Глава 19
Баба Дуся отхлебнула из чашки чаю.
– Загордились они страшно, а пришлось лицом в грязь падать. Уж что там с фильмом про Ленина случилось, понятия не имею, но Эдик больше нигде никогда не снимался. Он в каком-то театре играл, потом пристроился на завод пластмассовых изделий. Ты молодая, не знаешь, что раньше почти при каждом предприятии народный коллектив имелся, они на смотры всякие ездили. Эдик с рабочими разные пьесы ставил. Альбина тоже на службу пошла, образование она толковое не получила, еле-еле школу окончила, замуж вышла, девочку родила, наплевала на учебу. Небось думала, что станет женой знаменитого актера, купит шубу, кофе ей в кровать прислуга по утрам подавать будет. А не получилось. Сначала-то они с Эдиком неплохо жили, бедно, правда, но с надеждой на светлое будущее. Но когда Ирке пять лет исполнилось, Аля сообразила: не будет у нее ни норковой дохи, ни напитков в койку, и начались у них с Эдиком скандалы. Жена его упрекала, что она лишней копейки не имеет, а он на нее бросался с криком:
– Жадность вперед тебя на свет появилась. Из-за твоего сребролюбия я с рабочими вожусь, на заводе в клубе служу. Кто мне в уши дудел: «В государственном театре у тебя оклад никакой будет, а у нас ребенок. Ступай на производство, там и паек продуктовый, и сто десять рублей каждый месяц, плюс премия в конце года». Я пошел тебе навстречу, а ты опять недовольна!
Лаялись они собаками, дрались, мебелью швырялись. Устроят родители бучу, Ирка к соседям стучится.
– Помогите, мама с папой дерутся, мне страшно.
Наутро, глядь, у девочки глаз подбит, это ее кто-то из взрослых кулаком погладил за то, что посторонним про семейные будни доложила.
Баба Дуся взяла конфету и развернула ее.
– Нехорошо чревоугодничать, но уж больно я сладкое люблю, давно настоящий шоколад не пробовала. Если денег наскребу, карамелек чуток беру или леденцы.
Хозяйка откусила от трюфеля и закатила глаза.
– М-м-м! Наслаждение! Мне Иру жалко было, один раз я Але сказала:
– Перестаньте ребенка бить! Иначе в милицию пойду.
Муркина неожиданно начала жаловаться:
– Сплошное разочарование, а не девчонка. Эдик из нее актрису сделать хочет, а Ирка никак простой стишок не запомнит.
Я так и села! Актрису! Да она еще в школу не ходит!
Альбина руки в боки уперла.
– Самый возраст! Эдик гениальный режиссер, он из дочки воспитает Мэрилин Монро. Лучше всех она будет, большие роли на экране сыграет. Мы на Тверскую переедем, Эдика главным постановщиком всех фильмов в России назначат.
И несет чушь без остановки. Я ее слушаю и думаю: «Ой, беда! Плохо, когда родители за счет детей свои несбывшиеся желания исполнить хотят. Ничего не получится».
Баба Дуся аккуратно сложила фартук.
– Ирке семь лет было, когда Эдуард в ней разочаровался. Пришла я утром к ним полы мыть. Задолжали мне Муркины за работу немалую сумму, Аля отдать обещалась, да все никак. Вхожу в квартиру, думаю, никого в ней нет, старшие на работе, Ира в саду, а у меня ключ был. И слышу из маленькой комнатки:
– Тетя Дуся, попить дайте.
Я в детскую вхожу… Матерь Божья! У ребенка вместо лица синяк, нос разбит, глаза опухли. Я перепугалась, хотела врача вызвать, а девочка зарыдала…
Баба Дуся сложила руки на груди.
– Долго рассказывать не буду, сразу суть сообщу. Эдик дочь вчера повез на киностудию, там детей для съемок в фильме на главную роль отбирали. Иру забраковали. Отец скандалить стал, потребовал объяснений, ему выложили правду: актриса из Иры, как из медведя балерина. Девочка сутулая, полная, косолапая, лицом не хороша, волосы как перья, да не это страшно. Хуже то, что таланта у нее нет, вышла перед комиссией, растерялась, невпопад отвечала, песенку спеть попросили, так она мимо нот попала.
Дома Эдуард Иру побил, но не сильно, и не по лицу, по заднице лупил. Потом он на жену накинулся с упреками, что она бестолочь родила. А Альбина на Ирку с кулаками кинулась, это мать ей глаз подбила и нос расквасила…
– Высокие отношения, – пробормотала я. – И никто не сообщил в милицию о взрослых, которые жестоко с ребенком обращались?
– Стукачество в те годы хуже воровства считалось, – пояснила старушка, – а я молчала, потому что понимала: вызову милицию, родители потом Ире по шее за ябедничество накостыляют. Не хотела я для девочки еще больших неприятностей. Но вскоре в жизни Иры случились изменения. Эдик и Альбина перестали дочь постоянно ругать, у них появилась Нина, которая, правда, тоже не оправдала родительские надежды, актрисой не стала, зато получилась богатой художницей.
Баба Дуся облокотилась о стол.
– Ирку на главную роль в ноябре не взяли, это я хорошо помню, потому что ей за то, что перед комиссией плохо себя показала, на Новый год добрые мама с папой ничегошеньки не купили. Девочка так плакала, сказала: «Дед Мороз ко мне не прилетел, он плохих детей не посещает». Я ей куклу купила, так Алька меня чуть не убила за это. А в конце мая Муркины уехали в деревню, чем здорово удивили соседей. За день до отъезда Альбина во всеуслышание заявила во дворе: «Ребенку нужен свежий воздух, отправляемся на три месяца на Оку, сняли дачу». Когда Аля ушла, Лена Иванова с третьего этажа сказала: «Во дает, она только сейчас вспомнила, что дитю кислород нужен?»
– Гениальные наши работу бросили? – удивился кто-то из женщин. – Или за свой счет два месяца в придачу к отпуску взяли? Жить-то как будут? Зарплату бездельникам не платят.
Я молча слушала бабу Дусю. Она не поверила Муркиной, решила, что Эдик бесплатную путевку на десять дней в подмосковный санаторий от профсоюза получил. Но семья укатила куда-то за город, вернулась тридцатого августа, и двор ахнул. Аля несла огромный живот.
– Рожать скоро, – радостно объяснила она Евдокии.
Первого сентября Ира пошла в школу в обычном платье, которое было ей здорово мало. Альбина не успела подготовить девочку ко второму классу, не приобрела выросшей за лето дочери новую форму.
– Эк ты вымахала, – сказала Дуся Ире, увидев, как та шагает по двору, – и загорела. Не то что родители, они словно на солнце не высовывались.
– Я на море была, в лагере от папиной работы, – выпалила Ира и зажала рот рукой. – Ой, отец и мать велели говорить, что я в деревне с ними сидела. Папа для мамы домик снял, у нас скоро еще один ребенок родится.
– Да уж все поняли, – засмеялась Дуся, – шила в мешке, а живота в платье не утаишь.
Ниночка родилась в десятых числах сентября, она росла тихим, беспроблемным ребенком. И вот странность! Из Иры Эдуард стал делать актрису чуть ли не с пеленок, разучивал с дочерью стихи, отдал ее в кружок танца, чтобы выработать красивую походку и осанку, а когда понял, что дочь плохо произносит некоторые звуки, отвел ее к логопеду, таскал по кастингам, бил, понимая, что у Иры даже проблеска таланта нет. А Ниной папаша вообще не занимался. Младшей дочерью занималась Альбина, та с пеленок брала ее с собой на работу. Ни в ясли, ни в садик она Нину не отдала. Вскоре после появления на свет второй девочки Эдик начал пить. Недели три-четыре вел трезвый образ жизни, потом два дня наливался водкой и безобразничал по полной программе: грубил соседям, пачкал лестницу, колотил Альбину, один раз выбросил из окна телевизор. Бедная Аля потом бегала по квартирам, извинялась, просила не сообщать в милицию, жаловалась на противную Иру, из-за которой Эдика на спиртное потянуло.
– Не захотела она постараться ради нас, – сказала как-то раз Евдокии Тимофеевне, – не пожелала актрисой стать! Эдик бы фильм снял с дочкой в главной роли, прославился, деньги получил, почет, квартиру на Тверской.
– Совсем ты дура, – не выдержала Дуся, – Ира-то маленькая пока! Не неси околесицу, – и прибавила: – Может, у Иры талант к окончанию школы прорежется. Или Нина на радость отцу-идиоту лицедейкой заделается.
Последнюю фразу уборщица сказала, чтобы поддержать Альбину, а та неожиданно возразила:
– Нет. Нинка станет великой художницей. Она малевать любит.
Евдокия подумала тогда, что Аля совсем ума лишилась. Ниночке несколько месяцев от роду, она еще в коляске лежит, о какой любви черкать карандашом по бумаге может идти речь.
Но Альбина оказалась права. Рисовать Нина научилась до того, как заговорила. А в шесть лет она стала писать такие картины, что взрослые отказывались верить в авторство малышки. Когда Нина пошла в седьмой класс, у нее появился спонсор, известный художник Ровин, он устроил персональную выставку ее работ.
Думаете, мать радовалась, что у нее талантливая дочь?
Альбина громко недоумевала во дворе:
– Малюет черт-те что! Изобразила жуткую обезьяну, у которой из головы торчит бутерброд. Название ужаса «Мыслитель». А на выставке какой-то сумасшедший иностранец за этот кошмар мешок денег отсыпал. Ерундой занимается, а ей за эту хрень платят.
За первой экспозицией последовала вторая, третья.
Непонимание того, что рисует Нина, не помешало взрослым забирать у дочери все гонорары. У Альбины появилась шубка, Эдуард купил себе модные вещи. А вот Ира и Нина по-прежнему ходили в старой одежде. Соседи перешептывались, но замечаний старшим Муркиным не делали.
Дети, растущие в неблагополучных семьях, часто сплачиваются и очень любят друг друга. Но Ирина терпеть не могла Нину. Когда вторая дочь была младенцем, Альбина, выставив коляску во двор, приказывала старшей девочке ее стеречь. Евдокия Тимофеевна не раз видела, с какой злостью Ирина трясет коляску. Позднее она наблюдала, как старшая сестра раздавала младшей подзатыльники, когда вела ее в школу. Нет, никаких теплых чувств сестры Муркины друг к другу не испытывали. Ира терпеть не могла Нину, а та молча терпела ее тычки, оплеухи и никогда никому не жаловалась на сестру и не давала той сдачи.
Шло время. Нина стремительно становилась популярной, ее картины очень нравились иностранцам. Она окончила художественный институт, кормила-одевала-обувала семью. Муркины поднялись, сделали шикарный ремонт, купили машину, дачу, Альбина ходила в норковой шубе, Эдуард весь в коже, с золотыми часами, от Иры пахло дорогими духами. Еду Муркины теперь покупали в элитном супермаркете.
Баба Дуся налила мне еще чаю.
– Шиковали они на деньги Нины. Я все удивлялась терпению художницы, та утром из дома убегала, поздно вечером приходила. Долго так было. Потом вдруг… Перестала я Нину видеть. Аля опять в эконом-супермаркет за покупками пошла. Ира больше не душилась. А Нина подевалась куда-то. Понятно стало, что младшая дочь ушла из дома, наверное, квартиру себе сняла или купила, больше кровососам денег не дает, и правильно делает. А затем по двору пополз слух: Нинка убила сына своего покровителя и благодетеля, того художника, который устроил первую выставку картин девочки Муркиной и с тех пор держал ее под своим крылом, помогал на гору денег и славы залезть.
