Глава 3
Лето. Побережье Азовского моря
КЛЕЙМО
Меня берут за лацканы,
Мне не дают покоя…
Владимир Луговской.
Послесловие
— Как не Артем? — участковый с доктором удивленно переглянулись. — То есть вы хотите сказать — это не ваш сын?
— Не мой! — твердо заявил Михаил.
— А тогда — кто же?
— Ну, это уж у вас надо спросить… — Ратников ощущал сейчас радость, смешанную с острой тревогой, — а куда же тогда Артем-то делся?!
Вот тот же вопрос и задал сейчас участковый, причем довольно растерянно, словно бы спрашивал у самого себя:
— А где же тогда ваш сын?
— Не знаю! — жестко отозвался Михаил. — И признаться, это меня очень и очень волнует!
— Но… одежда, вы ж только что сказали — ваша!
— Одежда — точно Артема, и майку эту, и шорты я в своем магазине брал.
— Может, просто похожи?
— Да нет, — Ратников присмотрелся внимательней. — Вот здесь, видите — шов распоролся, Маша — жена — зашивала.
— Действительно, зашито… Господи! Ну, дела! И что теперь делать?
— А ничего не делать, капитан, — командным тоном заявил Василий. — Объявляйте по вновь открывшимся обстоятельствам розыск. Кстати… — Он живенько вытащил из кармана ксиву. — Я, между прочим, ваш коллега, если уж на то пошло.
— Да, товарищ подполковник, — капитан подтянулся. — Все сделаем, вы не сомневайтесь. Ясно — теперь искать надо. Послушайте… — участковый посмотрел на Мишу. — А может, это и не ваш сынок в лагерь приезжал?
— Да как же не мой? — Ратников усмехнулся. — Коли я сам его на поезд сажал, вместе со всеми? Не могли же его подменить? Да и к чему?
— Всяко бывает…
— Капитан прав, — одобрительно кивнул Ганзеев. — Сейчас ни одну версию со счетов сбрасывать нельзя, даже самую дикую. Что ж, докладывайте руководству, Иван Кузьмич, пусть объявляют парнишку в розыск, в райотдел мы с вами поедем, дадим показания.
— Да… да-да! — участковый сдвинул на затылок фуражку. — Так и поступим. А тут пока — все…
— Да как это все? — кивая на труп, обиженно возразил доктор. — А с этим-то что делать?
Василий устало отмахнулся:
— Да что обычно. Участковый оформит.
Из райотдела милиции приятели вышли изрядно вспотевшими, и не только потому, что был уже полдень. Сотрудницы местного отделения по делам несовершеннолетних — а именно их и бросили, так сказать, на прорыв — надо отдать им должное, отнеслись к новому делу неформально, опрашивали дотошно, до самой последней мелочи.
— Эх, гарны дивчины! — купив в киоске водички, с восторгом промолвил Веселый Ганс. — Особенно — та, с косой — Оксана.
— С косой, по-моему, Настя, а Оксана — майор, — уточнил Ратников.
— Не, майор — Надя. Надежда Петровна. Тоже гарная дивчина. Да все они тут… Хотя, конечно, жаль, что опер по розыску в отпуск уехал. Ну, надо же, нашли время для отпусков — летом! В самое горячее время.
— Да ну? — покосившись на друга, Михаил хмыкнул. — А ты-то сам когда обычно отпуск берешь?
— Когда начальство дает — в ноябре-декабре обычно. Или в марте. Ну, понимаешь, разные там дела… выговоры…
— То-то ты ко мне почти каждое лето ездишь!
— Так то не простой отпуск, а дополнительный, по выслуге мне положенный.
— Гляди-ка — по выслуге! Старичок ты наш.
— Да уж, стаж имею. — Ганзеев горделиво расправил плечи и рассмеялся. — Что-то долго наш водила заправляется.
— Видать, полный бак берет. Ты ж сам сказал — в Токмак ехать.
— Да, Миха, в Токмак. Там же те пацаны… — Василий тут же принял самый серьезный вид. — Понимаешь, тут надо ковать, пока горячо — а для начала выяснить, точно ли в лагере Артемка твой был… или, может, кто другой?
— Да я ж ему звонил недавно!
— Все равно, надо проверить. И вот одежда эта… точно — твоя, ну, в смысле — Темы?
— Да его, его, точно!
— Тогда как она на том пацане оказалась? Что молчишь? Не знаешь? Вот и я не знаю. А хорошо бы узнать. Ладно, прокатимся, а потом — обратно лагерь. Там надо копать — надеюсь, Матвеевна нас не прогонит.
— Да не должна бы… А вообще, я ее телефон записал, сейчас позвоню… обрадую. Или, думаешь — рано?
Опер пожал плечами:
— Да нет, звони. Вон, кстати, и «Газелька» наша…
Пока приехали в Токмак, пока отыскали нужный дом на улице Володарского, времени прошло немало. Миша даже несколько сконфузился — как-то неудобно было так напрягать водителя, а Ганзеев — хоть бы хны, как так и надо. Ухмыльнулся, пригладил волосы, позвонил в ворота.
— Да-да? — отозвалась возившаяся в саду миловидная блондинка лет тридцати пяти. — Вы к кому?
— Аникеевы здесь проживают? — Василий еще загодя приготовил удостоверение.
— А-а-а, — сразу же насторожилась женщина. — Так вы из милиции. Насчет того утонувшего мальчика… Но Руслан и Вовик уже все рассказали! Нельзя же снова травмировать детей, они до сих пор в себя прийти не могут.
— Так помогите им, — улыбнулся опер. — Артем-то не утонул.
— Как?! Что вы говорите?
— Вернее, тот мальчик, что утонул, — вовсе не Артем, — счел необходимым уточнить Миша.
— А кто же он? — блондинка очумело хлопала глазами. — И кто тогда утонул?
— Вот и мы это хотим выяснить.
— Вы думаете, что дети…
— Поймите, гражданочка — может быть, хоть что-то…
— Хорошо, — женщина наконец махнула рукой и улыбнулась. — Проходите вон туда, в беседку, а ребят я сейчас позову.
— Неплохой домик, — Ганзеев кивнул на кирпичный особнячок с красной крышей и аккуратными зелеными ставнями. — Живут же люди: у некоторых — особняки, у других, — он покосился на Ратникова, — усадьбы целые. А тут всю-то жизнь — в коммуналке на Ваське!
— Зато у тебя там весело!
— Да уж, куда веселее. О! Глянь-ко, свидетелей наших ведут.
Оба паренька — и темноволосый Руслан, и тот, что посветлее, Вовик, выглядели как-то не очень. То ли осунулись, то ли… Впрочем, смотрели вполне даже заинтересованно.
— Дяденька, а правда, Темка не утонул, да?
— Не утонул, сказал ведь уже! — Василий кивнул на Ратникова. — Вот и отец его приемный подтвердит.
— А Тема нам про вас рассказывал! И про жену вашу. И еще — про Пашку маленького.
— Слышь, парни, — Михаил быстренько перехватил инициативу, дотоле принадлежавшую почти исключительно своему непоколебимому дружку. — Вы позавчера весь день чем занимались? Ну вот, с Темкой…
— Позавчера? — мальчишки переглянулись. — Да ничего особенного.
Говорил в основном темненький, загорелый почти до черноты Руслан, а его стеснительный братец лишь кивал да поддакивал.
— Что, с утра прямо рассказывать?
— Ну, если помнишь.
— Да помню, чего ж не помнить-то? Утром на зарядку бегали, потом, после завтрака, в кружок пошли, ну, в судомодельный, мы туда все трое записались. Потом новую речевку репетировали, а вечером, после полдника, концерт был — Тема там стихи читал, между прочим — сам сочинил. Мы, как он сочинял, видели.
— А ничего необычного в друге своем не заметили? Ну, может, молчалив был, задумчив…
— Темка-то? Так он и так задумчивый. Не, ничего такого не было…
— Погодь! — в дело неожиданно вмешался Вовка. — Да как же не было-то? А котлеты?
— Что за котлеты?
— Да за обедом… В столовой лишние иногда остаются, так он выпросил и нас еще отправил просить, а суп, между прочим, не доел!
— Конечно, не доел, я тоже не доел — суп-то рыбный был, вспомни!
— Так-так, — быстро покивал Ратников. — Котлеты, значит. И еще — бутерброды?
— Да, и бутерброды. Но те — вечером.
— А утром он вас на косу позвал, в будку.
— Не, сказал, у кустов пока ждать, а уж он нас потом крикнет. Мол, показать кое-что хочет.
— Погодь, Рустик! Он нас вообще утром брать с собой не хотел, один хотел слинять, мы его еще пристыдили.
— Да, да, было такое. Темка начал — типа я сейчас без вас пройдусь быстренько, а потом мы его все же уговорили — не по-товарищески это, одному! Ведь верно?
— Верно, парни, верно.
— Ну, а потом — крики услышали. А дальше вы уже знаете.
— Знаем. И что, никого не видели?
— Никого. Только… Тему. А если не Тема, так кто это тогда был-то?
— Не сомневайтесь, узнаем. Хорошо б побыстрей Артема найти — потому вас и расспрашиваем, уж извините.
— Да мы готовы, готовы, спрашивайте, что хотите!
— Приятель ваш с утра во что одет был?
— Как обычно — в шорты и майку.
— Майка светлая, да, а шорты какого цвета?
— Темные.
— Темно-синие или черные?
Вот тут ребята озадаченно замолкли.
— Ну… темные, это точно…
— А светлых у него и не было, — усмехнулся Ратников. — Специально не взял, чтоб не пачкать. Значит, какие точно — с уверенностью сказать не можете?
— Не, дяденька, не можем.
— Ладно, спасибо — помогли!
— А вы, когда Тема найдется, нам…
— Сообщим обязательно! Телефон только дайте… — Ганзеев с готовностью вытащил мобильник.
— Ой, мой запишите…
— И мой…
Блондинка, до того неотступно наблюдавшая за ходом беседы, отошла, но вскоре вернулась с большим кувшином.
— Вино свое. Выпейте, в жару лучше нету!
Приятели не отказались, выпили, да не по одной кружке, а уж потом, поблагодарив хозяйку — и еще раз ребят, — направились к выходу.
— Темнеет уже, а нам еще ехать.
Платками им вослед не махали, но проводили куда приветливее, нежели встретили.
— Ну? — усаживаясь в машину, обернулся Миша. — И что ты обо всем этом думаешь?
— Тоже, что и ты! — опер хитро прищурил левый глаз. — Твой Темка и тот, утонувший, были знакомы! Мало того, это именно ему, утопленнику, Артем таскал в будку еду… Ну и кем бы этот парнишка мог быть?
— Черт… А ведь скорее всего — побегушник! Из лагеря какого-нибудь выгнали, или сам откуда-нибудь сбежал — например, из детского дома.
— Или из спецприемника, из интерната, от цыган… от кого угодно!
— Надо девчонкам сказать… ну тем, гарным дивчинам из детской комнаты.
— Мишель! «Детских комнат» с семьдесят восьмого года нет, есть отделения по делам несовершеннолетних.
— Да ла-адно, не суть. Сергей, трогай.
— Куда прикажете, господа? — запуская мотор, поинтересовался водитель.
— Домой, Сережа, в лагерь. Надеюсь, местечко там для нас сыщется?
— Да сыщется, конечно. А лучше я сейчас начальнице позвоню — чтоб уж точно.
— Звони, звони, Сережа, а то свалимся, как снег на голову. — Веселый Ганс радостно потер руки и хлопнул Ратникова по плечу. — Не журись, Миха! Отыщем твоего Темку, зуб даю — отыщем!
Алевтина Матвеевна, несмотря на поздний час, встречала гостей лично.
— Не утонул Артемка-то, говорите?! Господи, радость-то… А кто же тот мальчик? И… Артем-то где? Сбежал? Не сбежать не мог — зачем? Может, заблудился где в плавнях?
— Тогда, наверное, позвонил бы.
— Тут у нас не везде связь, да и телефон разрядиться мог. Ну мог ведь?
— Да мог.
— Или вообще он его потерял, телефон свой. Мы всегда родителей предупреждаем — ответственности не несем. Ой, да что я! Голодные, поди? Пошли-ка в столовую, там у нас и девочка уже чай пьет… инспектор детский.
— Опаньки! — Василий радостно потер ладони. — Вот и тут кое-что узнаем. Так сказать, из первых рук! Ведите нас скорей, любезная Алевтина Матвеевна, ужас, как есть хотим, прямо ночевать негде.
К огорчению Ганзеева, девушка оказалась без косы — не Оксана, но тоже вполне симпатичная, старший лейтенант. Звали ее Людой.
— На последний автобус опоздала, теперь только утром будет, — помешивая ложечкой чай, улыбнулась инспекторша. — Ну да ничего, не впервой, этот лагерь — на моем участке. Так что — в своем праве, ночую, где хочу!
— Оч-чень, оч-чень верно замечено! — не преминул поддакнуть Веселый Ганс и облизнулся, когда дебелая повариха поставила на стол миски с макаронами, котлетами и подливой.
— Подливка — это хорошо, вкусно!
— Кушайте на здоровье! — присела рядом начальница. — Может… настойки хотите? Так, с устатку.
— А есть? — тут же переспросил Василий с интонациями потерпевшего кораблекрушение, вдруг увидевшего совсем рядом землю.
Алевтина Матвеевна усмехнулась:
— Да найдется. Сейчас, принесу.
— Ну? — доев макароны, Ратников посмотрел на Люду. — Как поиски?
Девушка улыбнулась:
— Ищем. У меня, кстати, раньше к вам вопрос был… ну, когда думала, что тот погибший мальчик — ваш приемный сын.
— А что за вопрос? Давайте, давайте, спрашивайте?
— Ну, — инспекторша чуть смущенно пожала плечами. — Теперь уж это не к вам… а к кому — не знаю.
— Ну, Людочка, — светски улыбнулся Ганзеев. — Скажите, раз уж начали — в чем там дело-то? Просто изнемогаю от любопытство, что же такое вы хотели спросить у моего друга? Прямо теряюсь в догадках.
Ратников хохотнул: ишь ты, павлин, распустил перья!
— Ну… раз вы так просите…
Люда принесла лежавшую на скамейке у окна папку, раскрыла…
— Вот! — фотографию она протянула вовсе не Василию, а Мише. — Что скажете?
— А что это? — Михаил и в самом деле не очень понял, что было изображено.
— Увеличенный и обработанный снимок того, что было под мышкой у погибшего мальчика.
— Так-так-так-так-та-ак! — внимательно вглядываясь в фотографию, задумчиво протянул Ратников. — Буквы какие-то… древнерусские. Ну да… «И. Мир». Что за «мир»? Клеймо какое-то!
— Вот и я думаю — очень похоже на клеймо! Может быть, здесь и зацепка — откуда ребенок сбежал, зачем?
— Ай, Людмила, ай, молодец, — похвалил Ганзеев. — Замечательно рассуждаете! Нет, в самом деле.
В этот момент в столовую вернулась начальница с саквояжем, из которого и достала бутылочку смородиновой наливки, столь чудесного цвета и изысканного запаха, что попробовать не отказался никто, даже инспекторша.
Так вот, вчетвером и выпили: за успех в поисках.
Ганзеев снова принялся болтать, а вот Михаил как-то рассеянно смотрел в тарелку. Еще бы… Возникла уже у него одна догадка, о которой никому нельзя было рассказать, чтобы не приняли за полного и конченого психа.
Ну, конечно — клеймо! «И. Мир» — Ирина Мирошкинична, боярыня из древнего и влиятельного новгородского рода… Главарь банды людокрадов в тринадцатом веке!
