Глава 9
«Расписной»
Выспался, на удивление проснулся рано. Почему так? Как на службу идти – спать охота. А на сегодня его Феклистов от службы отстранил. Прокуратура оружие изъяла, а без него оперу нельзя.
Сразу вспомнились вчерашние слова Маши о цене бабочки-брошки. Он пятьдесят рублей платил, а она о трехстах сказала. Непонятки, надо разобраться. Он побрился, оделся. Была бы брошь при себе, было бы проще. Подойти к любому ювелиру и попросить оценить. А как на словах объяснишь?
Он направился в универмаг. Предпраздничная суета схлынула, и покупателей было мало. Побродил по залу, осмотрелся – не видно ли директора? А то неудобно получится. Подошел к витрине ювелирного отдела, прошелся глазами по украшениям. Ага, кольца обручальные, цена приемлемая – шестьдесят семь рублей, но по справкам из ЗАГСА, для брачующихся. А броши в виде бабочки не видно.
Спросил молоденькую продавщицу:
– Не подскажете? Брошь у вас серебряная была в виде бабочки.
– Раскупили сразу, партия всего несколько штук была.
– А по какой цене?
– Вам точно надо? Сейчас прейскурант найду.
– Хотя бы приблизительно.
– Около трехсот рублей.
– Спасибо.
Андрей поспешно вышел из магазина. Не обманула сокурсница Марию, брошь стоила действительно дорого. Только вопрос возникает. Зачем директору такая благотворительность? Магазин государственный, директор цены сам устанавливать не вправе. А юридическим языком рассудить – подношение он взял, взятку. Да как ловко директор все обставил. Деньги за брошь взял, но шестую часть стоимости. Благодарность за раскрытие кражи? Так Андрей не рассчитывал на мзду, ему государство жалованье платит. Или на крючок поймать хотел? Сам какие-нибудь махинации крутит-вертит, заранее в милиции знакомых ищет? Андрей не из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, из угро. Пока непонятно и выявилось случайно. Но Андрей решил в универмаг больше не заходить, на всякий случай.
Состояние странное. Рабочий день, а он не на службе. Направился в баню. В общежитии есть душ, но горячую воду дают только по выходным. Но душ не заменит баню. Там попариться можно, пивка после бани попить, все маленькие мужские радости. И мыло банщик дает, и мочалку, и полотенце. В обычный день в баню при оружии не пойдешь, украдут. А утрата врученного тебе оружия – позор. В лучшем случае из органов попросят, в худшем по статье привлекут. А сейчас – гуляй, рванина! В бане пустовато, в основном пенсионеры-завсегдатаи. Эти временем располагают, париться любят и умеют. Париться – целая наука, кто знает толк. Вот и Андрей сначала вымылся, согрелся, потом в парную. Из-за пара поперва дышать тяжело. Лег на нижнюю полку, согрелся, вспотел. Старичок-сосед крякнул одобрительно – правильно, мол, делаешь. Потом Андрей над старичком поработал веником – пар разогнал, распаренным веником по телу поводил, а потом хлестать начал. С Андрея пот градом катится, а старичок только покрикивает:
– Поддай еще!
Затем местами поменялись. Охолонули чуток, Андрей в мыльное отделение вышел, ополоснулся из шайки теплой водой. Хорошо! Давно такого удовольствия не испытывал. По милицейской привычке мужиков осмотрел. Один привлек его внимание наколками. Татуировки встречались у мужчин часто. В армии накалывали, на зоне. Если учесть, что десятая часть мужского населения через тюрьмы и зоны прошла, то у многих наколоты татуировки невзрачные, синие, но несущие информацию. У одного мужичка тощеватого вида с землистым лицом, какое зачастую у заключенных бывает, наколки на первый взгляд простые. Но это для непосвященного обывателя. Слово «мир» и два колокола на груди. Мир – это сокращенно от «меня исправит расстрел», колокола – сидел от звонка до звонка, без права на условно-досрочное освобождение. На пальцах рук перстни наколоты по количеству ходок. У мужичка все пальцы на обеих руках с перстнями. Похоже – знатный сиделец.
Андрей сразу вспоминать стал ориентировки, виденные у дежурного. Похожих не было. Попытался припомнить, стучал ли кто-нибудь из информаторов из блатной среды о появлении в городе вора-рецидивиста.
И не смог вспомнить. Либо только приехал и в баню – смывать лагерную грязь, либо залетный, из другого города. Но по указам рецидивистам или осужденным за особо тяжкие преступления не позволялось жить ближе ста километров от столицы. Уже нарушение. Но есть одна закавыка. Если после отсидки прошло много времени, судимость считается погашенной и человек волен жить, где хочет.
Однако татуировка «мир» не подразумевала завязку. В таких случаях должна быть еще одна татуировка – паук в паутине, лезущий вниз, что означало – воровал, но завязал. Если паук взбирался вверх – воровал и продолжаю.
Занятный мужичок, надо физиономию запомнить и с Николаем поговорить, может, он в курсе – кто это.
Андрей посидел в предбаннике, обтерся, оделся. Не спеша пиво попил с посетителями. Ему даже достался хвост таранки сушеной, угостили соседи по столу. Вор, уже одетый, прошел к выходу. Андрей не пялился на него, зачем обращать на себя внимание. Он видел, как вор в мыльне на него несколько раз кидал косые взгляды. Уже срисовал и запомнил. У Андрея стрижка короткая, по уставу. В милиции, как и в армии, – стрижка по уставу. Не возбранялось носить усы, а борода была под запретом.
Не выдержал Андрей, после бани в райотдел пошел. Николай удивился:
– Ты же отдыхать должен!
– Куда ни придешь, везде должен! Я у тебя ничего не занимал.
– Не придирайся к словам. Вижу – не пустой пришел, выкладывай.
– В баню городскую ходил, попарился. Интересного человека видел.
И подробно описал вора.
– Хм, агентура ничего не доносила, надо напрячь. А полистай-ка фото.
Был в каждом отделе альбом, да не один. По разделам представлены фотографии – убийц, шниферов, карманников, грабителей. Свидетелям или потерпевшим альбомы показывали. Иной раз польза была. Свидетель узнавал фигуранта. Ткнет пальцем:
– Он это!
Однако фотографии не первой свежести, обновлялись при очередном аресте только. К тому же не всегда на месте преступления видимость была хорошей – сумрак, дождь, туман. Кроме того, сказывалось душевное волнение свидетеля или потерпевшего. Вроде похоже фото на личность преступника, и вроде не он. Конечно, в альбомах не все фото, Союз велик. Но Москва и область представлены.
Битый час Андрей альбомы смотрел. И ни одного похожего.
– Не нашел?
– Никто не смахивает даже.
– Если сиделец, а его нет, значит, приезжий. Он один был?
– Один. Ни с кем не общался и ушел один.
– Тебя срисовал?
– Думаю, да. Прическа, шрамы, сам понимаешь.
– Заинтриговал ты меня. Сегодня же напрягу информаторов. Если рецидивист в городе появился, жди воровской сходки или громкого преступления.
– Мы «дело инкассаторов» только закончили, а ты каркаешь.
– Твой расписной не чай приехал сюда попить. Пока приглядывается, а вскоре жди событий.
Расписными оперы часто называли блатных с обильными татуировками.
– Знал бы – проследил за ним. Где живет, у кого.
– Думаешь – не заметил бы хвост? Покружил бы он тебя по городу и оторвался. Ты не топтун, опыта нет. Тем более видел он тебя, наверняка проверялся потом не раз.
– Николай, да что он – шпион?
– Недооценивать противника – ошибка. Ладно. У нас пока никаких сведений о преступлениях – совершенных или готовящихся – нет. Я иду по информаторам своим, а ты по своим. Разбежались.
Информаторов, а попросту стукачей, у Андрея было пока мало. Это Николай был из местных, служил давно, связями оброс. А у Андрея всего трое, да и то мелкота. Один – официант в ресторане. Сам с уголовниками не связан, но периодически собираются в его заведении блатные, иногда удается кое-что подслушать. Даже сам факт сбора авторитетов уже информация к размышлению. Зачем собрались – замышляют крупное дело или делят сферы влияния?
Официант был на месте. Увидел Андрея – вида не подал. Опер в туалет прошел, вроде руки вымыть перед трапезой. А какой обед, если в кармане у Андрея несколько рублей? Ресторан не из дешевых, его денег хватит на стакан чая с булочкой. Спустя несколько минут в туалет зашел официант.
Наклонился к уху Андрея.
– Новостей пока никаких.
– Не появлялся ли блатной?
В нескольких словах Андрей описал расписного.
– Пока не был, буду иметь в виду.
Официант вышел, следом Андрей. Встреча происходила быстро. Пара минут – и разошлись. Официант приторговывал левой водкой, Андрей закрывал глаза на маленький бизнес, зато сотрудник ресторана поставлял информацию.
Второй информатор обретался на рынке. За прилавком стоял, торговал жареными семечками. Но приторговывал вещами. Андрей твердо знал – барыга он, а вещи ворованные. Место барыги в тюрьме, но срок большой не дадут, еще попробуй докажи, что барахло ворованное. Должно быть заявление потерпевших, опись имущества, опознание. А заявления не было, без него обвинение не построишь. Барыга, которого звали Трофимом, с блатным миром дружил, иной раз новости узнавал одним из первых. По его информации Андрей уже двух матерых домушников задерживал. А что поделать? Все оперативники так работали. В белых перчатках информацию не получишь. Каждый искал свою выгоду. Барыга торговал по мелочи, большого вреда не наносил, Андрей решил – пусть пока воздухом свободы дышит, но стучать должен исправно.
Андрей постоял в сторонке, пока народ от прилавка Трофима отойдет, подошел, кинул пару семечек в рот. Со стороны посмотреть – на пробу.
– Трофим, человек в городе появился из блатных. За плечами – десяток ходок.
И описал внешность.
– Не слыхал, – помотал головой барыга.
– Прощупай потихоньку ситуацию. Кто такой, кличка, зачем приехал.
– Так он мне и сказал.
– Трофим, не гони дурочку.
– Понял.
Андрей сказал:
– Недожаренные у тебя семечки.
Семечки были хорошие, это для покупателя сказал, который к прилавку подошел.
Оставался еще информатор – продавщица пивного ларька на углу Калинина и Первой Конной. Все три информатора сами не из уголовного мира. Трофим приблатненный, а два других к воровскому сообществу не принадлежат, но вращаются в гуще народа. Где-то разговор подслушали, подвыпившие мужики языки распускают, говорят громче обычного, а иной раз сами вопросы задавали, вроде наивные и простые. Уголовники же похвастать любят своим фартом, близостью к авторитетам, знанием новостей. Имеющий уши да услышит.
Информация по капле стекалась к оперативникам, анализировалась. Данные от множества мелких стукачей иной раз позволяли делать серьезные выводы или помогали раскрыть преступление. В общем, Николай и Андрей озадачили своих стукачей. Теперь оставалось ждать результата. Торопить информаторов нельзя, не справочное бюро. Стоит уголовникам почувствовать излишнее к себе любопытство, дело могло кончиться смертью информатора.
Несколько дней занимались бытовухой – пьяные драки, семейные разборки с мордобоем, хулиганка. Фактически работа для постовых и участковых. Но серьезных происшествий не было. Видно – сглазили.
Утром, только оперативники явились на службу, дежурный «обрадовал»:
– Пару минут назад звонила продавец магазина номер сорок семь, заявила о краже.
– Это где же такой?
– На окраине, на Ворошилова.
– Промтовары?
– Нет, продовольственный. Феклистов в кабинете, я ему только что сообщил.
Андрей поднялся на второй этаж, а по коридору навстречу Николай идет.
– О происшествии знаешь?
– Дежурный только что доложил.
– Бери Григория, едем.
Магазин продуктовый, в небольшом доме. Товаров дорогих, вроде икры, копченых колбас или ветчины, отродясь не было. Чай, не центр города. На окраине рабочий люд живет, доходы скудные, ассортимент магазина под стать.
На центральном месте витрины – водка, портвейн, вермут. На полках – соль, консервы, хлеб. В охлаждаемой витрине – ливерная и вареная колбаса, селедка, килька. Самые ходовые товары. В углу полка с папиросами, спички.
Андрей, как вошел, подумал: или новички воровали, или пьяненьким аборигенам на выпивку не хватило, решили магазин «ломануть». Серьезный вор побрезгует. Доход от кражи маленький, а срок дадут большой, поскольку магазин государственный. Свои мысли Николай озвучил:
– Сам так думаю. Григорий, приступай. Пальчики, замок, ну, ты лучше меня знаешь.
Пока Григорий снимал отпечатки, оперативники к продавщице подошли.
– Вы обнаружили кражу?
– Я. Как подошла, смотрю – навесной замок сломан, на крыльце валяется. А дверь ломиком или железкой какой отогнули. Дверь-то деревянная, больше для честного человека.
– Смотрели, что взяли?
– Учет надо проводить. Но сразу скажу – ящик водки забрали, он в подсобке стоял, несколько банок рыбных консервов и пачку шоколадок, десять штук. Только вчера их получила. А еще из кассы остатки выручки забрали.
– Почему остатки?
– Выручку я в банк сдаю после рабочего дня. А мелочь оставляю, сдачу-то людям давать надо?
– Логично.
– Там и было рублей восемь-десять.
Судя по словам продавщицы, кража тянула рублей на сто двадцать. Ориентировочно, конечно.
– В бухгалтерию свою звонили?
– А как же! Первым делом. Сказали – магазин закрыть, не торговать. Инспектор должен подойти, ревизию проведем. Тогда будет акт об убытках.
Оперы осмотрели магазин. Задняя дверь, через которую товар завозили, оказалась целой, не взломанной, окна тоже. Вор или воры действовали прямолинейно, без затей.
– Что думаешь? – спросил Николай.
– Местные пролетарии экспроприировали на опохмел. Уперли водку вместе с ящиком. Водку выпьют, ящик рядом с домом выкинут.
– Похоже на то.
Подошел Григорий.
– Похоже, хлопцы, я вас огорчу.
– Чем? – дружно спросили оперативники.
– Дверь отжали и навесной замок фомкой взломали. Но следов никаких. Ощущение, что в перчатках работали, причем кожаных. Нитяные или шерстяные нити оставляют.
Это все плохо. Если вор был судим, отпечатки пальцев могли вывести на преступника, найти проще. А во-вторых, отпечатки в случае поимки вора могли служить доказательной базой для того же суда. Получалось – магазин обнес опытный вор, а не пьянь окрестная. Оба опера задумались. Если воровал опытный, улов его невелик. А неопытный не работал бы в перчатках, да и другие следы оставил.
– Андрей, обойди завтра окрестные дома, по помойкам дворовым пройдись, посмотри – ящика из-под водки не видно ли? Или, скажем, кучи водочных бутылок.
– Насчет бутылок ты загнул, Николай Иванович, – встрял Григорий. – Местные алкаши их быстро подберут, отнесут в пункт приема стеклотары.
Николай в сердцах сплюнул. Кража есть, а следов нет. Висяк будет, то есть нераскрытое преступление, статистику раскрываемости испортит. И никакие стукачи не помогут. Водку выпьют под ворованную закуску и никаких вещдоков не будет.
– Поехали. Вас Вера зовут? – обратился Николай к продавщице.
– Вера.
– Как акт готов будет, копию нам в уголовный розыск.
От суммы ущерба зависело, по какой статье дело заводить. Мелкая кража или крупная? Крупной не пахло, магазин маловат. День прошел в пустых хлопотах. А наутро ситуация повторилась. Снова кража из продуктового магазина, но уже в другом районе города. Как под копирку. Маленький магазин, украдена водка, несколько колец одесской колбасы и шоколадные конфеты – килограмм.
– Слушай, – сказал после осмотра Николай. – Может, подростки балуются?
– Зачем им столько водки? И почерк взрослый. Надо фомку иметь, отжать дверь в нужном месте, перчатки.
– Зима, перчатки как защита от холода. Фомка-то железная, холодная. А получилось, не только от холода прикрылись, но и отпечатки не оставили.
И на третье утро подобная кража. Три кражи из магазинов за три дня! Начальнику милиции Щеглову из горторга звонили, ругались. К небольшим точкам сторожей ставить расточительно, зарплата всю выручку съест. Щеглов их успокоил, а Феклистова на ковер вызвал.
– Что за безобразие в городе? Мне только что из горторга телефонировали.
– Работаем, пока результатов никаких.
– Значит, плохо работаете. Примите все меры! В городе только и разговоров о кражах.
– Постараемся как можно быстрей.
– Идите! – Щеглов был недоволен.
Горторг о кражах наверняка в исполком сообщит или в горком партии. Впрочем, информацию о всех происшедших в городе преступлениях дежурная часть подавала каждое утро сама.
Николай вернулся в кабинет злой.
– Щеглов требует быстрого раскрытия краж из магазинов. Смешно. Можно подумать, мы сидим сложа руки.
– А чего ты от него ожидал? Он на земле не работал, ситуацией не владеет. А перед городским руководством хочет выглядеть хорошо.
– Подхалим!
– Тем и пролез! А ты начальником милиции не станешь никогда. Так и останешься опером.
– Давай еще раз подумаем. Что имеем? Три кражи, все – как под копирку. Что общего? – Николай закурил.
– Магазины маленькие, без сторожей, на окраинах.
– Раз!
– Брать особо в продуктовых магазинах нечего, суммы похищенного невелики.
– Два! Стоп! Давай зайдем с другой стороны. По деньгам – ущерб невелик. А вес украденного?
– Пока не понял.
– Чтобы ящик водки нести, нужны две руки. А ведь еще консервы, конфеты и по мелочи.
– Хочешь сказать – их минимум двое было?
– Само напрашивается.
– Принимаем как вариант. Еще.
– Взломали быстро, без шума. Похищенное нигде не всплыло и не всплывет, потому что сами съели и выпили.
– Почерк опытного вора, а кражи мелкие, не вяжется. Папа-уголовник с сыном воровали? Папа водку выпил, сын конфеты съел, – засмеялся Андрей.
Николай оставался серьезен.
– Ты знаешь, в этом что-то есть. Какое-то рациональное зерно. Но зачем им столько водки? Три магазина, три ящика, в каждом по двадцать бутылок. Упиться можно, белочка посетит.
– Да, одному столько не выпить.
Какая-то мысль вертелась в голове у Андрея. Нечеткая. Концы не связывались, но он решил озвучить.
– Николай, я сейчас скажу версию. Только ты не смейся. На первый взгляд фантастическая.
– Давай. Честное слово – буду серьезен.
– Ты помнишь, видел я в бане расписного?
– Конечно, я информаторов потряс.
– А если этот урка набрал себе шайку из подростков. Продуктовые магазинчики – как учеба. Натаскивает воровскому ремеслу.
– Хочешь сказать, скоро за серьезное дело возьмутся?
Николай помолчал.
– Ничего смешного и фантастического не вижу. Вполне реальная версия. Сколько пацанов без дела болтается? До обеда отучился в ФЗУ, а потом свободен. Отец на фронте сгинул, мать с утра до вечера на работе копейку зарабатывает, не разгибаясь. Оболтуса же одеть-прокормить надо. Безотцовщина. А тут во дворе появляется такой расписной. Разговор о легких деньгах, да как хорошо ворам живется, все – как братья. Неокрепшие души на эти сказки ведутся. Вполне, вполне твоя версия.
– Тогда идем по информаторам?
К официанту в ресторан Андрей решил не ходить. Воры забрали много водки и закуску. Зачем тратить деньги в ресторане? На съемной квартире или малине можно устроить настоящий сабантуй, не вложив ни рубля. Направился к Трофиму на базар. Барыга стоял на своем месте, как бессменный часовой. Андрей выждал несколько минут, когда отойдут покупатели, сам подошел, бросил в рот семечку.
– Есть такой человек, которого ты описывал. Не городской и не москвич, пришлый. Никто его толком не знает, только погоняло назвали – Шизо.
– Шизо?
– Что мне сказали, то я услышал.
Шизо – сокращенно штрафной изолятор на зоне. А еще так называют шизофреников медики, людей с неадекватным поведением. И штрафной изолятор, и поведение отморозка вполне могут сочетаться. Уголовники в большей части – люди с нарушенной психикой, неврастеники и психопаты. Нормальный человек не способен пытать старушку с целью вызнать – где пенсия припрятана.
– А где он обретается?
– Не знаю, как на духу говорю.
– Чем занимается этот Шизо?
– Говорили – у него статей было, как у дворняжки блох. Сто тридцать шестая, сто сорок вторая, сто шестьдесят вторая, сто шестьдесят пятая и даже восемьдесят вторая.
Андрей присвистнул. Богатая биография! Сто тридцать шестая статья Уголовного кодекса – умышленное убийство, сто сорок вторая – умышленное нанесение тяжких телесных повреждений, сто шестьдесят вторая – кража, сто шестьдесят пятая – грабеж. А в довесок – восемьдесят вторая статья – побег из-под стражи. Авторитет или вор в законе в город пожаловал. Вот откуда вал краж из магазинов. Андрей содрогнулся. Кражи – мелкота. Начало. Похоже – работа у оперов только начинается.
– Кто из местных блатных с ним якшается?
– Слышал – Венька-Туз, но верно ли?
– Если сможешь, узнай, где берлога у него и кто в шайке.
– Опасно. Шизо – не фраер. Если почувствует к себе интерес, мне несдобровать.
– Ты, Трофим, мужик тертый и хитрый. Вон уж сколько лет на базаре стоишь. Кошель от денег скоро лопнет. Не мне тебя учить осторожности. Ладно, через пару дней подрулю. А если узнаешь что важное – позвони из автомата на дежурного, попроси со мной соединить.
Андрей отошел от прилавка, долго стоять нельзя, можно ненужное внимание привлечь. Прошел по рядам, приценился к салу, купил небольшой кусок. Пристрастился к салу в разведке. Когда в рейды ходили в тыл врага, брали с собой хлеб и сало, конечно – когда удавалось достать. Несколько кусочков съешь – и голод утолен, а зимой не замерзнешь. А еще – мало места занимает, что тоже в рейде существенно. С тех пор периодически покупал. И сейчас устоять не смог, больно кусок аппетитный, с прожилками мяса.
Из рынка с другого входа вышел, так ближе к пивному ларьку. У ларька Антонины вечно мужики толкались. Перед ларьком круглые столики высокие, на одной ноге. Кучковались любители пива по интересам. Одни любили козла забить, другие рыбалкой увлекались, а кто деловой интерес имел. Пьют пиво мужики, разговаривают, ничего подозрительного – отдыхают, имеют право. Антонина, завидев Андрея, знак сделала – зайди с черного хода.
Дверь уже приоткрыта. В закутке угловом низкий столик на двоих. С улицы не видно его, это для особо уважаемых клиентов.
– Садись, – пригласила Антонина. – Пиво будешь?
– Стакан, мне еще на службу.
Антонина наполнила, поставила перед опером.
– Говори.
– Что ты просил узнать – пусто.
– Зачем знак подавала?
– Вчера приходили ко мне, предлагали два ящика водки за полцены взять.
Продавцы пива с целью извлечения прибыли с пенным напитком химичили. «Женили», то есть разбавляли водой. А за дополнительную плату под прилавком наливали в кружку по стопочке водки. Со стороны не видно, продавщица ставит на прилавок кружку «Жигулевского», такую же, как у других. А «забирает» такой ерш изрядно. По правилам, приносить с собой спиртные напитки воспрещалось. Выходили из ситуации таким способом. Как говорили продавцы – хочешь жить, умей вертеться. Милиция о таких фортелях знала, но смотрела сквозь пальцы.
Постовой иной раз в пивную зайдет, продавщица или буфетчица ему кружку пива бесплатно, да свежего и «неженатого». Постовой ее не трогает.
Только если буфетчица сильно наглеть начинает, взять ее можно в любой момент, потому как в ларьке водку можно обнаружить. А срок по статье 128В – за обвес, обман, обвешивания и прочие торговые грешки – вполне солидный, до 10 лет, как за убийство. Несуразица!
– Согласилась?
– Еще бы, такую выгоду упускать.
– Уже принесли?
– Сегодня обещали, к закрытию.
– Не зря я тебя покрываю. Ты во сколько закрываешься?
– В восемь.
– Лады. Если меня увидишь, вида не подавай.
Андрей опрокинул стакан с пивом в рот, вышел. Все-таки не зря информаторов они озадачили. Информация небольшая, но делу помочь может. Николая в уголовном розыске еще не было, но дежурный сказал:
– Тебя Щеглов искал, зайди к нему.
Грехов за собой Андрей не знал, зашел. Начальство ждать не любит.
– Здравия желаю!
– А, Фролов! Курьер сегодня оружие твое доставил и постановление – в возбуждении уголовного дела в отношении тебя отказать. Забери свой «наган». А впредь думай, прежде чем на спусковой крючок нажать.
– Так точно! – вытянулся Андрей.
Начальство возражений не любит, это давно известно. У них одно мнение правильное – свое.
– Как дела по краже из магазинов?
– Работаем.
– Надо ускорить!
– Постараемся. Сейчас только от информаторов, весь город обегал.
– Давай, трудись, не буду отрывать.
Андрей в кабинете «наган» осмотрел, вычистил и смазал, зарядил. О, другое дело! С оружием почувствовал себя уверенно. Без привычной тяжести в кармане – как не в своей тарелке.
Резко распахнулась дверь, в кабинет ворвался Николай.
– Оружие вернули?
– Ага, только сейчас от Щеглова. Вины в применении оружия не нашли.
– Что информаторы?
Николай явно тоже что-то узнал, поскольку был в хорошем настроении.
– Узнал по расписному. Не из местных, его никто не знает. Кличка Шизо, за спиной куча статей, от краж и грабежей до убийства.
– Серьезный фигурант.
– В пивной ларек, что на Калинина, вчера предложили два ящика водки за полцены. Обещали сегодня к закрытию доставить.
– Проявились-таки! А во сколько ларек закрывается?
– В восемь.
Николай посмотрел на часы.
– Время еще есть. Мне тоже про Шизо сказали. Видели в поселке авиазавода, а где точно – неясно. Где-то там у него лежбище.
– Считаешь, кражи продмагов – его рук дело?
– Наставлял и руководил, полагаю, он. Есть какая-то связь. Появился в городе Шизо, и кражи пошли.
– Для прокуратуры и суда – не факт. На горячем взять надо, с поличным.
– Что думаешь по пивному ларьку?
– Что и ты. Брать их надо.
– Ты внутри ларька был?
– Кроме продавщицы двоим укрыться можно, но не нужно. Увидев посторонних, рванут назад. А кроме того, информатора подставлять нельзя, только полный тупица не поймет, кто навел.
– Сам такого мнения. А вокруг места скрытные для наблюдения есть?
– Перед ларьком пустая площадка, по обеим сторонам частные дома. На лавочку не сядешь, зима. Это летом можно за стол к доминошникам присесть.
– Плохо. Давай думать.
Николай уселся на стул, потом вскочил.
– Есть вариант. У меня шофер знакомый на хлебовозке работает, он выручит. Едем к нему.
Уговаривать водителя долго не пришлось.
– Если для дела надо, помогу. А что делать?
– Подъедешь, постоишь.
– И все?
– По ходу понятно будет.
Пока было время, оперативники пообедали в столовой хлебозавода. Завод по запаху найти можно. Вкусно пахло свежим хлебом уже за квартал от завода. А уж внутри, на территории, слюной подавиться можно. Запах в ноздри бьет, густой, ароматный.
Назад, в райотдел, на мотоцикле за пять минут домчались. Николай за телефон уселся, стал в Москву звонить, знакомым из Главка.
Может, кто-то помнит уголовное дело, где фигурировала кличка Шизо. Кличка редкая, должна запомниться. Но при условии, что дела проходили в Москве или Подмосковье. Уголовник не из местных, балашихинская братва его не знает. Он мог после отсидки приехать с Урала или из Сибири. Разве все города обзвонишь? На это куча времени надобна. Могла бы помочь паспортная служба, но для этого надо знать фамилию. Еще вариант – ГУЛАГ. После освобождения из зоны сидельцам выдавали справки об освобождении. По ним в паспортных столах выдавали паспорта определенных серий. Но кроме ГУЛАГа – Главного управления лагерей, таких управлений было еще десять. Хотя бы знать, где сидел Шизо. А у оперов, кроме клички, больше ничего.
Вечером отправились пешком на хлебозавод. Уже все машины-хлебовозки в гараже. Работа для них начинается рано утром, можно сказать – даже ночью, когда с завода развозят хлеб по магазинам. На машине, на которой работает знакомый Николаю водитель, на борту надпись крупными буквами «Хлеб». Только после оперативники поняли, что сделали ошибку, выбрав такую машину. До войны, во время массовых репрессий, чекисты использовали такие для перевозки арестованных. По ночам, наряду с настоящими хлебовозками, по городу курсировали грузовики НКВД, замаскированные под мирные продуктовые.
Милиционеры об этом знали, на перекрестках старались не останавливать. Позднее узнали граждане. А оперативники упустили из вида.
Водитель вытащил из кузова пустые деревянные ящики из-под хлеба.
– Загружайтесь.
– Да ты что? А наблюдать как будем?
– Спереди окошечко есть с заслонкой, приподнимите. Да и в дверцах щели изрядные.
– Окошечко-то зачем?
– А, не знаете? Хлеб горячим грузят, он потеет, по стенкам кузова изнутри капли текут. Приоткрываем немного для вентиляции, не то буханки в нижних поддонах намокнут.
Николай в кабину с водителем уселся – дорогу показать, место стоянки для наблюдения выбрать. Андрей в кузове устроился, на полу. Все вокруг железное – кузов, пол, полозья для поддонов. Холодно, а сидя на полу, не видно ничего. Полная темнота. Грузовик раскачивает, трясет. Неуютно. Андрей представил себя на месте арестантов. Тем хуже было: везли в полную неизвестность – в тюрьму или на расстрел. Да не уголовников, зачастую цвет нации, людей образованных, при должностях. Сколько сгинуло ученых, конструкторов, инженеров, интеллигенции?
Грузовик остановился. Несколько минут тишины, видимо, Николай оценивал – удобно ли встали? Потом хлопнула дверца кабины, открылась дверца кузова. В кузов неловко взобрался Николай.
– Встали удачно, впереди обзор хороший, справа дома. До ларька пивного десяток метров, лампочка под навесом, где прилавок, горит.
– Они сзади подойдут, к служебному входу.
– Сзади забор, подойдут сбоку, слева или справа.
Николай папиросы достал, закурить не успел. Андрей его остановил.
– Не кури. Запах сразу выдает и дымок из вентиляционного отверстия пойдет. В разведке не один человек так спалился.
– Уголовники – не немцы.
Но закуривать не стал, убрал пачку в карман. В кузове зябко, Николай потопал ногами.
– Да тихо ты, что как медведь себя ведешь?
Время тянулось медленно. Андрей заслонку полностью открыл, но отверстие мало, с ладошку. Ларек виден отлично. Несмотря на вечер, у пивной точки несколько мужичков толкаются. Раздался окрик Антонины:
– Кружки возвращаем, закрываюсь я.
Мужички пиво допили, кружки пустые на прилавок составили, по домам потянулись. Продавщица кружки забрала, окно закрыла. С минуты на минуту должны прийти с водкой.
– Пусти, я понаблюдаю, – отстранил Андрея Николай.
Он устроился у окна, Андрей на пол лег. Внизу, у створки люка, через который поддоны с хлебом загружают, щель широкая, часть улицы видна, но не ларек. Заскрипел снег под ногами. И неожиданно выстрел. Бах! Бах! Бах! Три подряд. Николай застонал, сел на пол. Твою мать! Засада раскрыта! Андрей пинком ноги открыл створку, выпрыгнул из машины. От грузовика убегали трое, бросив два ящика с водкой. Андрей револьвер вскинул. В темноте ни мушки, ни прицела не видно. Наугад выстрелил по ногам дважды. Двое рухнули, а третий успел за угол скрыться.
– Николай, живой?
– Живой, руку зацепило. Что с водителем?
Андрей обежал грузовик. Наповал. Стреляли в голову. И на железном кузове с этой стороны две пробоины. Стреляли на уровне стоящего человека. Андрей на полу кузова лежал, его не зацепило, а Николаю досталось. Черт, ведь минуту назад они местами поменялись.
– Я сейчас, – крикнул Андрей и кинулся к лежавшим.
Опять неудача. Один признаков жизни не подает, второй стонет, пуля в бедро попала, хотя целил Андрей в голень. Да разве в темноте выстрелишь точно? Он рванул к пивному ларьку. Антонина при звуке выстрелов дверь изнутри заперла. Андрей кулаком забарабанил.
– Антонина, открой! Это Андрей.
Испуганная женщина дверь открыла.
– Чего стреляли?
– Где телефон?
– На проходной, туда! Метров сто.
– Ранение у нас. Я побежал в милицию, на «Скорую» звонить. А ты закрывай точку и уходи. Все равно ничего не видела, не свидетель.
– Я мигом.
Андрей к проходной помчался. Сторожу удостоверение под нос сунул.
– Где телефон?
Телефон на стене висел. Первым делом Андрей на «Скорую» позвонил. При больнице была машина и бригада. Вызов приняли. Потом звонок дежурному милиции и в прокуратуру. Нападение, причем вооруженное, на сотрудников правоохранительных органов – преступление серьезное. Это все равно что выступление против власти. Уже через четверть часа прокуратура здесь была, и начальник милиции на «козлике», и санитарная машина. Николаю и раненому бандиту помощь оказали, увезли в больницу. Отдуваться перед следователем прокуратуры и Щегловым пришлось Андрею.
– Что произошло? – Щеглов был суров.
– Засаду устроили. Николай договорился со знакомым водителем хлебовозки. Информатор сведения слил, что к какому-то из домов украденную водку принесут.
– Видели два ящика. Кто стрелял?
– Сначала по нам три выстрела. Одним водителя убило, он в кабине сидел. А две пули по кузову. Николай стоял, ему пуля досталась, я лежал, наблюдал в щель створки. После бандитского обстрела выскочил, убегавших трое было. Стрелял по ногам, да темно. Одного в ногу ранил, а другого в спину. Наповал.
– Третий скрылся?
– Выходит – так.
– Курили или говорили в машине? Почему бандиты вас вычислили? – горячился Щеглов.
– Остынь, капитан, – остановил его Петр Федотыч. – Машину они неудачно выбрали. Уголовники еще с тридцать седьмого года знают, что такое хлебовозка. Сам подумай – чего ей ночью здесь стоять? Ни одного хлебного или продуктового магазина рядом.
Обидно Андрею стало. Идею Николай подал. Но вроде как обоих оперативников обвиняют.
– Нам что, на мотоцикле приехать надо было и форму надеть? Сами видели – место открытое, спрятаться для наблюдения негде.
– Успокойся, Фролов! Вас лично ни в чем не обвиняют. Ждали вы воров, кто знал, что у них оружие? Жаль, что третий ушел. Не исключено – главный. Пойдем, на убитого бандита посмотрим.
Подошли к трупу. Петр Федотыч фонариком на лицо посветил.
– Молодой, лицо незнакомое.
Ни следователь, ни Андрей убитого не опознали, стало быть – новичок, раньше по делам не проходил.
– Труповозку вызову, тело в морг везти надо. Григорий, ты свои дела закончил?
– Да, фото и замеры сделал.
Начальник милиции, когда трупы погрузили на труповозку, сказал:
– Я позвоню на хлебозавод. Пусть машину свою заберут. Тебя куда подбросить?
– В больницу. Если врачи позволят, хочу раненого допросить.
Щеглов высадил Андрея у больницы, укатил в райотдел. Ему докладывать в Главк о нападении на сотрудников угро. Андрей в приемный покой зашел.
– О, знакомые лица! Варвара, как там раненые?
– Который в ногу ранен, в операционной. Кровопотеря большая. А Феклистов в процедурной. Пуля насквозь прошла. Везучий ваш начальник угро. Мышцы повредило, а кость цела. Неделю, дней десять всего нетрудоспособен будет.
Неделя – это хорошо, это терпимо. Плохо, что Андрей в отделе один остался, когда такие события происходить стали. И печенкой чувствовал – не закончатся. Попритихнут бандюки на несколько дней и за старое примутся, если не сбегут из города. Их здесь не держит ничего – ни дом, которого нет, ни семья. Уголовники не обрастают недвижимостью, семьями. Это якорь, который держит на месте. А они – как перекати-поле. Переночевал на малине, поел-выпил, переспал с марухой, а дальше – как повезет. Если наследил, может в другой город переехать. В Подмосковье городов много, Москва под боком. Но там, в столице, много милиции, документы у подозрительных лиц часто проверяют, попасться можно. У блатных либо справка об освобождении в кармане, а зачастую паспорт фальшивый, а то и вовсе документов никаких. В малине документов никто не спрашивает, а грабить или воровать ксивы подавно не нужны.
Это для законопослушных граждан паспорт – необходимость. Без документа пенсию не получить, не устроиться на работу, не выдадут посылку на почте. Блатным этого не надо. Работать для них западло. Клопы, паразитирующие на людях и стране, причем еще бахвалятся этим.
Андрею дали халат. Расположение палат, операционной, перевязочных, кабинета врачей он уже знал. Сам не так давно лежал в больнице с ранением. У перевязочной лежал на каталке Николай. Вид бледный из-за кровопотери.
– Андрюха, я тебя ждал.
Так Андрея раньше начальник угро не называл.
– Что там?
– Один бандит убит, второй ранен, в операционной сейчас, один ушел. Думаю – главарь. Ни при убитом, ни у раненого оружия не было. К сожалению, шофера убили.
– Забери мое оружие, к себе в сейф до лучших времен положи. И еще – не в службу, а в дружбу. Ты помнишь, где я живу?
Андрей сразу понял, что хотел Николай.
– Не волнуйся. Сразу из больницы туда пойду, жену предупрежу. По-моему, ее Шурочкой звать.
– Скажи – царапина! Да смотри, не подкатывайся, пока я безоружен, – и пальцем здоровой руки погрозил.
Андрей принял от Николая офицерский пояс с кобурой.
– Ты иди, – сказал Николай.
– С раненым хочу потолковать.
– Не жди. Он от наркоза к утру только отойдет. Убежать при всем желании не сможет. Я у хирурга уже узнавал. Кровопотеря большая и кость бедренная раздроблена. Ему теперь в гипсе месяца три лежать.
– Тогда удачи тебе. Пошел я. Завтра, как время будет, загляну обязательно.
– Щеглов давить будет, а ты один остался в отделе. Слушай, кивай, а делай по-своему.
– Я спать-есть не буду, но этого гада достану.
– Меня подожди, а то тебя отметят приказом, а меня нет.
– Тебе только зубоскалить. Выздоравливай.
Из больницы Андрей в райотдел направился, в сейф оружие Николая спрятать. У Андрея и так при себе два ствола – штатный «наган» и наградной «ТТ». На операции, где могла предполагаться стрельба, он наградной пистолет всегда брал.
Кобуру с оружием и поясом в свой сейф уложил, вздохнул: мало в отделе сотрудников, а из транспорта лишь трофейный мотоцикл. У преступников иной раз оснащение лучше – автомашины, оружие, одежда.
Из райотдела к домику Николая пошел. Жена Феклистова к ненормированному рабочему графику привыкла. Андрей постучал в калитку. Через пару минут калитка распахнулась. Перед ним в домашнем платье и с шалью на плечах стояла Шурочка. Шурочка, увидев Андрея без мужа, сразу вскрикнула:
– Что с Николаем?
– Ранен. Сразу говорю – легко, в руку. Сейчас в больнице, на перевязке. Николай сказал, утром придете, если его к тому времени не выпишут.
Александра заплакала.
– Ну чего слезы лить? Ранение пустяковое.
– Оглашенные вы оба! Люди работают с восьми до шести. Потом отдыхают с семьей. А вас ни вечером, ни в выходные дома нет. Вот объясни мне – кто за такую зарплату под пули или ножи полезет? Только ненормальные.
– Наверное. – Андрей не стал спорить, хотя в душе не согласен был. – Служба такая. До свидания!
Повернулся, побрел в общежитие. Если не они, то кто будет бороться с этой плесенью, уголовниками. Если каждый будет отсиживаться по домам, блатные кровью зальют всю страну. Только милиция да госбезопасность держат их в узде. Денежное довольствие маленькое, это да. Государство за риск, за ночные бдения, сумасшедшую переработку платить должно соответственно. Хотя… Был сегодня он в больнице. Врачи сутками работают. Привезут раненого или травмированного, никто не бросит, не скажет – мое рабочее время кончилось. И зарплата не выше ментовской.
Уже ложась спать, подумал – не в того стрелял. Оружие у главаря было, в него целить надо было и стрелять на поражение. Только как знать, кто из троих кто?
С утра на планерку в райотдел. Из уголовного розыска он один пока остался. Не явись, Щеглов желчью изойдет. И так он к уголовному розыску нехорошо относится, предвзято.
– Развели вольницу! С оружием все время ходят, не в форме. Население при виде милиционера чувствовать должно – защитник идет.
Не раз он так высказывался, а сделать ничего не мог. Оперативники во всех городских и районных отделах вели себя одинаково. И не по анархическим наклонностям, сама служба вынуждала. Один раз после подобных высказываний начальника милиции Николай пришел в кабинет угро злой.
– Уйду к чертовой матери! Или переведусь в другой район.
Знакомых в уголовном розыске соседних районов, да и в Главке в Москве, у него было много. Решись он всерьез – сразу бы взяли. Опытный оперативник везде нужен. Андрей про себя тогда решил – уйдет Феклистов, и он уйдет тоже. Хуже нет служить под началом самодура, не понимающего азов службы. Но у Николая дом здесь, он местный. А где на новом месте службы жить? С семьей в общежитии? Возраст уже не мальчика. Так и остыл Николай, но обиду на Щеглова затаил.
Вопреки обыкновению, Щеглов на планерке не разглагольствовал долго, торопился, уложился в четверть часа. Андрей сразу в больницу. И Николая проведать надо, и допросить раненого бандита.
Николай чувствовал себя уже лучше. Бледен, но держится молодцом.
– Моя только что ушла, ей на работу надо. На планерке был?
– Щеглов за пятнадцать минут провел, наш отдел не трогал.
– Надо же! Иди, допрашивай подстреленного. Потом коротенько мне доложишь.
Палата, где лежал раненый, на четверых была. Тесно в больнице, многие палаты на десять человек. У двери постовой. Поздоровались, все же знакомые по службе. В палате Андрей попросил пациентов выйти. Все уже ходячие после операций, не первый день здесь. На койке молодой парень, лет восемнадцати-двадцати.
Андрей представился, удостоверение предъявил.
– Фамилия, имя, отчество?
– Каблуков Михаил Иванович.
Андрей начал заполнять шапку протокола, где год и место рождения, предыдущие судимости.
– Теперь поясните, при каких условиях получили ранение?
– Шел с товарищем по улице. Вдруг стрельба. Мне в ногу попали.
– Случайно шел?
– Ага.
– Будет врать. Товарищ твой в морге, а тебе повезло. А главарь вот ушел. Но бегать ему недолго. Зачем по хлебовозке стреляли?
– Это не я.
– А кто?
Раненый замолчал.
– В твои байки о том, что случайно проходил, ни я, ни прокурор не поверит. У дверей палаты – постовой. И выпишут тебя не домой, а в КПЗ. А потом суд и срок, причем солидный. За вооруженное нападение на представителей власти отмеряют тебе десяточку, и будешь ты деревья валить в Сибири или кайлом махать на Колыме. А главарь твой в стороне останется. Но слово даю – я его арестовывать не буду, пристрелю. За то, что товарища моего ранил, он в этой же больнице на излечении. Итак, слушаю.
Раненый отвернулся.
– В молчанку поиграть захотелось? А как теперь твоим родителям в глаза соседям и родне смотреть? Об этом ты подумал? Я в твои годы на фронте с немцами дрался, а ты по своим стреляешь. Стало быть, ты не лучше фашиста. Зря я тебя не застрелил, как подельника твоего.
Парень дернулся. Видимо, воспоминания не лучшие были.
– Кто второй? Ему ты уже не навредишь.
– Витька Киселев, в одном дворе живем… жили, – поправился он.
– Красиво жить захотелось? Ну и дурак же ты! Ладно, живи пока.
Андрей поднялся, собираясь уходить. Парень спросил:
– Вы правда, про Витьку?
– Разве я похож на шутника? Ты ранен, он убит. А бандюган главный сейчас себе других дураков ищет. Кличка у него какая? У людей имена, фамилии. А у уголовников клички, как у собак. Тьфу!
Допрос подозреваемого или обвиняемого – это не только юридическое действие, но еще и психологический поединок. Но увещевания не подействовали.
Раненый говорить отказался. Сильно на него повлиял главарь, внушив ложные понятия о воровской чести, солидарности, братстве. Все блатные слова не стоили выеденного яйца. Андрей сам был тому многократным свидетелем, когда предводители банд в надежде получить меньший срок сдавали своих подельников. Были и упертые, но таких было меньшинство. Для них существовали «красные» зоны, где верховодили не блатные, а ссученные, как их называли уголовники, то есть сотрудничавшие с администрацией зон. А еще были камеры с «шерстяными», где сами уголовники выбивали признания – пытками, избиениями, за пачку чая или иные маленькие радости тюремной жизни. Андрей об этих методах знал, но сам не применял, считал низкими, недостойными офицера.
О допросе коротко рассказал Николаю.
– Вот мерзавец! Ладно, продолжай рыть. Я связывался вчера с Главком, обещали помочь. Так что будь на телефоне.
Андрей из больницы в райотдел. Дежурный его окликнул:
– Фролов, тебе звонили. Вернее – один звонок тебе, кто – не представились, обещали позже связаться. А второй из Москвы на Феклистова. Дали номер, просили перезвонить.
Андрей дежурного поблагодарил, взял бумажку с номером. Уже из кабинета позвонил, приготовил бумагу и карандаш. Ручкой писать неудобно, постоянно перо в чернильницу макать надо, да и кляксы бывают. На том конце ответили быстро.
– Николай! Приветствую, полковник Ашихмин.
– Это Фролов. Феклистов с ранением в больнице.
– А что с ним?
– Огнестрельное в руку. Состояние удовлетворительное.
– Он вчера просил выяснить кое-что.
– Я в курсе, вместе над делом работаем. Думаю – по Шизо?
– Верно. Проходил четыре года назад по делу блатной с такой кличкой. Настоящая фамилия Бандурин, восемнадцатого года рождения, уроженец Иркутска. Девять ходок, должен освободиться месяц назад.
– Фото в деле есть?
– Обязательно! И особые приметы.
– Слово «мир» и колокола? Я угадал?
– Точно.
– Можно подъехать?
– До конца дня в Главк, комната четыреста восемнадцать. Я пока фотокопию закажу.
– Обязательно буду.
Андрей сорвался на железнодорожный вокзал. Можно было ехать на мотоцикле, все равно хозяин его в больнице. Но по зимнему времени года такая поездка не прельщала. В электричке теплее.
И вот уже Москва, до Главка добирался на трамвае. Постовой на входе проверил удостоверение.
– Проходите.
Четвертый этаж, серьезная дубовая дверь. Андрей постучался, получив ответ, вошел, представился.
– Документы можно посмотреть?
– Конечно.
После проверки полковник удостоверение вернул, подтолкнул по столу архивное уголовное дело.
– В свое время я его с оперативниками задерживал. Ублюдок, каких мало. Руки по локоть в крови. Ничего святого. Держи фото.
Как только Андрей взял в руки фотографии, сразу расписного узнал. Конечно, на фото из дела он помоложе, морщин поменьше. Но глаза такие же – настороженные. Он! Вне всяких сомнений.
– Спасибо. Можно дело пролистать?
– Даже нужно. Он банду сколотил из сопляков, кто зоны не нюхал. Сам обучил азам. А потом их руками жар загребал. На суде не все эпизоды смогли доказать, получил четыре года всего.
– У нас в Балашихе объявился. Сразу три кражи из продмагов. Засаду на него устроили. Как-то вычислил нас, огонь открыл. Водителя убил, Феклистова в руку ранил. Ответным огнем один сообщник убит, второй в ногу ранен. Сейчас в больнице, пытался допрашивать, в молчанку играет. А самому ускользнуть удалось.
Андрей углубился в чтение. Уголовное дело толстое, но читал он не все страницы, только фабулу уловить. Действительно, почерк похож. Поблагодарил коллегу, фото в карман куртки убрал и на вокзал. Пока приехал, вечереть начало. Отправился в столовую и потом в общежитие. Улегся на кровать. Фото есть, фамилия, кличка. Но что это дало? Ни на шаг не приблизило к преступнику. Вспомнилась баня. Какой же это день недели был? Вскочив, пролистал календарь. Вот! Среда. Любители попариться могут в любой день недели наведаться, люд рабочий обычно в выходной день или субботу. Завтра среда. Не наведаться ли в баню? Не факт, что бандит там будет. К тому же сидеть в бане придется весь день. А хуже всего – Шизо его видел. Стало быть, в саму баню нельзя. Андрей стал вспоминать, откуда за входом в баню проследить можно. Ничего подходящего. Трюк с машиной проделывать не хочется, уже есть печальный опыт.
Решил осмотреться на месте, направился к городской бане. Ее посещали все жители, очень редкие обладатели благоустроенных квартир имели ванну, горячая вода для которой грелась титаном, эдакой круглой железной печкой, топить ее можно было дровами или углем. Но согревание воды шло медленно. К тому же ванна или душ не заменит парной.
У бани встал в сторонке, осмотрелся. Ну нет рядом укромного места. Поднялся по ступенькам, спросил у кассирши:
– Мне бы директора вашего увидеть.
– Налево по коридору, там вывеска на двери.
Ну да, как в больших и солидных учреждениях. Сначала бухгалтерия, откуда раздавался треск арифмометра и щелканье костяшек счет. А уж затем кабинет директора. Постучав, вошел. Пожилой мужчина восседал за столом. Пустой рукав правой руки заправлен под ремень. Нацепив очки, он изучал бумаги. Андрей представился, удостоверение предъявил.
– Садитесь. Что вас интересует?
– Где руку потеряли?
– Третий Белорусский.
– А я на Первом воевал.
Фронтовики всегда испытывали друг к другу симпатию, уважение.
– Не найдется ли у вас укромного местечка, за посетителями понаблюдать. В бане на прошлой неделе мылся уголовник, представляющий для нас интерес.
– Хм. Баня – учреждение общественное. Любой может заплатить и помыться. Как без гигиены?
– Вы неправильно поняли. Вы за посетителей не отвечаете. Но баня – единственное место, где фигурант может появиться вновь.
– Здесь поймать хотите?
– Упаси бог. Проследить путь от бани к обиталищу, только и всего. Вопрос в том, что неизвестно, когда он появится – сегодня, завтра, через неделю.
– Как мы можем помочь?
– Или меня куда-нибудь спрятать, или банщика проинструктировать. Опознает, пусть сразу телефонирует в милицию.
– Подходяще. Телефон у меня в кабинете есть, как видите, и спаренный на кассе. Знаете, посетители разные бывают. Переберут после баньки пива или ерша, иные бузить начинают, вызываем наряд. Сейчас банщика позову.
Директор вышел, вернулся с банщиком. Выглядел он необычно – в белых холщовых штанах и рубахе. Со стороны ни дать ни взять – исподнее. Белье влажное, все же помещение сырое.
– Потапыч, товарищ из милиции. Помочь надо, отнесись со вниманием.
– Комиссия приезжает, знатно попарить надо? – осведомился банщик.
– Мелко берешь, – поморщился директор. – Товарищ объяснит.
– Меня интересует один из посетителей. Бывает у вас. Среднего роста, худощавый. На груди татуировка со словом «мир» и два колокола. Посмотрите на фото.
Андрей к визиту готовился, фотографию взял. Банщик только глянул и заявил:
– Он у нас бывает, сам видел.
– По каким дням, не обратили внимания?
– Среда или четверг. Моется, парится. Обычно часа два-три проводит.
– Просьба есть. Если увидите, позвоните дежурному в милицию. Попросите передать Фролову – кстати, это я, – что фигурант пришел.
– Самим не задерживать? – спросил директор.
– Ни в коем случае, он может быть опасен. Не смотрите на него, никаких действий не предпринимайте. Только звонок, никакой инициативы.
– Всего-то? Сделаем. Потапыч, не проворонь. Видишь, милиция на нас надеется. А что он натворил?
– Про кражи в продмагах слышали?
– Так это он?
– Только между нами. Сами понимаете – дело секретное, но я вам доверяю.
– Не подведем, – заверил директор. – Ты иди, Потапыч, люди ждут.
Банщик ушел, Андрей тоже поднялся.
– Может, остаться хотите? Потапыч попарит знатно. Мы из лесхоза большую партию веников привезли – дубовые, березовые.
– В следующий раз обязательно, – заверил Андрей.
Если банщик не подведет, сообщит сразу, есть шанс прихватить Шизо в бане, а лучше на выходе. Уголовник точно имеет оружие, если применит в бане, могут быть случайные жертвы. Андрею такого исхода вовсе не хотелось.
А через минуту события стали развиваться стремительно. Андрей вышел на крыльцо и увидел Шизо. Вернее – оба узрели друг друга одновременно. Уголовник сразу рванул за полы полупальто, так что поотлетали пуговицы. Из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Расписной даже успел схватиться за нее, потянул пистолет. Но Андрей, хоть и не готов был к такой встрече, действовал быстрее. Всего на полсекунды, на секунду опережал блатного. Сказывались выучка и опыт разведчика, а еще регулярные стычки с бандитами всех мастей. Он выхватил револьвер и, не поднимая руки, с бедра, как ковбой, сделал выстрел самовзводом. Пуля угодила бандиту в живот, он покачнулся, но продолжал тащить пистолет. Как в замедленной съемке Андрей видел, как пошла вперед и вверх рука бандита. Опер выстрелил в грудь бандита, потом в голову. Шизо рухнул на асфальт уже мертвым. Несколько секунд стояла тишина. Потом на другой стороне улицы закричала женщина:
– Убили! Милиция!
Андрей достал из кармана носовой платок, подобрал пистолет бандита – добротный немецкий «Вальтер Р-38», завернул в платок, сунул в карман. Главное – не стереть с оружия отпечатки пальцев бандита и не оставить своих пальчиков. По факту стрельбы и смерти фигуранта обязательно будет расследование прокуратуры, баллистическая экспертиза пистолета. Оружие бандита – важное вещественное доказательство.
Андрей вбежал в баню. Встревоженная выстрелами кассирша вскочила со своего места.
– Что случилось? Милицию вызывать?
– Сам вызову.
А по коридору уже спешил навстречу директор.
– Мне срочно нужен телефон, – попросил Андрей.
– Проходите.
Андрей сначала позвонил дежурному в милицию.
– Фролов говорит. Эксперта и труповозку к городской бане.
Потом сделал звонок в прокуратуру. Теперь оставалось ждать и охранять место происшествия.
Андрей вышел на улицу. На противоположной стороне, на тротуаре, начали собираться любопытные, как бывает всегда. Но к убитому бандиту подходить боялись. Из-под тела вытекала кровь, окрашивала снег красным.
Противоречивые чувства охватили Андрея. С одной стороны – он убил закоренелого преступника, которого не могли исправить многочисленные судимости и годы за колючей проволокой. Было ли ему хоть немного жаль бандита? Все же живая душа. Ни капельки. На руках этого Шизо кровь невинных жертв, тот же водитель хлебовозки, раненый Феклистов. И смерть и ранение молодых парней, кого он обманом и посулами завлек в свою банду, тоже на его совести. Хотя у таких совести нет и душа черная. Наверное – сейчас уже ответ держит перед апостолом Петром – в ад или рай. На счет рая Андрей сильно сомневался. Хотя и атеист был, но на фронте в страшные дни и часы все начинали во что-то верить – в Бога, в везение, иконку от матери.
Была радость от того, что справедливая кара настигла преступника. А тревожил приезд прокуратуры. Снова поставят в вину стрельбу. Причем придерутся к тому, что он не сделал предупредительного выстрела в воздух, как по инструкции положено. А выполни он ее, сейчас бы сам лежал на месте расписного.