Книга: Варяги. Сокрушая врагов. Последняя битва
Назад: Глава шестая. Общий сбор
Дальше: Эпилог

Часть третья. Последняя Битва

Все, что было до этого мига,
Словно сон пронеслось… что теперь?
И, устав от истошного крика,
Молча делаю шаг я за дверь!

Глава первая. Свадебный поезд

В сердце праздник,
А на душе печаль…
День у князя новгородского не задался с самого начала. Хотя куда уж там… Солнце–то взошло над миром как обычно, а вот дальше уже пошло все не так…
Первыми расстроили князя петухи. Эти сволочи проспали нужное время и принялись горланить не с первыми лучами солнца, как полагается добропорядочным петухам, а когда светило уже приподнялось над Волховом. Однако, не придав сему факту особого значения, князь стремительно поднялся с ложа. Служка, чутко спавший за дверью, робко постучал…
Гостомысл умылся, облачился в зеленую рубаху, надел такие же зеленые порты и, сев на скамью, протянул служке ноги, мол, на – натягивай сапоги. И тут случилось… Его любимые короткие сапоги коричневой кожи не налезали! Князь сурово сдвинул брови:
– Пересушил, стервец! – рявкнул он на парня. – Чего смотришь – подавай другие!
Другие пришлись в пору, и Гостомысл, отблагодарив служку звонкой оплеухой, встал и вышел из терема.
Во дворе обширного хозяйства деловито сновала челядь и мужского, и женского пола. Они живо перемещались туда–сюда, хлопоча по хозяйским делам, и так юрко у них это получалось, что у князя поначалу аж зарябило в глазах. «Молодцы, – подумалось князю, – блюдут!» И тут снова…
Надо же было такому приключиться, что на глаза новгородскому господину попался Улеб – младший тиун. И все бы ничего, кабы тиун не был пьян. Ну как, собственно, пьян? В стельку! Абсолютно. Князь хотел было открыть рот для низвержения благоверного гнева, как Улеб, оперевшись одной рукой о стенку княжьей кладовой, сделал весьма мокрое и непотребное дело. Гостомысл так опешил, что не сразу нашелся, что сказать наглецу…
– Ах ты, жабий потрох! – взревел хозяин. – С утра, сука, нализался, – и, обернувшись к дружинникам, что несли караул у дверей терема, приказал: – в поруб мерзавца! Да всыпьте ему там хорошенько.
Воины кинулись исполнять волю господина, но один вдруг остановился на полпути и вопросил:
– А сколько всыпать–то, княже?!
– Покуда не протрезвеет!
– Ага… – кивнул дружинник и побежал догонять товарища, в уме прикидывая, сколько же плетей должно хватить.
В обязанности несчастного Улеба входил надлежащий присмотр за княжескими продуктовыми запасами. Ведал он и бражным погребом. А вчерась аккурат новая брага поспела на меду, ух и сладкая…
Инцидент с пьянющим тиуном словно дал невидимый толчок всему остальному, ибо дальше больше…
Потом князь решил обойти свои закрома–кладовые, но ключей от запоров не оказалось. Улебу всыпали еще парочку плетей, дабы освежить память – не помогло. Вывод был не утешительный, ключи этот стерво потерял! Принялись искать всеми имеющимися силами. По двору, буквально на коленках, ползало три дюжины челядников и челядниц, а еще дюжина перерывала все помещения, куда даже теоретически мог спьяну забрести тиун. И, наконец, свершилось – нашли. Тяжелая связка ключей обнаружилась… Вот только как князю–то сказать?! В общем, обнаружились ключи в отхожей яме. Случайно заглянули, так, на всякий случай. А случай тот в виде массивного кольца и торчал из… Хорошо еще по ночам подмораживает, а то утопла бы связка – поди ищи тогда. Связку отмыли, отчистили и натерли мятой. Благоухающая связка легла в ладонь Гостомысла. Князь сдвинул брови.
– В корзину с мятой, княже, упала… – виновато уклоняя взор, ответил служка.
Князь начал именно с бражного погреба, что–то ему подсказывало, что там не все ладно. Чувство его не подвело. Узрев свое разорение в виде опустевшей бочки с брагой, он пришел в ярость. И Улебу вдогонку всыпали еще с добрый десяток плетей. Хотя к тому времени это его заботило весьма незначительно…
* * *
Отобедав, князь по старинному обычаю отправился было почивать… Но и тут его ждало разочарование. Прибыл гонец и спешно просился на доклад к господину. Гостомысл, немного поворчав себе под нос, все же принял гонца, тем более что новости должны были быть из–под варяжского борга.
Внимательно выслушав короткий отчет гонца, князь отпустил его и призадумался. «Варяги смолят ладьи, – размышлял князь, – не к добру…» Посидев в одиночестве некоторое время, Гостомысл пришел к единственному правильному, как ему казалось, выводу – враги готовятся к походу. «Однако, пока лед по Волхову не пройдет – рано, – продолжал прикидывать варианты князь, – покуда травень не приступит да льды не прогонит, не спустить им ладьи. Но сей день и недалек, посему и не долго ждать придется…»
Солнце грело совсем по–весеннему, брезги с каждым новым днем становились все теплее. Хотя снег еще сошел не весь, наступивший кветень радовал и согревал душу, вот если бы только не приготовления варягов…
Поразмыслив, князь ближних людей собирать покуда не стал, решив обождать новых вестей. Да и дергать их понапрасну какой смысл? А может, варяги не на Новгород сбираются, а что, если на Белоозеро вдарят? Паскудная мыслишка прокралась в мозг князя и зажужжала, как назойливая муха. Нет. Князь отмахнулся рукой. Не стоило помышлять об этом. Вадим – друг ему теперь, теперь Новгород и Белоозеро заодно должны быть! Вместе и ворога бить сподручнее. Гостомысл еще раз отмахнулся от предательской мысли и, решив, что время послеобеденного отдыха миновало, кликнул служку. Парень явился тут же, из–за двери, где и спал, словно пес, на овчине у порога, сторожа покой господина.
– Кликни мне воеводу, – распорядился князь.
Паренек умчался выполнять приказ. Через несколько минут князь уловил тяжелые шаги по коридору, а еще через секунду и тревожный бас воеводы…
– Да иди ты… охламон тетеряшный!
– Кого бранишь, Явор? Вести есть ли от Нимоякке? – князь не утерпел и сам вышел из комнаты.
– От Нимоякке, княже, не слуху, ни духу. Гонцов не шлет… А у нас тут…
– Ну, что еще?
– Да вот, княже, – пробасил воевода, – какое паскудство вышло…
– Да не тяни ты!
– Курбат издох…
– Как издох? – удивленно поднял брови князь. – Когда?
– Теперича вон… только что псарь орал на весь двор…
– С чего бы это статься?
– Так ты сам, княже, его спытай… вон он, на крыльце рюмит, аки баба!
Стиснув зубы, князь стрелой вылетел на крыльцо, плечом задев воеводу. Явор пожал могучими раменами и последовал за господином.
– Ну–у–у–у?! – угрожающе протянул князь, зависнув над содрогающимся на ступеньках псарем.
Услышав позади себя голос хозяина, мужик вскочил, поворотился красным от горя лицом.
– Не уберегли… княже, прости… прости нас… Курбат–то издох, скотина…
– Сам ты скот полоротый! Как вышло? – и, не дожидаясь ответа, скомандовал: – а ну пошли – глянем!
Гостомысл первым оказался у дверей своей обширной псарни. Дюже любил новгородский господин это занятие – охоту с псами на медведя. Забава сия была личной придумкой князя, оттого и гордостью…
Еще по малолетству, когда отец впервые взял его с собой на охоту, узрел тогда юный княжич, что псы чудинские дюже злы на зверя лесного. Гоняли косолапого и поднимали его с лежки – только держись! Ни разу не давали сбою. Окружат бурого и держат в кольце, покуда люди с рогатинами не поспеют. Вот тогда–то и пришла княжичу мысль использовать собак до конца. Чтобы, значит, не токмо держали медведя, но и сами нападали и убивали. После княжич долго возился со своей идеей. Подобрал толковых псарей из чудинов, да и своих ильменских приучил, и завел себе стаю охотников на лесного хозяина. Батюшка–то, бывший князь Боривой, не шибко жаловал сию затею, при случае нет–нет да выговаривал сынку за пустопорожность, за убиение времени. А жизнь–то вон как коротка. И прав оказался князь… коротка… прибрали боги Боривоя. Ну, так ведь с честью прибрали – в бою с ворогом.
А как стал Гостомысл сам князем, то вволю разошелся, да так, что и за бурым теперь приходилось аж за тридцать верст скакать. А в округе Новгорода почитай всех медведей перевел. Народ, правда, даже кланялся князю за заботу, мол, одолели мишки, в ночи уж и по деревням шабрились. Порой какую бабу иль девку в лесу подомнут… и сожрут. И дались ведь медведям эти бабы?!
Ну, стало быть, помог князь людишкам….
– Курбат, – ласково позвал князь, – Курбатушка…
В дальнем углу, сбившись в плотную кучу, не громко, но жалобно скулили суки, а щенки, не понимая, что к чему, вертелись подле них, весело поигрывая хвостами.
Гостомысл опустился на одно колено возле тела пса. Почивший вожак стаи, наилучший кабель всех новгородских земель, медвежья гроза и отец отменных щенят, лежал на сенной подстилке с закрытыми глазами и едва приоткрытой пастью. Кончик языка торчал из пасти, протиснутый сквозь зубы.
– Курбатушка…
Князь провел рукой по лоснящейся чистотой шерсти… бело–серая, местами с черными полосками шерсть приятно обволокла руку князя…
– А чего же он… не старый ведь еще, – подлил масла в огонь воевода, – ведь и десяти годков нету еще…
Псарь стоял позади князя и трясся, как лист на ветру.
– Курб… Ты! – Гостомысл резко обернулся, встал. – Ты! – он ткнул пальцем в псаря, – Кудрой – раззява! От чего он издох?!
– Не ведаю… княже… только заходил к нему, был здоров… а тут пошел подстилку менять, а он это… карачун ему…
– Тебе бы карачун, окаянный! Ну надо же… лучшего пса проморгать, у–у–ух, – князь замахнулся и что было силы въехал Кудрою в ухо.
Псарь повалился наземь. Князь хотел было добавить ему ногой, но тот ловко увернулся.
– Помилуй, господине, – ухватившись за быстро красневшее ухо, взмолился мужик, – не казни… у нас от Курбата щени есть… хорошие щени, княже… Быстряк и Колос…
– Да–а–а, чтоб ты и их проворонил?! Пшел вон с глаз моих!
От праведного гнева хозяина в углу враз перестали причитать суки. Почти все они, не сговариваясь, уткнулись мордами в подстилку и затихли, напряженно поглядывая на хозяина снизу вверх. Щенкам тоже передалась печаль положения и они, повторяя позу своих матерей, пристроились рядом и угомонились.
– Пшел прочь! – повторил князь свой приговор.
Кудрой отполз в сторону, вскочил и метнулся к двери.
– И чтоб я тебя больше не видел подле псарни! – кулаком погрозил ему вслед Гостомысл.
– Нет, ну надо же… – воевода, почесывая густую бороду, смотрел на бездыханного Курбата, – и не пожил–то совсем…
«Вон у меня в дружине две коняги захромали – вот это беда, – про себя подумал Явор, – а тут псина, тьфу ты…» Воевода недолюбливал пристрастие князя к охоте с псами, уж больно много тот уделял времени забаве этой. А ему, воеводе, казалось, что дружина требует большего догляда – опять же коняги вон захромали…
– Ох, да…
– Замолчь! – рявкнул князь, – ты еще будешь тут…
Молчание длилось несколько мгновений, а затем Гостомысл кинул прощальный взгляд на любимца и поворотился к выходу.
– Будем хоронить, – отрезал он, проходя мимо воеводы.
Явор громко сглотнул, в предвкушении…
– Бражного не будет! – отрезал князь, мгновенно пресекая мечтания воеводы.
– Понятно, – согласился Явор, – горе–то какое…
* * *
Похоронив любимого пса, князь все же нарушил свое слово на предмет бражных излишеств. Под конец он так растрогался, что позволил–таки и себе, ну и воеводе заодно, пару кружечек хмельной медовой браги. Ведь ее еще вдоволь было припасено, несмотря на утреннее разорение погреба тиуном…
Не к добру упомянутый Улеб вызвал на лице князя недобрый оскал.
– Улеб–то, прощелыга, в порубе ли? – отрыгнув, вопросил Гостомысл.
– А то как же, княже… – ответил воевода, допив кружку и со стуком водрузив ее на стол, – где же ему, окаянному, быть–то? В порубе сидит…
– Поутру гоните взашей… – еще раз икнув, продолжил князь. – Поздей!
На зов явился крепкий мужичонка средних лет, с редкой бородкой и ярко выраженной чудинской наружностью – главный тиун всего княжеского хозяйства.
– Я здесь, господине, – отозвался тиун.
– Поздей, назавтра – с брезгом этого… – лицезрев перед своими ясными очами своего хозяйственника, проговорил князь, – этого бражника Улеба, гнать в дальнюю весь…
– Хорошо, господине.
– В какую весь, сам решай, но чтоб я его более в граде своем не видел. Понял ли?!
– Понял, господине, как не понять, – с поклоном ответил Поздей.
– Чтоб никогда не видел…
Исполнительный тиун еще раз поклонился и вышел из трапезной. Князь мог не сомневаться – все будет выполнено как надо.
Еще одна, последняя кружка опустела перед Гостомыслом, и он резко провел рукой над столом, мол, все – хватит. Воевода молча согласился, крякнул от выпитого в кулак и первым поднялся со своего места.
Разошлись, и князь отправился почивать. Служка быстро разоблачил господина, и Гостомысл блаженно растянулся на ложе. Тяжелые веки сомкнулись, дремота взяла вверх, хотя…
Спал князь тревожно. Все время ворочался. Буйный на горе день давил сознание, мешал… Иногда сквозь сон всплывали мысли… или это сон продирался сквозь мысли? И оттого становилось еще тревожнее. В тумане морока князь видел то лик дочери, то щиты варягов, то…
Гонец еще четыре седмицы тому назад прибег от Вадима Белозерского с радостной вестью – руссы возвернули себе град. Крепко, стало быть, встали на берегах Бело–озера. А вслед за гонцом через несколько дней и сваты приехали. Все по укладу, чинно. Подарков навезли, речи хвалебные говорили… Умила от тех речей аж зарделась. М–да, пора девке – пора.
И теперь князь руссов ждет невесту в своих землях. По первости Гостомысл и сам был в растерянности. Дочь–то обещал, а как ее до града руссов доставить, коли варяги Волхов стерегут? Но подсказку сам Вадим прислал через послов. Дескать, пусть невестин поезд на ладьях по Волхову вначале идет. Не доходя до борга вражеского, на сушу встанут, где их проводят верные чудины до реки Сьяси. А там уже на ладьях жениха через Онегу–озеро – и до града княжеского. А ежели боги сповадят, то и сам князь Вадим придет княжну на Волхове встречать. Это ежели успеет дружину собрать да к походу изготовить. На том Гостомысл и порешил – только охрану надо крепкую, и нянек снарядить.
– Надо снарядить… – пробурчал князь и тут же проснулся.
Он сел на ложе, тряхнул головой.
– Сразу и пошлю… как реки лед прогонят… уже скоро. Да… – и тут новгородский господин вспомнил о точных сроках, на которых настаивали послы руссов. Вадим передавал, чтоб, дескать, княжну по началу червеня отправляли. – Да–да… А там уже вкупе с Вадимом вдарим по варягам… – поразмыслив вслух, Гостомысл крикнул служку: – Эй, одеваться!
* * *
На первую седмицу червеня три груженые ладьи стояли у пристани Новгорода, на Волхове. День выдался, хвала богам, солнце веселилось само и веселило людей. Множество народу вышло поглазеть на свадебный поезд Умилы да проводить княжну в дальнюю дорогу. Мужики вполголоса деловито обсуждали ладьи, вооружение дружинников и их количество.
– Не мало ли князь воинов дал?
– Да куда там… Три ладьи – ого!
– Чего ого?! Ладьи–то малые, дурья башка. На каждом по дюжине воинов всего.
– Почти четыре десятка.
– Да брось! Их же там еще чудины поджидать будут.
– Маловата сила…
– Ага, была сила, пока мать срать носила!
– Га–га…
– Ой, чует мое сердце…
– Не каркай, Борун! Вечно язык твой, что помело! Метет туда–сюда… тьфу!
– Верно, тебе говорю!
– Да иди ты!
– Чу, князь с дочерью прощается, гляди!
Послышались бабские всхлипывания.
– Ишь, рюмить принялись. Будто своих девок провожают.
Князь крепко обнял дочь. Умила прильнула к груди отца.
– Батюшка…
– Макошь не оставить тебя, доченька. Поезжай смело. Вадим славный воин. Люб он тебе будет.
– Ой, батюшка…
– Поезжай, – Гостомысл поцеловал ее в лоб.
К княжне тут же подошли две няньки и, приговаривая что–то ласковое, повели на ладью.
Дружинники оттолкнули суда от пристани и заняли свои места на румах. Вот весла взлетели вверх, замерли и полетели в воду. Все три ладьи дружно, одна за другой, начали разбег. На передней, зорко оглядывая берега, шел воевода Явор. Ладья невесты находилась в центре поезда.
Миновав град, ладьи поставили паруса и, поймав ветер, споро побежали по реке…
* * *
Весь день они продвигались по Волхову, а с приближением сумерек Явор дал команду пристать к берегу. Воевода разрешил разводить костры и готовить пищу. Крепкие дозоры разошлись по берегу, стеречь покой лагеря.
Княжне сходить берег без нужды Явор запретил, и она вместе с двумя няньками оставалась в палатке на ладье.
аНебо быстро опустело и сделалось мрачным. Умила долго лежали, заботливо укутанная в теплые плащи и мечтала… вернее, силилась представить себе нареченного жениха. Она не заметила, как уснула, и сон не принес ей разгадки.
Утром ладьи так тихо отчалили, что княжна и не проснулась. Солнце ласково грело, а попутный ветер облегчал задачу гребцам.
Умила вышла из палатки только к полудню и подставила свежему ветерку лицо. Дружинники притихли. Вода, берега, лес и долетающий гомон птиц… Она долго созерцала округу, и все ей было интересно. Княжна еще ни разу не выбиралась так далеко из родного града.
День поспешал, и к вечеру порывы угасли, и дружинникам пришлось поработать веслами. Воевода, узрев удобное место, дал команду причаливать.
В эту ночь было удивительно тепло и тихо…
* * *
С первыми брезгами поезд двинулся дальше. Вскоре они миновали последнюю новгородскую весь, и Явор заметно насторожился. До варяжского борга оставалось не так далеко, и он вскоре рассчитывал встретить дозоры чудинов, что должны были ждать в условленном месте.
– Держи ближе к берегу, – Явор обернулся к рулевому, – вон на тот холм правь.
Ладьи свернули и ушли от середины реки. Не доходя до берега всего двадцати метров, ведущая ладья вдруг налетела на препятствие.
– Бревно! – загудели на носу.
– Чтоб вас! Куда глядели?! – воевода уже спешил, на ходу раздавая всем на пироги. – Раззявы. Пустобрехи! Где были ваши зенки?!
А под ногами уже хлюпала вода.
– Три доски рвануло!
– Где?
– Вон, смотри…
– Потонем!
– Чтоб вас водяной проглотил! Чего замерли?! Гребите к берегу.
– Воевода – вода!
– Да вижу я… Гребите!
А берег ожил. Прибрежные кусты, притопленные водой, вдруг расступились, и показались два черных корпуса с хищными головами чудищ. Их заметили не сразу. Новгородцы, занятые своей суетой, пропустил миг атаки. А драккары, покинув свои убежища, уже развернулись… До ладей новгородцев оставалось всего три–четыре корпуса.
– Варяги!
– Где?
– Перун тебя…
– Варяги!!!
– Ах ты… – воевода до боли сжал зубы. Сердце кольнуло – попали!
– К бою!
– Щиты!
Несколько стрел, как приветствие, как крепкое рукопожатие впились в борта, а следующие уже поражали воинов.
– К берегу!
Шедшая второй ладья с княжной полетела к спасительному берегу.
– Валуй! – прокричал воевода. – Уходите берегом. Там чудины! Мы задержим!
Ладья воеводы оседала на глазах, и это заметили нападавшие. Драккары резко изменили направление и накинулись на остальных. Варяги разделились. Один драккар ловко проскочил мимо ладей новгородцев и устремился к берегу. Второй же пошел на абордаж. Явор метался по своему гибнущему судну…
– Гребите!
И ладья, нахлебавшаяся воды и глубоко осевшая, едва сдвинулась с места. Еще взмах веслами…
– Сигай за борт! – скомандовал Явор и, первым скинув кольчугу, бросился в Волхов.
Благо до берега было уже рядом.
– Я не умею плавать!
– И я…
Не все дружинники последовали примеру воеводы. Те, кто не умел плавать, проявили робость. Кто–то пытался их уговаривать.
– Держись, дурень, за меня…
– Поплыли…
– Эх!
Барахтанье и ругань потерпевших кораблекрушение тут же заглушились криками и лязгом боя – абордаж начался. Выбравшись на берег, Явор первым делом оглядел место высадки Умилиной ладьи. Там тоже шел бой. Драккар нагнал беглецов и теперь два судна, уткнувшись мордами в берег, стояли, плотно прижавшись друг к друг. Викинги яростно атаковали, новгородцы решительно защищались.
– Должен был успеть… – уговаривал себя воевода, спеша к месту битвы. – Валуй должен был успеть…
Явор кинулся в сечу, не дожидаясь пока вся его команда с потонувшей ладьи выберется на берег. Мокрые дружинники с ходу атаковали варягов. Битва кипела не только на судах, но и на берегу…
* * *
Воевода держался крепко. Последний десяток плотно обступил своего командира и медленно отступал к лесу, отбиваясь от наседавших варягов. Новгородцы сжатым кулаком, выстроив круг, огрызались до последнего. А последним был воевода. Он знал, что Валуй успел увести княжну, и теперь каждое мгновение удаляло Умилу от опасности.
Явор отступился и, запнувшись о тело павшего товарища, тяжело повалился наземь. Странно, но его никто не спешил добивать.
– Кто ты? – Явор услышал над собой чей–то голос.
Новгородец, опираясь на меч, поднялся на одно колено.
– Воевода новгородский! – с одышкой, но гордо изрек Явор.
– Вставай, воевода, – все так же по–словенски предложил варяг.
Явор встал и оглядел собеседника. Крепкий воин в кольчуге и шлеме стоял, опустив щит. Только его меч продолжал смотреть в живот новгородцу. За его спиной, тяжело дыша после сечи, толпились с десяток воинов.
– Имя–то у тебя есть, воевода?
– Явор.
Незнакомец снял шлем и отдал подскочившему дружиннику. Щит он просто отбросил.
– Меня зовут Сигурд. Я хёвдинг ярла Атли… в общем, я тоже воевода, – спокойно представился варяг. – Ну что, воевода, сдаешься, или…
– Или… – процедил сквозь зубы Явор и поднял меч.
Сигурд замахнулся и сделал шаг вперед. Воевода поставил блок, но варяг не стал бить. Он выбросил левую руку и ухватил воеводу за локоть, блокировав его правую руку. Варяг с силой толкнул, и Явор оказался боком к врагу. Вот только сейчас последовал удар! Лезвие легко порвало кожаную рубаху новгородца и разорвало мышцы. Воевода попытался сделать разворот, но его меч разрубил пустоту, противника там уже не было.
– Воевода!
Новгородец повернул голову на позыв и тут же получил удар в шею. Явор смежил веки… а потом они широко раскрылись, и глаза воеводы нереально выкатились из глазниц. Из перерубленной шеи хлынула кровь, без брызг и фонтанов. Кровь залила шею, грудь, стекла на живот… И Явор – воевода новгородского князя Гостомысла, упал к ногам варяга.
Сигурд кинул беглый взгляд на тело поверженного противника, а затем рявкнул на дружинников.
– Ну, чего встали?! Баб я буду догонять?!

Глава вторая. Ярл Сигурд

Твоя слава, воин, опережает тебя.
Вот и лето. Отчего Сигурд жаждал именного его? Быть может, потому, что зима выдалась на диву крепкой и на погоду, и на приключения. От приключений, кстати, кривилась улыбка и нет–нет да поднывали раны. А про осень вообще вспоминать не хотелось. Как попал сюда, как его почти убили… потом плен и погреб. Ярл Гутрум, штурм борга, побег… и новый ярл… ярл Атли. Ах, Вемунд!
Сказителя он тоже припоминал частенько, особенно последнюю встречу на пиру. И его тревожные слова.
– Не люби… – пролепетал себе под нос херсир.
Все это казалось нелепо, противоречиво… Да и что тут думать? Любовь…
…Из похода на меря его доставили в борг в бреду и горячке. Рана загноилась. Зашили криво–косо… Херсир всю дорогу метался на санях под толстыми шкурами. Иногда орал на непонятном языке, и викинги косились на походного вождя с опаской. Стали даже шептаться, что Один призывает храброго воина к себе. Два раза ему клали в ладонь меч… но он не умер. Уже в Альдегьюборге он пришел в себя и потребовал – баню! Олаф вместе с сыновьями пропарил товарища, и тут Сигурд принялся настаивать:
– Режьте жилы! Чего смотрите? Надо шить заново…
Осторожно раскрыли рану, тщательно убрали гной.
– Мочу давайте! Лучше ребенка…
Он не придумал ничего иного.
– У стряпухи дитё есть, – сообразил Трюггви, – говорят, от нашего Ульфа…
– Брешут, – отмахнулся Олаф.
Товарищи изловчились и раздобыли мочу младенца. Дезинфекция прошла обильно и весьма успешно, после чего Олаф долго и старательно зашивал рану. Швы толстым слоем покрыли барсучьим жиром.
– До свадьбы заживет, – утирая пот со лба, изрек Олаф.
«Ну вот, – подумал Сигурд, – и этот туда же…»
Хворь отступала нехотя, язвы заживали долго. Швы, сделанные Олафом, слава богам, прижились и эта рана потихоньку–полегоньку давала жить. А вот два укола тонким шилом – напротив. И ведь плевое дело – укол. Две маленькие дырочки в мясе, ан нет. Зудят и зудят.
Месяц ушел у херсира на лечение и реабилитацию. Попустил он и проводы зимы, и пиры, и даже девок пропустил. А то, что девки были, Сигурд и слышал, и видел. Но все объяснил Олаф. Девки были местные – чудинские, из соседних родов, что дружбу вели с Атли. Завезли, стало быть, девок, как товар.
– А что княгиня с княжной? – спросил херсир.
Он как–то поначалу и забыл про них.
– А что им будет. Живут, – ответил Олаф, но херсир уловил в его голосе что–то…
– Живут?
– Хорошо живут… у ярла.
– Ага… – Сигурд сел на лавку.
– Мы тебя когда везли, – Олаф сделал многозначительную паузу, – ты имя ее повторял.
– Кого?
– Вторуши.
– Да иди ты…
И викинг тогда ушел, а Сигурд думал – и с чего бы ему имя княгини повторять. Вторуша… хм… забавное славянское имя – стало быть, вторая по рождению.
* * *
Вот оно и лето. Хотя тепло стало уже в конце мая. Волхов вскрылся поздно, и только к середине все того же мая вешняя вода спала.
Херсир чувствовал себя превосходно. Тело затянуло раны, и молодой организм набрал прежнюю силу. Ярл, вызвав к себе Сигурда, был многословен и щедр не в меру. Новый шерстяной плащ, ремень с серебряными накладками и три отменных куньих шкурки перекочевали в закрома победителя мерянского князя Нимоякке. И еще… Атли выстроил во внутреннем дворе борга всю дружину и торжественно провозгласил, что, мол, отныне Сигурд больше не херсир, а хёвдинг.
– Слава хёвдингу! – в тот день дружина порвала глотки от частых криков и упилась на пиру.
Жить бы да радоваться! Вторуша… Сигурд опять поймал себя за язык. Особенно после бани, когда, испив холодного пива, он сидел на лавке и нежился на солнце. Вторуша…
– Вот привязалась, – Сигурд отпил из кружки.
Второй или третий раз накатывала эта сентиментальность. Он не часто, но видел княгиню, вместе с дочерью прогуливавшуюся у западной стены. А он стоял и смотрел. Что в ней было такого? Хёвдинг не знал. И пуще того, стала ему зеленоглазая княгиня сниться. И так снилась, и так снилась.… А еще смех этот дурацкий все время доносился откуда–то. Или не смех то был, а крик. И не властен был Сигурд в своем сне… Вторуша… А один раз она приснилась ему рядом с кикиморой. Вот тут–то и не стерпел хёвдинг.
Однажды вечером он набрался смелости и пошел в терем. Он уже знал, в какой его части жила Вторуша с дочерью. При них почти неотлучно находилась старая бабка. И бабку эту он знал. Потеря – так ее звали – Сигурд не раз, до этого, видел ее в борге.
Сигурд стукнул кулаком в дверь и, досчитав до пяти, вошел. Княгиня сидела на ложе, перебирала какие–то тряпки, девчушка играла с тряпичной куклой, а Потеря протирала стол. Три глиняных светильника давали много света.
– Пойди–ка, бабка, погуляй с Милавой. Щенков ей покажи. У конюшни сука наша вывела их с лежки. Пойдите, гляньте.
– Ярл не велел… Изменил!!!!
– Иди, старая, говорю… мне с княгиней поговорить надо.
– Атли мне…
Хёвдинг подошел ближе, в упор глянул в бесцветные глаза Потери.
– Пойдите, гляньте щеней.
Милава услышав грозные речи викинга, выронила куклу и уставилась на дядю.
– Ступайте, – спокойным голосом изрекла княгиня. – Милавушка, сходи с бабушкой на двор, там щеночки…
– Малые?
– Малые, – кивнула Вторуша. – Поди.
– Ой, – обрадовалось девчушка, – бабушка Потерюшка, побежали…
Милаву споро одели, и бабка, что–то ворча себе под нос, вывела княжну на вечернюю прогулку.
– Зачем пришел? – строго спросила княгиня.
Сигурд бесцеремонно разглядывал княгиню. Она сидела, сложив руки на коленях, с прямой спиной и аккуратно забранными волосами. Длинные ресницы медленно, словно нарочно, игриво прикрыли ее зеленые глаза. Прикрыли… открыли…
– Ярл захаживает?
– Проверяет. Мы его яшники.
– Я не о том, – отмахнулся хёвдинг и сел на край ложа.
– Не пойму я…
– Ходит или нет?
– Ты, верно, сдурел.
– Ты сама сказала – вы его яшники, – Сигурд вздохнул.
– Твоими трудами.
– Моими. Так ходит или нет?
– Зачем тебе мои муки, воин?
– Меня Сигурдом зовут…
– Я знаю… это ты убил моего мужа.
– Это был честный поединок.
Вторуша опустила глаза, отвернула голову.
– Уходи. Ваш Атли обещал, что скоро…
– Что я обещал?
Дверь лихо отворилась, и вошел ярл. Следом за ним втянулся… вернее, впереди него влетел в комнату хмельной перегар.
– Вот не думал, что у меня хёвдинг ходок по бабам! – единственный глаз Атли хитро подмигнул.
– Я не… – Сигурд вскочил.
– Да ладно тебе. Баба она справная, – ярл присел рядом с княгиней и приобнял ее за талию, – чего бы не попользовать.
Лицо хёвдинга аж передернулось, свело левую скулу со шрамом.
– Будешь?! – с вызовов спросил ярл, все ближе притягивая Вторушу к себе.
Княгиня уперлась руками в его грудь.
– Пес! Тьфу!
– О! Видишь, она еще брыкается. Ха–ха… Ну, – Атли хлопнул ее по бедру.
– Ярл! – Сигурд моментально вспыхнул. – Отпусти ее! За нее выкуп…
– Какой выкуп? Я не посылал гонца… – с этими словами он полез целоваться.
– Пойди прочь… тать!
– Ух ты какая…
Секунда длилась неимоверно долго. Хёвдинг впал в ступор. Секунда… Затем он сделал шаг вперед и буквально вырвал женщину и объятий Атли.
– Не тронь!
– Что?
– На!
Кулак хёвдинга вломил в глаз, ярл отлетел к стене. А Сигурд был уже рядом.
– На!
Второй удар пришелся в этот же глаз! Вот верно люди говорят, что снаряд два раза в одну воронку не попадает… а сразу – три!!! И третий раз – туда же. Атли хоть и был крепким мужиком, но от последнего удара крепко приложился о стену.
– Пух… – легкие выпустили последний воздух, и ярл осел на пол.
Сигурд глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
– Ты как?
– Х–х… хорошо, – женщина одернула платье. – А с ним теперь что? Ты его не зашиб?
«Вот бабы, – подумал хёвдинг, – он чуть не того, а она…»
– А ничего. Проспится, завтра и разберемся, – вслух изрек он и принялся поднимать бесчувственного ярла.
* * *
Очухался хозяин Альдегьюборга рано поутру. Лицо горело, глаз почти не видел. Красивый, фиолетово–черный фингал закупорил единственное око ярла и плавно стек вниз, на щеку. Память мгновенно вернула вчерашнюю сцену… И Атли взревел от своего поражения. Махнув кружку квасу, Атли учинил поиски виноватого. Однако они длились недолго, так как хёвдинг сам явился к терему. У крыльца–то они и столкнулись.
– Ага, – проревел ярл, – это ты!
– Я, – стараясь соблюдать спокойствие, ответил Сигурд.
– Ты ударил своего ярла из–за этой паршивой хольмгардской сучки? Клянусь Митгардом, ты мне ответишь.
– Когда угодно, – равнодушно бросил хёвдинг. – Только ты глаз намажь чем–нибудь, а то и меча своего не увидишь.
– Ты… ты… – ярл был в шаге от того, чтобы прямо сейчас кинуться на обидчика. Но он вовремя остановился.
Вокруг были дружинники, а это свидетели. Вызов брошен – вызов принят, но прямо сейчас начинать его не пристало. Хольмганг требовал обстоятельного подхода.
– Через три дня, – сквозь зубы процедил Атли, – через три, клянусь Одином!
– Дай слово, что ты не тронешь княгиню и княжну. Ссора из–за них у нас с тобой… дай слово, ярл!
Атли покрутил головой. Дружинники по–прежнему наблюдали за происходящим.
– Даю слово.
– Клянись.
Ярл медлил.
– Клянись, ярл!
– Клянусь Одином и своим мечом.
Сигурд, довольный, кивнул. Он взял с Атли самую крепкую клятву, которая только могла быть. Вряд ли тот нарушит слово, данное именем Водителя Дружин, да еще и на мече.
На том будущие поединщики разошлись.
– Ой, дурак ты, Сигурд, – сокрушался Олаф на следующее утро, навестив товарища. – Самого Косого вызвал.
– Это не я его, а он…
– Все равно дурак.
– Мне что, надо было дать себя убить?
– Из–за бабы… из–за чужой, тьфу!
– Олаф, не рви душу! Я не знаю, как так вышло.
– Я и говорю – дурак.
– Да тьфу на тебя.
И надо же было тому случиться, что вдруг вернулась лодка из дозора. Дозорные узрели три ладьи хольмгардцев. Ярл уже успел нализаться… вернее, поставить на лицо компресс, посему хёвдинг принял решение сам. Он собрал полсотни воинов и, погрузившись на два драккара, вышел встречать гостей. Уже темнело, когда Сигурд приметил удобное место для засады.
– Давай бревно притопим, – предложил Олаф, – да заострим…
– Ай да башка! – восхитился хёвдинг смекалке викинга. – Действуй!
* * *
Бой был окончен. Последние новгородцы пали, отчаянно защищая своего воеводу и прикрывая отход женщин. Сигурд видел, как с одной из ладей, как только она уткнулась в берег, выскочило с десяток воинов и мелькнули три женских платья.
И вот теперь воевода был повержен, и хёвдинг обернулся к своим дружинникам.
– Ну, чего встали?! Баб я буду догонять?!
И варяги рванули к ближайшему леску, где скрылись беглецы. Сигурд остался на брегу и принялся изучать содержимое захваченных ладей. Трофеи обещались быть богатыми…
Викинги собрали своих павших товарищей и снесли их на драккары. Две уцелевшие новгородские ладьи после тщательного досмотра были взяты на буксир. Хёвдинг уже начал было волноваться, как из леса появилось двое воинов. Они бежали, закинув щиты за спину, и постоянно оглядывались, как будто за ними гнался Великий Змей. Вид у ребят был потрепанный. В душе у хёвдинга шевельнулась тревога. Сигурд спрыгнул с ладьи на берег.
– Ну, что там?! – почти прокричал он.
– Засада там, Сигурд, – промямлил один из вернувшихся, тяжело дыша.
– Руссы! – вставил второй и тяжело осел на траву.
– Какие на хрен руссы?!
– Руссы! Они кричали – Русь!
– Да что вы, белены обожрались? Какие, к лешему, руссы?! Много?
– Сотня, не меньше… там еще и чудины.
– Что творится, Олаф! Ты глянь, руссы!
Хёвдинг негодовал. Мысли унеслись в сторону и выдернули из памяти надежду. Ту надежду, которая поселилась в его сердце. Сигурд искренне начинал считать, что руссы – варяги, а варяги тут только они, в борге. И что далекая история сделает нужный поворот и скоро ИХ будут назвать руссы! А тут, оказывается, уже есть какие–то руссы?
– Мы почти догнали… четверых изрубили, – все еще приходя в себя, повествовал викинг, – а тут со всех сторон полетели стрелы…
– Мы даже за мечи не успели похвататься… – поддакнул второй, – наших всех положили. Только мы и ушли…
– Так – уходим, – резко подвел итог хёвдинг. – их может быть больше, и не ровен час на борг враги пойдут.
* * *
Вернувшись с трофеями в борг, Сигурд все обсказал ярлу. Тот почесал свой все еще заплывший глаз.
– Пусть только сунутся… – процедил Атли. – А ты чего стоишь? Иди. Завтра – хольмганг.
– У тебя еще глаз не про…
– Иди! Не твоя забота!
Сигурд пожал плечами и вышел. По дороге он решил заглянуть к княгине.
– Тук–тук, – в голос постучал он в дверь.
Дверь открыла бабка Потеря.
– Чего надо?
– Пусти, – хёвдинг заглянул через нее в опочивальню. Княгиня и княжна играли на ложе.
– А не пущу, – уперев руки в бока, твердо ответила бабка.
– Это еще что такое? – Сигурд надвинулся вперед, решив силой ворваться в комнату.
– Не можно!
Тут он заметил, как Вторуша поднялась и быстро оказалась рядом. Она мягко отстранила бабку и нежно глянула в глаза хёвдингу.
– Ступай, Сигурд, – ее ладонь легла ему на грудь. – Ступай, Милаве надо спать…
– Вот–вот, – поддакнула Потеря, и даже погрозила пальцем.
– Потерушка, пойди к дочери, – ласково попросила княгиня.
Бабка одарила хёвдинга жестким взглядом, но повиновалась.
– Ступай, – ладонь Вторуши чуть заметно толкнула в грудь. – Боги услышат меня, – она до предела понизила голос. – Завтра…
* * *
И завтра его не обмануло…
Круг из дружинников образовался довольно быстро. Воины, выставив перед собой разукрашенные щиты, ждали появления главных героев. Сигурд вышел первым, обнаженным по пояс. Без шлема, в руках только меч и щит. Даже ноги босы. Не заставил себя ждать и ярл. Тоже без обуви, в одних кожаных портах, меч и щит. Хёвдинг сразу отметил, что Атли каким–то чудом удалось за ночь полностью открыть себе глаз. Теперь его синяк смотрелся не так эффектно. В довершении ко всему ярл избавился от повязки, что прикрывала его изуродованный глаз. Шрам и пустая глазница производили устрашающее зрелище, но только не для Сигурда. Он и сам мог похвастаться отменным шрамом на левой щеке. Противники смерили друг друга презрительными взглядами, и началось…
– Один, – воинственных выдох пробежал по рядам дружинников.
Атли пошел крупными шагами вперед, а Сигурд вообще разогнался и сделал прыжок, достойный любого гепарда. Почти полтора метра вверх, и девяносто килограммов тела, помноженные на скорость, обрушились на ярла. Атли только и успел поднять щит, как хёвдинг наскочил на него. Ярл не устоял и рухнул. Сигурд очутился верхом на противнике. Ударить мечом мешал щит. Тогда хёвдинг, вскочил, подпрыгнул и пятками угодил в живот ярлу. Послышалось болезненное рычание. Отскок. Сигурд занес меч. Бить лежачего было против правил хольмганга. Секунда… еще секунда – и Атли, уперев щит в землю, попытался подняться. Как только обе его ноги более или менее твердо встали на землю, хёвдинг вновь атаковал. Сигурд рубанул клинком сверху вниз. Щит ярла принял удар. Еще взмах, на этот раз вбок. Щит Атли сместился… но, вместо меча, хёвдинг использовал щит. Окованным торцом он задел край вражеского щита. Удар прошел вскользь и угодил в челюсть Атли. И тут же последовал бросок клинка. Лезвие частично оскальпировало владельца борга и срезало правое ухо. Кровь стала обильно заливать лицо…
– Один! – воскликнул кто–то из дружинников.
Меч вспорхнул еще раз – удар. Атли выронил щит. Перерубленная ключица обозначилась глубокой раной.
– Пха… – вырвалось из уст хёвдинга.
Последний удар в голову довершил поражение ярла. Сигурд инстинктивно отскочил на шаг назад. Единственный глаз Атли залила кровь… меч упал, а руки, слово плети, дернулись вверх, к голове… они остановились на уровни груди и бессильно рухнули вниз. Тело Атли последовало за ними…
– Один!!! – дружина ликовала. Сегодня в Вальхалле будет радость. Храбрый воин – ярл Атли станет пировать за одним столом с Одноглазым.
– Один!!!
Напряжение, пусть и короткого боя, сказалось для хёвдинга резкой болью в боку. Он тяжело вышел из круга. А воины ликовали так, словно гибель их ярла и не смерть вовсе, а радостный праздник. Все правильно… все честно, и он победил. Сердце вдруг сжалось, и в нос ударил запах болота. Сигурд напрягся, обернулся вокруг себя. Он уже был готов увидеть лицо кикиморы. Но нет. Только бородатые лица варягов.
– Это великий поединок! – подошедший Олаф протянул руку.
– Знаю… – устало ответил Сигурд. – Распорядись о поминальном костре…
– Конечно. Все сделаем. Он был славным ярлом.
– Да уж…
* * *
Сигурд пришел проводить своего поединщика. Драккар, набитый хворостом и дарами, стоял у пристани борга. Воины на щитах внесли тело Атли и уложили на настил. Ярл лежал в полном комплекте. С мечом, в кольчуге и шлеме. У его ног разместился новенький щит.
Дружинники выстроились в несколько рядов. Сигурду поднесли факел. И эта была заслуженная честь.
– Слава ярлу Атли! – воскликнул хёвдинг и бросил факел на хворост.
Как только сушняк занялся, еще несколько факелов упало на драккар. Пламя жадно охватило хворост и принялось поедать сухие доски обшивки.
– Толкай! – Олаф подал команду.
Два десятка воинов легко оттолкнули судно. Воды Волхова подхватили объятый пламенем драккар и понесли. Сначала он шел вдоль берега, а затем течение поволокло ладью ближе к средине.
– Один!!! – дружина провожала ярла громкими возгласами и ударами оружия по щитам.
– Один!
Закатное солнце красиво окрасило горизонт, и горящий драккар просто обалденно смотрелся на этом фоне. Именно так думал Сигурд…
* * *
Утром хёвдинга разбудили Олаф и Трюггви. Отец и сын без стука вошли и принялись тормошить Сигурда.
– Вставай.
– Хватит спать.
– Чего? Хм… Чего приперлись, – хёвдинг едва продрал глаза.
– Вставай, дело есть.
– Ё… не могли подождать?
Сигурд сел на ложе и вопросительно уставился на товарищей.
– Ну?
– После того, как ты ушел с тризны…
– Ну? – Сигурд все еще потирал глаза.
– Да обожди ты нукать! Так вот… значит, парни выбрали тебя ярлом, – Олаф, наконец, закончил новость.
– Не может быть… – хёвдинг тряхнул головой, словно прогоняя наваждение.
– Клянусь Одином, – подтвердил Трюггви. – Все дали тебе голос.
– Ой, дайте умыться, – взмолился Сигурд, – нельзя так человека пугать.
Он, не слушая их восторженное бормотание, вышел во двор, намереваясь умыться.
– Слава ярлу Сигурду!!!
– Мать моя… – Сигурд от испуга схватился за сердце. – Вы чего орете?
– Слава ярлу Сигурду!!! – вся дружина стояла стройными рядами и продолжала скандировать. – Слава ярлу Сигурду!!!
И будто в усиление своих верноподданнических чувств, воины принялись молотить мечами и секирами по щитам. Буханье стояло почище, чем вчера на похоронах Атли.
– Слава ярлу…
Сигурд вскинул обе руки.
– Тихо! Да тихо вы! Эй! Хорош горланить!
– Слава ярлу Сигурду!
– Да понял я. Понял!
– Слава ярлу…
Наконец его услышали. Бряцанье и возгласы умолкли.
– Ну, наорались?
– Слава… – чья–то запоздалая реакция позабавила Сигурда.
– Вот ведь… – хёвдинг набрал побольше воздуха в легкие. – Спасибо, други мои, за честь! – он чуть склонил перед ними голову. – Признаться, не ожидал! – слукавил Сигурд. Где–то глубоко–глубоко внутри сидел червячок тщеславия и грыз совесть. – Не ожидал…
– Ты дело говори! – раздался чей–то нетерпеливый выкрик.
– Да! Согласен, или чего?
– Говори, Сигурд.
– Да дайте ему сказать!
Сигурд широко улыбнулся.
– Ну, разве можно отказать таким храбрым парням, как вы?! Чтоб вас кабан порвал! Я согласен!
– Один… Тьфу! Сигурд!!!
– Слава ярлу!
– Слава Сигурду!
Новоиспеченный ярл поднял глаза и увидел на крыльце терема Вторушу. Она стояла и смотрела на него. Сигурду показалось, будто она улыбается ему. Сдержанно, лишь краешком губ. Но улыбается!

Глава третья. Мечта моя…

Любовь нечаянно нагрянет…
Лагерь руссов и вепсов из медвежьего рода был установлен далеко от берега Волхова. Удалось уйти не менее чем на десять верст. Выбрав обширную поляну, остановились. Закипела работа. Воины разводили костры устанавливали палатки и шалаши. Вот тут–то Вадим и подошел к невесте.
– Сударыня, ты прекрасна. Я даже не мог себе представить, что такая девушка обещана мне в жены, хотя мне и говорили о твоей, княжна, красоте, – выпалил Вадим и сам чуть за голову не схватился от своего красноречия.
Девушка и половины не поняла из столь громоздкой речи и заметно смутилась.
– Князь, я рада видеть тебя.
– Ты, верно, устала с дороги. А тут еще эти варяги…
– Я не испугалась, – вдруг вскинув гордо голову, заявила невеста.
– О да! – воскликнул князь, вспоминая, как впервые узрел ее, растрепанную от долгого бега по лесу. И все же она держалась молодцом. – Я и не сомневаюсь в этом!
Её отвели в отдельную, просторную палатку, где княжна и ее спутницы могли передохнуть и привести себя в порядок. Назавтра им предстоял долгий путь. Вадим объявил об отходе в Каргийоки.
Князь руссов сегодня встретил не только свою невесту, но и старого… хм… Теперь он не стал бы называть его другом.
…Валуй бежал последним, постоянно оборачивался. Его кожаный доспех был изодран, с головы слетел шлем. Вадим ждал в условленном месте, в версте от вынужденной высадки новгородцев. Руссы незадолго до этого вышли на берег и заняли позицию – ждали. И тут сюрприз. Бегущие женщины, а следом десяток воинов… И Валуй… Бородача князь признал сразу.
– Бряг, готовь лучников, – приказал Вадим, правильно оценив ситуацию.
Он первым вышел навстречу и поднял руку. Беглецы на миг замерли, но потом, заметив стяг, с которым из кустов вышел Останец, рванули пуще прежнего. Князь принял княжну в широкие объятия. И вовремя. На берегу показались преследователи. Сильно отставший Валуй споткнулся. Еще трое новгородцев, заметив падение товарища, поворотили за ним. Варяги, еще не видя засады руссов, налетели на четверку новгородцев.
– Бряг! – прокричал князь, передавая свою невесту нянькам.
Воевода узрел избиение союзников и махнул рукой. Несколько стрел удачно сразили врагов.
– Русь! – Вадим выхватил меч и бросился вперед.
– Юмал! – подхватил Павел и во главе своего десятка поддержал атаку.
Они налетели и быстро смяли немногочисленных викингов. Так быстро, что Вадиму не досталось ни одного врага.
– Валуй! – князь заметил лежащего бородача.
Новгородец распластался на траве, широко раскинув руки. Его голова была вся в крови.
– Валуй…
Вадим перевернул тело и ахнул. Лица не было, лишь кровавая каша из плоти и костей. Нижняя челюсть с редкими зубами отвисла и висела на порванных мышцах.
– Валуй… – князь тяжело вздохнул.
Он был зол на него, ведь Валуй предал… а вот сейчас князю стало жаль его. По настоящему, по–человечески… жаль…
Рядом лежали и трое других новгородцев, все же варяги успели их порубить. Вадим оглядел поле скоротечного боя – двенадцать викингов лежали тут же.
– Двое ушли! – доложил Бряг.
– Да пес с ними! Убитых новгородцев забрать – и быстро уходим!
* * *
Наутро, с первыми рассветными позывами лагерь стали сворачивать. Для удобства передвижения Вадим отдал своего жеребца Умиле. И теперь она, свесив ножки на одну сторону, ехала во главе дружины. Князь шествовал рядом. Он часто поглядывал на нее и довольно мило улыбался, когда их взгляды встречались. Путь до реки Сьяси занял весь следующий день.
К вечеру они вышли на берег, где их ждали три ладьи. Вадим распорядился ночевать тут. Князь лично справился о здоровье невесты, зайдя в ее палатку. Чтобы соблюсти все приличия, короткий разговор между ними состоялся при няньках, которые смиренно сидели в углу и вышивали. Или делали вид, что заняты делом, а сами, навострив уши, ловили каждое слово обрученных, и в особенности жесты князя. В конце Вадим позволил себе взять Умилу за руку. Княжна руку не отдернула – контакт был налажен. Но няньки напряглись, и князь быстро исправился – для первого раза достаточно. Он учтиво распрощался и, кажется, заметил, как Умила смотрела на него. Как–то по–другому. Теплее, что ли…
Вадим находил княжну не просто красивой, а очень красивой. Срочно захотелось хм… жениться. В смысле обряд, пир и все такое…
* * *
Ладьи проскочили широкую Сьясь и вышли в озеро. Вадим вглядывался в берега, где–то тут, почти год назад они и приземлись.
– Кажется во–о–он там, – протянул Павел, угадав мысли друга.
– М–да…
– Ты давно мне не рассказывал.
– О чем?
– Ну, про свои видения…
– Так не было больше, – вздохнул Вадим, – как отрезало.
– Вот те раз…
– Вот те два!
– Ладно, – Павел облокотился на борт. – А ты ее любишь?
– Не знаю, – честно признался друг, – но девка красивая.
– Красивая…
– У тебя Улла тоже… вот родить бы тебе парня!
– Ай…
– Не айкай! На каком она месяце?
– Так уже на пятом.
– Вот, – многозначительно изрек Вадим, подняв палец.
– Я Настино лицо стал забывать, – с грустью продолжил Павел, – вспоминаю–вспоминаю… Когда расплывчато что–то, а когда и вообще ничего.
– М–да…
За разговорами долетели до земли медвежьего рода. Еще год назад сгоревшая на берегу озера весь была почти полностью отстроена. Копиярве теперь могло похвастаться пятью новыми дворами.
Здесь они и смогли передохнуть. Дальше их ждала дорога – водный путь до самого града.
Вадим весь вечер провел с Павлом, обсуждая дальнейшие действия. В скорости предстоял большой поход на варяжский борг.
– Наш последний и решающий…
– Паша, ты сильно не усердствуй, – Вадим подвинулся поближе к костру. – Народу у тебя мало, так что, коли выставишь пару десятков, уже будет хлеб. И без того, вон, Гостомысл чуть не тысячу воинов собрал, да и я с пять сотен, кажется, набираю. Умила сказала, что ее отец получил от нас известие… Я ему после Масленицы еще гонца отправлял, чтобы поход отложить…
– Да. Ты говорил. Ладей хочешь успеть понастроить, молодежь обучить и все такое…
– Во–во!
– В этот раз раскатаем варягов, как блин!
– Твоими бы устами… А то в прошлый раз мы обгадились на ровном месте.
– Да уж…
Они расстались около полуночи. Глава медвежьего рода отправился в Каргийоки, а Вадим, пройдясь вдоль берега, наконец успокоил свои мысли и пошел спать.
* * *
По прибытию в град Умила была поражена, очарована, приведена в полный восторг! От строящегося града, от шумного посада, от торга на берегу Бело–озера.
– Как у нас в Новгороде, – сравнила княжна увиденное.
– А у вас в граде тоже терем каменный? – спросил Вадим.
– Нет.
Каменные двухэтажные хоромы были для девушки непривычны. Терем был большой и просторный.
– Мой дом – твой дом, – ласково улыбаясь, пригласил князь Умилу на прогулку по терему и детинцу.
Еще при строительстве Вадим учел многое. Жилые комнаты были отделаны деревом. Умиле это понравилось. В дереве дышится легче. Предусмотрел князь и окна. Пусть узкие, как бойницы, и затянутые пузырем, но все же свет пробивался вовнутрь. Лестницы пологие, и печи! Печи с дымоходами, сиречь по белому. Умила аж ахнула. Такого дива дивного она не видала. По всем градам и весям топились по–черному. А тут такое!
– Еще не все, княжна, – Вадим хитро подмигнул невесте и провел ее в отхожее место, которое он гордо именовал сортиром.
– Как? – переспросила девушка.
– Сортир, – медленно, по буквам повторил князь. – Заходи.
И они вошли. Вадим, как мог, объяснил плотникам и каменщикам, что требуется – и вот оно очередное чудо – унитаз! Воплощенная мечта культурного человека. Шедевр из камня и доски.
– Вот смотри, княжна, как удобно, – и Вадим уселся на свое творение. – И не надо в позе орла зависать.
Умила сдержанно улыбнулась, но по всему было видно, что диковина пришлась ей по за… по сердцу.
А потом, жених отвел невесту в опочивальню, специально приготовленную для нее. Чистенькие домотканые дорожки тоже были ноу–хау князя. Странно, он считал, что такие штуки уже делают, а оказалось…
Оказалось, что Вадим поставил большую избу и отвел ее под ткацкую. Шесть женщин трудились там каждый день, выдавая князю нужную продукцию. И платил князь работницам тканями – сами попросили. К слову эта задумка толкнула другую – выращивание льна. Нет, лен тут и до него производили, но теперь это был промышленный масштаб. По скоромным подсчетам Вадима льна в этом году он посеял гектаров сорок, не меньше.
– Проходи, Умила, садись, – Вадим указал на ложе, а две няньки, которые были уже тут, недовольно шмыгнули носами. Но жених, мысленно послав их куда подальше, продолжал обихаживать невесту.
– Ну как – удобно?
– Да, – весело пискнула Умила, прыгая на ложе, но потом вдруг спохватилась и, устыдившись своих мыслей, притихла.
А потом князь показал и другую мебель – шкаф под вещи, лавки с резными спинками и столик с резными ножками.
Окончив осмотр опочивальни, Вадим хлопнул в ладоши, и из–за двери появились двое отроков.
– Прими в дар, Умила. Так сказать, свадебный подарок.
Длиннополая норковая шуба легла на плечи княжны. Няньки ахнули, да и собственно Умила расплылась в улыбке.
«Класс! – в душе ликовал князь, глядя на красоту невесты. – А теперь контрольный…»
И преподнес девушке роскошные серебряные височные кольца и перстенек…
Выходил Вадим от княжны веселым и гордым, с твердым чувством, что дело сладиться.
* * *
Месяц пролетел в заботах и хлопотах. Вадим сбирал дружину в поход. Обучал молодежь, готовил припасы и снаряжение. Братья Олафссоны рапортовали о трех новых ладьях. Теперь флот руссов мог похвастаться шестью боевыми судами. А это, почитай, две с лишним сотни воинов можно было погрузить. Пришел отзыв от барсучьего рода. Старейшина Пилта дал согласие на поход и выставлял две сотни бойцов. Волчий род тоже не противился, от него шло полторы сотни. По весне вернувшийся с кочевий род лесного орла не мог похвастаться многолюдьем, но и они собрали восемь десятков. Вадим в уме складывал свои силы, и получалось, что с дружиной руссов, коих набралось до двух сотен, князь сможет повести в поход шестьсот с лишним человек.
За десять дней до назначенной даты, с князем приключилось несчастье. Прямо у крыльца терема он не удачно спрыгнул с лошади, споткнулся и грохнулся на спину. И откуда там взялся этот камушек? Боль пронзила спину…
Кто–то рядом вскрикнул… Вадим попытался приподняться.
– Князь! – он узнал голос невесты.
Умила стрелой метнулась вперед, опустилась рядом.
– Что, Вадюшка? Как ты так?
Князь хлопал глазами и думал: «вон оно как – Вадюшка!».
– Чего встали?! – Умила вскочила и, повысив голос, стала сыпать приказы. – Воины! Кладите щиты! Осторожно. Вадюшка… Кладите князя! Так. Тихо! Несите. Сватава – воды и мази быстро! Несите.
– Куда нести–то, княжна? – спросил дружинник.
– За мной несите!
Вадим лежал на щитах, стиснув зубы. Боль не проходила.
– Порог – тихо!
Умила умчалась вперед, а воины аккуратно внесли князя в терем.
– Сюда несите! – Вадим услышал ее голос и понял, что несут его в ее опочивальню.
Его доставили, неспешно положили на ложе.
– Всем выйти! – скомандовала Умила. – Вадюшка… Очень больно?
– Ага… – процедил сквозь зубы князь.
Он попробовал пошевелить ногами, руками, кажись, все цело.
– Лежи. Не шевелись, – обе ручки княжны уперлись в его грудь.
Тут же появились няньки с теплой водой, мазями, горшками, отварами, чистыми тряпками…
– Помогите мне.
Втроем они осторожно перевернули князя на живот. Впрочем, Вадим ощутил, что боль притупилась. Ему задрали рубаху.
– Подите! – изрекла княжна, прогоняя нянек.
– Умилушка, как же? – чуть не в один голос запротестовали женщины.
– Подите! Я сама управлюсь, – настойчиво повторила Умила.
Няньки неохотно подчинились.
– Сейчас, Вадюшка…
Она ощупала спину и, убедившись, что все кости целы, обмыла теплой водой и обильно намазала спину мазью.
– Вот, хорошо… Лежи, не переворачивайся.
Она натянула ему рубашку и нежно погладила по спине.
– Как же ты меня напугал, Вадюшка, – ее голова опустилась ему на плечо, – любый мой…
Вадим почти не дышал – вот оно! Сердце сжалось, захотелось глубоко вздохнуть и крикнуть от счастья. От боли в спине не осталось и следа.
– Что ты? – Умила подняла голову. – Лежи. Не шевелись.
– Я смогу… сам.
Он перевернулся. Княжна быстро утерла глаза, как будто стеснялась своих слез.
– Пошто рюмишь, хоть моя? – он запустил руку в ее густые волосы. – Все хорошо… все хорошо. Умилушка…
Вторая рука пошла вверх. Их взгляды встретились.
– Вадюшка…
– Умилушка… – он больше не мог бороться. Вадим притянул невесту к себе.
– Вадюшка…
Их губы опасно приблизились…
В голове Вадима почему–то застучала знакомая по прошлой жизни мелодия: Батюшке не скажемся, матушке не скажемся, братьям непутевым не догнать меня…
А за окном веселая птаха, звонко чирикнув, вспорхнула с ветки. Она подлетела к другой птахе и закружила вокруг нее в озорном танце любви.
* * *
Как порядочный мужчина, он обязан был жениться. Собственно, он был не против, очень даже не против. Умила, совершенно не стесняясь, на следующее же утро появилась перед народом, в мужнем наряде.
Именно этот наряд красноречивее ее счастливого лица говорил всем, что они с князем теперь муж и жена. А кто осудит?
– Княгиня, – с почтенным поклоном, первым обратился к ней воевода, делая ударение на новый статус бывшей невесты, – по добру ли у князя здоровье?
– По добру, воевода. Ушибся он, но не шибко. Скоро выйдет. Просил в думной ближних созвать.
Бряг улыбнулся в бороду.
– Ближние бояре уже ждут, княгиня, – он еще раз оглядел вышивку на платье Умилы, – велели кланяться.
Княгиня чуть склонила голову в ответ.
– Передай и мой поклон, воевода. Ждите, князь скоро будет.
И княгиня прошествовала на кухню, дабы первый раз выдать кухаркам наказы и тем самым утвердить свое новое положение. Теперь она в доме Хозяйка!
* * *
Вадим вошел в думную, едва заметно прихрамывая, но довольный, как барсук, поймавший лису. Бояре встали, поклонились. Князь занял стол, обвел товарищей взглядом.
– Воевода, ты мне волхва сыскал ли? Давно прошу.
– С этим и шел поутру к тебе, княже… – Бряг сделал паузу. – Нашелся волхв, сам Злотояр.
– Во как! И где же пропадал?
– На Онеге, княже, в скиту был… богов молил за град наш.
– Ну молодец, коли молил…
– Не один ведь пришел, княже. С полсотни людей с ним разных, – продолжал доклад воевода. – И наши, и чудины есть… и бабы.
Последнее слово Бряг выделил особо. Вадим понял, кивнул. М–да… с женщинами в граде пока было туговато. А князь уже разработал и внедрял демографическую программу. Стало быть, всем молодоженам по новой люльке, ложу и шкафу с мебельного производства выделялось. Да еще отрез ткани, да зерна али муки. А еще князь повелел всех бабок–повитух на строгий учет взять и следить, чтоб детей новорожденных в чистоте принимали. За умерших новорожденных князь обещал сыск учинять и наказывать нерадивых повитух, чтоб другим неповадно было. В целом программа работала, особенно если учесть, что времена–то были языческие, и мужики, коли могли прокормить, брали по две–три жены. Но то было скорее редкость, чем правило. Так и жили…
– Хорошо, – еще раз кивнул Вадим, – после – сразу давай волхва сюда. А теперь, что у нас с ратными делами.
Бояре держали слово по очереди. Воевода доложил, что дружина полностью готова. Щиты у всех, кожаные доспехи тоже. У всех конных кольчуги, мечи и копья. Останец поддержал отца и вставил, что стрел запасли вдоволь, у каждого лучника по четыре тула запасных стрел.
Марун отрапортовал, что припасы собраны: вяленое и сырое мясо, копченая рыба, мука, горох, лук и даже мёд.
Надей поведал князю, что в бочонках припасены жиры медвежьи и барсучьи, а также насушены травы и коренья, взято с собой много чистых холстин. Стало быть, к врачеванию ран все готово.
Карл и Свен Олафссоны поднялись разом и четко выпалили, что ладьи готовы, просмолены, весла запасные есть, ровно как и запасные паруса. Веревки, канаты, скобы, топоры – все уже свезено на суда.
– Добро, – подытожил князь, обведя всех долгим взглядом. – А теперь, други мои, радостная новость. – Вадим встал. Бояре тоже. – Объявляю, что Умила, дочь новгородского князя Гостомысла, жена мне теперь.
Ах, что тут началось. Бояре как дети малые запрыгали, закружили вокруг князя. Только воевода, сохраняя степенность, стоял в сторонке и улыбался. Вадима едва не схватили на руки, но он решительно сие пресек.
– Стоп. Хватит… Знаете, не люблю! На пиру напляшетесь.
– Уж мы, княже, пир устроим!
– Ого–го!
– Ладно–ладно… устроят они! Ишь! – князь игриво пригрозил им пальцем. – Дюже питиём не увлекаться. Поход скоро. Все. Все свободны. И пока есть время, все дела проверить и перепроверить! Воевода, давай волхва.
* * *
Старичок оказался интересный. С порога Злотояр сдержанно поклонился и прошел на указанное князем место. Сел. Вадим оглядел гостя. С виду волхв как волхв – старик с длинными седыми волосами, на лбу перехваченными узорной тесьмой. Длиннополый некрашеный балахон и посох резной с головой сокола.
Вадим открыл было рот, чтобы начать знакомство, но Злотояр сам повел речь.
– Многих лет тебе, князь Вадим, сын Вадима.
– И тебе здравия…
– Знаю позыв твой. Девку в жены ты взял ночью этой. Так?
Вадим кивнул, а сам подумал: «Вот, блин, прям допрос».
– Я все сделаю, – продолжил волхв, – обряд завтра проведем, я уготовлю место… Умила будет тебе хорошей женой.
– А я хорошим мужем… – вставил князь.
– Не знаю, княже, как сложится, – откровенно ответил Злотояр. – Вижу битву на в твоих очах…
– Так на врага идем, отец.
– И это знаю. Посему и обряд надобно провести, негоже девку так брать, без укладу.
– Вено я посылал с гонцами, если ты об этом.
– Это мне без надобности…
Волхв умолк, уставившись на свой посох. Пару секунд длилось молчание, и вдруг Злотояр просиял ликом.
– Сын у тебя будет, княже.
– Вот уж дудки! Вадим Старый говорил, что… А ты знаешь его тайну? Про деторождение?
Злотояр улыбнулся.
– Не верь всему, что слышишь. У прежнего князя Вадима был сын.
– Как? Ни фига себе…
– Что ты сказал? – изумился волхв странным речам.
– Я говорю, дивно сие. Он мне сказывал, что… Хорошо, а куда же он делся?
– В день, когда враги подступили ко граду, сын князя погиб.
– А я…
Волхв вновь перебил Вадима.
– Ты сын князя Вадима Старого. Он так решил. Так решили боги!
– Ладно, спорить не будем, – примирительно произнес князь. – Ни к чему сие. Но вот еще – как насчет смерти? Старый говорил, что…
– Все мы смертны, лишь боги над нами вечны. Вижу, княже, твою муку. Убить тебя трудно, сила в тебе сидит от рода нашего. Трудно, но можно… А то, что при пожаре было, то морок, княже, а не смерть за тобой приходила.
– Вот ведь! – Вадим в сердцах стукнул по ручке стула. – Знал, что подвох в словах Старого будет! Ох, знал ведь…
– Не гневи богов, юный князь. Вадим Старый взял свое, а твое еще впереди! Мне пора, – волхв неожиданно поднялся. – Завтра к полудню проведем обряд на капище – не забудь.
– Да уж куда там…
* * *
Обряд пролетел для Вадима незаметно.
Умила стояла нарядно одетая, гости тоже разрядились, и, когда вещал Злотояр, все гордо приосанились. Волхв кружил среди идолов, среди гостей, что–то колдовал, а у князя все как в тумане. Голова была забита воспоминаниями о старом князе, что так легко уступил ему свое место. Опять, в который раз что–то не срасталось. И оттого становилось тревожно. Не любил Вадим непонятки.
Потом девки пели обрядовые песни. Новобрачных посыпали зерном, мазали медом. Затем они возложили на жертвенник подношение строгим богам. После Умила кланялась Макоши и другим богам. И в довершение теперь уже мужу и жене вручили огромный каравай на рушнике, от которого они по очереди откусили. И вновь песни…
Так, в хороводе игривых девок, что мелькали разноцветными лоскутами и венками, вся процессия пешком добралась до града.
А там, в каменном тереме, в огромном зале на первом этаже уже стояли столы с яствами. Вадим почувствовал голод и, подхватив жену, занял главное место. Гости расселись и…
Толком поесть новобрачным не дали. Три тоста, быстрый перекус – и гости принялись улюлюкать и провожать их в опочивальню, с шутками и прибаутками. Главный смысл которых сводился к одному – идите, мол, задайте жару и княжича на радость всему княжеству заделайте!
– Ура!!!
Одинец выхватил меч, положил его на плечо и прошествовал к супругам.
– Просим вас, – с поклоном сказал боярин, сделав широкий жест рукой, мол, вставайте – пошли.
Их с песнями проводили до опочивальни, а Одинец с обнаженным мечом так и застыл у дверей. Стало быть, покой их охранять.
– Чего это они? – растерянно спросил Вадим, когда жена усадила его на стул.
– Обряд, Вадюшка, так надо, – она спешно стянула с мужа сапоги.
– А до ночи нельзя обождать?
– Обряд, Вадюшка, так надо… – повторила Умила, снимая одежду с супруга.
– Ну раз надо…
– Обряд, Вадюшка… – и она разделась сама.

Глава четвертая. Сокрушая врагов

Этот взмах подобен крыльям смерти…
Целую седмицу Вадим был окружен заботой и вниманием жены. Умила ворковала на ушко, говорила о любви и все такое… Князь отвечал, поражая супругу витиеватостью изречений. Ибо на радостях Вадим умудрялся вплетать в разговор и стихи, и философские мысли далеких, еще не родившихся грамотеев. Княгиня быстро прибрала к рукам все хозяйство мужа, в рамках своей, так сказать, компетенции. Ложки, плошки, припасы, уборка… Челядь с появление хозяйки заметно оживилась. Летала и исполняла быстро. Одним словом – Умила показала мужу, что она способная и деятельная хозяйка.
Но разлука была неизбежна, и Умила в день отправки дружины пребывала в понуром состоянии. Но при этом почти целый день не отходила от мужа ни на шаг. Он в оружейку, она за ним, он в кузницу, она туда же, князь на конюшню, а княгиня уже там, он в сортир…
– Ну, родная, – покачал головой Вадим, – так же нельзя.
Естественно, провожать она пришла и на пристань, где на волнах озера покачивались шесть новеньких ладей.
– Возвращайся скорее, любый мой, – она встала на цыпочки и потянулась к нему.
Вадим поцеловал жену.
– Ну все–все, только не рюмить. Я скоро.
А Умила посмотрела на него так, словно он не на битву собрался, а налево. Вадима так и подмывало сказать: «Дорогая, я на войну, там женщин не будет». А она бы ему: «Обещаешь?!».
Князь улыбнулся своим мыслям и еще крепче прижал к груди жену.
– Ну все, родная. Пора.
Он запрыгнул на борт ладьи и помахал рукой.
Пристань была полна народу. Люди пришли проводить своих близких. Князь дал сигнал, взыграла дудка, и воины живо убрали концы. Весла оттолкнули корпуса судов от пристанища и…
Женские всхлипывания, рыдания и порхающие платочки провожали руссов в поход… «Да… – подумал Вадим, – в общем–то, все как обычно».
– Пум–пурум, пум–пурум, пум–пупу–рурум… – и князь забарабанил пальцами по борту, выбивая мотив прощание славянки.
* * *
Вадим с двумя сотнями руссов шел на ладьях, а пешая рать двигалась следом вдоль берега. Они поднялись до Онеги, свернули на Свирь, и по ней, как по проспекту, оказались в Нево–озере. Пройдя по озеру, встали на ночевку подле Копиярве, где к ним присоединился Павел с тремя десятками воинов.
Поутру ладьи двинулись дальше. Однако погода стала портиться. Издалека потянулись темные облака.
– Быть грозе… – заметил Павел.
– До Волхова бы успеть – мечтательно произнес Вадим, глядя на приближение ненастья.
Суда руссов уже подходили к Волхову, когда от берега отделились четыре драккара и на полных парусах устремились на них. Небо, уже частично затянутое мраком, не пропускало солнечный свет. Момент для атаки выбран был весьма удачно.
– И что еще за наглость, – удивленно изрек Вадим и приказал трубить в дудки.
Ладьи развернулись носом к противнику.
– Варяги, княже, – вглядываясь в полосатые паруса, уточнил Одинец.
– Сам вижу! Лучники!
Расстояние быстро сокращалось и вот уже враги смогли обменяться стрелами.
– Навались! – прокричал князь руссов.
Он был намерен решить дело абордажем, так или иначе, но численный перевес был на его стороне. Варяги, не замечая этого очевидного факта, упрямо перли вперед. Над озером прокатился первый раскат грома.
Неожиданно дракары разошлись в стороны, разделившись по два. Они обогнули передовые ладьи руссов и устремились к двум задним, которые заметно отстали. Там, гребцам, видимо, не хватало сноровки. Вадим видел, как к его ладьям прилепились драккары, плотно обступив с обеих сторон.
– Поворачивай! Поворачивай! – кричал князь, видя, что они проскочили слишком далеко.
Наконец, маневр был закончен, они развернулись и споро пошли на выручку товарищам.
– Один!!! – летело над озером.
– Русь!
– Навались! – князь надел шлем, поднял щит. – Навались!
Бух! Тяжелые борта ладей с разгону впечатались в черные корпуса варягов.
– Ты не лезь! – князь остановил жестом друга. – Помогай лучниками!
Павел состроил гримасу, но возражать не стал.
– Русь! – надорвал глотку Вадим и, выхватив меч, сиганул на вражеский борт.
За ним последовали остальные дружинники. Князь сходу, не глядя, приложил викинга щитом, а второго угостил по кожаному шлему.
– Русь!
Рядом мелькнула секира. Вадим присел, и лезвие пронеслось мимо. Позади раздался возглас… Князь щитом сбил варяга с ног и пяткой съездил по морде. Добивать не стал, за спиной свои – позаботятся. Вскочив на рум, Вадим оглядел драккар. Массированная атака его дружинников оттеснила противников к мачте, где те, сжавшись в кулак, сдерживали натиск руссов.
– Русь!
– Один!
– Бабах! – ответило небо очередным ударом богов.
Среди викингов Вадим заметил рослого бойца в шлеме с полумаской и в кольчуге. Воин что–то кричал, раздавая команды. Вадим определил в нем главного.
– Русь! – гаркнул князь и ринулся к мачте.
Высоко подняв щиты, руссы навалились на варягов и теснили. В тесноте было весьма затруднительно орудовать секирами и мечами, и в ход пошли ножи, кулаки, зубы…
– Один!
– Русь!
Вадим щитом достал предводителя варягов, угодив тому в шлем. Воин качнулся, но устоял.
– Твою мать!
Князь не ожидал услышать это выражение на языке двадцать первого века. Вадим замер с занесенным мечом… и тут же схлопотал по шлему. Меч прошел вскользь, но, соскочив со шлема, угодил еще и по плечу.
– Сука! – выдохнул Вадим, и его меч ответил ударом.
Викинг подставил щит, но это уже не помогло. Одинец, бывший рядом с князем, навалился и вышвырнул северянина за борт. Взгляд Вадима вновь упал на главного у врагов. Тот в перекошенной ударом маске продолжал отчаянно рубиться. На глазах князя он срубил Маруна.
– Вот гад! Навались! Русь!
Еще напор, рывок… И вот Вадим рядом с целью. Он узнал его. Узнал глазами, нутром…
– Сигурд?!
Человек в полумаске остановил полет своего меча.
– Вадим?!
Руссы откинули варягов в стороны, так что перед Вадимом и Сигурдом образовалось небольшое пространство. Замешательство длилось всего секунду.
– Ты пришел забрать ее?! – выплюнул ярл.
– Что? Кого?
Но Сигурд уже не слушал. Вадим принял удар на щит и с силой оттолкнул.
– Угомонись!
Второй удар и третий слились в один. Сначала ребро щита пролетело над ухом, князь едва успел увернуться, а затем уже меч рванул кольчугу. Несколько колец порвалось…
– Ах ты, вражина! – вскипел Вадим и сам перешел в контратаку.
Их мечи встретились, противно лязгнул металл, выбивая снопы искр. Павел с ладьи видел, как бывшие товарищи сошлись в поединке. Ему неудержимо захотелось кинуться туда, где Вадим и Сигурд собрались поубивать друг друга.
– Один!!! – взревел Сигурд.
И великий предводитель дружин услышал его. Из нависшей тучи ударила огненная стрела и поразила мачту драккара, она мгновенно вспыхнула, словно сухая спичка. Льняной парус стал быстрой жертвой огня, а затем полыхающий зверь как безумный накинулся на румы и просмоленные доски бортов. Ему хватило всего нескольких секунд, чтоб полностью завладеть деревом. Вадим моментально потерял противника из виду. На корабле начался хаос. Кругом метались и орали охваченные пламенем люди, а огонь, словно почувствовав легкую добычу, гонялся по судну и пожирал все кругом. Павел уже заткнул нос – от тошнотворного запаха горелого человеческого мяса становилось не по себе. Вдобавок ко всему полыхнули конопляные канаты, и удушливый дурманящий туман стал заволакивать драккар.
– Один!!!
Хорошо просмоленное судно горело жарко, грозя изжарить абсолютно всех, кто находился на борту. Вот только…
Убийственное море огня почему–то не трогало только троих. Оно щадило Сигурда, обошло стороной Вадима и Павла. Так казалось со стороны, но эти трое ощущали огонь на себе, чувствовали, что и они тоже горят.
– Сигурд! – Вадим искал противника взглядом – Сигурд!!!
– Один! – раздалось где–то совсем рядом, но огонь и дым мешали видеть.
И на этот раз бог услышал призывную мольбу… Мир вздрогнул и словно раскололся, медленно поплыл в сторону… А затем ослепительно–яркий солнечный луч пробился сквозь мрачный занавес и озарил своим светом… музыку…
Звуки вцепились в уши и проникли в мозг…
В следующее мгновение огромная волна вздыбилась и понеслась, накрывая всю вселенную…

Глава Пятая. Мы Дома

Дыши полной грудью.
Ты дома, сынок.
Почувствовав шлепок и боль, Павел вынырнул на поверхность. Продолжая барахтаться, он выплюнул жидкость, попавшую в рот и неожиданно для себя уперся ногами в дно. Юноша выпрямился – вода едва доходила до середины груди. Он быстрыми движениями протер глаза, освобождая их от влаги, и дико завертел головой. Было солнечно, хотя от залива тянул свежий ветерок.
– Ёллы–пукки, мать честная! – оглядевшись, воскликнул Павел.
И тут же рядом с ним вынырнул Вадим.
– Вадя!
– Тут я, тут, – отплевываясь, ответил князь руссов, – сам как?
– Нормально!
Вадим нащупал дно – встал. В руке был меч, он поднял его над водой и не поверил, что сохранил при падении.
– А вон и Сигурд! – прокричал Павел.
Когда глаза князя увидели друга, тот стоял с вытянутой рукой, указывая куда–то за его спину.
– Сигурд!
Вадим обернулся. Варяжский ярл с поднятым над головой мечом шел прямо на него. Князь руссов сделал пару шагов назад и тут над его головой раздался чей–то голос:
– Смотрите! Тут трое, кажись нажрались и решили того… утопиться!
– Ага!
– Точняк!
– Га–га–га…
Смеялись весело и задорно. Вадим поднял голову и обомлел – укрепленный камнем высокий берег, ограда, а за ней господа в исторических прикидах и говорящие на отменном москальском языке.
– Как водица, купальщики?! Не холодно?
– Не простудитесь ненароком.
А дальше он увидел до боли знакомую башню Святого Олафа и другие строения Выборгского замка. Играла музыка, шумел народ, по мосту сбоку громыхали машины.
– Еханый бабай…
Его удивление резко прервали.
– А этот смотри–ка – прет, как танк!
И только тут Вадим вспомнил о Сигурде, который был уже почти рядом, с занесенным для удара мечом. Казалось, Сигурд не замечал ничего и никого кроме князя руссов. В голове горела одна мысль – убить!
Вадим резко провел вертикально поставленной ладонью по поверхности воды, и целый фонтан брызг устремился в лицо нападавшему.
– Хорош! Порезвились, Андрюха!
То ли вода была слишком мокрая, освежающая, то ли призыв Вадима так подействовал (он никогда раньше не называл его Андрюха), но Сигурд замер. Его взгляд уперся в недавнего врага, а затем глаза дрогнули и поплыли вверх. Сомнений не осталось – он увидел то, что секунду назад увидел сам Вадим – Выборгский замок во всей красе. Мозг Сигурда впал в ступор, медленно поглощая увиденную картину.
– Вадя! – Павел тоже был уже рядом, – Что с ним?
– Шок…
Сигурд еще некоторое время ошарашено лицезрел высокую башню, а затем и вовсе запрокинув голову проорал:
– Один! Не–е–е–е–ет!!! Нет!
– Да, Сигурд, да, – спокойно ответил ему Вадим, дождавшись, когда его крик потонет в городском шуме, – мы дома.
– Господа, – официально обратился Павел к невольным зрителям их купания, – а не подскажите ли, что тут происходит?
Ему ответил дружный хохот, а потом дребезжащий от смеха девичий голос произнес:
– Пить надо меньше, фестиваль у нас. А у вас что?
Павел оглядел себя, Вадима и Сигурда. Их более чем исторические наряды говорили сами за себя.
– У нас, по–видимому, тоже… фестиваль…
– Вот и славно, – слегка уняв улыбку, продолжила девушка, – выбирайтесь из воды. Ребята, чего стоите – помогите им.
– Ага.
– Щас поможем.
– Это надо было в воду забраться.
– Ну… еще и в прикидах…
– И с мечами…
– Ха–ха…
– Вот чудаки. Давай руку – помогу.
Их по–очереди вытянули на берег.
– Ну и видок у вас…
– Нормально, – за всех ответил Вадим.
– А ты чего такой смурной? – спросила девушка Сигурда, поднявшегося на берег последним.
– Отстань, – не очень вежливо огрызнулся недавний ярл Альдегьюборга и отвернулся в сторону.
– Но–но, ты потише, – вперед выступил крупный парень с длинными волосами, – не надо обижать нашу Алёну!
Вадим хотел вмешаться, он уже открыл было рот, чтобы предотвратить накал страстей, но не успел. Сигурд метнулся к девичьему заступнику и ухватил парня за горло. Он проделал это так быстро, что никто не успел среагировать.
– Что ты там вякнул, сопля зеленая? – рявкнул Сигурд, едва не забрызгав парня слюной.
Руки сжались сильнее, лицо парня покраснело и, естественно, он не смог выдавить ни звука. Зато Алена, испуганно взвизгнув, отскочила в сторону, чуть не плача.
– Ну?! – поторопил взбешенный варяжский ярл.
– Сигурд, отпусти его! – приказным тоном изрек Вадим, делая шаг вперед, и рука белоозерского князя потянулась к мечу.
Ярл повернул голову на голос. Его глаза источали столько ненависти, что, наверное, хватило бы на весь этот бренный мир. Но Вадиму стало отчего–то жаль своего бывшего товарища. Он прекрасно понимал, что это перемещение нисколечко не радует Сигурда. Кем он будет здесь, в двадцать первом веке – инженером? Учителем? Президентом?! А там он – ярл.
Ярл – это звучит гордо… даже слишком гордо…
– Отпусти парня! – повторил свое требование Вадим.
– Что, князь, радуешься?! Домой возвернулся?! – Сигурд неожиданно отпустил парня, – нашли–таки дорожку обратно? А ты! – он посмотрел на Павла. – Чего стоишь?! Поспешай к своей Настеньке под титьку! Чего тебе там, – он картинно махнул головой, – не хватало?!
– Тебя, – на удивление спокойно отреагировал Павел, – тебя не хватало. Только не такого, как сейчас, а нормального Андрея.
– Да сожри вас Гарм!!! Вместе с потрохами! Вот и катились бы вдвоем. Я–то вам, зачем сдался?! Мне и там было хорошо! – он ткнул пальцем куда–то вверх. – Слышите меня?! По буквам – Х–О–Р–О–Ш–О!!!
Схваченный и почти удушенный Сигурдом парень начал приходить в себя. Он отрывисто кашлял, чихал и пытался растереть руками шею. Стоящие вокруг фестивальщики, затаив дыхание, слушали их диалог, и по их глазам было очевидно, что они мало чего понимают из происходящего. Однако следили за действом явно с любопытством.
– Угомонись, наконец! – пытаясь отрезвить ярла, изрек Вадим.
– Лично я хотел вернуться – да! Но как это вышло, я не знаю, – вновь вмешался Павел, – это случайно…
– Да идите вы… Все! – Сигурд обреченно махнул рукой, резко отвернулся и зашагал вглубь замка, оставляя после себя мокрые следы.
– Чего это сейчас было? – рассеянно спросил один из свидетелей происшествия.
– Это долго… – качнув головой, ответил Вадим.
* * *
Они постояли в молчании несколько секунд. «Удушенный» парень вконец пришел в себя и даже уже пытался искать глазами обидчика и изрыгал на его голову проклятья, обещая отомстить.
– Остынь, – безэмоционально порекомендовал ему Вадим, – не стоит…
Но и друзья потерпевшего тоже отлично понимали всю бесперспективность затеи, а потому поспешили успокоить парня.
– Мужики, вы бы дали нам обсохнуть, – попросил Вадим и, не дожидаясь реакции, принялся стягивать с себя мокрую рубаху.
– В самом деле… действительно, ребята – пойдемте, – подала голос Алёна и, обратившись к Павлу, добавила: – наш клуб вон там стоит, два больших шатра, видите?
– Ага, – кивнул Павел.
– Приходите.
– Обязательно. Спасибо.
Девушке удалось увлечь всю компанию, и они удалились, о чем–то загадочно перешептываясь. Напоследок Вадим краем уха уловил конец фразы:
– А вы видели, какие у них мечи…
Друзья взглядом проводили зевак, продолжая обнажаться. Павел первым заметил слева пару раскидистых кустов.
– Давай там, что ли?
– Пошли…
Предварительно отжав вещи, они аккуратно развесили их на ветках.
– Вещи–то еще ладно – просохнут, а вот сапоги…
– Да не беда, Паш, как–нибудь…
Они уселись подле кустов, призадумались.
– С корабля да прям на бал, – первым нарушил короткое молчание Вадим.
– Да уж… – протянул друг, разглядывая зеленоватые воды канала, – как думаешь, этот куда направился?
– Сигурд? Не знаю.
– Расстроился парень…
– А что делать? – Вадим передернул плечами, – такова жисть!
– Нет, все равно интересно, куда он перво–наперво настрополился?
– Да домой, конечно. Мать–то помнит – не забыл. Она, поди, извелась уже…
– Так, а нам куда ж теперь?
– Так тоже по домам, Паш. А куда еще? По домам.
– Ага… по домам, – и Павел вдруг отчетливо представил себе заплаканное лицо Насти, которое мгновенно сменилось грустными глазами Уллы. Как она там?
– Вопросов будет – закачаешься, – Вадим почесал затылок.
– Да уж… вот как я все Насте объясню.
– А ты ей правду расскажи.
– Ага, и в этот же день поеду в «дурку»… прямой дорогой!
– Да брось ты…
– А что брось, Вадя? Вот ты бы поверил? Ладно–ладно… ты бы поверил, а вот она ни за что не поверит. Нет… правду говорить нельзя – это сразу больничка, эх…
– Ну тогда не знаю… придумай что–нибудь…
– Ага, придумай, легко сказать…
И тут произошло то, чего ни кто из них ну никак не мог себе представить.
– Паша!!! – душераздирающий крик радости содрогнул округу, – Пашенька!!!!
Друзья молниеносно обернулись.
– Настя?! – Павел не поверил своим глазам. – Ты–то как здесь?!
– Начинай придумывать отмазку, – шепнул другу Вадим.
А девушка уже бежала, заливаясь слезами радости.
– Я знала… знала, что найду тебя!
– Но как? – Павел вскочил на ноги.
Настя с разбегу кинулась на вновь обретенного жениха.
– Я знала, знала, – как завороженная повторяла она, крепко обвив его руками за шею.
– Настя… Настенька, успокойся, – Павел нежно поцеловал ее дрожащие губки, – не надо, все хорошо.
Вадим так залюбовался этой трогательной сценой, что и не заметил, как сбоку появились еще двое в тусклых цивилизованных костюмах.
– Добрый день.
Вадим обернулся на голос и машинально вскинул руку к ножнам.
– А вот этого, простите – не надо, – сказал один из них.
Краем глаза Вадим уловил, что картина встречи влюбленных еще продолжается. Они, поглощенные друг другом, пока не замечали новоявленный гостей.
– А вы, собственно, кто?
– Капитан милиции, Иванов Александр Данилович. А это, – он кивнул на коллегу, – лейтенант Бобров.
– А можно ваши удостоверения?
– Пожалуйста, – в один голос ответили милиционеры и распахнули «ксивы».
– Понятно.
– А вы кто? – наконец–то их заметил Павел.
– Паша, это товарищи милиционеры.
Павел сделал удивленные глаза, но его одернула невеста и что–то принялась нашептывать ему на ухо.
– Так, а что вам, собственно, угодно? – задал Вадим главный вопрос, уже поднявшись с земли.
– Ничего особенного. Видите ли… мне было поручено ваше дело…
– Какое дело?
– Дело о вашем исчезновении.
– А–а–а, это, – догадался Вадим, – тогда ясно.
– Мы, конечно, очень рады, – продолжил Александр Данилович, – что вы все же нашлись. Хотя не скрою, я был искренне удивлен.
– И чему?
– Ну как? Год спустя, и на том же самом месте… почти в то же самое время. Фестиваль, опять же…
– Бывает… – Вадим безразлично пожал плечами.
– А я предупреждал Анастасию, что если вы живы, то…
– Прошу вас, Александр Данилович – не надо, – взмолилась девушка и в ее покрасневших глазах, вновь заблестели слезы.
– Хорошо, об этом после. Так что – пойдемте, и вы нам все по порядку расскажете. Что? Где? Когда?
– Ну, раз надо… – Вадим принялся одеваться. Павел последовал его примеру.
Одеваясь, они оба думали об одном и том же – как же чертовски трудно, почти невероятно будет объяснить им, рассказать всю правду.
– Кстати, – капитан хлопнул в ладоши, – вас же было трое. А где же еще один?
Друзья переглянулись и одновременно пожали плечами…
* * *
Капитан попросил подождать в сторонке и не расходиться. Друзья и Настя устроились на бревне подле башни Святого Олафа.
– Настёна, а нет у тебя попить чего, – ласково попросил Павел.
– Нету. Ой, я сейчас, – и девушка умчалась к торговцам.
– В сущности, мы ничего такого не сделали, – вздохнул Павел, проводив невесту долгим взглядом.
– Ну, как сказать… – Вадим повернулся к другу, – как сказать…
– Нет, правда, Вадя, к чему все это было?
– Ты же раньше не интересовался историей.
– Да я так, к слову… Хотя знаешь, мне интересно. Именно сейчас, когда нам удалось вернуться. Блин, Вадя я спать не буду. Какого черта мы делали в этом учебнике истории? Если глобально мыслить…
– Ну, – Вадим развел руками, – я, конечно, не могу объяснить всего… Но кажется, что нам все же удалось кое–что сделать.
– И что, хотелось бы знать?
– Детей!
– Детей?
Друзья переглянулись и одновременно засмеялись.
– Ты только… ха–ха… ой, Насте не говори, – взмолился Павел.
– Ага… Ты не поверишь… – едва сдерживаясь от смеха, проговорил Вадим, – не поверишь… ха, если узнаешь… ой, не могу… как я наказал жене назвать сына…
Назад: Глава шестая. Общий сбор
Дальше: Эпилог