Книга: На высочайших вершинах Советского Союза
Назад: 1936
Дальше: Из штурмового дневника

Хан—Тенгри

2 июля. Ночь на 2 июля прошла в сборах. Быстро удалось достать машину и сдать в багаж наш немалый груз — 164 кг. Сами мы попали на вокзал за десять минут до отхода поезда.
Гудок паровоза, торопливые поцелуи, чудесный букет роз, возбужденные лица, обрывки фраз и возгласы. Поезд тронулся. Перрон с пестрой толпой провожающих медленно проплывает мимо нас. Шумная Москва остается позади.
Непривычный покой и ритмичное постукивание колес. Ленд Саладин, Леонид Гутман и я удовлетворенно переглянулись и с чувством пожали друг другу руки — едем!
6 июля. В Ташкент прибыли почти без опоздания.
Высадившись, убедились, что вещей действительно уйма. Попытка отправить наши грузы малой скоростью прямо на Фрунзе не удалась. Сдали их на хранение.
Пошли посмотреть старый город и базар. Потом занялись билетами и достали их с немалым трудом. Погрузка в вагон далась нелегко, ибо на этот раз протекала без провожающих.
7 июля. Спали крайне мало; я почему–то разбудил ребят рано. В Мельникове приехали в 11.30. С трудом дозвонились в Исфару. Присылка за нами машины явно проблематична.
Вещи устроили на складе. В этот день уехать не удалось.
9 июля. Ровно в семь часов прибыла машина. Погрузились, поехали за вещами на склад и оттуда выбрались около десяти часов. Знакомая дорога. Чудесная видимость. Машина идет хорошо.
В Варух прибыли в первом часу. Нашлись знакомые с базы ТПЭ, полились нескончаемые разговоры.
Решив, что за верблюжьим караваном угнаться мы успеем, остались в Варухе обедать. Караван грузился по–восточному медлительно. Мы пообедали, поговорили и не спеша двинулись.
Нам предоставили трех верховых ишаков. Заехали по пути на базу ТПЭ. Место прекрасное — не база, а дом отдыха.
Догнали караван очень скоро: он расположился на ночлег в восьми километрах от Варуха…
Выработали план действий на завтра: моего ленивого ишака решили подбросить караванщикам, двух других навьючить рюкзаками и пешим ходом, подгоняя ишаков хворостинами, двинуться вперед, ибо караван завтра, конечно, не доберется ни до Кара–су, ни до Тамынгена.
Легли поодаль в новой палатке, вначале на мешках, потом в них. Высота 1300 метров. Спали хорошо.
10 июля. В 6.15 двинулись. Быстро обогнали караван, всучили караванщикам ленивого ишака и, подгоняя двух других, зашагали вперед.
Я и Ленц идем до Тамынгена, Леонид — до Кара–су. По плану должны через шесть дней, закончив работу, поменяться местами: мы перейдем в Кара–су, а Леонид — в Тамынген. Знакомая дорога кажется довольно легкой. Особых происшествий не произошло. В Джиптыке в 12 час. 15 мин. Отсюда разошлись.
От поворота на Тамынген путь пошел хуже. На крутом подъеме ишаков пришлось подпихивать: едва–едва плелись. Устроили им еще одну кормежку.
К 7.30 добрались до Тамынгена. Встретили нас очень радушно, хотя никаких сведений о нашем приходе не имели. Напоили, накормили чудесной жареной картошкой с мясом. Мы, конечно, все съели и довольны были необычайно.
Погода испортилась. Небо обложило тучами. Пошел дождь. Лагерь САВО выше. Завтра, вероятно, встретимся с Лукиным и другими товарищами.
Ленцу дали сразу два спальных мешка (свой ой оставил с караваном).
12 июля. Сходили с Ленцем на старое пепелище — наш прошлогодний лагерь. Нашли много нужных вещей: крючья (за некоторыми пришлось полазить), мазь для ботинок (крайне необходима, ибо наша ушла на Кара–су). Ленц хотел сфотографировать лазанье по скалам и забивку крючьев. Но веревки еще идут с караваном, и пришлось
это дело отложить.
К вечеру прибыл геолог Троянов и с ним наши веши. Подъем на стену третьего рудного участка решили перенести на завтра.
13 июля. Встали поздно, не спеша. Я начал вводить забытый режим — обтирание ледяной водой. Хорошо. Чувствую себя свежо и бодро.
В два часа вышли к Стене. Ледник настолько обтаял, что до самого цирка одна оплошная морена, и вообще в этом году снега осталось небывало малое количество. Камни сыпятся, но довольно вежливо.
В три часа полезли по обледенелому снежнику. Погода облачная, по скалам Стены еще иногда поблескивают лучи солнца, но и оно вот–вот зайдет за гребень Стены.
Скалы оказались не столь круты, как мы ожидали, очень ломки и с большим количеством уступов и зацепок. Лезем по гребню, местами острому и расщепленному иногда небольшими кулуарами. Крючьев набрали много, но применить их так и не пришлось. Долезли до верхнего края жилы, расходящейся здесь наиболее широко.
Ледяная стена висячего ледничка на склоне Ужбишки отсюда кажется весьма внушительной. Внизу есть свежие лавинные сбросы. Склон открыт. Посему большая просьба к сбросам подождать с перелетом на другое менее высокое место до нашего спуска. Правая часть дуги исчезает под крутым обледенелым снежником и затем, выйдя из него, убегает вверх по склону.
Ледорубы остались у подножья скал. Ленц упорно доказывает, что на льду достаточно снега и можно обойтись без ледорубов. Но первые же два шага убедили его, что прорубить ступени молотком не удается. А рубить нужно. Отступили до ледорубов и, отогнав от себя искушение спуститься вниз, опять полезли вверх. Я порядочно вспотел, вырубив немало ступеней, и страверсировал весь снежник.
К восьми часам были уже в лагере. Ленц сделал много снимков на Стене. Геолог вытащил из карманов небогатые образцы. Поужинали и спать.
15 июля. Солнышко, часто прячась в густых облаках, поднялось уже очень высоко, а ишаков все нет и нет. Мы давно собрались. Ленц решил пойти вперед, поснимать. Часто идет снежок. В юрте я один. Наконец подошел Саты—Валды со связкой дров и оповестил о прибытии ишаков. Навьючили их без проволочек и — вниз.
В Тамынгене узнали, что Лукин повел большую группу красноармейцев с пика Великанова на ледник Шуровского (каким точно путем — неизвестно). Ясно одно: срок уже прошел, а они еще не вернулись.
Читаем свежие газеты. От Миши Дадиомова — никаких известий. Завтра идем на Кара–су.
Погода скверная — и дождь, и крупа.
17 июля. Утро довольно ясное. Ленц ушел с рюкзаком на перевал Даван–сай.
Я три часа жду погонщика с ишаком. Послали за ним Саты—Валды. Через час Саты вернулся и сообщил, что погонщик с ишаком ушел совсем в другую сторону, в Мын–тэке. (А ведь еще утром присылал мальчишку узнать, пойдем ли на Кара–су!) Заручившись обещанием завтра же переслать наши вещи, пошел с рюкзаком к Ленцу на перевал.
На перевале покричал Ленцу, но безуспешно. Увидел следы его сандалий. Они вели вниз по другую сторону перевала. Пошел по ним и вскоре увидел Ленца, медленно поднимающегося вверх. Он успел излазить уже все окрестные вершинки, поранить палец и наснимать много чудесных панорам.
Начал падать снег. Крупинки больно били в лицо. Склоны быстро белели. Бесчисленными серпантинами и часто спрямляя, по глубокой осыпи, двинулись прямо вниз. Спустились в чудесный арчевый лес. Снег здесь сменился моросящим дождиком. Вымокли здорово.
На слиянии светлой речки Джау–пая с мощным потоком белесой Ак–су стоит кишлак Каравший. Ленц указывает на пятнышки кибиток. Радиостанция. Оказывается, в прошлом году они два дня жили у радиста и, видимо, неплохо, поэтому он не прочь заглянуть туда и сейчас. Я возражаю, ибо кибитки глубоко внизу и нам не по пути.
Нашли пустую кибитку. Закусили. Погода не улучшается. Карату совершенно закрыта.
Перевалили гребень, отделяющий Ак–су от Кара–су. В вечернем освещении гранитные стражи Кара–су необычайно красивы.
Опять начался дождик. В кишлачке–колхозе оказался кумыс, но мы решили не задерживаться: уже начинало темнеть. Вдруг голоса: «Да ведь это же Абалаков! Эй, друзья, заворачивайте сюда!» То были прошлогодние знакомые, рабочие. Киргизы смеются, глядя на наши трусики. Но кумысом угостили на славу.
Вчетвером в темноте, под дождем пришли на базу. Радушная встреча. Знакомые лица и хороший ужин.
Леонид немного поболел, но сейчас самочувствие у него хорошее. От Миши никаких вестей.
19 июля. Хотели было послать за вещами носильщика (есть такой сверхмощный Ашур, который за день берется перетащить все вещи), но нас отговорили, убедив, что завтра ишаки с вещами будут обязательно.
Ходили на гребень. Подъем значительный, панорамы широчайшие.
Опять испортилась погода. Занесло Пирамидальный пик. Из черного он превратился в белый.
Гутман ушел в Тамынген, захватив с собою рюкзачок. Тяжеловато ему будет, ибо ноги он стер порядочно.
22 июля. Вышли после завтрака, да еще отдохнув изрядно. (Наши вещи пришли вчера).
Тропинка вьется левым берегом, по скоро выходит из арчевого леса и дальше идет над ледником. Справа нависают отвесные стены. Затем 'показывается крутой, во не широкий ледопад Ак–су.
На третьем участке задержались. Геологи начали разговор, видимо, надолго. Идем с Ленцем вперед. Вот уже и цирк. Но где же лагерь? Наконец обнаружили его: на моренном бугре пара палаток.
Долго возились с костром и чаем. К вечеру подошли и остальные.
Швейцарский антифашист, участник многочисленных альпинистских походов Лоренц Саладин
24 июля. В шесть утра вышли с Ленцем на северную стену. Особых трудностей не встретилось, хотя верхняя стенка оказалась довольно крутой. Идем все время на кошках. В 7.30 были уже на гребне.
Пошли к Пирамидальному. Ленц решил траверсировать вершину, вставшую на нашем пути. Я не возражал, хотя и не был с этим согласен. Попали в целый ряд кулуаров и гребней. К 12 часам Ленц уже настроился против подъема по северному гребню. Пытаемся с порядочными опасностями страверсировать крутой обледенелый склон к гряде скал. К двум часам мы на скалах. Скалы оснежены и сложны. Ясно, для подъема на вершину времени мало. Идем обратно, затем на соседнюю вершинку. Вдали виден пик Коммунизма.
Спускаемся к вечеру. Долго возимся с первой крутой стенкой, перелезаем два бергшрунда.
25 июля. После чая спустились к третьему участку. Здесь узнали печальную новость — заболел Гутман, лежит в Варухе, температура 40°. Сходили на базу. По радио узнали: Гутман в Исфаре в больнице.
Погода портится. После обеда вышли на Ак–су. Подъем крутой, но приятный. Сперва среди арчевого леса, затем по лугам.
Лагерь на ровной полянке у светлой речки. (Ленц едва не увел нас выше по леднику, мимо лагеря).
Варим ужин. Плотно поев, засыпаем в уже расставленной палатке на полушубках.
26 июля. Рассвет. Неприятно забарабанила снежная крупа по крыше палатки. Облака сели на вершины. Ничего не остается, как продолжать спать.
Прояснилось довольно поздно. Вышли в цирк ледника. До конца не дошли, ибо опять посыпал снег и закрыло всю грозную стену. Пробовали исследовать это Место, но безуспешно. Пришлось повернуть обратно.
Опять разорвало тучи. Принялись лазать и обследовать ближайшие гранитные скалы. Ленщ очень оживлен и старательно ловит на фотопленку эффектные кадры. Идет снег. Через полчаса мы начали спуск вниз.
В лагере благодушие. Получили радиограмму от Миши.
Спим на воздухе. Над нами — красивые облака с лунными просветами.
27 июля. Встали в шесть часов. Лагерь еще спит.
Ленц, несмотря на некоторый опыт относительно наших темпов, начинает терять терпение. Лошади не оказалось и ишака тоже. Решили взять носильщика. Увидев два рюкзака, тот поначалу отказался, но потом все же согласился, правда с уговором взять под груз одного ишака.
До ледового колхоза дотащили вещи с нашей помощью, а затем Султан (наш носильщик) привел нам погонщика с ишачихой и чудесным маленьким ишачонком. Пошли, сверх ожидания, очень быстро. Вскоре погонщик неожиданно взгромоздился поверх двух рюкзаков. Изумление Ленца не поддается описанию: «Эй, уртак, ишак помирать будет!» Но уртак лишь самодовольно улыбается.
Джиптык. Дальше уже знакомые места.
Тучи надвигаются с хребта. Вскоре пошел дождик и стало совсем прохладно. После поворота на восток встретили двух киргизов с Кара–су. Ишак было начал сдавать, но один из киргизов стал так нещадно колотить его палкой, что ишак побежал рысью. Однако у первого урючного сада он окончательно сдал. Даже падал два раза. Пришлось стать на отдых. Закусили молоком и хлебом. Когда двинулись дальше, погонщик вновь спокойно уселся поверх рюкзаков на ишака. Мы с Ленцем ушли вперед, чтобы не видеть этого.
Наконец, последние километры и последний, по счету шестой, дождь с вихрем, промочивший нас насквозь.
Приветствуем лагерь ТПЭ и спешим к себе, ибо уже семь часов, а машину мы вызывали на шесть. Однако какая наивность! Машины, конечно, еще нет. Ее ждет с утра сам коммерческий директор, и все же ее нет. Возникли опасения за нашего бедного ишака. Не задержит ли он нас с отъездом? Не опередит ли его машина? Дождь разразился с новой силой. Это, видимо, освежило ишачиху, и она, семеня ножками, наконец появилась на базе. Чуть позже пришла и машина.
Большая удача: выйдя в девятом часу утра, мы в 11 часов вечера уже были в Исфаре. Опять знакомая комната на базе ТПЭ и койка вместо земли, подушка и простыни вместо спального мешка.
28 июля. Погода необычная. Едва мы принялись за мороженое, как по фанерной крыше ресторана оглушительно застучало и тотчас же градины, словно пули, защелкали по земле, деревьям, крышам, людям, животным. На улице паника. Наш ресторанчик разгромило нещадно. Полетели занавески, клеенки, запрыгали по полу «ядра», почти с куриное яйцо. Листья зеленым дождем полетели вместе с плодами. Ленц ахал и охал, сожалея, что не взял с собой кинаму, и щелкал с досады лейкой.
Разговаривали с геологом. Выяснилось, что нашей прошлогодней работой остались довольны. Вечером встретились с Леонидом.
3 августа. Мы уже во Фрунзе. На юге новый для нас Киргизский хребет.
Встречает Миша Дадиомов. От радости обнимаемся на ходу. Куча вопросов–расспросов.
Через 15 минут мы были в городе, в Доме декханина. Чисто, просторно.
Попытка уехать сегодня же в Каракол оказалась, конечно, наивной. Успели лишь сдать багаж. Отдыхаем.
4 августа. Аудиенция в республиканском Совнаркоме. Встретили нас очень радушно. У них побывала группа А. А. Летавета, и поэтому нас уже ждали.
Беготня по городу с забавными приключениями. Ожидание автобуса на Пишпек.
Вечерком ужин в саду под дождем. Печально. Говорят, что нынче поливает необычайно часто, а в горах крутят бури и снежный покров исключительно толст и малопроходим.
Гутману стало лучше. Занялись хозяйственными покупками. Приобрели примус и казанок.
5 августа. К часу едва получили вещи и сдали их для отправки в Рыбачье.
Последний заход в Совнарком. Получили хорошую карту двухверстку и любезно распрощались.
В четыре часа выехали в Рыбачье. По пути довольно долго постояли на станции Ток–мак. Задержались и в Быстровке.
Буамское ущелье проехали в темноте и посему не имели оснований восторгаться его красотами.
Шоссе хорошее и приехали мы довольно быстро: без четверти одиннадцать уже были в Рыбачьем. Пустынно, ни одного деревца. Темнота и холодный ветер.
Заночевали в помещении для приезжающих «Киртранса».
6 августа. Утром узнали, что ночью ушел пароход. Досада великая! Ленцу не говорим, чтобы не расстраивался. (Однако, если бы даже сразу узнали о пароходе, то навряд ли уехали — нужно было предварительно переотправить багаж.)
До следующего парохода два дня. Сидеть и ждать невозможно. Решили ехать машиной. За десять минут оформили дела с багажом, поручив приемщику переотправить его. После полуторачасовых неполадок с машиной в 11 часов все же выехали.
От Рыбачьего до Каракола 235 километров. Длинной кажется дорога вдоль северного берета красивого темно–синего озера. Колхозы чисто украинского типа утопают в зелени садов. Кругом — поля, луга.
Начало темнеть. На склонах показались еловые леса. Тюб — большой колхоз — проехали уже в темноте. Отсюда, наконец, началось шоссе. Машина пошла быстрее, несмотря на то, что фары освещали дорогу слабо.
В Караколе — без четверти двенадцать. В Доме крестьянина, по уверению сторожа, мест нет. Расположились в общей для приезжающих комнате. Я и Миша предпочли устроиться на воле.
7 августа. Утром увидели во дворе знакомую фигуру Летавета. Радостная встреча с Августом Андреевичем и другими товарищами из его группы. Сидят здесь уже седьмой день. С лошадьми трудно. Они их покупают, что советуют сделать и нам. Узнали о всех важных лицах и учреждениях. На конном базаре узнали цену лошадям. Группа
Летавета завтра собирается выехать на Каракольский пик.
Алма–атинская группа отправилась к Хан—Тенгри числа 25-го, минуя Каракол, прямо из Алма—Аты. Где они сейчас, сведений нет. Остался лишь след в газетах, но далеко уйти они не могли.
Вечером сидим за пловом и наблюдаем местные нравы.
10 августа. Сходили еще раз в «Киртранс», но вещи наши до сих пор не прибыли.
Пришел паренек–киргиз Карибай и на плохом русском языке сообщил о своем желании ехать с нами. Но когда узнал, что за это ему будут засчитываться трудодни (а не выплачиваться наличные деньги), отказался. Не помогли никакие обещания обучить его альпинистским премудростям. Однако парень показался нам подходящим и мы попросили его зайти к нам еще раз. Навели справки — паренек оказался приемлемым, только, говорят, несколько ленив. Уговорили. Решили взять, чтобы не терять времени. Пусть закупает пока лошадей.
Погода стоит хорошая, хотя над хребтом хмурится.
13 августа. Явились новые караванщики Такта–сен и Израим. Если первый молчалив, ибо по–русски почти совсем не говорит, то второй на редкость юркий и разговорчивый. Он побывал в киноэкопедиции Шнейдерова, даже снимался. Был поваром в походе Елщанского. Единогласно решили взять его.
Достали письма Исполкома в более отдаленные колхозы и распределили закупочные функции между тремя караванщиками.
Израим не растерялся: взял себе два ближайших колхоза, а другие десять (отдаленных) поручил остальным. Эти уехали сразу, а Израим еще долго вился около нас, рассказывал о себе и заверял, что он–то все достанет, все сделает.
16 августа. Караванщики с лошадьми запоздали и явились лишь к вечеру. Они пригнали девять лошадей (вместо десяти). Болтунишка Израим ничего не сделал. Выяснилось, что он даже не был в колхозах, хотя уверял нас в обратном. Изобличив его во лжи, мы изгнали болтуна.
Обсудили положение и решили разделиться на две группы.
Поздно вечером, наконец, приехал Летавет со своими чадами. Обгорели здорово, но на Каракольский пик так и не взошли. Пройдя ущелье прямо на юг от Каракола, группа Летавета уперлась в цирк, явно не имеющий прямого отношения к пику Каракольскому. Взошли на стену — по их уверениям большой трудности (типа Безингийской) и исключительной длины и лишь в конце примыкающей к пику.
Маршрут, увы, оказался труден и настолько длинен, что группа решила вернуться.
19 августа. В шесть часов состоялся выход первой группы. Виталий, прибывший накануне, и Миша остались ждать задержавшегося караванщика Николая с лошадью.
Над хребтами густо клубятся облака. Бодро шагаем по дороге, за нами девять лошадей и караванщики. Дорогой встретили знакомого лесонадсмотрщика. Рассказал нам много интересного, и за разговорами незаметно дошли до Ак–су.
После Ак–су начало темнеть. Ленц не растерялся и вспрыгнул в первую проезжавшую бричку. К нему присоединился Гутман, а вскоре прыгнул и я. Начал накрапывать дождь. Едва успел вытащить куртку, пошел ливень. Тьма жуткая. Леонид сначала залез под мою куртку, потом под куртку Ленца и, наконец, под широкую шинель Карибая. Дождь, промочив нас до нитки, наконец стих.
Решили искать ночлег. Свернули влево, долго рыскали по арыкам и кибиткам. Наконец въехали в какие–то ворота и встали. Разгрузили вещи. Поставили палатку, оказавшуюся весьма просторной. Напились чаю и залегли.
Как–то наши «рубашечники» устроились? Ведь вещей при себе у них никаких нет.
20 августа. Утро опять очень хорошее. Поднялись не очень рано. Пока привели лошадей, времени прошло много. Лишь в девять часов навьючили их и в окружении киргизов вышли. От вчерашнего дождя осталась лишь легкая сырость. Карибай любезно предоставил мне свою лошадь. От Киргизташа, где мы ночевали, опять ровная дорога полями и скрывающимися в зелени поселками.
Справляемся по дороге, не проходили ли трое с вьючной лошадью? Отвечают: встречали километрах в четырех. Ребята здорово обогнали нас.
Еще вчера, после того как собрали все сведения, решили идти не Тургенем, а свернуть сразу от Бузчука (Новая Вознесеновка) в горы и двумя небольшими перевалами по более удобной и короткой дороге выйти в голову Тургеня. Учитывая эти изменения, послали догонять ребят. Ленц опять удачно подсел на бричку и ускакал вперед.
После Новой Константиновки караван пошел совсем тихо. Тактасен отлучился, а когда догнал нас, в руках его мы увидели ружье. Правда, у ружья не оказалось затвора, но Тактасен успокоил, заявив, что затвор достанет.
В Вознесеновке встретили Ленца и Карибая, а потом и остальных. Не задерживаясь, вышли дальше.
Остановились для закупки лошадей. Этим занялся Карибай.
Я сварил хорошее варенье из облепихи и барбариса. К вечеру открыли оживленный товарообмен с ближайшими юртами. Меняли всякую мелочь на молоко, кумыс, дрова. Сторговали барашка.
Карибая все нет, хотя уже стемнело. Тактасен уехал за новым ружьем и приедет утром. Долго варили мясо на жиденьком костре.
Ночью явился Карибай, закупил три лошади, однако привести их можно только утром, ибо они не подкованы.
21 августа. Утро хорошее. С аппетитом поели мясного супа. Не спеша собрались и ждем Карибая. Тактасен привез новое ружье и тоже уехал за лошадьми. Итак, сегодня выходим в горы!
Одной лошади все же нет, мы ее должны взять на сыртах.
Дорога идет ущельем, густо заросшим еловым лесом. Ель не очень высокая, но пышная и иглы длиннее, чем у нашей, северной. Ближе к сыртам дорога стала очень камениста и довольно круто пошла вверх.
Я успел вдоволь полакомиться кислинкой, — ягодой с виду очень похожей на смородину, а по вкусу на кислицу. На сыртах опять задержались. Ленц старательно носится за типажем.
Караванщики пригнали целый табун лошадей. Бригадир выбрал нам одну пегую лошадь. Теперь у нас 13 лошадей: восемь под вьюками, остальные верховые.
От сыртов вскоре свернули влево. На юг веером уходят долинки, завершающиеся оснеженными вершинками. Преодолев крутой склон, заросший низким арчевником, мы уже думали, что перед нами перевал, но, поднявшись, и убедились, что до него еще далеко.
На юго–западе показался красивой формы снежный пик. Карибай назвал его Тамет–бек–тер-баши, а перевал, на который мы вскоре поднялись, — Аши–тер (3300 метров).
С перевала дорога в основном спускается полого, но, несомненно, она длиннее, чем это указано на карте.
Опять еловый лес и широкая долина Тургень Ак–су. Долина очень красива. Внизу она окаймлена темной зеленью ельника, выше — луга и извивы гребней, а впереди крутой стеной вздымаются оснеженные пики.
Прошли немного вверх и у первой боковой речки встали на ночлег. Дров много. До ночи варим суп. Хотелось вскипятить и чаю, но помешал дождь. Залезли в палатки: мы пятеро в большую, караванщики в маленькую. Дождь разошелся и лил, вероятно, до полуночи.
22 августа. Утро холодное и не очень ясное. Кругом все заледенело.
Лошадей поблизости не оказалось. Нашли лишь одну, и на ней Тактасен отправился на поиски остальных. Отыскал их совсем в другой стороне, в лесу на склоне. Зато в долине Тактасен обнаружил группу Летавета.
Слегка закусили и двинулись дальше. До широкого ущелья, идущего справа (орографически) доехали очень быстро, свернули и сразу же начали забирать вверх.
Погода испортилась. Долину Тургень сплошь заволокли мрачные тучи, дождь снизу подбирается и к нам. Воздух, насыщенный парами, поднявшись, сразу превращается в волнистые облака, которые быстро бегут вверх по склону.
Лес кончился, далеко на восток уходит безлесная долина. Мы сворачиваем направо в новое ущелье. Впереди белая пологая вершинка. Перевал направо. Однако первая ложбинка слева (орографически) целиком замыкается барьером белоснежных вершин. Идем во вторую.
На перевале нас крепко запорошило снегом. Вначале недоумевали — куда же переваливать? Кругом или скалистые гребни, или снежные стены.
Лишь когда вошли в самый цирк, слева показалась осыпь, занесенная свежим снегом. Подъем серпантином; местами он довольно крут и сыпуч. Лошади скользят на мокром снегу, но в общем преодолевают склон неплохо. Лишь одна сползла с тропы, упала и стала съезжать. Дело кончилось бы печально, если бы я не подоспел на помощь к Тактасену.
Южный склон менее крут. Лошади сошли легко. Горы пошли более отлогие и низкие. Все вокруг поросло травой. Но леса нет совершенно. Здесь, в Оттуке, нас в третий раз запорошило снегом. Снег валил часа два. Мы с Леонидом шли пешком. Кругом вода, ноги промокли и, когда мы взобрались на лошадь, мгновенно стали замерзать.
Далеко слева осталось боковое ущелье, по которому проходит путь с перевала Чоп–ашу (им же пошел и Летавет). Позади осталось и второе ущелье (поворот на перевал Беркут).
Остановки днем так и не сделали, тщетно надеясь доехать до арчи.
Оттук резко поворачивает влево. Справа подходит долина реки Кашка–су. Здесь встали на ночь, хотя время было раннее — 5 час. 20 мин.
К вечеру прояснилось, стало прохладно (высота 2900 метров). Закусили мясом, напились чаю и залегли.
23 августа. Еще вчера вечером узнали интересные новости от брата Тактасена, недавно приехавшего из Инылчека. Оказывается, в Инылчеке очень большая вода (возможно, прорвало озеро). Через Тюз, говорят, дорога хорошая.
Сегодня сведения подтвердились. Пришли новые киргизы, в их числе брат Карибая, орденоносец. Решили ехать через Беркут на Тюз.
Выехали в 9 час. 20 мин. Возвращаемся обратно к реке Беркут. (Вчера на перевале Кара–гыр мы решили ехать низом по мосту и дальше Инылчеком.) На первом же броде я выкупался — благо еще солнышко греет… До реки Беркут километра четыре. Долина реки такая же безлесная, встречаются кибитки. Ушел далеко вперед, чтобы поскорее увидеть панораму.

 

На фоне темного неба резко выделяется своим белым конусом:
пик Хан—Тенгри

 

Панорама открылась чудесная. Виден не только Хан—Тенгри, но и другие изумительные вершины, особенно в районе Куй–лю, высотой около 7000 метров. Бассейн Сары–джаса представляет собой обширную пустынную котловину. На юго–востоке хребет Сары–джас белыми языками ледников сползает на плоскогорье. Пик Хан—Тенгри резко выделяется белым конусом с прожилками окал.
Ленц с энтузиазмом производит фото– и киносъемки. Облака заслоняют вершины. Ленц упорно выжидает, когда они очистятся и снова засияют белизной.
В трусиках холодновато, ветер пробирает насквозь; чтобы согреться, мчусь бегом. Дорога хорошая. Вскоре добежал до травянистых склонов и внизу, в выемке, увидел наш караван.
Пологая часть кончилась. Страверсировав два ущелья, начали спускаться. Лошади петляют, упорно не желая спускаться по прямой. Приходится бегать за ними и гнать в нужном направлении. Особенно долго возились с лошадью, навьюченной рюкзаками; три раза перевьючивали ее.
По красивому ущелью реки Беркут (восточный) с ярко–зелеными склонами и темно–бурыми скалами быстро добрались до долины Сары–джаса. Белесая, довольно широкая речка спокойно катит свои воды. Пологие склоны безлесны и пустынны.
Я опять ушел вперед. Но мне не повезло: когда пытался перепрыгнуть через речку, под ногой подвернулся камень и я с разбега ухнул в воду. Хотелось пробежаться и согреться, но на мою беду ребята решили расположиться на ночлег. Полянка действительно неплохая. На склоне оказался карашивак (мелкий кустарник, пригодный для топлива).
Разожгли костер, сварили неплохой обед. Небо затянуло тучами, пошел мелкий дождик.
24 августа. Утром на том же карашиваке вскипятили чай. Нашли лошадей, которые, как всегда, ушли далеко, навьючили их и пошли опять вверх по Сары–джасу.
Погода облачная, но дождя нет. Склоны долины постепенно понижаются и отступают, долина становится все шире.
Поднялись на плоскогорье. Вновь виден Сарыджасский хребет. Третья речка слева (орографически) действительно оказалась Тюзом. С плоскогорья спустились прямо к ее впадению в Сары–джас.
Найденное нами место брода через Сары–джас не понравилось Тактасену, и он пошел выше. На новом месте Лени первым погнал свою лошадь в воду, за ним Тактасен. Первая струя самая быстрая и глубокая. Лошадь наполовину скрылась, но почти сейчас же выпрыгнула на камень. Дальше переправа пошла более легкая.
Ветер резкий и холодный. Ждать на берегу, предвкушая холодную ванну при леденящем ветре, — удовольствие небольшое. Ленц на том берегу приготовился к съемке. Мы двинулись последними вслед за удачно переправленным грузом.
Долина Тюза еще более унылая и голая. Пошла снежная крупа. Опять встретили карашивак и наломали его на вечерний костер.
Караван медленно двигался по леднику Инылчек
К вечеру заметили на склоне человека, затем лошадь и, наконец, две палатки. «Это наши охотники», — говорит Тактасен. Вскоре к нам подъехал всадник, оказавшийся его братом. Тактасен начал поворачивать к палаткам, уверяя, что там проходит дорога. Когда же мы подъехали к палаткам, он остался там, обещав нагнать нас к ночи, ибо мы твердо решили двигаться дальше.
Черная туча затянула небо и разразилась исключительно обильной снежной крупой. Часам к пяти доехали до первой развилки в начале Сарыджасского хребта.
Через час встали на ночлег против поворота на перевал Тюз. Снег ударил снова. Тучи безнадежно заволокли все кругом. Сидим в палатках, лишь подоспевший Тактасен упорно старается вскипятить чай, раздувая костер. Вымок крепко, а чаю напились мы все же некипяченого. Так и заснули под шум вьюги.
26 августа. Утро порадовало. Голубое небо. Взошло солнце и быстро все обогрело и подсушило. Удалось даже вскипятить чай.
Немного раньше каравана мы вышли с ледорубами к перевалу: если будет нужно, прорубим дорогу. Стало жарко. Снял куртку.
Долина свернула налево к востоку. Тропа пошла круто вверх по осыпи в обход скалистого льда. Справа два снежных языка, перегороженных острой гривкой. Куда сворачивать, вправо или влево? Мы решили в пользу правого языка, Виталий пошел левым. Забравшись на морену первого ледничка, нашли тропу и долго кричали Виталию, но безрезультатно.
Подошел караван. Виталий излазал снежный склон, который не стал от этого более пологим. Кое–где подрубили лед, но первая же попытка провести по прорубленному льду лошадь убедила нас, что просто по снегу, зигзагами, лошади идут лучше.
Особенно упорно прорубали повороты. Именно на них или около них и получались аварии. (Первая лошадь скатилась метров на 40–50.) После этого повели лошадей более осторожно, особенно тяжело груженных. Каждую лошадь с гиканьем, понуканием тащили человек пять. Часто останавливались: люди и лошади быстро задыхались. Снег повалил сплошной завесой, но лошади все же скользили по льду. Доволен был один Ленц: он все время снимал исключительные кадры.
Наконец все лошади были вытащены на более пологий склон и до самого перевала дошли уже без приключений. Провозились два с половиной часа на перевале. Панорамы никакой. Кругом серая пелена. Видимость на 100–200 метров.
Спуск пошел круто, но тропинка хорошая, хотя и присыпана снегом.
Я ушел вперед и уже на травянистой площадке дождался караван. Снег толстым покровом закрыл траву, липнет к копытам лошадей.
Караванщики не решаются на неизвестный им спуск. Мы пошли вперед: я направо, Виталий и Леонид налево. С лошадьми остались Миша и Ленц. Миша вдогонку кричит, чтобы я далеко не уходил.
Из–за снежной пелены видимость ограниченная, но насколько видно — спуск возможен. Вернулся обратно — каравана нет. Решил, что караван пошел на спуск, и побежал вниз. Вскоре нашел тропу и двинулся по ней. Тревожит логовинка, по которой пошли Леонид и Виталий. Она переходит в узкое ущелье и притом очень крутое; внизу шумит поток. Будет совсем плохо, если и караван туда попадет.
Вышел из зоны снега. Дождик. Внизу в широкой долине видны рукава Инылчека и противоположные обрывистые и заросшие елью склоны с глубокими боковыми ущельями.
На нижней терраске, чтобы укрыться от дождя, встал под нависающий камень. Смотрю по сторонам в надежде увидеть караван или людей. Ниже Инылчек поджимается к правому берегу. Скверно будет, если Тактасен поведет караван по этому пути. Однако подняться берегом возможно: он опускается несколькими отлогими террасами.
Стою очень долго. Наконец влево на равнине увидел двоих. Пошел навстречу. Виталий и Леонид.
— Караван не видели?
— Нот.
— Он за вами в ущелье не спускался?
— Куда там! Сплошной водопад, сами едва выбрались.
Решили разведать — сходить к языку ледника. Там должен быть лагерь алма–атинских альпинистов. По старым, иногда заросшим руслам шагать легко, хотя я уже намозолил себе ноги. Ледник бурыми моренами солидно выпирает в долину. По характеру он очень напоминает ледник Федченко.
Кричим — ответа нет. Прошли до самых морен — никого. Куда они девались? Возможно, ушли за восходителями. Вернулись назад. Залезли на склон. Нашего каравана нигде нет…
Время к вечеру. Что делать? Решили идти вниз, ибо предположение, что Тактасен пошел знакомой тропой вправо, показалось наиболее реальным. Разделились по террасам: Леонид пошел верхней, Виталий ниже, я самой нижней. Виталий кричит почти без перерыва — ответа нет.
Я к тому времени нашел глубокий каменный навес, и мои коллеги с грустью должны были согласиться на холодную ночевку. Нарвали травы, заложили по возможности одну сторону от ветра и улеглись, плотно прижавшись друг к другу. На нас только курточки. Большую часть ночи дрожали.
Я лежал и вспоминал подобную ночевку на леднике Федченко, когда мы так же налегке оторвались от каравана…
26 августа. Встали, конечно, очень рано. Чудесно: Запад ясен и тучи явно отступают на восток.
Я решил идти наверх до тропы, посмотреть следы. Ребята тоже пошли снова вверх. На тропе никаких следов не обнаружили. Стало ясно, что они заночевали на склоне.
Пошел вверх по тропе. Дошел до снега и здесь вдруг заметил всадника — это был Миша. Короткое объяснение. Оказалось (это и нужно было предполагать), лошади скользили и они не решились спускаться. В подробности я входить не стал. Было слишком досадно. Махнул рукой, чтобы шли за мной, и повел их зигзагами вниз. Снег кончился и спуск стал совсем прост. У низа встретились с Виталием и Леонидом.
Остановились на равнине в трех километрах от ледника. День чудесный. Варим, жарим, загораем.
Я сделал первую акварель пика Нансена. Получилось более тяжеловесно, нежели в натуре.
Понемногу восстановилось прежнее дружелюбное настроение. Оно окончательно закрепилось после доброго ужина.
27 августа. Сборы, пересортировка всех вещей и продуктов отняли много времени, поэтому вышли к леднику не рано. Сторожить лагерь остался Тактасен. Попрощались с ним, дали наставления и двинулись с шестью гружеными лошадьми.
Путь среди моренных бугров легок. Вышли к довольно большому озеру. Ленц, конечно, поспешил заснять его во всех направлениях.
Дальше дорога пошла сложнее. Я сходил к правому (орографически) берегу и выяснил, что проходимость рандклюфта слабая. Однако караван вышел как раз к этому месту (четыре–пять километров от языка). Пришлось делать тропу и с большим трудом проводить лошадей. Выше рандклюфт оказался лучше и лошади пошли совсем легко.
Часа через полтора увидели палатки: лагерь алмаатинцев. В лагере лишь один киргиз. Он сообщил, что алма–атинские альпинисты ушли на восхождение 12 августа с караваном из восьми лошадей. 24 августа они должны были вернуться. Сегодня 27, а от них нет никаких известий.
Киргиз показал дорогу но леднику. Мы предложили ему поехать проводить нас. Он не возражал, но хотел дождаться своих товарищей–караванщиков, которые ушли искать лошадей. Мы подождали. К нам присоединился русский паренек, и мы тронулись дальше.
Вдруг сзади шум пропеллера. Самолет! Летит очень высоко, пролетел и скрылся на востоке. Затем полетел обратно. Ленц снимает.
Сброшен вымпел. Мы бросились искать. Но не так–то просто найти его в моренах. Самолет спустился ниже. Мы машем штурмовками и зорко смотрим, стараясь заметить место падения второго вымпела. Искали долго, но все же нашли.
Текст не очень ясен. Беспокоятся отсутствием алма–атинской группы, предлагают нам ряд условных фигур, по которым они могли бы узнать о состоянии разыскиваемой группы. Стало ясно, что до Хан—Тенгри самолет или не долетел, или никого там не обнаружил.
Мы сами ничего не знали о пребывании алмаатинцев, поэтому и фигур изображать не стали. Самолет пролетел над нами еще несколько раз и скрылся.
Встретили двоих верховых. Один бородатый, лучший проводник. Второй помоложе. Они заехали близко к озеру Мерцбахера, лошади посбивали там ноги и с трудом выбрались обратно. В результате обмена мнениями бородатый поехал в лагерь, а молодой присоединился к нам.
Дорога пошла хуже. Крутые подъемы и довольно опасные спуски. Пришлось каждому взять по лошади. Времени уже много. Наши новые проводники говорят, что засветло до зеленой Полянки нам не добраться. Поэтому, когда набрели на травянистую луговинку, я предложил заночевать на ней. Тут же оказался карашивак.
Развели костер, сварили суп. Новый провожатый повел нас на высокую морену, с которой показал, хотя и не совсем ясно, дальнейший путь. Долго еще беседовали с ним у костра на разные охотничьи темы.
28 августа. Утро хорошее.
Напились чаю и распрощались с нашими новыми проводниками. Карашивак нагрузили на лошадь (экономим керосин) и двинулись опять рандклюфтом. Срезы местами очень круты. Прошли их удачно.
Поворот на ледник. Ленц ушел вперед. Ему кричали, он махнул рукой, но все же на ледник не вышел. Идем хорошо, круто пересекая ледник. На той стороне видна желтая полянка, на нее мы и ориентируемся. Ленц не показывается, я предполагаю, что он ушел снимать озеро.
Не доходя серой морены левого берега, опять услышали шум мотора. Самолет несколько раз пролетал над нами, но на этот раз ничего не сбрасывал. Алмаатинцы еще, очевидно, не обнаружены.
Пересекли серую морену вблизи полянки и вышли на черную очень ровную морену. Ну, теперь — как по шоссе. Лошади пошли резвее.
Хан–тенгрийский хребет будто ледорез разрезает Южный Инылчек, отделяя его от Северного, и сразу крутыми ребрами поднимается на большую высоту. Кое–где появляется лед.
Северный склон почти отвесными, но оснеженными стенами падает к леднику. Лавинные желоба дают склонам богатую гофрировку, создают разнообразие форм и фантастически красивую картину.
Южный склон менее оснежен, но рельеф его тоже богат, а отдельные вершины исключительно внушительны крутизной своих склонов.
Неожиданно на леднике показалось облако. Без всякого шума, оно разрослось и перекинулось через весь ледник к противоположному склону. Перед самым нашим проходом прошла почти бесшумная лавина. Черная морена начала все более погружаться в снежный покров. Обнажения льда стали богаче, по обеим сторонам выпирая сераками.
Нашел переход на лед. Ребята давно уже идут в очках. Я же свои сразу не достал, а задерживать караван не хотелось, и поэтому перешел на соседнюю морену и иду по ней.
Ледяная полоса постепенно отходит вправо, явно вытекая из большого бокового ледника Комсомолец. Нужно теперь искать переход со льда на морену. Я нашел его. Но Леонид воспротивился, стал уверять, что переходить нужно дальше, что по льду хорошая дорога и т. д. Доказывать ему было бесполезно. Поэтому я не возражал, но решил немножко проучить его и крикнул:
— За переход ответственный Леонид!
Леонид вскипел:
—Ну и переведу сам, сам все сделаю…
Лошади прошли еще порядочно. Леонид все бегает, но перехода нет. Лошади встали. Миша не знает, куда с ними податься. Виталий с Ленцем где–то отстали. Леонид скрылся. Выжидаю. Лошади стоят. Леонид вернулся и растерянно пошел вниз. Пришла очередь действовать мне. Довольно быстро нашел переход, крикнул караванщику, чтобы вел лошадей. К смущению Леонида, мы быстро перевели их. Леонид приумолк. Нотации читать было не к чему.
Я ушел несколько вперед просмотреть путь. Лошади должны были выйти на морену по сравнительно нетрудному пути. Вдруг раздался Мишин крик: «Лошадь упала в озеро». Бегу. Маленькое озерко. В середине голова лошади и куст карашивака. Карибай и Коля суетятся вокруг, но тщетно: края круты и лошадь вылезти не может. Отвязали два веревочных повода и с их помощью кое–как выволокли лошадь.
Виноват Карибай, отвязавший ее. Лошадь, конечно, предпочла идти по ровному месту (озеру), нежели лезть куда–то в гору. Выкупались наши рюкзаки. Я отыскал сносную площадку. Развьючили лошадь, принялись срочно отжимать, разбрасывать по камням и просушивать вещи. А время уже к вечеру, темнеет. Все мои вещи, в том числе и спальный мешок, промокли до нитки.
Подошел Виталий. Влезли на бугры и начали призывно кричать Ленцу. Вот еще номер — Ленц потерялся! Уже к самому вечеру заметили его, быстро шагающего по льду. Ответный крик — и вскоре длинная фигура, весьма легко одетая, появилась у лагеря.
Сварили на подмокшем карашиваке суп и улеглись спать.
29 августа. Встали довольно рано с тем, чтобы дойти до Хан—Тенгри и вернуть лошадей на полянку. Поэтому овса засыпали порядочно.
Вскипятили чай, позавтракали и уже хотели двинуться в путь, как услышали голоса, а вскоре показались люди. Алмаатинцы!
Зовем их к нам в лагерь! Вначале они замялись, но затем подошли к нам, оставив рюкзаки внизу. Вид у них суровый: обросли, обгорели, оборвались жутко.
—Ну как, можно поздравить с вершиной? — спрашиваю я.
— Да, вот трое взошли 24 августа.
— И как, тяжеленько?
— Да, погода мучила и пить было нечего; все снег глотали.
Пошли расспросы с обеих сторон о пути. Они, оказывается, шли прямо в лоб no ребру, левее пути Погребецкого. Говорят, путь технически совсем прост, скалы ступенчатые и осыпи. Продвигались со ступеньки на ступеньку.
—Но все же тяжело было, — признается их начальник Колокольников. — Если бы не категорическое задание, наверное, не взошли бы.
На вершине, говорят, были в тумане, оставили банку из–под дымовой шашки. Кроме того, мне они сказали, что выложили тур из камней на западных склонах, а ребятам сказали, что оставили горку из крючьев и карабинов.
Мы сфотографировали тройку героев, у одного из которых сильно поморожены руки.
На прощание алмаатинцы сообщили нам, что бросили много продуктов у подножья и в двух местах выше, а в верхнем лагере оставили палатки. Тепло распрощались со взаимным обязательством писать. Тут опять раздался шум мотора. Становись, ребята, в круг! Все выстроились (вместе с лошадьми) и машут руками: дескать, опустились, живы!
Выехали мы довольно поздно. Морена опять кончилась. Перешли на лед и долго лавировали между промоин, пока не вышли на более ровный лед. Хан—Тенгри уже виден, особенно хорошо — знакомый по фотоснимкам его южный гребень.
Длинный и утомительный ледниковый путь. Лошади вязнут в снегу. Я и Ленц ушли вперед. Наконец удалось перейти поток и цель кажется уже близкой. Но расстояния в горах обманчивы, и мы идем еще очень долго.

 

Стена пика, под которой проходит путь к ребру Хан—Тенгри

 

Начались трещинки, сначала небольшие, затем шире и, наконец, одна лошадь (опять виноват растяпа Карибай) рухнула в трещину. Мы вернулись на крики. Над трещиной — лишь голова. Вылезти лошадь, конечно, не может. Особенно сильно увязли задние ноги. Первые энергичные попытки вытащить ее ни к чему не привели. Лошадь настолько вымоталась, что была уже без сил. Пришлось вырубать ее, как пароход из льдов: подкопались, подвели под живот веревку и тогда, и то не сразу, выволокли измученное, трясущееся животное. Дальше пошли осторожнее. Каждую лошадь вели отдельно, ибо трещины все разрастались.
И вот мы, наконец, напротив лагеря алмаатинцев. Суровым конусом высится перед нами Хан—Тенгри. Подойти к опустевшему лагерю оказалось невозможно: едва лишь лошади свернули по направлению к нему, как немедленно увязли в снегу по брюхо. Пришлось разгружаться. К месту лагеря алмаатинцев пошел Виталий, а за ним и Карибай; он слышал разговор при встрече с ребятами и мудро решил, что палатке пропадать не к чему, лучше в ней еще пожить. К ним на помощь отправились и мы с Мишей. Обратно шли тяжело груженные. Карибай запасся не только палаткой, но и солидным количеством сахара и конфет.
Лошадей накормили овсом, погрузили на них почти пустую тару, дали наставления Николаю и Карибаю, чтобы они 12 сентября были на полянке Мерцбахера, ждали нас, берегли лошадей и охотились на теков. Тепло распрощались, и Ленц заснял из раствора нашей чудесной палатки удаляющийся караван.
Итак, мы под Хан—Тенгри.
Виталий раздваивает найденную лыжу и мастерит сани. Остальные готовятся к завтрашнему походу.
30 августа. Утро хорошее. Встали не спеша.
Виталий погрузил на самодельные сани три ящика и двинулся. По мерзлому снегу тащить сани оказалось довольно легко. Мы собрали все остальное и солидно груженные вышли к подножью ребра пика Чапаева.
Свой лагерь мы устроили немного выше «алма–атинского», ибо последний был сильно загрязнен. Кругом белая пустыня. Лишь отвесные скалы свободны от снега. Около самой палатки протекает ледниковый ручей. Усиленно варим и жарим. К вечеру отсортировали питание к восхождению.
План восхождения существенно изменили: при сносной погоде и достаточно приличном самочувствии решили не спускаться, а сразу же пойти на вершину.
Взяли концентраты, шоколад, сухие фрукты, орехи, магги, сыр, манку, вермишель, сухари и, конечно, консервы. Леонид еще прихватил банку масла, что было бесполезно, ибо масло прогоркло.
До выхода еще успели подремать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Назад: 1936
Дальше: Из штурмового дневника