Книга: Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11
Назад: Валерий Богатов Пограничный флагман
Дальше: Владимир Сунгоркин Иду на перехват

Борис Дьяченко
На самых дальних наших островах

Курильские мемориалы

Гусеницы вездехода месят песок дороги. В закрытом кузове стойкий запах бензина, почти ничего не видно, тряско, шумно и нельзя курить. Но мы терпим. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Тем более когда времени в обрез. Нам надо успеть вернуться к пароходу. Отсюда, с Курил, они не так уж часто ходят. И хочется во что бы то ни стало осмотреть Мемориал. Быть на Шумшу и не побывать там — просто непростительно.
Внезапно вездеход останавливается: лопнул трак. Этих дорог не выдерживают даже гусеницы. Выходим размять затекшие ноги. И с удивлением замечаем, что находимся на старом, заброшенном со времен войны аэродроме. Взлетные полосы с металлическим покрытием, по краям заросшие травой полуобвалившиеся ангары. День клонится к вечеру. Вокруг тишина и спокойствие. На севере вдали голубеют изящные конусы камчатских вулканов. Взлетная полоса, кажется, ведет прямо к ним. Сомнений в назначении этого аэродрома не возникает. Как, впрочем, и в былом назначении всего острова. Японцы готовились здесь долго и основательно. Не к обороне — к агрессии, копили силы десятилетиями. И вся эта подготовка не выдержала пятидневной проверки войной. Вот так-то!
Из всех Курильских островов Шумшу, отделенный от Камчатки лишь двенадцатикилометровым проливом, был наиболее сильно укреплен. На побережье Второго Курильского пролива, разделяющего Шумшу и Парамушир, располагались одна против другой две крупные и сильно укрепленные с моря и с суши военно-морские базы: Катаока на Шумшу и Касивабара на Парамушире. К этим базам была приписана так называемая Халактырская военная флотилия. Уже само название говорит о ее назначении: Халактырским зовется пляж близ главного города Камчатки — Петропавловска. Туда и планировалась высадка десантов с этих островов.
Весь остров был перерыт подземными тоннелями, траншеями и противотанковыми рвами, было сооружено тридцать четыре дота и несчетное число дзотов. Девять аэродромов Шумшу и Парамушира, минные поля, густо разбросанные в прибрежных водах, двадцатитрехтысячный до зубов вооруженный гарнизон делали эти острова практически неприступными. Когда за несколько месяцев до победного августа сорок пятого года американцы сделали попытку овладеть островами, трехтысячный десант был уничтожен почти полностью. Вот тогда и уверовали японцы в свою неуязвимость. И, надо признать, не без оснований: к этому времени только на Шумшу располагалась пехотная бригада, полк ПВО, артиллерийский крепостной полк, танковые подразделения, множество самолетов, боевых кораблей. Советские войска Камчатского оборонительного района значительно уступали японцам и в численности, и в вооружении. Одного не учли японские генералы — героизма советского воина, его самоотверженности и готовности к подвигу.
Ремонт закончен, и снова гусеницы врезаются в колею старой дороги. Вдруг вездеход вновь останавливается. Опять поломка? Кажется, нет, но в чем же дело? Ах, вот оно что! Ради этого стоило остановиться.
 
Ржавеют в тундре танки...
 
Прямо из океана на фоне узкой полоски кроваво-красного заката и темнеющего над ним густой синевой неба вырастает точеный конус неповторимого Алаида. Самый высокий и красивейший вулкан Курильской гряды в гордом одиночестве и неприступности, кажется, плывет в волнах Вечности. Вокруг ни единого облачка. Такие дни выпадают здесь крайне редко. Стоим, как завороженные, не в силах оторваться от этого великолепия. Сколько раз мы проводили мимо тебя, Алаид, и всегда ты скрывался от наших взглядов мрачной завесой серых холодных туманов. Ну что ж, тем дороже этот подарок. Спасибо, Алаид! Пытаемся снимать. И запоминаем на всю жизнь неправдоподобную, поразительную красоту вулкана.
Поздно вечером подъехали к какому-то сараю. Там и заночевали. Вездеход же вернулся назад.
Утро промозглое — ветер и сырой, обволакивающий, пронизывающий до костей туман. Голая холодная земля. Леса нет. Весь остров — плоскогорье из песчаных дюн, покрытых хилой растительностью. Изредка попадаются колки карликового стланика — кедрача или ольховника — да неприхотливый рододендрон. И травы, травы, травы... Много цветов — желтых, белых, голубых...
Недалеко от дороги лежит перевернутый старый японский танк с распущенной гусеницей. По сравнению с нашими «тридцатьчетверками» он выглядит игрушечным. Но у десантников, бравших Шумшу, танков вообще не было. Чуть дальше валяется башня от другого танка. Хорошо срезана, мастерски. Это склоны высоты 165, одной из двух господствующих сопок, прикрывавших путь к базе. Старые, заросшие траншеи, бетонированные блиндажи, на потолках которых уже успели вырасти сталактиты. И везде стреляные гильзы — русские, японские, пэтээровские, орудийные. И так по всему острову. Бои здесь были короткие, но яростные.
Укрепления, укрепления... Сколько их тут было? Этого сейчас не знает никто. До сих пор находят и здесь и на Парамушире склады со снарядами, патронами, минами. Бывало, в магазинах перебои с рисом, а в желудках прихлопнутых капканами крыс — свежий рис: значит, где-то есть склады с продовольствием. Нас предупреждали, что на острове, по-видимому, еще остались неразминированные катакомбы. Настроено здесь было порядочно. Сооружали укрепления в основном китайцы. Как утверждает молва, потом они были вывезены на баржах в море и потоплены. Так самураи сохраняли секреты Шумшу.
Напротив миражом виднеется в тумане небольшая сопочка. Легендарная высота 171. Та самая, где совершили свой бессмертный подвиг матросы-тихоокеанцы Николай Вилков и Петр Ильичев. На противоположном склоне — два полуразрушенных дзота. Чуть ниже, в секторе их обстрела, — большое бетонное надгробие братской могилы, слева и справа — символические могилы Героев, повторивших подвиг Матросова. Туман и ветер. Все как в те августовские дни сорок пятого. Только тихо. И можно спокойно подойти к черным провалам дзотов и даже заглянуть внутрь.
А тогда... Изрыгающие огонь и смерть пулеметы прижимали матросов к холодной сырой земле. А справа, глухо урча, неотвратимо ползли уродливые японские танки с намалеванными синей краской драконами на бортах. И надо было во что бы то ни стало взять эту распроклятую высоту.
Что смогло толкнуть на дзот, на верную гибель этих двух парней? Были уже испробованы все способы. Выбора не оставалось. Первым поднялся тяжело раненный в руку Николай Вилков. Один дзот замолк, но второй продолжал стрелять. И тогда поднялся еще один — восемнадцатилетний Петр Ильичев. За ними пошли другие. Бой еще продолжался, но дзоты уже молчали. Это случилось 18 августа 1945 года около полудня.
А начиналось все несколькими днями раньше. В ночь на 15 августа, через шесть дней после объявления Советским Союзом войны Японии, командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор Гнечко получил приказ Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала Василевского о подготовке и проведении десантной операции с целью овладения Курильскими островами. Сроки — кратчайшие. И с утра все пришло в движение. В городе был спешно мобилизован автотранспорт для переброски войск, разгружались и готовились суда, предназначенные для десанта.
Ночь на 16 августа была теплая и тихая. Туман скрыл очертания Авачинской губы. А к порту в кромешной темноте подходили все новые и новые колонны десантников, шли тягачи с орудиями и снарядами, подъезжали автомашины, и все это исчезало в чреве чернеющих у стенки судов. К вечеру следующего дня последний корабль отошел от пирса и встал на рейде.
В 5 часов утра под покровом тумана транспорты вышли в океан и взяли курс на юг, к острову Шумшу. Первый день плавания прошел спокойно. Туман хоть и мешал продвижению, но в то же время и помогал скрытно подойти к острову.
Стало слегка штормить. Наступил новый день. В 2 часа 35 минут забухали орудия береговой батареи, расположенной на южной оконечности Камчатки — мысе Лопатка. Это был не первый обстрел, и японцы не придали ему особого значения. А корабли уже подходили к острову.
В половине пятого утра матросы и солдаты передового отряда, прыгая в ледяную воду, стали вплавь добираться до берега. Десантная операция началась.
Японцы были застигнуты врасплох. Две прибрежные батареи взяты с ходу, и десантники стали стремительно продвигаться в глубь острова. А на побережье под огнем самураев высаживались основные силы. Противник обрушил на корабли шквал огня. Но, не взирая на потери, высадка продолжалась.
Передовой отряд тем временем подошел к высотам 171 и 165. Основной бой разгорелся здесь.
(Сейчас, стоя на этой неприметной с виду высотке, видишь внизу там и сям ржавеющие японские танки. Семнадцать танков! А вокруг тундра, кочки и северные неброские цветы. Эти цветы на склонах принадлежат павшим. Собираем скромненькие букетики и кладем к надгробию.)
Это был самый напряженный момент боя. Подкрепления еще не подошли. У десантников не было даже орудий, а колонна танков с нарастающим грохотом приближалась. Первыми встретили их бронебойщики лейтенанта Дербышева. От метких выстрелов вспыхнули первые шесть машин, но остальные шли вперед, сея вокруг смерть и грозя смять занятую десантниками позицию. Мгновения решали исход боя. И тогда вышли навстречу пятеро подрывников: старший сержант Иван Кобзарь, старшина 2 статьи Петр Бабич, сержант Рында, матрос Власенко и их командир техник-лейтенант Александр Водынин, Бронированные машины уже близко, сквозь рев моторов слышны крики «банзай» — это идет под прикрытием танков вражеская пехота. Надо было во что бы то ни стало остановить машины, иначе погибнут товарищи. И, превозмогая боль, поднялся раненый лейтенант и швырнул в движущийся танк связку гранат. Танк завертелся на месте, разматывая трак на мягком ковре трав. Но в это время из-за него вырвался еще один. Только не пропустить! Прижав к животу противотанковую мину, Александр рванулся вперед. Под гусеницы.
 
Братская могила павших при освобождении Шумшу
 
Эти ребята не были смертниками, как камикадзе, они любили жизнь и очень хотели жить. Но сзади были товарищи. И надо было остановить танки. И они их остановили.
К третьему танку кинулся со связкой гранат Иван Кобзарь, но был сражен наповал пулеметной очередью. Танк резко затормозил, в него врезался следующий. Первый из них перевернулся, второй взорвался. Но следом, шли другие машины. Три простых солдата, как три богатыря, заступили дорогу ревущим стальным чудовищам. Еще трижды грохотали взрывы, и еще три танка застыли на месте. Остальные были вынуждены пойти в обход болота, а тем временем подоспели бронебойщики. Танковая атака была сорвана. Герои пали, но не пропустили ни одного танка. Человек оказался сильнее стали.
Ржавеют в тундре танки... Они сейчас как свидетельство жестокости войн, их бессмысленности. Солдаты, уничтожающие друг друга, звереющие в ненависти, не виноваты в войнах. Виноваты те, кто их развязывает в тщетной мечте повелевать миром, те, кто привык для осуществления своих корыстных целей бросать людей в ад войн.
В каждую годовщину хиросимской трагедии десятки тысяч людей с разных концов страны стекаются к арке памятника, надпись на котором не только напоминает о прошедшем, но и обращается в будущее: «Спите спокойно. Ошибка не повторится». Не должна повториться!
Наш народ не развязывал войны. Миллионы советских людей полегли на бескрайних полях России и среди развалин старой Европы. Пали, чтобы защитить свою страну и освободить европейскую цивилизацию от коричневой чумы. И потом опять гибли на сопках Маньчжурии и на далеких туманных островах, чтобы скорее положить конец кровавой мировой бойне. Они мечтали о мире и верили, что теперь он наступит на вечные времена.
К вечеру после многочисленных атак на обеих высотах взвились красные флаги. Уже после капитуляции командующий японскими войсками на Северных Курилах генерал Цуцуми Фусаки, узнав, что советский десант не превышал трех тысяч бойцов, раздраженно заявил: «Если бы я знал, что моряков было так мало, я сначала перетопил бы их всех, а потом уже капитулировал бы». Если бы знал. И если бы смог.
На остальных островах Курильской гряды японские гарнизоны сдавались без боя. В 22 часа 31 августа генерал Гнечко объявил, что боевые действия закончились. Курильские острова были возвращены России. Утром над Тихим океаном всходило уже мирное солнце. Вторая мировая война закончилась.
В поселке Байково, на месте бывшей базы Катаока, на побережье Второго Курильского пролива, стоит обелиск в форме снаряда, увенчанный пятиконечной звездой, с лаконичной надписью: «Освободителям Шумшу». Это не единственный такой монумент — в центре Петропавловска-Камчатского взметнулась ввысь стальная пирамида памятника воинам-курильцам, в Северо-Курильске стоит такой же, только чуть поменьше, стоят памятники на месте уже исчезнувшего села Козыревского на Шумшу и в старой части того же Северо-Курильска на Парамушире. На Камчатке есть памятники Николаю Вилкову и Петру Ильичеву. Подвиг бойцов, вернувших Родине Курилы, не забыт.
Маленький клочок дальневосточной земли, открытой некогда россиянами, остров Шумшу хранит память о девяти Героях Советского Союза. Это командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор Гнечко, командир Петропавловской военно-морской базы капитан 1 ранга Пономарев, командир передового отряда майор Шутов, командир батальона морской пехоты майор Почтарев, старшие лейтенанты Кот и Савушкин, старшина баржи Сигов, старшина 1 статьи Николай Вилков и краснофлотец Петр Ильичев.
Сотни, тысячи десантников проявляли чудеса храбрости и героизма, не щадили своей жизни во имя победы. Но история и память народа выделяют лучших, наиболее отличившихся. И к ним приходит слава, их имена помнит народ. К некоторым она приходит посмертно, к иным — через годы и десятилетия. До сих пор мы читаем в газетах, как награды находят героев. Петру Ильичеву звание Героя Советского Союза было присвоено в 1958 году, герой Сталинграда сержант Павлов получил его к двадцатилетию Победы. Что поделаешь, тогда шла война и не всегда было время для реляций. А солдаты — ведь они дрались не ради наград, они защищали Родину.
Но не выходит у меня из головы отважная пятерка истребителей танков. Почему-то имена этих воинов, сознательно пожертвовавших жизнью, известны не так широко, как, скажем, имена Ильичева и Вилкова. А мы должны помнить и свято чтить их — лейтенанта Водынина, сержантов Кобзаря и Рынду, старшину 2 статьи Бабича, матроса Власенко.
Сырой холодный ветер гонит клочья тумана к высоте 171. Стоят у братской могилы люди — стареющие мужчины и женщины, бывшие во время войны еще детьми, и те, кто,родился позже, и молчат, подавленные тишиной, кажущейся здесь траурной. Молчит и девочка-подросток. Может быть, именно здесь она впервые глубоко прочувствовала и осознала, какой ценой досталось освобождение этой вот «пяди» исконно русской земли...
Не только здесь, на Востоке, но и на многих других, больших и малых, участках отечественного порубежья стоит суровая тишина. Неисчислимы версты той тревожной полосы, где, говоря словами поэта, «даже шмель над головою как пуля снайпера летит». Но именно здесь, где Великий океан соприкасается с континентальными и островными форпостами нашей державы, время от времени нависает та особая предгрозовая тишина, когда против человека ополчаются самые коварные силы природы.
Путешествуя по Курилам, мы все время помнили о том, что здешним жителям нередко приходится выдерживать натиск разъяренной океанской стихии. Драматические и трагические события порождают не только войны. Печальной датой вошел в историю островов, например, 1952 год — год цунами. Первопоселенцы тогда еще не знали, что такое цунами, не ведали. Знали, что здесь бывают извержения, землетрясения, но цунами — что это такое? Большая Советская Энциклопедия так объясняет это японское слово: «Морские гравитационные волны очень большой длины, возникающие при сильных подводных и прибрежных землетрясениях и, изредка, вследствие вулканических извержений и других тектонических процессов». В океане эти волны с огромной скоростью, иногда до 1000 километров в час, несутся по его неспокойной глади. Бесшумно, быстро и незаметно покрывают они громадные расстояния, чтобы потом у берега внезапно обрушить свою неукротимую ярость, смывая и уничтожая поселки, людей, даже саму землю со всем растущим на ней. Их удар часто неожиданен и потому вдвойне опасен.
 
Следы цунами 1952 года
 
В то роковое раннее ноябрьское утро с тихим шорохом вдруг отступило море, оголяя широкую прибрежную полосу, чтобы в следующее мгновение с ревом обрушить на спящий поселок огромную волну, за ней — вторую, третью, сметая и разрушая все вокруг. Сладкий предутренний сон — и вдруг дом в одно мгновение наполнился ледяной, кипящей водоворотами водой, и все понеслось куда-то со страшной скоростью. Для многих это стало последним ощущением в жизни. А когда схлынула вода — ни поселка, ни многих его обитателей уже не было. А море вновь стало спокойным и ласковым...
Роковая, чудовищная внезапность. Говорят, правде, вначале были толчки. Но ведь они отмечались и раньше. К ним привыкли. А предутренний сон так крепок. Так крепок, что для многих он стал вечным. Может быть, люди не успели даже толком проснуться и понять, в чем дело. А дети? Я помню, как во Владивосток приходили пароходы с Курил в том ноябре. Привозили оставшихся в живых — полуодетых, потерявших близких и еще не понявших, откуда свалилось на них это несчастье. Рассказы, недомолвки и слухи, слухи, слухи. Что произошло, мы узнали гораздо позже.
С тех пор многое изменилось. В прибрежной зоне Курил и Восточной Камчатки стала действовать служба цунами, кстати, отлично сработавшая в начале 60-х годов, когда после землетрясения в Чили через океан пошла новая волна, не столь разрушительная, но тоже опасная. И поселки теперь уже не строятся в цунамиопасной зоне, а существующие переносятся на возвышенные берега. Мы не можем пока предотвратить цунами, но уберечься уже можем.
Об этом не стоило бы и писать (уже не раз писалось), если бы не одно обстоятельство. Даже на Парамушире, главном острове Северных Курил, нет памятника жертвам цунами. Ни одного. Есть памятники освободителям, и это, конечно, прекрасно. Но нет памятника трагедии пятьдесят второго года. Даже на кладбище мы не нашли их могилы.
Вообще это объяснить можно. В первые годы надо было восстанавливать все разрушенное, вновь завозить людей — забот хватало. А потом забыли. Многие разъехались, остальным было не до этого. Можно, конечно, объяснить. Понять труднее. Особенно сейчас, когда прошло столько времени. Ведь те, кто трагически погиб тогда, были пионерами освоения неласковых этих островов. И нужен памятник — не столько для них, сколько для нас, живущих.
Курильская северная земля! Крайний форпост страны, первым встречающий солнце. Сурова, но романтична твоя природа, удивительна и неповторима. Сюда приезжают, отсюда уезжают, но есть и такие, кто живет здесь постоянно, кто сердцем прикипел к Курилам. От них пошло второе поколение, скоро пустит корни и третье. Будем же благодарны им.

К вулканам Черного острова

Длинный тягучий подъем закончился, и тропа, хорошо набитая, но иногда совершенно невидимая в зарослях низкорослого курильского бамбука, вывела нас на гребень невысоких пологих сопок. Тропа отличная, и тем не менее мы двигаемся на ощупь, чувствуя твердую опору лишь ногой. Стоит только шагнуть чуть в сторону, как тебя сразу же заносит вместе с рюкзаком и ты с трудом восстанавливаешь равновесие. Курильский бамбук, этот северный (правда, неблизкий) родственник стройного тропического красавца, больше напоминает жесткую траву с продолговатыми листьями на тонком зеленом стебле.
Деревья расступились, и перед нами открылась окруженная сопками долина. Впереди голубело довольно большое озеро.
Мы на Кунашире, самом южном и, пожалуй, самом роскошном острове Большой Курильской гряды. Как-то даже не вяжется его название (по-айнски — Черный остров) с южной щедростью зеленого сопочного наряда. Среди зарослей того же бамбука вознеслись ввысь темно-зелеными кронами пихты и ели, на крутых склонах шумят пышные широколиственные леса, не уступающие в разнообразии знаменитой уссурийской тайге: могучий дуб, ясень, аристократ лесов древний тис, южанка магнолия — чего тут только нет! На полянах — фантастических размеров лопух, под огромным листом которого может, не сгибаясь, пройти и даже спрятаться от дождя человек. А в лесной чаще, сливаясь с окружающей листвой, стерегут свою жертву тонкие лианы «ипритки» — растения, живущего только здесь и пользующегося у местных жителей дурной славой. От одного прикосновения к ипритке на коже появляются волдыри, нечто вроде мокрой экземы, которая лечится с большим трудом, иногда не проходя по нескольку месяцев. Вдобавок ко всему: на эту лиану похожи некоторые другие растения, и мы проявляем предельную осторожность, что замедляет наше продвижение по чащобе. Таких дебрей нет даже в Приморье, где юг и север, казалось, перепутались между собой. Настоящие джунгли! Какой же это Черный остров?
 
Курильские острова изобилуют каменными мысами
 
Впрочем, может быть, айны были и правы, дав острову это имя. В те далекие времена их пугали грозные, непонятные силы Земли, против которых и ныне человек нередко беспомощен. Это вулканы. Их грозный нрав всегда наводил страх на все живущее.
Курилы входят в Великое Тихоокеанское огненное кольцо, которое начинается далеко на юге, в Новой Зеландии, проходит через Гавайи и Индонезию, захватывает Японию и по Курильской гряде подходит к Камчатке, затем продолжается уже вдоль западного побережья обеих Америк. И везде живут люди. Человек привыкает даже к вулканам.
В какой бы части острова вы ни находились, везде столкнетесь с работой могучих подземных сил. Вулканы, горячие ключи, фумарольные поля, застывшие потоки лавы и даже такое чудо, как мыс Столбчатый. Представьте себе скалы, сложенные как бы из гигантских карандашей, причем большинство из них имеет строгую шестигранную форму. А на низких, разрушенных прибоем площадках эти шестигранники напоминают старую мостовую, уходящую прямо в море. Как тут не вспомнить о легендарной Атлантиде, погрузившейся в пучину, хотя создано все это волшебство опять же вулканами! Весь остров обязан своим происхождением вулканам и только им.
Здесь на ста двадцати километрах островной земли разместилось три действующих вулкана. На севере возвышается на 1800 метров над уровнем моря Тятя — второй по величине после Алаида курильский вулкан. По существу он двойной: в кратере старого вулкана возвышается конус более молодого. В этом отношении он похож на знаменитый Везувий, но и выше его и, пожалуй, красивее. Некоторые вообще считают Тятю красивейшим вулканом планеты. Так ли это, кто его знает, но он действительно красив. Его почти идеальная сомма (так называют нижнее основание), увенчанная изящным четырехсотметровым конусом, видна на многие десятки километров.
Когда-то, в далекие геологические эпохи, старый конус возвышался над уровнем моря более чем на два километра, но одно извержение следовало за другим, и в конце концов верхняя часть его провалилась, понизив вулкан метров на шестьсот. Но жизнь в нем продолжалась, и в провале вырос новый конус, правда меньших размеров. Так создавалась эта необычная форма, именуемая ныне вулканологами «Сомма-Везувий». В последние столетия Тятя, редко просыпался, и его уже было зачислили в разряд окончательно потухших, но в 1973 году, после ста шестидесяти одного года молчания, вулкан пробудился и в течение двух недель грохотал над океаном, выбрасывая тучи пепла и уничтожая вокруг всю растительность, а затем вновь ушел на покои.
Второй вулкан обосновался прямо посередине острова, рядышком с Южно-Курильском. Ныне он носит имя Дмитрия Ивановича Менделеева. Вулкан хотя и одного типа с Тятей, но совершенно не похож на него. Скорее он напоминает обычную гору в 800 метров высотой, даже без верхнего кратера. И только несколько разломов, расчленивших массив грязновато-желтыми трещинами, напоминают о том, что это все же вулкан.
По одному из разломов мы поднимались. По дну ложбины течет небольшой сернистый ручеек с очень мутной водой. Камни покрыты ржавчиной: видимо, в воде много железа и кислот. Шипение горячих газовых струй, окантованных ярко-желтыми воротничками кристаллической серы, резкий запах сероводорода, булькающие грязевые котлы, безжизненные глинистые склоны всех цветов радуги — типичная, несколько мрачноватая, но впечатляющая картина фумарольных участков. Выше на склоне — развалины небольшого заводика по добыче серы, действовавшего еще при японцах.
Вулкан спокоен. Он уже пережил бурные времена молодости и сейчас лишь слегка дымит разломами да подогревает несколько ручьев. И человек не преминул воспользоваться этим. Прямо у разлома создана небольшая база отдыха курильчан с лирическим названием «Росинка». Она построена в 1977 году и расположена в очень живописном месте. Ярко разрисованная раздевалка, беседка, горбатые мосточки, искусственные бассейны и водосливы, заросшие бамбуком склоны со стройными елями наверху... Но уже видны и следы разрушений — сказывается агрессивность воды и низкое качество бетона.
И третий из кунаширских вулканов, самый южный — вулкан Головнина. Тот самый, на склонах которого мы и находимся. Впрочем, вулканом его можно назвать лишь условно. Он далек от того классического типа, какой предстает перед нами в облике Тяти, и даже с вулканом Менделеева, больше похожим на обычную гору, не имеет ничего общего. Вулкан Головнина вообще ни на что не похож. Это не гора, а впадина диаметром около четырех километров и глубиной 400 метров, окруженная небольшими сопочками, покрытыми буйной растительностью. Когда-то здесь действительно существовал вулкан того конусообразного вида, к которому мы привыкли. Но либо частые извержения исчерпали магматический очаг и он провалился в образовавшуюся пустоту, либо здесь когда-то произошла катастрофа и он взорвался, раскидав свой конус на части. И теперь только ряд невысоких сопок, окаймляющих чашу бывшего вулкана, напоминает о его прежних размерах. Сейчас это уже не вулкан, это кальдера, подобная Узону и Ксудачу на Камчатке.
Кальдера продолжает жить. В самом центре ее выросли два лавовых купола, склоны которых «дымятся» струями сернистого газа и сероводорода. У одного из куполов и сверкает ярко-синей гладью озеро, которое мы увидели, выйдя к чашеобразной долине. Озеро называется Горячим, хотя сейчас оно отнюдь не горячее и даже не очень-то теплое. Впрочем, это обстоятельство нисколько не умаляет его красоту.
Еще час-полтора хода по берегу, и мы подходим к следующему озеру, расположенному по соседству с Горячим, у подножия второго купола. Это озеро Кипящее. Оно небольшое, не более двухсот метров в диаметре. Серая, почти черная вода в обнаженных берегах бурлит в местах выхода газов. Видимо, это «кипение» и дало озеру название, ибо вода здесь тоже достаточно прохладная. Во всяком случае, вдали от термальных полей. Хотели было выкупаться, но благоразумие взяло верх. Во-первых, неизвестен состав воды, а во-вторых, кто его знает, где тут какая температура...
Термальные поля выглядят впечатляюще. Тем более что погода благоприятствует: солнце, тепло и не единого облачка. На Курилах это редкость. Жаль, правда, что так и не искупались, но ведь до этого у нас на пути были и «Росинка», и уютные Алехинские ванны, расположенные рядом с развалинами бывшей бани японского императора, и Горячий пляж. О последнем стоит рассказать особо.
 
Курильские острова привлекают множество туристов
 
Еще до поездки на остров мы читали у известного вулканолога Мархинина восторженные отзывы об этом месте, находящемся в семи километрах от Южно-Курильска. Он и вправду горячий, этот пляж. Из-под земли в разных местах валит пар, есть открытый бассейн с раздевалкой, но наиболее экзотично выглядит естественная ванна на берегу моря, как бы выдолбленная в прибрежных камнях. На дне ее бьют горячие ключи, и во время отлива в ванне почти кипяток, а в прилив море заполняет ее, и вода становится холодной. И лишь в течение часа, в самом начале прилива, когда волны только перехлестывают через край бассейна, температура снижается до терпимой, и здесь можно принимать теплые полуморские, полуминерализованные ванны. Чудо, сотворенное природой и действующее безотказно в течение столетий!
Вечереет. Покидаем кальдеру и поднимаемся на перевал. Прощальный взгляд на Горячее озеро, сверкающее расплавом в закатных лучах, на всю кальдеру и голубеющий вдали гористый абрис Хоккайдо. На южной оконечности острова — небольшой поселочек на берегу врезанного полукольцом залива Измены. И залив, и поселок, и сама кальдера названы в память знаменитого русского мореплавателя Василия Михайловича Головнина. Коварно плененный японцами в 1811 году, он почти два года провел на чужбине. Но даже из вынужденной неволи русский моряк сумел извлечь пользу для науки. Он не только впервые описал и точно нанес на карту южные острова Курильской гряды, но и оставил потомкам первый обстоятельный труд о таинственной Японии. Сведения тем более ценные, что в те годы Страна восходящего солнца проводила политику самоизоляции, практически никого не впуская и не выпуская за пределы страны.
Маршрут закончен, и мы снова в главном поселке острова — Южно-Курильске, а через некоторое время покидаем Кунашир.
В открытом иллюминаторе — удивительно спокойное море. Безветренно и туманно. Форштевень судна режет гладкую пологую волну, как ножом. Впереди громадная стая глупышей в панике удирает от судна прямо по воде. Слева по борту из стелющегося на горизонте тумана выплывают острова. Курильские острова.
Назад: Валерий Богатов Пограничный флагман
Дальше: Владимир Сунгоркин Иду на перехват

Иван
Иван
Иван
Иван