Шайя не знала, сколько времени ее продержали взаперти. Несколько часов? Несколько дней? Холод пронизывал до самых костей. Раньше она думала, что это невозможно, но теперь она тосковала по времени, проведенному в козьем хлеву. Там хотя бы был свет. И тела животных давали тепло.

В этой камере царила темнота. Должно быть, она находилась где-то внутри скалы. Девушка уже не помнила, как именно попала сюда. От боли горела каждая клеточка тела. Но воспоминания спасли ее. Не только об Аароне. Еще о том, как она танцевала для отца на большом барабане. Тогда он гордился ею. И она даст ему повод гордиться еще раз. Она не наложит на себя руки, что бы они с ней ни сделали. Совершить самоубийство — значит сдаться. Она воин! Им придется убить ее. Сломать не смогут.

Шайя подняла голову — послышался какой-то звук. Шаги. Не тихие шаги священнослужительниц. Твердые, самоуверенные шаги. Скрипнул засов, и мгновение спустя в глаза вонзились кинжалы ослепительного света. Она застонала. Опустила веки, но свет продолжал жечь, пока она не подняла руку и не закрыла их еще и рукой.

— Что вы с ней сделали? — возмущенно спросил незнакомый голос. — Она принцесса империи! Как вы могли запереть ее в этой крысиной норе?

— Она сбежала. Она опасна, бессмертный, — это был голос Табиты, матери матерей.

— Ничего не хочу слышать. Если она сумела сбежать, это ваша вина. Вытаскивайте ее отсюда. Вымойте ее. Я хочу видеть ее в той большой комнате, где ты встречала меня. И я хочу, чтобы туда привели ваших ищеек. Это ведь они вернули Шайю. И обращайтесь с принцессой уважительно!

Шайя почувствовала, что кто-то приблизился к ней, но не осмелилась убрать руку от глаз. Чья-то рука коснулась ее щеки.

— Все позади, принцесса. Ваши страдания окончены.

Это не голос Муватты! Кто этот чужак, которого Табита назвала бессмертным? И что означают его слова? Неужели зима уже миновала? Неужели прошло столько времени? Она упрямо выпятила подбородок. Если настал день ее смерти, она умрет как воин.

Стоя прямо и не испытывая страха.