Кветцалли и забыла, каково это — когда жрецы обращаются к тебе с уважением. С тех пор, как ее объявили плотью, из всего ее народа лишь у двоих человек находилось для нее доброе слово: у брата и слуги, Ихтаки. Теперь она снова вспомнила, что значит уважение. Она была родом из одной из древнейших семей империи. Ее предок одним из первых отведал пурпурного мяса.

Все это теперь вернулось. Рабыни искупали ее, разрисовали ее обнаженное тело масляной черно-синей краской, от которой будет отскакивать кровь избранного.

Вокруг бедер ей обернули белоснежно-белое шелковое покрывало, которое еще никогда не надевали. Рабыни унизали руки тяжелыми золотыми браслетами. Роскошный воротник из золота и древнего темного жадеита тяжело холодил плечи. Она задумчиво рассматривала тонкие черные линии, лежавшие между жадеитом и золотой окантовкой — это была запекшаяся кровь. Отчасти она была древней, как возвышавшаяся перед ней пирамида. Кветцалли стояла вместе с другими жрецами под балдахином из тысячи перьев. Это было место последней молитвы, где рабы надевали на них роскошные одежды, а они, опустив голову, готовились к тому, чтобы предстать перед богом.

Рабыни набросили на нее расшитый перьями плащ, который она так давно не надевала, закрепили воротник боковыми завязками. Под конец волосы подняли с помощью золотых гребней, украшенных извивающимися змеями. Она была готова.

Все взгляды были устремлены на нее. Она чувствовала былое уважение. Казалось, будто она никогда и не уходила.

Раскрашенный черной краской хранитель клинков, проводивший избранных через пасть змея, подошел к ней, благоговейно поклонился и обеими руками протянул древний жертвенный нож.

— Дочь змея, отними одну жизнь, чтобы даровать другую, — торжественно, как того требовал ритуал, произнес он.

— Моя рука ляжет на бьющееся сердце героя, если твой клинок достаточно остер, — торжественно ответила Кветцалли. Она не забыла ни слова. Она снова стала прежней, словно никогда не была игрушкой для воинов-ягуаров. На протяжении многих веков женщины ее семьи были жрицами. Стоять здесь — это венец всего. Здесь она была полностью самой собой.

Кветцалли приняла жертвенный нож, обсидиановый клинок которого был цвета темного лесного озера. Он привычно лег в руку, несмотря на то что казалось, будто с тех пор, как она в последний раз держала его в руках, прошла целая жизнь. Охотница могла приносить в жертву тех, кого привела в храмовые сады. Большинство не пользовались этим правом, но для Кветцалли это было честью — закончить то, что начала во имя Пернатого змея.

Размеренным шагом она начала подниматься к жертвеннику. Она шла одна, полностью сосредоточившись на своей задаче. За ней мог идти лишь хранитель клинков, да и он должен был соблюдать дистанцию.

И только когда они прошли половину лестницы, она заметила, что все не так, как обычно. В огромной пещере царило странное беспокойство. Но Кветцалли не отводила взгляда от конца лестницы. Все ее помыслы должны были быть устремлены лишь на Пернатого змея. Она думала о белой коже и о том, как нужно разрезать кожу под ребром, у самого сердца. О том, как она должна будет просунуть руку под ребрами наверх, чтобы коснуться бьющегося сердца. Сердца Володи, который обнимал ее своими сильными руками, когда для собственного народа она была лишь плотью.

Но теперь обо всем этом нужно забыть. Один надрез… последнее сердце — и она снова будет принадлежать к касте жрецов Пернатого змея. Прошлое будет забыто. Будет ли это она? Она поднялась почти до самого верха лестницы. Увидела жертвенник, на котором лежал привязанный Володи. Увидела четырех стражей, стоявших с четырех сторон. По одному на каждом углу платформы. Два рыцаря-орла и два воина-ягуара. Кветцалли знала, что среди ягуаров говорить о ней будут всегда. О жрице, которая когда-то была плотью. Ничего не будет как раньше. Глупо цепляться за подобные перспективы.

Она поднялась на последнюю ступеньку. Володи повернул голову и посмотрел на нее. Ничего не сказал. В его глазах она прочла то, что никогда нельзя выразить словами. Он узнал ее и снова отвернулся.

Жертвенник представлял собой колонну высотой до колен. Бедра Володи лежали на колонне. Руки и ноги были опущены и привязаны кожаными ремнями к тяжелым золотым кольцам в полу. Взгляд Кветцалли скользнул по мышцам живота, поднялся к ребрам. То, как его привязали, облегчало задачу сделать надрез, позволявший добраться до сердца.

«Воль Оди», — подумала она. Он вернулся ради нее. Ее брат, Некагуаль, рассказал ей, как ему удалось заставить друснийца добровольно войти в храмовые сады. Воин выбрал ее, предательницу, которая хотела соблазнить его и убить, но потом все же не смогла сделать этого. Он выбрал бывшую жрицу, тело которой было изуродовано шрамами, когда мог получить любую женщину храмовых садов. Он был нежен и чуток с ней. Он знал, что спасти ее — значит погибнуть самому. Ни один цапотец никогда не рисковал жизнью ради нее. Кветцалли не знала, что он нашел в ней. Почему он так поступает. Она знала лишь, что никогда не узнает этого. У них обоих нет будущего.

Непривычный шум заставил Кветцалли поднять голову. В пещере развязалась настоящая битва. Что это значит? Необычная акустика этого места искажала звуки и заставляла их казаться далекими, однако чужие воины приблизились к пирамиде уже почти на двести шагов. Они двигались вдоль кровавого пруда, даже не догадываясь, насколько сильная опасность им угрожает.

Володи рассказывал ей, что он был полководцем в королевстве Арам. Может быть, его король пришел ему на помощь? Тогда еще в этот же час бессмертный расстанется с жизнью.

Кветцалли поглядела на роскошный жертвенный кинжал. Решение было принято. Она освободит Володи, а потом, возможно, умрет вместе с ним! Друсниец напряг мышцы живота, чтобы поднять запрокинутую голову и посмотреть на нее. Он смотрел на нее снизу вверх. Без страха! Даже теперь он все еще ей доверял. Она не может предать его.

Кветцалли пожалела, что не владеет его языком и не может предупредить его о том, что собиралась сделать. Все должно произойти очень быстро! Она перережет путы на руках, потом освободит ноги. Четверо воинов напряженно наблюдали за сражением. Чужаки прорвали боевой строй храмовой стражи. Во главе сражался мужчина в роскошном шлеме-маске. Он дрался, как берсерк. Никто не мог противостоять ему. Между ним и пирамидой стояла лишь горстка ягуаров.

— Убей его и позови змея, — приказал хранитель клинков за ее спиной.

Кветцалли подняла жертвенный кинжал.