ПЯТОЕ И ДВАДЦАТОЕ
В понедельник пятого января Егор Иваныч пришел на работу, как обычно, минут на пятнадцать раньше всех. Нельзя сказать, чтобы таким образом он пытался повлиять на дисциплину своих сотрудников, и нельзя сказать, чтобы работу свою Егор Иваныч очень любил (любить ее, скажем прямо, было не за что), — просто он всегда старался подчеркнуть свою невероятную загруженность. И не без успеха: в течение всего дня оба телефона трещали не переставая, посетители шли сплошным потоком, стол обрастал бумагами, время летело быстро, незаметно подступал вечер, и Егор Иваныч уходил домой последним, как капитан с корабля.
Нет, не любил Егор Иваныч работу. Но он любил деньги, которые за эту работу платили, и то, что можно было купить за деньги. Но все-таки сами деньги Егор Иваныч любил больше. Поэтому, должно быть, он и жил один, и даже машины у него не было.
Итак, был понедельник, день, как известно, тяжелый, однако на этот раз тяжесть его заметно скрашивалась ожиданием получки, призывно маячившей сквозь пелену дел. А дел навалилось больше обычного. Звонили из разных мест, назначали встречи, почему-то либо на среду, либо на сегодня, никто не хотел увидеться с ним во вторник, что представлялось странным, но думать об этом было некогда, а на перекидном календаре не оказалось листа с четвертым и пятым числами, и пришлось все сегодняшние дела писать на лист шестого января, на тот самый никому не нужный вторник.
В обед Егор Иваныч позвал расчетчицу Катю и спросил:
— Ну-с, когда денежки будем получать, Катюша?
— Какие денежки, Егор Иваныч? — удивилась Катя. — Зарплата же вчера была.
— То есть как «вчера»?! — Егор Иваныч буквально оторопел.
— Ну, вчера же было пятое. Все и получили вчера.
— А я? — глупо спросил Егор Иваныч.
— И вы получали. Помните, вы еще пошутили: «Ой, как много! Уж не чужие ли вы мне деньги даете?» А я вам объяснила, что это премия.
— Да-да, — сказал Егор Иванович, хотя абсолютно ничего не помнил, — извините. Совсем заработался.
Все это было очень мало похоже на розыгрыш, но он все-таки поговорил еще с двумя-тремя сотрудниками и убедился, что сегодня действительно шестое января, вторник. И тогда сразу и очень сильно заболела голова. Сказав, что едет в главк, Егор Иваныч ушел домой.
А дома стало хуже. Вызвал врача. Оказалось, давление. Врач даже предлагал в больницу, но Егор Иваныч отказался.
Всю неделю, пока был дома, мучили его два вопроса: первый — рассказать ли врачу про свою странную забывчивость, и второй и главный вопрос — куда он девал полученные в зарплату деньги. Ведь дома их не оказалось, и это тревожило. Впрочем, Егор Иваныч нередко прямо в день получки всю зарплату клал на сберкнижку. Оставалось надеяться, что так оно и было в этот раз. А с врачом он все-таки поделился своими бедами. И врач успокоил: неприятный, конечно, случай, но вполне объяснимый — частичная амнезия на почве переутомления. Рекомендовал пойти в отпуск.
В отпуск Егор Иваныч не пошел — не время было отдыхать, дел невпроворот. Однако, изучая накопившиеся за неделю отсутствия дела, он с удивлением обнаружил, что самые главные вопросы решены. Кто же это постарался? Он начал осторожно выяснять, и получилось, что все, абсолютно все было сделано им в тот самый понедельник, о котором он ровным счетом ничего не помнил. «Странная болезнь», — подумал Егор Иваныч.
А однажды утром за завтраком, когда он, дожевывая бутерброд с осетриной, рассеянно разглядывал шикарный календарь с натюрмортом, привезенный из Франции, взгляд его вдруг зацепился за одну мелочь. «Во, французы, — подумал Егор Иваныч, — тоже халтурить начали, вроде нас. Цифра не пропечатана». В марте месяце на календаре не было пятого числа. Потом Егор Иваным скользнул глазами вправо, влево… и обмер.
Пятого числа не было ни в одном месяце.
«Дурацкие же шутки у кого-то!» — сказал он про себя. Но почему-то ему совсем не хотелось думать, кто же это способен так шутить.
На маленьком календаре в бумажнике (как и на всех прочих календарях, кстати) тоже не было пятых чисел; и на работе Егор Иваныч как бы между делом показал его заму:
— Глянь, как делают, сволочи. Кругом брак.
— Какой брак? — не понял тот.
— Ну, смотри, пятерки не пропечатаны.
— Егор Иваныч, тебе, наверно, очки нужны новые. Вот же пятерка, и вот… — Зам говорил и тыкал пальцем в пустые места.
Страшно сделалось Егору Иванычу.
А в феврале история в точности повторилась. Заснув четвертого, он проснулся шестого. И на работе все благодарили его за какие-то улаженные проблемы, поздравляли с какими-то успешными договорами, уточняли какие-то данные накануне и очень дельные поручения. В курилке он ненароком подслушал фразу: «Шефа-то нашего словно подменили вчера: всю показуху побоку, сколько дел переделал! Расскажешь кому — не поверят».
Болезнь — если это была болезнь — представлялась все более странной. И к врачам обращаться не хотелось — хотелось самому во всем разобраться. Тем более что денег, получаемых в аванс, двадцатого (ставка у Егора Иваныча была высокая — пятьсот рублей), вполне хватало на жизнь.
И в сберкассу он опять не пошел. Почему-то. В марте он понял почему.
В марте он специально не лег спать вечером четвертого и ровно в полночь наблюдал, как на табло электронных часов цифра «4» сменилась цифрой «6». И тогда он понял, что никакая это не болезнь. Что просто он живет теперь в мире, где для него не существует пятых чисел, потому что пятые числа забрал у него какой-то другой Егор Иваныч, его двойник из иного мира, где как раз, наоборот, существуют только пятые числа. Это был ужасный бред, о котором никому невозможно было рассказать, но Егор Иваныч знал, что все именно так. И он снова не пошел в сберкассу. Даже в книжку не заглянул. Потому что понял: боится. Боится увидеть: счет закрыт, и рядом — его подпись, поставленная тем, из пятых чисел.
К апрелю Егор Иваныч вполне смирился с отсутствием пятого. К маю начал находить преимущества в своем новом положении. В июне окончательно пришел к выводу, что при такой работе и отпуск ни к чему. Он жил теперь ожиданием двадцатого числа, которое было для него настоящим праздником, а в остальные дни, как и раньше, подписывал уйму бумаг, звонил во все концы, принимал вереницы посетителей. Он только перестал нервничать, он знал, что все самое главное будет наверняка сделано без него, пятого числа, и для себя выбирал лишь те дела, которые были попроще, понесерьезней. Разумеется, иногда не удавалось отвертеться от решения важных практических вопросов, но Егор Иваныч совершенствовался в своем мастерстве, и случаев таких становилось все меньше и меньше.
Так и прошла вторая половина года. В декабре Егор Иваныч получил повышение. Аванс его вырос. После банкета в отличном настроении он позвонил старому другу, кончавшему вместе с ним институт, а ныне работавшему начальником главка, и спьяну разболтал ему всю свою историю. Друг почему-то совсем не удивился. Спросил только:
— Ну и как ты теперь? Работаешь?
— Да уж, конечно, стараюсь, — соврал зачем-то Егор Иваныч.
— А у меня вот не получилось, — грустно ответил друг. — Ты извини, я тороплюсь.
— Куда? — удивился Егор Иваныч. — На ночь глядя?
— Да на вокзал, вагоны разгружать, — серьезно пояснил друг. — Но ты не беспокойся, если действительно начал работать — все будет хорошо. Ты календарь на новый год купи, — каким-то странным голосом посоветовал он напоследок.
Егор Иваныч из этого разговора толком ничего не понял, но идея с календарем ему понравилась. Утром же на следующий день он еще до работы завернул к газетному киоску и спросил календарик. Заплатил, достал очки, посмотрел и тут же, у киоска, рухнул навзничь.
В календаре на новый год не было ни пятых, ни двадцатых чисел.
