Глава 9
Осень 1245 года. Сарай
ПОИСКИ
Осенний путь…
Осенний ржавый шлях!
Как мертвецы, снопы лежат в полях…
Леонид Первомайский.
Земля
Юная госпожа не забыла своего обещания, она вообще никогда ничего не забывала. Уже с утра, не успел Ратников позавтракать лепешкой и мясом, как у летней кухни к нему подошел Рахман. Поклонился низенько — едва тюрбан не слетел, улыбнулся:
— Сегодня, господин, пойдем. Мой друг самаркандец, надеюсь, еще не уехал.
— А что, мог уехать?
— Мог, господин, — управитель развел руками. — Ведь уж почти месяц прошел.
— Ну, тогда пошли… точней — поехали. Возьмем на конюшне лошадей.
— Господин, позволь сказать, — вдруг замялся Рахман. — Я, видишь ли, не очень-то хорошо держусь в седле. Давай, ты поедешь, а я пешком рядом пойду? Только быстро не скачи.
— Пешком, говоришь? — Михаил ухмыльнулся и махнул рукой. — Ну, как знаешь — хозяин-барин.
Так и двинулись: Ратников неспешно трусил на гнедом коньке, управитель шагал рядом.
— И далеко нам добираться? — скосив глаза, поинтересовался молодой человек.
— О, нет, господин, недалеко. Сейчас вернем к рынку, потом — по улице Медников, с нее — на Работорговую улицу — очень красивая, широкая улица, вся в каштанах — а там уже рядом и постоялый двор Косого Абдуллы. Там обычно и останавливается мой друг самаркандец.
— Хм, самаркандец… — Михаил хмыкнул. — Имя-то у него есть?
— Все его так и зовут — Анвар Самаркандец. Он хороший человек.
— Ладно, посмотрим — что за хороший… Куда сейчас?
— Вон, господин, налево, мимо стройки.
— Да тут везде стройки! Весь город — сплошная стройка, вот гастарбайтерам повезло!
— Что ты сказал, господин?
— Так… о своем. Строят, говорю, много.
— Да уж, — Рахман охотно закивал. — Много! Сарай — большой город, а ведь вроде недавно начал строиться. В прошлое лето еще ни вон тех домов не было, ни этих. И ту мечеть совсем недавно построили.
— А вон ту церковь, рядом?
— Вместе, за один раз и выстроили.
— То-то я и смотрю — похожи.
Молодой человек усмехнулся: действительно, церковь и мечеть выглядели ну не то, чтоб как близнецы-братья, но как творение одного зодчего — точно! И купола — что у мечети, что у христианского храма — одинаковы, и колокольня на минареты очень похожа. И украшена — что та, что другая — красивой поливной керамикой, кстати — бирюзовой.
— Вах, эту плитку тоже Самаркандец привез. Из Ургенча.
— Почему ж не из Самарканда?
— Ту, что у нас — из Самарканда, а эта — из Ургенча, — со знанием дела пояснил домоправитель и вдруг заискивающе улыбнулся. — Господин, может, щербету у разносчиков купим? Вкусный у них щербет.
— Щербет? — не сразу врубился Миша. — Что еще за щербет?
— Вон как раз и разносчик. Я позову?
— Зови, ладно.
Щербет оказался вкусным — густым, кисло-сладким, тягучим. Оба путника выпили аж по две фаянсовые чашки. Кинув разносчику медяшку, зашагали дальше, благо и недалеко уже оставалось идти.
Работорговая улица напоминала типичный парижский бульвар, какой-нибудь Распай, Монпарнас, бульвар Итальянцев… Такая же широкая, мощеная, с аккуратно посаженными по обеим сторонам деревьями — каштанами и платанами. Не хватало только сине-зеленой таблички с названием и номером округа.
И так же на бульваре… сиречь на Работорговой улице хватало различного рода забегаловок — устроенных прямо под открытым небом небольших закусочных — харчевен. Посетители — в большинстве своем степенные купцы и приказчики в чалмах и длинных полосатых халатах — неспешно пили шербет из больших чашек, ели, что-то негромко обсуждая. Вкусно пахло жареной рыбой, и Ратников, проезжая мимо, ощутил вдруг какое-то непреодолимое детское желание забраться с удочкой в камыши да просидеть там весь день напролет в полном одиночестве, наедине со своими мыслями. Эх, найти бы Артема! Неужели, они сейчас вот встретятся? Вот совсем осталось чуть-чуть…
— Сюда, господин! — останавливаясь, Рахман указал на коновязь возле распахнутой настежь большой двухстворчатой двери. — Внутри — постоялый двор Косого Абдуллы, а здесь — харчевня. Заходи, господин, там все и узнаем.
Мухой вылетевший из харчевни служка, проворно привязав лошадь, изогнулся в угодливом поклоне:
— Прошу, любезнейшие господа, заходите! Нынче у нас чудесная осетрина под белым и красным соусом!
— Да некогда нам есть!
— Вах-вах, — укоризненно покачал головой Рахман. — Не закажем — ничего не узнаем.
— А что нам тут узнавать? — Миша заволновался. — Нам Самаркандец нужен.
— Вот про него сейчас и спросим. И про людей его.
Уселись здесь же на улице, под платаном — скрестили ноги на застеленной пестрым ковром веранде, покушали жареной рыбы — и в самом деле вкусно, запили: Миша — вином, мусульманин Рахмат — все тем же щербетом. Потом позвали хозяина, Косого Абдуллу.
— Вах, Абдулла-джан, — домоправитель, перейдя на родной язык, быстро о чем-то заговорил, на что хозяин постоялого двора — кривобокий косой мужичок с коричневым, словно глина, лицом и заметно косящими глазами — довольно кивал.
— Анвар Самарканди, э? Вай… Вай! Йок Самарканда йок.
— Что? — подозрительно перебил беседу Ратников. — Уехал, что ли, дружок твой?
— Не дружок он мне, так, земляк просто, — Рахман покачал головой. — Косой Абдулла говорит — да, уехал. Недели две тому как.
— Шайтан! — Михаил не сдержался, выругался. — Что, мальчишку он с собой увез? Да и был ли мальчик?
Ратников спросил кабатчика напрямик, по-тюркски.
— Мальчик? Ах, да, был у него такой смешной, светленький. Темар звали. Нет, Анвар Самаркандец с собой его не увез, за день до отъезда проиграл в кости! Ух, и игра же была, вах! Кому проиграл? Так Фирузу-Ишди, серебряных дел мастеру. Фируз, вишь, поставил на кон свое лучшее блюдо — и выиграл! Вах, выиграл!
Михаил вскинул глаза:
— Так, значит, мальчишка сейчас у этого самого Фируза? А где он живет?
— В квартале ювелиров, где же еще-то, уважаемый, вах?!
Минут через двадцать Ратников и Рахмат входили в квартал ювелиров, разместившийся вдоль тихих и уютных улочек, засаженных тенистыми платанами и высокими пирамидальными тополями. На углу, рядом с выложенным розоватой мраморной плиткой, колодцем, что-то деловито достраивали. Судя по крикам гастарбайтеры были русскими.
— Эй, парень! — не слезая с коня, Михаил подозвал водоноса. — Где живет серебряных дел мастер Фируз-Ишди?
— Фируз-серебряник? — мальчишка покопался в носу и лениво мазнул рукой. — А вон его мастерская, за тем забором. Ну, слышите — где молоточки бьют.
Туда и пошли. Ратников спешился, привязал у забора лошадь, тем временем домоправитель вежливо постучался в ворота:
— Мастер Фируз-джан дома ли? Дома… Скажите, что к нему пришли по очень важному делу.
Немного погодя ворота отворились, и выглянувший со двора слуга — черкес или армянин — с поклоном предложил гостям заходить:
— Фируз-ага ждет вас, любезнейшие.
Ювелир ожидал их на первом этаже уютного, с витыми колоннами, дома, в окружении небольших тиглей, мехов, молоточков и наковаленки. Трое молодых людей — по всей видимости ученики — усердно наносили чеканку на огромное блюдо.
— Вы ко мне, господа мои? — мастер, с длинной седой бородкой, в рабочем халате и круглой, вышитой бисером, шапочке, оторвавшись от дел, сложил на груди руки и с любопытством посмотрел на гостей. — Сейчас велю принести щербет и вино.
— Не откажемся, — повинуясь гостеприимному жесту хозяина, Ратников и Рахман с готовностью уселись на низкую лавку.
— Небось, хотите заказать что-нибудь? — полностью опровергая приписываемый восточным людям неторопливый этикет, тут же поинтересовался мастер, как видно, ценивший свое время весьма высоко.
— Говорят, вы недавно выиграли в кости мальчика? — со всем почтением спросил Михаил.
— Мальчика? — Фируз-ага задумался. — Гм-гм…
— В харчевне Косого Абдуллы, — поспешно напомнил Ратников. — У Анвара из Самарканда.
— Ах, Самаркандец! — старик неожиданно весело хлопнул в ладоши. — Вот это, я вам скажу, был игрок! Ничего, мы с ним еще по весне встретимся, как приедет. Уж сразимся!
— Мы не про Самаркандца, уважаемый, — усмехнулся Михаил. — Мы про мальчика. Где он?
— Мальчик? — старик удивленно хмыкнул. — А нигде.
— То есть как это — нигде?!
— А так. Мальчик мне и вовсе был не нужен — у меня слуг и подмастерьев достаточно, зачем еще лишний рот?
— Так ты, уважаемый, его…
— Продал — да. Вот на следующий же день и продал. А кому, уж не взыщите, не вспомню. Кому-то из русских, им как раз нужен был шустрый мальчонка — «принеси-подай».
— Так-так-так, — Ратников озабоченно потер руки. — Русским, значит. А что за русские-то?
— Говорю ж вам — не знаю. Да и не сам продавал — послал на базар Шахруха. Шахрух, эй, Шахрух! — старик обернулся и подозвал слугу. — Помнишь мальчишку, уруса? Ну, которого я в харчевне Косого Абдуллы в кости выиграл?
— И велели мне продать. — Слуга — смуглый, худой и длинноносый — явно был малым неглупым. — Я ж вам докладывал, уважаемый Фируз-ага — продал какому-то русскому. Не очень дорого, как и было велено.
— Так что за русский-то был? — в отчаянье воскликнул Ратников. — Из местных, сарайских, русских или, может, приезжий? И откуда, уважаемый Шахрух, ты вообще знаешь, что это был русский, а не какой-нибудь булгарин или кипчак?
— Скажете тоже — булгарин! — обиделся слуга. — Что я, булгарина от русского не отличу? Русский это был — я по говору понял, и русский из местных, ну, он давно здесь живет.
— Откуда ты знаешь, что давно?
— Одет по-нашему — длинный дорогой халат, на голове — войлочная шапка. Однако борода желтая, и на шее — золотой крест. Я так думаю, это либо подрядчик, либо приказчик какого-нибудь богатого купца, либо сам купец.
— А может быть, как вот, господин Фируз — мастер?
— Может, и мастер, — согласно кивнул Шахрух. — Тут после похода хану Бату много таких пригнали: сканьщики, зернщики, эмальщики. Многие уж давно на волю выкупились, мастерские открыли. Ва, Алла! Вам бы лучше в храме спросить, в русском! Там рядом целый квартал русских. Наверняка оттуда кто-нибудь вашего парня купил.
— А ведь и верно! — хлопнул в ладоши Рахман. — Пойдем, Мисаил-джан, русских — в русском квартале искать надобно.
Русский квартал — надо сказать, с виду весьма зажиточный — раскинулся вокруг стоявшей на площади небольшой церкви, сложенной из желтоватого известняка и увенчанной красивым синим куполом с большим позолоченным крестом сверху.
Рахман остался снаружи, а Михаил, сняв шапку, вошел в храм, где долго молился, крестясь на большую икону Николая Чудотворца, явно византийской работы или писанную по византийским канонам — плоское, с длинным носом, лицо, завитая кудряшками бородка, цвета неяркие, золочено-пастельные.
Хотя служба не шла — для вечерни было еще не время, в церкви все же имелся народ: кто-то ставил свечки, кто-то, как и Миша, молился.
Не отвлекая священника, Ратников усмотрел некоего разбитного малого в красной епанче, за ним и вышел, позвал:
— Эй, господине.
— Ну? — молодец недовольно обернулся, но, увидев более чем приличный наряд Михаила, тут же сменил гнев на милость. — Не спрашиваю, откель будешь, по кафтану вижу — местный.
— Местный, — согласно кивнул Ратников. — Меня Мисаилом зовут.
— А меня — Евстафием. Евстафий Ерш. Ну, здрав буди, Мисаиле!
— И ты будь здрав. А почему — Ерш?
— Потому что — колючий, ха!
Новый знакомец вдруг оглянулся:
— А что это на тебя рожа смуглоликая косится?
— Где?
— Да вон, у забора.
— А! Это знакомец мой, Рахман.
— В Магомета верует?
— Верует.
— Так гони его к черту, да пойдем в корчму вино пить! Давно ищу — с кем… Ну, пошли, пошли, Мисаиле — аль мы не русские люди?
— Так ты тут многих наших знаешь?
— Да многих! Идем же.
— Погодь… Эй, Рахман…
— Слышь, Мисаил, — новый знакомец вдруг придержал Ратникова за рукав. — Эвон там конь — твой, что ли?
— Мой.
— Так пусть дружок твой его с собой заберет — не то от корчмы точно сведут. Татары хоть и строги, да воровства тут хватает. Потому что народу — кого только нету!
— Понятно… Сейчас!
Подбежав к Рахману, Ратников передал ему поводья коня и, украдкой подсчитав имевшиеся в поясном кошеле капиталы — золотишко Сартака, проворно вернулся назад, к церкви.
— Ну, где тут твоя корчма?
— Счас сыщем, не беспокойся!
Новые знакомцы свернули за угол и, пройдя с полсотни шагов, оказались перед призывно распахнутой дверью — туда, в тенистый полуподвальчик с горящими по стенами светильниками, и вошли, усевшись за небольшой столик. Вообще, внутри Ратникову показалось довольно уютно — на стенах висели серебряные и медные блюда, глинобитный пол был чисто выметен и аккуратно застелен свежей соломой.
— Ух, запах-то! Чисто сенокос.
— Татары сюда тоже заходят, не брезгуют — и им запах сей нравится. Степняки! Эй, Ляксей! Ляксей! — Евстафий Ерш громко позвал то ли хозяина, то ли служку.
На зов тут же явился плечистый малый с окладистой бородой, кудлатой и черной, словно у какого-нибудь разбойника Кудеяра!
— Здорово, Ляксей! Медок стоялый есть ли?
— Для тя найду, Евсташа. Хтой-то с тобой?
— Дружок мой — звать Мисаилом. Ну, давай, Миша, за знакомство хлопнем! Радость у меня — хорошее дело с утра сладил. Теперь заработаем! И я, и людишки мои, с артели.
— Ну, будем!
Новые знакомые чокнулись серебряными чарками, опрокинули.
Да-а-а…
Ратников блаженно закрыл глаза. Медовуха — это не какая-нибудь там пошлая арька — русскому духу куда как приятнее!
— Хорошо пошла!
— Так давай еще по одной — вдогонку!
Выпили. Ах, ну до чего ж приятный человек этот Евстафий!
— Слышь, Евстафий… ты кто есть-то?
— О, спросил! — Ерш как-то загадочно ухмыльнулся.
Евстафий с виду был парень осанистый, крепкий, лицо имел приятное, белое, с небольшой рыжеватой бородкой и усиками. И вообще — обликом, скорей, походил на немца.
— Кто я, спрашиваешь? А ты сам-то из каких земель будешь?
— С новгородчины, — не покривил душой Ратников.
— Новгородец?! — недоверчиво вскинулся собеседник. — Иди ты! Как же ты тут-то? Хотя… всяко бывает. Не хочешь — не рассказывай. Значит, из Новгорода? Значит — друг. Я-то сам — с Рязани!
— С той, что татары все пожгли, — ухмыльнулся Михаил.
— Всю, да не всю… Да и допрежь татар было кому жечь, — Евстафий желчно хмыкнул. — Суздальцам, вражинам! Вот супостат — куда как мунгалов худший. Про Евпатия Коловрата слыхал? — он неожиданно понизил голос.
— Ну, слыхал, — кивнул Ратников. — Немало татар побил, воин знатный.
— Так я с ним был. Копейщиком.
— Слышь… — Ратников уже несколько захмелел, еще б — с медовухи-то! — А правда, что вас с Евпатием… камнеметными машинами всех побили?
— Камнеметом? — удивленно переспросил Евстафий. — Да, у татар такие были. Но нечто мы дурни — лбы под каменюки летящие подставлять? Не так все было, подлее гораздо. Подлее! Нашлись суки, предали, хотели к суздальцам переметнуться, а вышло — к татарам. А Евпатий на моих глазах стрелу словил, царствие ему небесное! Ну, помянем.
— Помянем, — Михаил с готовностью поднял чарку. — Так, значит, в копейщиках был?
— Да был копейщик. А нынче вот — в подрядчиках.
— Да ну?! — на этот раз удивился Ратников. — Быть такого не может!
— Чего же не может-то? Очень даже может. Невесту мою, Елену, вишь ты, татары в полон угнали, вот я — за ней, аж до Сарая добрался. По пути к артельщикам пристал — каменщики, строители — ой, тут, в Сарае, золотое дно оказалось! И серебра-золота заработал, и Еленку свою нашел, из полона выкупил. Тут и с ней и осели, домишко завели, хозяйство. А зачем нам в Рязань, там уже почитай, ничего и нету. Не татары сожгли, так суздальцы.
— Вон оно как!
— А ты думал? Я тут теперь по водопроводам мастер! Где в каких домах нет, так мы делаем. Многие мурзы сзади ходят, канючат — сделай да сделай. Так что многих, многих я знаю. Да не переживай ты, Мисаиле, найдем твоего парня, чай, не иголка, сыщется!
— Твои бы слова да Богу в уши, — улыбнулся Ратников. — Ну, по последней?
— Здесь — по последней. А потом ко мне в гости пойдем. С женой познакомлю.
— А она нас того, не выгонит?
— Не выгонит! Зря, что ли, я ее из полона выкупил?
Михаил вернулся на усадьбу Ак-ханум поздно, изрядно под хмельком. Госпожа еще не спала, гуляла в саду, о чем-то сама с собой рассуждая. Увидев пьяного Ратникова, ухмыльнулась:
— Я смотрю, ты хорошо своего родича ищешь!
— Хорошо, — усаживаясь под карагач, согласно кивнул молодой человек. — Земляка вот встретил — строительный подрядчик. Водопроводы делает.
— Подрядчик?! — юная госпожа вдруг оживилась. — Водопроводы?! Вай! Какой нужный человек. Я тоже акведук устроить хотела, да Берке, гад противный, мастеров перехватил. А тут, видишь — знакомый подрядчик! Договорись с ним, Мисаил.
Миша покладисто кивнул:
— Сделаем!
— И еще, — несмотря на позднее время, Ак-ханум что-то не торопилась идти в дом. — Помнишь, я тебе говорила о русских князьях? Так вот, они явились. С подарками и с дурацкими просьбами. Завтра я покажу тебе их, а уж дальше — сам думай. Еще раз напомню — об этих урусутах я должна знать все!
