Глава 2
Золото
Андрей спохватился. Паренек же на вокзале был. Надо его опросить, он преступника видел, опишет. И сразу отзвониться в Москву. Пусть милиция на вокзале встретит. Хотя… Электропоезд через четверть часа на Курском вокзале будет. А по пути еще несколько остановок делает. Если преступник опытный, а все данные полагать это есть, он сойдет на промежуточной станции. Если документы у бандита липовые были, побоялся предъявлять, либо что-то при себе имел, что милиционеру видеть никак нельзя. Но помелочился, у пацана билет забрал. Неужели денег при себе не было?
– За мной!
Вошли в вокзал, с другой стороны уже бежали к милиционеру врач с чемоданчиком и санитар с носилками. Оперативно! А вот пацана не видно.
Андрея досада взяла. Упустил свидетеля! Не зря говорят: за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Прошли в дежурку. О, радость! Пацаненок здесь. У дежурного хватило ума пацаненка задержать и завести в дежурку. У пацана слезы текут.
– Дяденька милиционер, не знаю я его вовсе. Я билет на перрон купил, а он из рук выхватил. Мне маму встретить надо.
Андрей поднял руку.
– Успокойся.
И дежурному: «Дай ему воды, видишь – испуган ребенок, а ты на него насел».
Андрей повернулся к пареньку.
– Никто тебя обижать не собирается. Сейчас расскажешь, как выглядит этот дяденька, и иди, встречай маму.
Протокол допроса писать нельзя, по закону показания несовершеннолетнего силы не имеют.
– Тебя как звать?
– Ваня, Иван Данилов.
– Хорошо. А живешь где?
– На Ильича, семнадцатый дом.
Андрей показал дежурному – пиши, мол. А то застыл истуканом, а завтра не вспомнит, как парня звали. Дежурный спохватился.
Схватил лист бумаги, карандаш.
– Ну вот и прекрасно, Ваня. Как дядька выглядит?
– Дядька как дядька!
– Какой он? Старый или молодой?
– Старый, старше вас.
– Может, бородавки, шрамы на лице были?
– Не было.
– Может, шепелявил? Волосы у него какие?
– Во! Вспомнил! У него левое ухо, внизу, вот тут, как будто разрезано.
Мальчик показал на себе.
– Мочка левого уха.
– Ну, я же так и сказал.
– У него нож в кармане был?
– Я не видел.
– А документы он милиционеру показать успел?
– Не-а. Так сразу ножом ударил, быстро. Я толком разглядеть не успел. И убежал.
– Можешь идти, Ваня. Если что-то еще вспомнишь, скажи дежурному.
– Спасибо, дяденька. Вы тоже из милиции?
– Из милиции.
– А почему на вас формы нет?
– Надо так, Ваня. Ты иди, а то маму кто встречать будет?
Паренек ушел. Андрей переписал себе его данные. Так, на всякий случай. Дело будут расследовать не территориалы, не его отдел, а транспортная милиция и транспортная прокуратура.
– Дежурный, ты начальству доложил о происшествии? Нападение на постового при исполнении.
Дежурный схватился за голову. Андрей же пошел в общежитие. Врач еще возился у раненого постового, а у входа в вокзал стояла «Скорая помощь» на базе полуторки. Андрей шел и размышлял. Который уже раз он слышит про человека с раздвоенной мочкой. Это один человек или разные? Решил утром посоветоваться с Феклистовым – сообщить гэбэшнику, лейтенанту Владимиру Васильевичу, или не стоит?
– Постового жалко, выживет ли? – С тем и уснул.
Утром Феклистов приказал:
– Садись, оформляй все бумаги – протоколы допросов. Бандюган твой подписался?
– А как же!
– И передавай в прокуратуру. Мы свое отработали. Преступников задержали, допросили, награбленное вернули.
– Николай, поздно вечером на вокзале постового ножом ударили.
– В наших сводках он не проходил, это дело транспортной прокуратуры и милиции.
– Знаю. Обрати внимание на два обстоятельства. Первое – преступник ударил постового ножом в левый бок, в грудную клетку. И второе. Там все на глазах у пацана происходило. Так он примету интересную сообщил – мочка левого уха у него разорвана.
– Повтори!
Николай Иванович покрутил в руке спичечный коробок. Как уже заметил Андрей, делал это начальник угро, когда заинтересован был.
– Думаешь, это мой полицай с фото? Как же его? А, Гурин Григорий Никифорович.
– А про убитого на кладбище Болотникова помнишь? Тоже ведь раны смертельные были нанесены в левую половину грудной клетки.
– Полагаешь – одно лицо?
– Судя по почерку – да.
– Значит, он где-то рядом поселится. Или в Балашихе живет, либо в Москве. Зачем тогда в Балашиху приезжает?
– Надо пахана трясти, про которого раненый Трегубов рассказал. Если пахан сказал, что это страшный человек, он как-то общается с ним, знает его.
– Конечно. А если пахан – тоже из полицейских и знакомы они с войны, вместе служили в карательном батальоне?
– Трегубова надо трясти, где пахан скрываться может.
– Боюсь, узнав об аресте шайки, он залег на дно, затихарился.
– Может быть. Ты езжай в больницу, потряси этого Трегубова по пахану. Приметы, клички, судимости, ну и все такое.
– Знаешь, гэбэшник о рваном ухе знает, видно, сослуживцы на допросе рассказали. А вот про другую особенность умолчали.
– Ну-ка, ну-ка.
– Думаю, левша он.
– Ага, бьет ножом в левый бок. Не срастается. Левой рукой в левый бок ножом не ударишь.
– Перронный билет он вырвал у пацана левой рукой, в ней билет и после держал.
– У, не факт. Какой удобнее было, такой схватил.
– Мелкую работу старается выполнить ведущей рукой. На заметку возьмем, не более. А к гэбэшнику не ходи.
– Из сводок о происшествии он уже знает. Свяжет с особой приметой – молодец. А пока мы сами попробуем концы связать.
– Хорошо. Закончу бумаги, сдам Петру Федотычу – и в больницу.
– Действуй.
За три часа Андрей с писаниной управился. Не любил он корпеть над бумагами. Ему больше нравились активные действия, а бумагу марать писари есть. У них почерк ровный, хороший, а Андрей как курица лапой пишет.
Быстрым шагом в прокуратуру, оттуда в больницу. Пришлось около получаса сидеть, пока медсестра закончит перевязку. У дверей обеих палат, где лежат раненые бандиты, прохаживался милиционер.
– Никто к арестованным не пытался пройти? – поинтересовался Андрей.
– Никак нет, только медперсонал.
Трегубова из перевязочной санитар привез на каталке. Бандит неловко слез, на одной ноге допрыгал до кровати, с облегчением уселся.
– Добрый день, гражданин начальник.
– Для кого добрый, для кого нет.
– Я вчера все рассказал на допросе.
– Мне бы хотелось поподробнее про пахана.
– Никак не можно. Он вор в законе. Узнает, кто его сдал, язык отрежет.
– Мне поговорить с ним надо. На дело он не ходил?
– Не ходил, – кивнул Трегубов.
– Стало быть, у меня на него ничего нет, статью не пришьешь.
– Тогда зачем он милиции нужен?
– Вчера ты упоминал о некоем страшном человеке, с которым пахан встречался. Вот он мне нужен.
– Да чтобы пахан с ментовкой сотрудничал? Ни в жизнь!
– Тот человек – каратель. Много крови на нем, его госбезопасность разыскивает.
Не хотелось Андрею этого говорить, а надо. Политических, предателей, немецких пособников в уголовной сфере не любили. Иной раз вынужденно сотрудничали, было такое. Но и сдавали их легко. Не свои, не блатные, окрас другой.
Трегубов задумался. Сдать легавым пособника фашистов – легко. И угрызений совести не будет, поскольку воровской кодекс не нарушит. Но если бы он сам знал фашистского прихвостня. А его знает пахан. Головоломка получается. Выдашь пахана – заработаешь себе геморрой.
– Трегубов, ты скажи, где пахан бывает? Пивная, ресторан. Как кличка и как выглядит. Я сам к нему подкачусь, тебя не сдам и к пахану пока никаких предъяв. Побеседуем мирно и разойдемся бортами, – наседал Андрей.
Если через пахана возьмут карателя, для госбезопасности польза, и дело об убийстве Болотникова на кладбище закрыть можно. Андрей, сам прошедший фронт, ненавидел фашистских пособников, предателей, больше, чем немцев. Гитлеровцы – чужаки, воевать пришли, с ними все понятно. Наши-то зачем продались? Обычно, если в плен попадали немцы и полицаи или бургомистры из изменников, предателей расстреливали на месте, а немцев отправляли в лагеря. Поэтому власовцы из РОА дрались отчаянно, как смертники, а полицаи, старосты сельские уходили с немцами, боялись возмездия. Честно сказать, и немцев стреляли, если удавалось захватить с боем эсэсманов. Как правило, это фанатики были, отстреливались до последнего патрона. Выдавали их две серебряные руны в виде молний на правой петлице, потому как на фронте они носили обычную пехотную форму вермахта. В безвыходном положении эсэсманы выбрасывали френч, но это не помогало. Под левой подмышкой у них татуировка была, с группой крови и резус-фактором.
– Слово даешь, что пахана не повяжешь?
– Чтобы я тебе клятву давал? Ты не сбрендил? А будешь упрямиться, сам на суд приду, постараюсь, чтобы показания твои, в протоколе допроса записанные, огласили. Чтобы подельники слышали, тогда в зоне с тебя спросят.
Трегубов от злости зубами заскрипел. Обложил его опер, как волка флажками на охоте обкладывают. А деваться некуда.
– Ладно, слушай. Пахана кличка – Сенька-Неваляшка.
– В первый раз такое погоняло слышу.
– Это потому, что после передряг поднимается всегда, как игрушка детская.
– Как выглядит?
– Вылитый начальник! При костюме, при галстуке, ботинки начищены. Прямо франт. Бабы таких любят. Лицо… Да непримечательное лицо. Ни шрамов, ни родинок. Говорит гладко, как ученый, а у самого четыре класса, да и те в коридоре. Кум ходит за ним, все по сто шестьдесят седьмой статье. Оружие при себе не носит никогда.
– Где бывает?
– Пивная на рынке, в полуподвале. Комнатка там есть, с заднего входа. Он в общем зале не сидит. А еще в рестораны в Москву ездит, но я с ним там не был.
– Кроме погоняла имя-отчество у него есть?
– Семен Еремеевич, – нехотя выдавил Трегубов.
– Когда в пивной застать можно?
– Часов с трех. С утра спать любит, прямо барчук.
– Ох, Трегубов, не любишь ты его, – хохотнул Андрей.
– А чего его любить? Не девка красная.
– Выздоравливай. А где живет Семен Еремеевич?
– Запамятовал я. Да он и дома не бывает. То на малине, то у баб знакомых.
Ну да, запамятовал! Не тот человек Трегубов. Да и черт с ним, главное он узнал.
Вернувшись в отдел, Андрей рассказал Феклистову.
– Знаю такого! Два года назад едва не посадил его. Подельники все на себя взяли, он свидетелем прошел. По молодости разбоями занимался, потом поумнел. Смотрящим стал, сам теперь рук не марает.
– Так я поговорю с ним?
– Поговорить можешь, боюсь, не скажет ничего.
– Он же с полицаем бывшим якшается!
– Пахан скажет – не знал ничего. Да и человека такого не видел никогда.
– Поймать бы его на чем-нибудь. Лишнего на свободе ходит.
– Пока на него нет ничего, но я его обязательно посажу!
И все-таки Андрей решил сходить в пивную. Что-то же связывает Сеньку с полицаем? Прошелся до рынка, нашел пивную, спустился в общий зал. Несколько посетителей пили пиво. Сильно пахло рыбой, на полу чешуя. Андрей поморщился, поднялся по ступенькам, обошел здание. У входа сгрудились штабеля пустых ящиков из-под пива. Обычно мужики предпочитали разливное из бочек. А в бутылках брали в дорогу или на пикник, под шашлычок. Он спустился вниз, толкнул дверь. Дорогу в полутемном коридоре преградил амбал.
– Служебный вход.
– Значит – для меня!
Андрей оттолкнул амбала в сторону. Тот не привык к такому обращению, но дергаться не стал. Раз вошедший позволяет себя так вести, стало быть, имеет право. Тем более у Андрея прическа короткая. Такую носили военные и милиция.
– Пахан один?
Амбал кивнул. Андрей открыл дверь, вошел решительно, по-хозяйски. В то, что перед ним вор в законе и смотрящий, не сомневался. Уж больно точно Трегубов его описал. Сенька-Неваляшка заедал пивко соленой красной рыбой. Что Андрей из органов, просек сразу.
Кружку пива подвинул, перед вором их несколько штук стояло. То ли гостей ждал, то ли сам большой любитель был.
– На службе не употребляю.
Андрей придвинул стул, сел.
– Здравствуй, Семен Еремеевич! – поздоровался Андрей.
– Документы предъявить?
– Зачем же? Переговорить надо.
– Не о чем мне с милицией говорить. Да и чистый я.
– Ты меня пока не интересуешь. Человек мне один нужен.
– Тебе нужен, ты и ищи, тебе за это жалованье платят.
Нехорошо разговор начинался. Вор не хотел идти на контакт. Но Андрей продолжил:
– Мочка левого уха у человека рваная, на верхней челюсти две золотые фиксы. Настоящая фамилия Гурин Григорий Никифорович, каратель.
– Не знаю такого. – Но дрогнул голос у вора. Знал он такого и, похоже, боялся сильно.
– Если мы его быстрее тебя найдем, пособником пойдешь по пятьдесят восьмой.
– А ты меня не пугай, начальник!
Приоткрылась дверь, заглянул амбал:
– Тут пришел…
– Закрой дверь! – повысил голос вор.
Наверное, не хотел, чтобы амбал произнес фамилию или кличку пришедшего.
– Гурин этот хотя бы где живет? – поинтересовался Андрей.
– Откуда мне знать?
Вор отхлебнул из кружки пиво, достал из кармана коробку папирос «Герцеговина Флор». Явно на зрителя рассчитывал, потому как папиросы были дорогие, не «Беломор» какой-нибудь. Не спеша затянулся, пустил колечки вверх.
– Не хочешь говорить, – подвел итог встречи Андрей. – Я все равно Гурина этого возьму, а через его показания и тебя привлеку, ты уже несколько лет лишних на свободе топчешься.
Андрей поднялся. Получалось – не только время потерял, но вор узнал об интересе милиции к персоне Гурина и при встрече ему сообщит. Наружное наблюдение к вору бы приставить, топтуны бы вывели на контакт, проследили за Гуриным. Только когда эта встреча будет? Может, через месяц. К тому же в райотделе топтунов нет, только в крупных городах такие отделы. А милиционеру следить бесполезно, райотдел невелик, двадцать три человека, их местные уголовники в лицо знают. Быть же толковым топтуном или, как звали их до революции, филером, непросто. Если за объектом наблюдения следовать несколько часов, топтуна приметят. Поэтому «вели» объект грамотно, издали. Периодически топтун мгновенно преображался. Заскочив в подворотню, менял парик, наклеивал усы, надевал очки. Минута, и из подворотни выходил другой человек. Кроме того, у каждого топтуна обширный гардероб, подбирается долго и тщательно. Иной раз одежду специально шили у хороших портных. Не для того, чтобы на фигуре модно сидела, а двусторонняя. Скинул пиджак серого цвета, вывернул наизнанку, а он синий. Такую одежду берегли, как и аксессуары, вроде портфелей, сумок, зонтов, очков. И на работе у такого топтуна целая грим-уборная, похлеще, чем у актеров театральных. Саквояжи, пудра и набор париков, накладные бороды и усы, бородавки, носы. А еще походку изменяли, применяли складные трости. Хороший топтун вычислить себя не даст. Если смотреть объекту в спину или затылок, наблюдаемый взгляд обязательно почувствует, приглядываться к попутчикам начнет, насторожится. Топтун боковым зрением ведет, на лавочке газетой прикрывается. Целая наука, только нет таких учебных заведений, где ее изучают. Только опытные топтуны новичкам навыки передают. И хороший топтун иного опера стоит, потому как все адреса и контакты объекта в наблюдаемый период в клювике принесет.
Досадно Андрею было, не смог договориться с вором. Только не вечер еще, будет и на его улице праздник.
Когда Андрей рассказал Феклистову о неудачной встрече с вором, тот усмехнулся.
– Я тебя предупреждал. Да и черт с ним, не мы, так госбезопасность его возьмет.
– Ты гэбэшнику сообщил?
– У него сводка на столе, пусть сам думает. К тому же ты сам в лицо преступника не видел. Сбоку и издали. Может, и не Гурин это вовсе.
– Не исключаю. Почерк похож.
– Стал бы полицай к себе внимание привлекать, отобрав перронный билет у пацана? Он скрываться должен, забиться в глухой угол.
– Интерес у него в Балашихе есть. Думаю – не документы ли?
– Немцы поддельные документы своим агентам делали на высоком уровне. Видел я, очень качественные.
– Гурин – не агент, кто бы ему советский паспорт делал? Каким-то образом с немцами не ушел, живет по фальшивке. А Сенька-Неваляшка – пахан, к нему воры или грабители могут украденные документы принести.
– Переклеить фотокарточку, да еще чтобы комар носа не подточил, сложно. Но есть такие спецы. Знаешь, года два назад показывали мне одну сторублевку. Зэк в зоне нарисовал, на спор. Если бы не бумага простая, не отличишь от настоящей.
– Не знаешь в Балашихе никого из граверов или спецов, что документы подделывать могут?
– На высоком уровне – нет. Был один, во время войны еще, продуктовые карточки подделывал. Так его гэбэшники нашли, осудили, к стенке поставили. Кстати, ты документы в прокуратуру сдал?
– А как же? Обижаешь!
– Это я к слову. Пойдем в столовую, хоть поедим по-человечески, пока тихо.
Тихо – это когда нет выездов на происшествия или задержание подозреваемого. Поели не спеша, растягивая удовольствие. Собственно, не поздний обед это был, а ранний ужин.
– Служебное время кончилось, иди, отдыхай, – встал Николай.
Совет дельный, Андрей ему последовал и спать лег, за несколько дней усталость накопилась.
Ах как отлично выспался Андрей! К тому же сегодня суббота, завтра выходной. Тетка работала по шестидневной рабочей неделе. Сделал легкую физзарядку, принял душ холодный. Не потому, что закаливался или моржевал, горячей не было. Подумал – к тетке надо съездить в Москву. Нехорошо получается. Уехал и забыл. Вечером после работы поедет. Домашней еды поесть, тетку проведать. Уже не молодая тетка-то, болячки одолевают. Вдруг помощь его нужна?
В столовой съел на завтрак два пирожка с капустой да чай. Поразмышлял секунду – не взять ли с собой парочку на службу? Уж больно вкусные – свежие, теплые. Не стал брать. Направился в отдел.
Феклистов уже в кабинете, бумагами шуршит.
– Квартальный отчет надо делать. Ох, не люблю я это дело! Как счетовод. Кстати, Андрей, а постовой с вокзала жив?
– Не знаю, закрутился я как-то.
– Сходи в больницу. Если жив и в состоянии говорить, побеседуй. Он же с преступником рядом стоял, лицо видел.
– Ты же сам говорил – это дело транспортной прокуратуры и милиции.
– Чует мое сердце, столкнемся мы еще с этим мерзавцем.
– У меня срочных дел нет, прямо сейчас пойду.
Постового после реанимации доставили в городскую больницу. Хирурга Андрей уже знал. Только зашел в ординаторскую, хирург поднял голову от истории болезни.
– Только не говорите, что опять кого-то доставили.
– Не волнуйтесь, я постового с вокзала пришел проведать. Как его состояние?
– Когда «Скорая» привезла, думал – не вытянем. Ранения тяжелые, крови много потерял. Хорошо, что запас нужной группы крови в холодильнике был.
– Побеседовать с ним можно?
– Не долго, десять минут, слаб он.
– Мне хватит. В какой он палате?
– Седьмой.
Андрей подосадовал на себя. Пришел в больницу, а передачу не взял. Не к бандиту раненому, а к товарищу по службе. Одно дело делают, хотя в разных подразделениях. Обругал себя последними словами, да уж поздно.
Андрей уселся на стул у постели раненого.
Был он бледен, лицо осунувшееся, грудь в бинтах.
– Я из уголовного розыска, фамилия Фролов. Я был на вокзале, когда все произошло.
Рожин едва заметно кивнул, облизал сухие губы.
– Дать воды?
На тумбочке стоял поильник, похожий на заварной чайник, только без крышки. Андрей поднес его к губам постового. Тот сделал пару глотков. Пил бы еще, но Андрей поильник убрал. Кто его знает, можно ли раненому много воды?
– Один вопрос. Ты его лицо видел? Если есть особые приметы, скажешь.
– Фиксы золотые… сверху… две…
Рожин говорил шепотом, с перерывами, слаб был. Андрей наклонился пониже, чтобы ни одного слова не пропустить.
– Ну, соберись с силами, вспомни еще что-нибудь.
– Я его… минуту видел… только анфас и справа.
– Левое ухо не видел?
Рожин мотнул головой.
– Глаза какие? Серые, карие, голубые?
– Не… помню…
– Блондин, брюнет, шатен?
– Стрижен коротко… или брит… не понять.
Раненый устал, говорил все тише. Андрей понял – надо уходить.
– Спасибо, парень. Ты выздоравливай, мы еще с тобой встретимся. А этого гада возьмем, не сомневайся.
Андрей решил сходить на вокзал, в линейное отделение милиции, не исключено, что у них появились какие-то новые сведения, улики, показания свидетелей. Он уже подходил к станции, как из вокзала повалили приезжие, пришла электричка. Тащили баулы и узлы, шли налегке, все с озабоченными лицами.
После Победы у народа был необыкновенный подъем, надеялись на лучшую жизнь, ведь такую тяжелую и долгую войну выдержали. СССР победил, но страна разрушена, промышленность медленно переходила с военной продукции на мирные рельсы. За годы войны была потеряна треть национального богатства, разрушено 1710 городов и поселков, 31 850 заводов, 65 тысяч железнодорожных путей. А главное – потеряно 27 миллионов человек. И хотя после победы над Японией большую часть армии демобилизовали, вернувшиеся мужчины не могли восполнить убыль. В марте 1946 года восстановили восьмичасовой рабочий день, ежегодные отпуска. СССР получил от поверженной Германии репараций на 4,3 миллиарда долларов. В послевоенное время в лагерях находились и восстанавливали народное хозяйство 1,5 миллиона немецких и 0,5 миллиона японских пленных, а также 9 миллионов наших заключенных, чей труд был каторжным, не оплачивался. В 1947 году отменили продуктовые карточки и провели денежную реформу.
Однако для народа надежды оказались несбыточными. Жизнь лучше не становилась.
При средней зарплате 450–500 рублей буханка хлеба стоила 3–4 рубля, килограмм мяса 28–32 рубля, килограмм сливочного масла 60 рублей; килограмм сахара – 15 рублей, десяток яиц 11 рублей. А мужской шерстяной костюм тянул на полторы тысячи, кроме того, никто не отменял обязательные государственные займы, на одну-две месячные зарплаты в год. Колхозникам было еще хуже. Вместо денег получали по трудодням натуральную оплату. Они не имели паспортов, без этого документа в городе было невозможно прописаться, а без прописки не брали на работу. Замкнутый круг. Кроме того, колхозники не имели пенсий, им не оплачивались больничные листы. А налоги брали за скотину, фруктовые деревья. В 1948 году вновь начали набирать оборот репрессии. Были арестованы маршал авиации А. А. Новиков, генералы П. И. Понеделин, Н. К. Кирилов. Были арестованы все лидеры ленинградской парторганизации. По «ленинградскому делу» прошло более двух тысяч человек, двести из которых были расстреляны.
Потому и лица у прохожих были серьезные, даже хмурые. Одежды серые и черные. Какая жизнь, такие и одежды.
Андрей не стал пробиваться через толпу, отошел в сторону. Стоит подождать две-три минуты, и люди разойдутся. Посматривал на лица, уже в привычку вошло. Вдруг мелькнет лицо, разыскиваемое по ориентировке? Мимо мужчина прошел, Андрей мазнул взглядом по лицу, по одежде. И только когда мужчина прошел, понял, что-то не так. Мелочь какая-то зацепила. Ага! Одна пола пиджака слегка отвисала. Так бывает, когда в кармане нечто тяжелое. Не оружие ли? Андрей развернулся, пошел за мужчиной. Для начала надо дождаться, пока разойдутся люди. Если у мужчины оружие, он может открыть стрельбу в людном месте. А вот в переулке малолюдном Андрей его остановит. Вполне может статься, что там сверток с гайками, гвоздями для ремонта дома, даже большая пригоршня мелочи. Но проверить надо. Мужик свернул на Гражданскую. Прохожих мало, надо действовать. Андрей достал из кармана пистолет, передернул затвор, сунул за ремень под полу пиджака. В случае опасности можно мгновенно достать.
Догнал прохожего.
– Стоять! Милиция! Ваши документы! – жестко сказал он.
Мужик вздрогнул, остановился.
– Медленно повернись и не делай резких движений, – приказал Андрей.
Повернувшись, мужчина полез во внутренний карман пиджака, достал паспорт. Андрей открыл документ. А мужик-то судим был, таким выдавали паспорта определенных серий.
– По какой статье сидел?
– Пятьдесят девять – двенадцать.
Статья интересная, за незаконные валютные операции.
– Что в левом кармане?
Андрей паспорт не возвращал, держал в левой руке, а правую к поле опустил. Дернись мужик резко, Андрей успеет пистолет быстро выхватить.
– Ничего!
Врет, глаза забегали.
– Вытаскивай.
– Давай ордер на обыск, начальник!
– Пока не обыск, а досмотр, ордер не нужен. А хочешь по всей форме – пойдем в райотдел.
Мужчина с явной неохотой полез в карман. Андрей посторонился – что он достанет? Мужчина вытянул небольшой мешочек, Андрей расслабился. Вдруг глаза мужчины расширились от ужаса, сзади нарастающий рев мотора. Не раздумывая, Андрей прыгнул в сторону. Это его спасло. Тупой удар, мужчину подбросило в воздух капотом легковушки, его отбросило на другую сторону улицы, а трофейный «Мерседес», не снижая скорости, помчался дальше. Андрей выскочил на середину проезжей части, выхватил пистолет и стал стрелять. За пару секунд выпустил весь магазин, шесть патронов. Остро пожалел, что патронов в «кольте» так мало. Машина взвизгнула на повороте колесами и скрылась за углом. Если бы Андрею сказали – случайность, он бы не поверил. Подъехали тихо, благо у «Мерседеса» мотор не шумит, а потом сбить хотели, причем обоих. Похоже, сам опростоволосился. За мужиком шел и не проверялся, не обернулся ни разу. А его могли встречать или «пасти». И вот расплата за собственную невнимательность. Андрей сунул за пояс пистолет, в карман пиджака паспорт чужой. Мужчина лежал не шевелясь. Судя по тому, что с ног его слетели туфли, мертв. Когда человек травмирован, обувь остается на нем. Что же такого интересного мужик при себе имел, если его сбили? Андрей присел, поднял мешочек. Из плотного полотна, похожего на бязь, довольно увесистый, перевязанный на горловине веревочкой, скорее даже – шнуром.
Потянул за узел, заглянул внутрь. О! Да там золотой песок, несколько мелких самородков. С прииска золотоносного украл. После освобождения из лагеря наверняка устроился в артель по добыче золота. Понемногу воровал из сита. Мог и сам намыть на реке, но для этого место знать надо. Да и не намоешь за три дня такое количество. Андрей прикинул вес мешочка. Килограмма на два потянет.
Со дворов, из-за заборов выглядывали встревоженные стрельбой среди бела дня люди. Андрей шагнул к пожилой женщине, что ближе была.
– Я из милиции. У вас телефон есть?
– Через три дома только.
Женщина показала рукой. Когда Андрей подошел к указанному дому, из-за низкого забора высунулся дед.
– Убивец! Я уже телефонировал в милицию!
– Я из милиции. Вы номер машины не разглядели?
– Во дворе я сидел, выбежал, когда уже стреляли.
– Я стрелял по машине.
– А…
Андрей не дослушал вопроса, дед мог задавать их до вечера, вернулся к трупу. Мешочек с золотом в карман пиджака опустил. Вроде не велик, а вес чувствуется. Как неудачно все получилось. Мужика не допросишь теперь, не узнаешь, к кому шел. Это явно курьер. Серьезные люди сами такой груз не возят. Ой! Андрей ладонью хлопнул себя по лбу. Конечно же! За мужиком негласная охрана следовала, скорее всего курьер и сам о ней мог не знать. Подстраховаться должны были. Мало ли – соблазн велик может оказаться, курьер мог с золотишком свалить в Москву, а там ищи его. А могли конкуренты покушение устроить, узнав о грузе. Да много версий, одна из них – получатель. Увидел опера и решил убрать двоих – курьера и мента одним ударом машины. А золотишко сразу забрать, и концы в воду, только Андрей не дал до конца довести задуманное.
Останавливать машину и выходить под пули убийца не стал, не дурак.
Из-за другого угла вывернул милицейский фургон. Андрей рукой махнул, себя обозначить. Из машины выбрался сержант.
– Здравия желаю! Вы стреляли?
– Я. Труповозка нужна, прокуратура, эксперт.
– Застрелили?
– Машиной сбили, вдогонку стрелял. Езжай в прокуратуру, а еще в райотдел из прокуратуры позвони, пусть начальник угро сюда мчится.
– На дорожно-транспортное происшествие? – удивился сержант.
На ДТП ездили из ОРУД, судмедэксперт, но не угро.
– Исполнять! – вскипел Андрей.
Это было не обычное ДТП по неосторожности, по пьянке. Настоящее убийство, а в качестве оружия – легковая машина. А еще золото в кармане тяготило. Сдать прокурорскому или Феклистову? Таких ценностей Андрей в руках не держал никогда. Тут же на десятки, а может, и на сотни тысяч. Его зарплата на много лет вперед. Вздохнул Андрей, похоже, его поездка к тетке в Москву накрылась медным тазом.
Сержант уже уехал. Андрей топтался возле трупа. Как-никак, это место происшествия, до приезда следственной группы подпускать никого нельзя. Увидев милицейскую машину, люди осмелели, стали выходить на улицу, собираться группами, обсуждать непривычное событие, нарушившее ход привычной жизни. Не особо удаляясь от погибшего, Андрей обошел людей.
– Свидетели есть?
Любопытные моментом рассосались. Говорить под протокол, свидетельствовать в суде никто не хотел. Только один из мальчишек, игравших на улице, шмыгнув носом, сказал.
– Дяденька, а я видел номер машины.
– Какой?
– Желтый, на нем еще единичка была.
– А другие цифры или буквы?
– Она быстро проехала, я не успел прочитать.
К делу слова несовершеннолетнего не пришьешь. Но какая-то зацепка есть. Из-за угла с треском вылетел мотоцикл с коляской. За рулем Феклистов.
– Что у тебя?
Андрей подошел и четко доложил.
– Прокуратуры еще не было? А ты погибшего обыскивал?
– Решил следователя ждать. Что с золотом делать?
– Можно следователю сдать, как вещественное доказательство, а можно в банк и взять расписку. Подождем Петра Федотыча. Дай-ка мне его паспорт.
Андрей достал документ. Николай полистал.
– Прописка у этого Никандрова хабаровская. Полагаю – после лагеря в артели работал, тырил золото по чуть. А здесь крупный покупатель нашелся. «Мерседес», говоришь?
– С единицей в номере.
«Опель-кадет» прокуратуры подкатил незаметно. Первым к делу приступил судмедэксперт. Следователь подошел к оперативникам.
– Кто вызвал? Кто первым обнаружил труп?
Андрей, уже подробно, рассказал, как было.
– Дай взглянуть на золото.
Андрей протянул следователю увесистый мешочек. Петр Федотыч развязал горловину, вытряхнул на ладонь несколько крупинок желтого металла.
– С Колымы.
– Петр Федотыч, ты как без эксперта определил?
– Приходилось сталкиваться, знаю. У сибирского золота цвет не такой. Приличный улов!
Следователь взвесил на ладони мешочек.
– Тысяч на сто потянет.
– Всего-то? – удивился Андрей.
– В валюте, Андрей, в твердой валюте. По курсу наших полмиллиона.
Сумма внушала уважение. За значительно меньшее количество дензнаков на разбой шли, на убийство.
– Слежку за Никандровым кто-нибудь вел?
– Не заметил.
– Плохо.
Андрей удрученно кивнул. Конечно, плохо. Опыт работы есть, а не проверил. Прокол налицо.
– Ладно, за такой улов начальство все простит. Николай, ты не в курсе, кто из скупщиков краденого поблизости живет?
– Через пять домов Маруся-Ключница.
– Только у нее отродясь таких денег не водилось, чтобы золото купить. Одежонку краденую берет, перешивает, перелицовывает. Нет, не она.
– Андрей, езжайте в ОРУД, попробуйте установить владельца «Мерседеса».
Андрей посмотрел на Феклистова, тот кивнул.
Стало быть, разрешил ехать на мотоцикле.
До ОРУД доехать – три квартала. Усатый старшина в белой орудовской гимнастерке, как услышал вопрос Андрея, даже в картотеку не полез.
– Нет у нас «Мерседесов», хоть с единицей, хоть без. Ты присядь, я в Москву телефонирую.
Ждать пришлось долго, около получаса. Зазвонил телефон, орудовец схватил трубку:
– Да, слушаю. Подождите, запишу.
На листке бумаги записал данные, спросил у Андрея:
– А модель какая?
– Не знаю.
– Говорит, не знает. Спасибо, отбой связи.
И протянул листок. Четыре машины, адреса владельцев. Андрей поблагодарил, на мотоцикле вернулся к месту происшествия. Вся группа в полном составе еще была здесь.
– Одежду обыскали. Пара сотен рублей, папиросы. Ничего интересного, никаких записных книжек, бумажек с адресами. Знаем – кто он, ну а толку? С Колымы приехал на Красную площадь посмотреть? А сам опасный груз вез.
– Так, так, так. Погоди. Не ехал же он с Колымы без вещей. Погибший побрит, стало быть, хотя бы бритвенный набор должен быть?
– Не факт. В парикмахерскую зашел.
– Сам подумай. С Колымы на пароходе надо идти до Владивостока несколько дней, потом поездом до Москвы две недели – и с пустыми руками? Не верю.
– Что предполагаешь?
– Вещи, хоть «балетку», должен оставить на вокзале в камере хранения или на квартире у знакомых.
«Балеткой» называли маленький чемоданчик, размером с портфель, только потолще.
– Что с машиной?
– Дали четыре машины и адреса.
– Вот что, ты к тете собирался? Вот и езжай. Сегодня полдня, завтра день. Ее проведаешь и в камеры хранения на вокзале сходи.
– Выходной же завтра.
– Думаешь, я завтра дома отсыпаться буду?
– Если в камере хранения его вещи, как изъять? Паспорт у вас, ордера на изъятие нет.
– Погоди. Я вещи в камеру хранения сто лет не сдавал. Квитанция должна быть или еще что-то. Никандров этот надеялся жить, вещички обратно получить.
– Смотрели только карманы?
– А что еще? Не раздевать же его догола посередине улицы? Что подумают о нас граждане?
Андрей не поленился, подошел к трупу. Не побрезговал сунуть пальцы в карманчик для часов. Был такой у пояса, маленький, только карманные часы помещались. Пусто. Взгляд упал на туфли. Они так и валялись на мостовой. Обычно все вещи забирали с труповозкой в морг. Поднял один башмак, стельку поднял – нет ничего, только запах убийственный. Он что, ноги неделями не мыл? То же проделал со вторым башмаком, и здесь его ждала удача. Вытащил из-под стельки сложенную вчетверо бумажку, развернул. Тут же подошел Николай.
– Ну-ка, что за находка?
Бумажка оказалась квитанцией о помещении ручной клади в камеру хранения Ярославского вокзала столицы.
– Угадал, вещи в камере хранения. Нет у него никого в Москве. Вот туда и поедешь. А чтобы бумажную волокиту не разводить, возьми паспорт Никандрова – по нему без проблем получишь. Получишь, не сомневайся. Думаешь, кладовщик всех клиентов в лицо помнит? Через него за сутки сотни людей проходят. Только паспорт верни, не фальшивка.
– Подбрось до вокзала.
– Это запросто.
Электричку пришлось ожидать. Андрей успел перекусить в буфете. К тетке он попадет в лучшем случае поздно вечером, поэтому лучше подкрепиться. Пока ел, не один раз ловил на себе заинтересованные женские взгляды. Оно понятно, в Москве, как и в провинции, мужчин не хватает, проклятая война выбила мужиков, особенно призывного возраста. Спросом пользовались даже инвалиды с ампутированными конечностями. Да еще по распоряжению товарища Сталина безногих, разъезжавших по городу на тележках с шарикоподшипниками вместо колес, выслали из города. Зачем портить внешний вид столицы? Можно подумать, инвалид виноват в чем-то, потерял ногу по пьяни, попав под трамвай.
Объявили о посадке на электропоезд. Андрей поторопился, иначе все места будут заняты. Успел сесть на свободное место. Рядом плюхнулись на деревянное сиденье две тетки с корзинами, из которых торчали пучки зелени, явно на продажу. Напротив Андрея уселась девушка, стала смотреть в окно. Народу набилось много, мужики в тамбуре курили. От нечего делать Андрей стал разглядывать девушку. После расставания с Валей он не делал попыток сблизиться с противоположным полом.
Девушка не была красавицей, но была симпатичной, держала в руке книгу с мудреным названием. Андрей и слова такого не знал – археология. Наверное – студентка. Девушка повернулась к Андрею:
– Вы скоро дырку на мне протрете.
– Извините, не в пол же смотреть, когда напротив красавица.
Девушка фыркнула, но комплимент ей явно пришелся по душе, щечки порозовели. Андрей демонстративно уставился в окно, хотя смотреть там было не на что – задворки промышленных предприятий довольно неприглядного вида. Электричка сделала остановку, некоторые пассажиры сошли. Зато появился билетный контролер.
– Граждане, приготовим билетики!
Пассажиры засуетились. Кто в сумку полез, кто в карман в поисках билетика, а некоторые сорвались к тамбуру, перейти в другой вагон, явно безбилетники. Тетки с корзинами и девушка предъявили билеты, Андрей показал удостоверение. На автобусах, электричках, в Московском метро сотрудники МГБ имели право бесплатного проезда. Девушка заинтересовалась, спросила у Андрея:
– Вы где работаете?
– В милиции служу.
– Ой, как интересно.
Женщин во все времена привлекали брутальные мужчины. Андрею бы продолжить разговор, познакомиться, да замешкался. А тут и остановка. Пассажиры ринулись к выходу. Андрей решил пару минут подождать, а девушка пошла к дверям. Сидевшая рядом с Андреем тетка покачала головой.
– Милиционер, а шалопай! Такую девушку упустил.
– Какие мои годы? Исправлюсь, – отшутился Андрей.
Но и сам пожалел. Как говорили древние – лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть. Выйдя на перрон Курского вокзала, раздумывал. Направиться по адресам владельцев «Мерседесов» или сначала в камеры хранения Ярославского вокзала? В принципе – на Ярославский можно съездить вечером или даже завтра. А вот добраться по адресам займет много времени, да еще неизвестно, будут ли дома владельцы. Первый адрес оказался рядом, на Земляном Валу, от Курского вокзала десять минут пешком. Туда и направился. Искомый дом большой, двор просторный. Владельца искать не потребовалось, черный «Мерседес» стоял у подъезда. В конце присутствовала единичка.
Андрей машину обошел, внимательно осматривая. Нет пулевых пробоин, а он слышал при стрельбе, как пули с металлическим стуком били в автомобильное железо. И передок у машины без единой вмятины. При столкновении с человеком обязательно останутся следы – разбитое стекло фары, помятый бампер или капот. А здесь все в первозданном виде. С легким сердцем Андрей вычеркнул адрес. За время службы в столичной милиции он изучил Москву. Конечно, не всю, для этого нужно значительно больше времени. Но мысленно сейчас маршрут выстроил. Теперь предстояло добраться в Колокольников переулок. Пешком не набегаешься, пришлось идти к станции метро. Воистину – гений тот человек, кто придумал подземку: быстро, удобно, чисто, каждая станция – шедевр архитектуры. На этом адресе тоже неудача. «Мерседес» стоял на улице, и единичка в номере присутствовала, но был он цвета слоновой кости. Наверное, во время войны возил генерала какого-нибудь. И этот адрес вычеркнул, оставались два, еще теплилась надежда на удачу. «Мерседесы» – машины серьезные, дорогие. В гитлеровской армии такими пользовались чины не ниже полковника, да и то в тылу. И в качестве трофеев вывезли их люди не рядового звания, тем доставались швейные машинки, велосипеды, если везло – мотоциклы. А большинство вывезли из покоренной Германии только то, что поместилось в вещевой мешок. Кто в сидор платье уложил – для жены или невесты, другие норовили часы каминные, шторы из парчи, не брезговали иголками. А третьи – золото, украшения с немок снимали. За такое, если ловили, передавали в Смерш, потом скорый суд и лагерь. Другие ухитрялись трофейное оружие провезти, особенно ножи и пистолеты. Поэтому после войны был всплеск вооруженных ограблений, разбоев, убийств. Да и невозможно было досмотреть миллионы военно-служащих и их груз. Тем более начальники всех мастей, большей частью политработники, высокие чины из НКВД, трофеи везли в СССР вагонами, да под воинской охраной, как государственный груз. Вывозили мебель, ковры, люстры, порой старинные, высокой исторической ценности.
На третьем адресе, на Подвойского, рядом с Ваганьковским кладбищем, машины у дома не оказалось. Пришлось подниматься на этаж, стучать в дверь квартиры. Открыла старуха. Андрей сразу удостоверение под нос сунул.
– Милиция.
– Ох ты господи! А что случилось?
– Гражданин Бабакин здесь проживает?
– Здесь, только он сейчас на даче.
– Меня его машина интересует.
– Так на машине он уехал, с утра еще.
– Где дача?
– В Переделкино, по Боровскому шоссе.
Андрей чертыхнулся. Надо тащиться через половину Москвы, на метро сначала, потом электричкой с Киевского вокзала.
– А когда будет?
– Не сказал. Наверное, завтра к вечеру.
Ну да, нормальные люди возвращаются с дачи к вечеру воскресенья. Уточнив, где точно расположена дача, Андрей попрощался со старушкой. Тащиться в Переделкино – не ближний свет, это уже Подмосковье. Переделкино было известно тем, что здесь давали дачи людям известным – писателям, художникам, артистам. Но и не осмотреть машину нельзя. В расследовании каждая мелочь важна. Хотя в душе Андрей сомневаться стал, что машина окажется той, на которой сбили Никандрова. Посмотрел на часы. Если поторопиться, можно успеть съездить на дачу и вернуться уже к тетке. А последний адрес оставить на завтра. Добрался до Киевского вокзала, еле втиснулся в переполненную электричку. После трудовой недели москвичи стремились за город. Кто на дачу, а большинство к родне, помочь картошку выкопать, яблоки убрать. Все приварок к обеденному столу. Час убил в Переделкино Андрей, пока нашел нужный дом. Заглянул в щелку ворот, а машины нет. Сердце упало. Неужели уехал владелец? Но постучал кулаком, громко, от злости и досады. На стук отворил калитку благообразный седой мужчина в очках.
– Чем могу?
Андрей сразу удостоверение предъявил. На корочке вытеснено МГБ. Такие «ксивы» народ всегда пугали.
– Вы гражданин Бабакин?
– Я.
А голос уже испуганный.
– Разрешите войти?
Андрей говорил вежливо, но ледяным тоном, не терпящим возражений.
– Да, пожалуйста.
Бабакин посторонился, Андрей вошел на участок. Хозяин выглянул за ворота. Не стоит ли перед участком «воронок»? Вздохнул облегченно.
– Вы владелец «Мерседеса», госномер 014 СА?
– Да, я. А что случилось?
– На этой машине была совершена авария. Мне необходимо ее осмотреть.
– На ней сын уехал утром.
– Когда он будет?
– Уже должен быть.
– Он учится, работает?
– Техникум торговли окончил в этом году, на работу еще не устроился.
– Разрешите его у вас подождать?
– Пожалуйста.
Андрей уселся на лавочке перед клумбой. Хозяин успокоился, уселся рядом.
– Балбес!
– Это вы о ком?
– О сыне, конечно. Леонид совсем от рук отбился. Все время с дружками проводит, с девицами накрашенными. Мы ему место технолога в общепите нашли, так он нос воротит.
– Балуете, наверное. Не давайте денег.
– С недавнего времени он не просит.
Фраза Андрея насторожила. Похоже, сынок Бабакина связался с плохой компанией. Через некоторое время стукнула калитка, во двор вошел молодой человек. Лицом – вылитый папаша, только взгляд нагловатый.
– Леонид! А мы не слышали, как ты подъехал.
– Я пешком, сломалась машина.
– Где же ты ее бросил? – встревожился отец.
Андрей в разговор пока не вступал, пусть сын думает, что он знакомый отца. Сидят на лавочке, беседуют о видах на урожай дачники.
– У знакомого во дворе. Рухлядь старая!
– Не нравится – не езди, – оборвал его отец.
Андрей встал, достал из кармана удостоверение. Как только Леонид понял, что Андрей из милиции, кинулся к калитке. Открывалась бы она наружу, успел бы выскочить. А пока на себя тянул, Андрей догнал, схватил за руку.
– Стоять! От пули не убежишь.
– Я не виноват! – сразу поплыл Леонид.
Куда нагловатый взгляд делся, выглядел, как нашкодивший щенок.
– Не я за рулем был!
– А кто?
– Мишка-Фарт.
И осекся.
– Веди к машине! – жестко сказал Андрей. – И не вздумай бежать, застрелю.
Папа забеспокоился:
– Что натворил мой балбес?
– Вопросы задаю я. Но так и быть, скажу. С бандой связан, в нехорошую историю попал. И машина не сломалась, а повреждения имеет, на ней человека насмерть сбили.
Старший Бабакин охнул, за сердце схватился, на лавку осел.
– Иди! – толкнул в спину отпрыска Бабакина Андрей. – Оставил далеко?
– На соседней улице, – голос Леонида дрожал.
Шли молча. Когда Леонид остановился перед воротами, Андрей приказал:
– Стучи! Обо мне молчок!
На стук калитку открыл юноша лет двадцати, по виду – шпана. Увидев рядом с Леонидом незнакомца, похожего на милиционера, заорал:
– Шухер!
От черного «Мерседеса» в стороны кинулись двое. Андрей выстрелил в воздух.
– Стоять, милиция!
Один остановился, другой продолжил бежать к забору на соседнем участке. Андрей выстрелил вверх, попугать и предупредить о серьезности. Беглец остановился, понял – шутки шутить, грозить пальчиком не будут.
– Правильно стоишь! Лучше стоять как вкопанному, чем лежать закопанному. Ходи сюда! Всем!
Андрей для начала обыскал молодых людей, для собственной безопасности. Потом повернул голову к «Мерседесу». Стекло левой фары разбито, левая половина капота снята.
– Где капот?
– Вон лежит.
Андрей обошел машину, наклонился: та машина! На корме видны ровные отверстия от пуль, четыре штуки. А стрелял шесть раз, видимо – два раза промахнулся. Это удача! Так быстро найти автомобиль – везение необыкновенное.
– Кто Мишка-Фарт?
Вперед шагнул долговязый. Молодой, а на пальцах уже татуировки.
– Ты сидел за рулем?
– Да пошел ты, мусор!
Андрей резко ударил его кулаком под дых. Мишка согнулся от боли, зашипел.
– Это тебе за мусора.
Парень решил покрасоваться перед зрителями, но возмездие настигло быстро. Остальные сразу притихли.
