони перемахнули это внезапно появившееся на их пути препятствие всего в сажень высотой. Колесницы прогрохотали по получившемуся широкому трамплину и, в полном соответствии с законами физики, взметнулись ввысь, обрывая постромки, переворачиваясь в воздухе, разбрасывая возничих. Некоторые и вовсе врезались дышлами в землю, с оглушительным треском раскалываясь на куски. А навстречу коням и падающим людям с земли поднимались новые воины. Те, кто совсем недавно был возничим в предыдущей атаке, или смолевником, или всадником, полегшим в безумной атаке, — они поднимались к новой жизни, к новым битвам и тут же начинали рубить своих бывших верных соратников.

— Сомкнуть ряды! Всем сомкнуть ряды!

Шеренги первого легиона выпрямились, выставили копья, готовые встретить нового врага. Вслед за колесницами мчались легкие конные сотни, готовые вслед за повозками войти в прорыв, промчаться по истерзанным рядам врага и ударить в спину четвертому и пятому легионам, добивающим в зарослях их товарищей, либо обойти второй и третий легионы. Не тут-то было! Они обнаружили на своем пути стену, плотность которой нарастала на глазах благодаря восстающим из небытия воинам. Затрещали от страшных ударов копья, ломаясь от натуги, проламывая щиты, сталкиваясь с копьями врагов. Первый ряд почти беззащитных в ближнем бою всадников полег практически целиком, следом за ним — второй, и только третья шеренга, поняв безнадежность своего положения, начала разворачивать лошадей. Сзади же напирали их товарищи, а потому возникла давка, в которой люди уже перестали понимать, кто куда скачет, зачем, что делать?

Олег облегченно вздохнул и махнул рукой:

— Легионы, вперед!

Смертоносная стена дрогнула и двинулась вперед, напирая на сбившуюся конницу, насаживая на копья людей и лошадей. Всадники наконец отхлынули, и теперь в головах их засела одна-единственная, очень правильная мысль: бежать!

Олег знал, что у Раджафа еще оставались силы для новой атаки, для стремительного обхвата противника, что тиран еще мог обратить ход сражения в свою пользу — но знал ведун и то, что врагу нельзя давать передышку, нельзя позволить успокоиться, прийти в себя, оценить обстановку. В конце концов, на поле битвы оставалось еще достаточно павших, чтобы создать наскоро небольшой отряд и прикрыть тылы сражающимся легионам.

Звон и крики в кустарнике начали стихать. Середин повернул коня туда, пустил в галоп. Да, все правильно: зомби закончили истреблять попавших в ловушку врагов. Что же, прекрасно. Вот у него и появились резервные легионы.

— Всем повернуться ко мне! — встав на стременах, весело крикнул ведун. — Сомкнуть ряды. Слушай приказ! Вперед!

Четвертый и пятый легионы, развернувшись в фалангу в четыре шеренги глубиной, двинулись по полю, готовые поддержать первые три легиона в случае опасности. Однако великий Раджаф решил иначе. Не дожидаясь столкновения, он увел остатки своего войска, бросив на опушке несколько крытых шелком шатров и расстеленные вокруг догоревшего костра персидские ковры.

Преследовать врага Олегу было нечем. Битва закончилась.

Назад: Итшахр

Дальше: Пленник