Завклубом поставил перед Серегой боевую задачу. Других этот товарищ ставить не умел — прежняя служба обязывала. Был Иван Федорович замполитом батальона, за двадцать пять лет выше не пошел и приплыл в родной город, где ему и дали работу, точнее, опять-таки поставили боевую задачу. Клуб и впрямь дошел до ручки при прежнем товарище, который за относительно небольшие, но вполне судимые хищения перешел в категорию «граждан». А Ивану Федоровичу, «Исходя из решений», предстояло ликвидировать «нетерпимое положение», вывести клуб из развала, сделать учреждением культуры, а в перспективе — как говорил сам бывший майор — «в дальнейшем наступать в направлении хозрасчета». Задача эта, если продолжать военные аналогии, была сравнима со следующей: мотострелковому взводу с приданным танком, без поддержки артиллерии, разгромить неприятельскую армию, форсировать пару рек размером с Днепр и в дальнейшем наступать на Берлин, имея целью им овладеть. Но Иван Федорович хорошо знал, хотя и не воевал по-настоящему, что в бою главное — связь, и прежде всего начал ее устанавливать, а также вести разведку. Разведка донесла, что в профкоме завода, на балансе которого числился клуб, председатель обожает рыбалку. Иван Федорович, позабыв об угрозе радикулита и ревматизма, пошел в «поиск» и взял «языка». Это было равносильно тому, чтобы взять в плен аж самого Кейтеля или хотя бы Гудериана. Дружба сразу пошла на пользу клубу. Поменялась мебель в кинозале, светильники, приехала откуда-то не новая, но вполне приемлемая аппаратура для дискотеки и набор инструментов для рок-группы. Майор установил также связь с «подпольщиками и партизанами». Некий Сема, ходя по острию ножа, называвшегося статьей 228 УК РСФСР, устраивал тайные просмотры видеофильмов. Как его «вычислил» майор, как обработал — секрет, но тем не менее в одном из забытых и давным-давно пустовавших помещений клуба был открыт видеосалон «Гласность», ще Сема крутил по семь-восемь сеансов на двадцать пять-тридцать человек чохом. Показывал он ту же «порнуху», которую объявили «эротикой», фильмы ужасов и боевики с Брюсом Ли, но статья 228 УК его уже ничуть не колыхала.

Далее Иван Федорович на почве любви к видео сошелся с юными гражданами городка. Брюс Ли Брюсом Ли, но мордобойные мероприятия надо было как-то систематизировать. Опять-таки, в глухом подполье, опасаясь статьи «О незаконном обучении каратэ», некий бывший прапорщик «спецназа» натаскивал сопляков всяким приемчикам. А в клубе были прекрасные, хотя и полузатопленные, подвалы. Майор связался с ВЛКСМ и военкоматом, нашел еще пару ребят из «афганцев» и создал под своей крышей военно-спортивный клуб. Прицепили его к ДОСААФ, стали проводить разные мероприятия… Отбирали в клуб ребят поздоровее, половчее, В ОСНОВНОМ' тех, кто и без всякого каратэ могли неплохо отделать. Собранные воедино мордовороты быстро сообразили, что теперь все прочие стаи в городе — тьфу, а клуб — их крепость. Десяток парней в голубых беретах и пятнистых комбезах поддерживали порядок на танцах. «Лишних» не пускали, если кто-то упирался и «выступал», быстро «вырубали» и, влив в рот стакан самогона, отвозили в вытрезвитель.

Чтобы пройти на танцы, нужно было выполнить два условия, быть трезвым, что считалось второстепенным, а самое главное — иметь при себе красненький «чирик». Человек, пришедший со стороны, скажем иногородний, мог пройти и за четвертной, если с ним не было кого-то из местных. Конечно, доход был не совсем «того», но зато приличный. Ведь нигде не указывалось: «Вход 10 руб.», просто на кассе уже почти с самого начала висело объявление «Билетов нет». Их действительно там не было. «Голубые береты» аккуратно распределяли их между своими по госцене. Симпатичная и не очень строгая девушка, конечно, могла пройти, но при определенных условиях… Об этих условиях ей довольно вежливо и корректно намекали. Если девушка оказывалась непонятливой и соглашалась, то подходил «кавалер», чья очередь была посещать «комнату сказок». Если все укладывалось в пятнадцать минут — дежурный по «комнате сказок», стоя за дверью, хронометрировал процесс — то «кавалер» ничего не платил. Если задерживался, то минута перебора стоила рубль. Довольно скоро все «непонятливые» перестали ходить на танцы. Сначала «комната сказок» была одна, но потом, когда Иван Федорович накопил достаточно средств, он оборудовал во всех кружковых комнатах так называемые «уголки отдыха» с мягкими диванчиками, и комнат стало десять. Теперь уже можно было сдавать их и на более долгий срок, и подешевле. Для «очень хороших людей» Иван Федорович бесплатно, чисто по-дружески, уступал помещения, сооруженные рядом с подвальными спортзалами и тиром. Там была сауна с бассейном три на три метра, ковры, зеркала и так далее., Тут сложилась нормальная, застойных времен обстановка… Где-то была гласность, какие-то мелкие и вздорные людишки даже писали в инстанции, чуть ли не в ЦК. Были и комиссии из обкома, и из облисполкома. Была какая-то статейка в прессе, точнее, письмо. Но были и ежегодные победы, и грамоты, и шквал негодующих откликов на статью под общим лозунгом: «Клеветников — к ответу!» И официальное заключение: заведующий клубом — истинный борец за перестройку, клуб его и «голубые береты» — ценный опыт в борьбе с молодежной преступностью и важный вклад в военно-патриотическое воспитание молодежи. И уже появилось решение «райкобры» и «горкобры» о создании филиалов военно-патриотического клуба во всех школах и ПТУ… Нельзя же душить начинание, не те времена!

Днем, как уже упоминалось, клуб периодически арендовали разные неформалы: «мемориальщики», «памятники», «экологи», еще какие-то. Первые все пытались найти место, где захоронены жертвы сталинизма. Раз кто-то нашел Калитаики и Куропаты, значит, и здесь, поблизости, должно быть что-то такое. Перекапывать городское кладбище исполком не позволил, и «мемориальщики», испросив разрешения, провели митинг перед горкомом. Собрались человек пятьдесят, два часа покричали и разошлись, потому что ни разгонять, ни сажать их никто не стал. Их просто не заметили. После этого «мемориальщики» стали копать по лесам и болотам и в клуб приходили редко, только в очередной раз поругать покойного генералиссимуса да обсудить еще одну версию, ще могут располагаться местные Куропаты.

«Памятники» сначала искали в городе масонов, но те так глубоко законспирировались, что найти их не удалось. Зато нашелся в городе не до конца разрушенный храм Вознесения, построенный и освященный в 1908 году от щедрот купца Симеона Семизадова. Как выяснилось, церковь Вознесения стояла на фундаменте от рухнувшего в 1898 году каменного храма ΧΥΙ века, а тот в свою очередь — на месте деревянной церкви, спаленной татарами при набеге на Москву аж в 1571 году. Позже в летописях обнаружили, что и этот храм оказался не первым, самого раннего так и не нашли.

«Памятники» занялись было делом, начали восстанавливать храм Семизадова, но тут у них возникли расхождения. Некоторые заорали, что не нужно сооружать памятник самодовольному буржую, к тому же с подозрительным именем Симеон, а следует восстановить изначальный храм или хотя бы тот, который спалили татары. Однако тут возникли трения с горисполкомом, который совсем недавно отбил храм у РАПО, выкинул оттуда склад запчастей, существовавший еще со времен коллективизации, а затем торжественно водрузил на руины доску с надписью: «Памятник архитектуры ΧVI-ΧΙΧ вв, Охраняется государством».

Для того чтобы восстанавливать дубовый храм, нужно было снести то, что осталось от каменного, а на это идти не желали, поскольку уже было доложено наверх об обнаружении и взятии под охрану храма Семизадова. Кроме того, с дубами в районе была напряженка, а «памятники» требовали ставить церковь именно из дуба. Когда же где-то в глухом углу района обнаружилась невырубленная дубрава, то на ее защиту стеной встали «экологи». Эти ребята очень жалели, что поблизости нет ни атомной станции, ни химзавода, а то они бы их точно закрыли. Пока, вооруженные средствами радиационной и химической разведки, они бегали вокруг завода и искали, не загрязняет ли кто-нибудь чего-нибудь. Но назойливость их была напрасной. Завод был более-менее чистым, никаких атомных бомб не делал и даже пластмасс не выпускал. Зато огромную городскую свалку «экологи» как-то не тревожили. А именно там, на этой треклятой свалке, зарождался гнусный гнилой ручей, который тек в реку и травил рыбу и воду. Более того, когда горкомхоз собрался соорудить цех по утилизации мусора и даже закупил где-то подходящее импортное оборудование, защитники окружающей среды завопили, что утилизация мусора вызовет колоссальное загрязнение воздушного бассейна.

Никто, конечно, толком не стал слушать ни райком, ни горком, ни горкомхоз. Тут все неформалы чохом завопили о кознях аппарата, собрали толпу, провели митинг, угрожали провести забастовку и еще что-то. Начальство оглянулось наверх, а там, тоже опасаясь, что «нагорит» от еще более высокого начальства, дипломатично промолчали. В результате ящики с оборудованием были поставлены ржаветь на товарной станции, а горкомхоз надолго сел на мель.

Если бы Серега был такой же, как Гоша, то, без сомнения, подумал бы, что всех неформалов готовят в ЦРУ и тоннами сбрасывают на Советский Союз с парашютами или без. Конечно, он так не считал, но особо теплых чувств к ним не испытывал. Умные и даже интеллигентные ребята тратили время черт те на что, а жить становилось все хреновее и хреновее. Хотели они этого или не хотели, но все их дела выходили боком. Даже если бы они просто сидели и протирали штаны, то пользы было бы больше.

Иван Федорович у неформалов всех направлений пользовался репутацией либерала и плюралиста. Во-первых, позволялось проводить собрания, когда пожелаете. Два часа аренды бывшего агитпункта, ныне «общественно-политического центра», обходились в сто рублей, а кинозала — в тысячу. Но при этом можно было не беспокоиться, что помешают говорить, что начнут разгонять, выгонять и так далее. По крайней мере, в течение оплаченного времени. Чтобы неформалы не передрались, их собрания проводили в разные дни недели. Скажем, «памятники» заседали в понедельник, «мемориальщики>> — в пятницу, а «экологи» — в среду. Единственно, чего требовалось от них — это не ломать мебель и точно укладываться в оплаченное время. Если заседание затягивалось, то заходил развязной походочкой «голубой берет» и, старательно подражая незабвенному матросу Железняку, говорил: «Граждане, караул устал…» Поскольку все уже знали вторую часть фразы из учебника истории, то достаточно быстро очищали помещение.

Вот в таком клубе и работал Серега. Числился он художником-оформителем и одновременно маляром. Раньше ему доводилось малевать всяческую наглядную агитацию, теперь все больше афиши. Но и «наглядка» оставалась, хотя уже не такая. Красным по белому теперь приходилось писать чаще, белым по красному — реже. А некоторые плакаты теперь и голубым, и зеленым расписывали — плюрализм! Афиши в основном давал для видеозала, у них репертуар менялся чаще. Сема мотался по всей области, менял кассеты. Серега выбирал с кассеты какой-нибудь душераздирающий кадр, часа за два сля-пывал с него довольно похожую копию и выставлял в витрину. В неделю на витрине висело семь-восемь таких картинок. Киношные афиши получались больше, но зато и делались долго.

Комнаты для работы кружков, кинозал, спортзалы, сауна — всюду погуляла Серегина кисть, и не однажды. Вешалку с резьбой, бар в буфете, всяческие панно и барельефчики — тоже он сделал. Кроме того, он вел изокружок. Еще один изокружок был в Доме пионеров, и его тоже вел Серега. Ходило человек десять в первый и человек пятнадцать во второй. Правда, ребята были хорошие, на некоторых Панаев надеялся. Однако все его лучшие кружковцы, едва выбравшись из десятого класса, исчезали из города навсегда. На их место приходили те, кому не надоело творить по выходе из пионерского возраста, кружковцы из Дома пионеров. А в Дом пионеров приходили новые задумчивые «мурзилки»…

Итак, прибыв с утреннего совещания, Иван Федорович ставил перед Серегой боевую задачу. В кабинете, куда Серега привык входить со стуком, заведующий был не один. Висел табачный дым, а в кресле, полуразвалясь, сидела дама, по виду нездешняя. Поджарая, спортивная, в явно импортном деловом костюме серо-голубого цвета, с умеренным макияжем и короткой гладкой стрижкой, дама походила на представительницу какой-то западной фирмы, но… что-то все-таки говорило — она россиянка. Лет ей могло быть и тридцать, и пятьдесят.

— О, — сказал Иван Федорович, — прибыл товарищ Панаев. Почти точно. Садитесь, но сначала прошу познакомиться;: Вера Васильевна Курочкина от областного телевидения. Ведет программу «Малая Родина»… Точнее, будет вести.

— Я готовлю первый выпуск, — уточнила Курочкина, — это будет такой обзор по учреждениям культуры: перестройка в их жизни, проблемы, находки, противоречия… Ну, в обкоме мне порекомендовали в качестве положи-, тельного примера ваш клуб. Не подумайте, что я лакировщица, отрицательные примеры я тоже уже нашла, сейчас съемочная группа готовит материал о бедственном положении сельских клубов в Малининском районе, как следует попадет вашему городскому Дворца культуры, ну а вы будете как альтернатива. Вообще, когда я сюда ехала, то предполагала, что увижу показуху. Поэтому решила без звонка, внезапно. И представьте себе, впервые увидела: можем же, если захотим!

— Точно, — осклабился Иван Федорович, — если захотим — можем! Я тут, конечно, немного невежливо поступил. Все же надо было поводить вас самому, но вот совещание… Как сказал Маяковский: «О, еще бы одно заседание…» Зачем? Неужели они считают, что от совещаний и накачек, пардон, что-то улучшается? Нет. Наследие застоя! А за негостеприимство — прошу извинений.

— Боже мой! Это же прекрасно, что вас не было! Если бы вы меня ждали, то, простите, я заподозрила бы, что вы предупреждены из обкома. А так вижу — нормальная работа. И более того, все настолько интересно. Ведь обычный заводской клуб, а у вас… Да! Сейчас все ищут чего-то нетрадиционного, эдакого, а тут — пожалуйста! Эти ваши мальчики в беретах: вежливые, серьезные, предупредительные. Все прекрасно сложены, подтянуты, красивы… Если б даже вы сказали, что они пьют, колются и травятся — я бы не поверила. А один из них мне так прекрасно рассказал о вашей картинной галерее…

«А Федорович знал, что ты приедешь, — внутренне усмехнулся Серега, — позвонили ему все-таки. Мишка Сорокин тебя по галерее водил, мой бывшенький. Неплохой парень был до армии. И там вроде ничего служил. Теперь в подвале учит пацанов, как кости ломать. Но эрудиция осталась. Ни дать ни взять — гармонично развитая личность. У Ивана Федоровича, милая дама, на все случаи жизни мальчики подобраны…

— Понимаете, — проникновенно вздохнула Вера Васильевна, — я вообще-то педагог по образованию, и меня охватила зависть! Признаюсь, самая чистая и белая зависть на свете! Как должен быть счастлив тот учитель, который воспитал такого парня! И это сейчас, в наше ужасное, несчастное время, когда мы открыли глаза на всю темноту и дрянь, бескультурье и безнравственность, копившуюся годами, когда подростки дичают, звереют…

«Готовит телеречь, — прикинул Серега, — эмоциональная! Но все-таки провинция так и прет… До «Взгляда» тебе далеко, подруга».

— Увы, — согласно кивнул Иван Федорович, — все верно, но надо бороться. Будем возрождать все, что утратили, умножать, а там… Значит, я сейчас поставлю задачу Сергею Николаевичу… Кстати, он художник наш, профессионал…

— Теперь больше любитель… — уточнил Панаев.

— Скромничает… Вот вы, Вера Васильевна, говорили об учителе, завидовали кому-то… А вот он, Сергей Николаевич Панаев. С Панаевыми Владимиром и Иваном Ивановичами в родстве не состоит, но и сам человек незаурядный. Из нашего городка сейчас пятнадцать человек учатся в художественных вузах — и все его бывшие кружковцы. Вот кто спасает культуру не на словах, а на деле… Я бы с удовольствием вам порекомендовал сделать о нем отдельный очерк. Только он у нас загружен, а сейчас я его еще загружу. Но работа — сами видите. Значит, Сергей, сейчас вы пойдете к Виталию Петровичу, возьмете трех ребят из вашего кружка и попробуете сделать оформление к КВН между шестым и четвертым цехами. Он идет через неделю, ваше дело — эскиз, а если понадобится еще рабсила — дадим. В том числе самих кавээнщиков. Умоляю, уложитесь…

И сказано было чуть ли не с нежностью, а слышалось в голосе: «Вам ясно, товарищ солдат? Кр-ру-гом! Шагом — марш!»

Виталий Петрович мог быть и режиссером, и актером, и конферансье, и массовиком-затейником, и даже диск-жокеем. Вел он и КВН; в данном случае под аббревиатурой понималось изначальное — Клуб Веселых и Находчивых. До Маслюкова он, конечно, не дорос, но по масштабам популярности в городе кое-чего стоил. Юмор у него был хотя зачастую пошловатый, но по нынешним временам вполне приемлемый. Лысый, как коленка, пузатенький, немного кривоногий, с багроватым оплывшим личиком, он бодренько бегал по сцене, строил рожи, умел менять голос от баса до фальцета и пытался подражать Райкину, Жванецкому и Винокуру, а то и всем им сразу. Иногда получалось, иногда не очень, но все равно смеялись.

Виталий Петрович сидел в своем кабинете — помещении драмкружка.

— Сережа! — вскричал он. — Ну, слава Богу! С ходу — к делу. КВН будет в воскресенье, шесть дней, сегодня уже тю-тто, значит, пять. Не будем изобретать ничего. Нужен задник и два боковых панно, как обычно. Тема КВН «Семья, быт, секс» — ничего себе? За такую тему в прошлом году меня бы повесили… Теперь — можно. Домашнее задание они получили. Там, особенно в четвертом цехе, такие молодцы… В общем, они должны подготовиться на тему «Женщина в нашей жизни», а ты отразить что-то на своих панно и заднике.

— Понял.

Серега без спроса взял у Петровича ручку, обрезок ватмана и начал изображать примерный эскиз. Само собой подразумевалось, что на всех трех досках должны быть картинки, отражающие смысл слов «Семья, быт, секс». На левом панно должна была появиться огромная цифра 7 и маленькая буква «я», а наискосок от левого нижнего к правому верхнему углу, отсекая семерку от «я», печатными буквами надпись: «Семья». На заднике поверху буквы «КВН», ниже — табло с надписями: «4-й цех» и «6-й цех», а остальную часть займет «Быт». Слово удобное, можно изобразить буквы в виде человечков, стоящих в очереди. Прием избитый, но выдумывать некогда. Очередь — это и есть быт, так что пойдет. Ну и последнее. Тут надо добавить «клубнички». Чего проще — все буквы из женских ножек. Виталий Петрович был ужас как доволен…

…В буфете, куда Серега зашел пообедать, его опять поманил к себе Иван Федорович. За его столиком сидела теледама.

— Ну как работа? — спросил заведующий.

— Эскиз готов вчерне, могу сделать в цвете, если хотите.

— Зачем, Сергей Николаевич? Чтоб визу поставить? Я вашему вкусу вполне доверяю. Но черновичок покажите, самому ведь любопытно.

— Пожалуйста. — Панаев вытащил из кармана свернутый в трубочку обрезок ватмана.

— Нормально, — заведующий вернул листок, — но надо, наверное, чтобы все было ярко, празднично? Я вас правильно понимаю?

— Конечно. — Серега сказал, что правое панно будет красным с желтыми надписями, задник — зеленый с красными, а левое панно — голубым с розовыми ножками.

— А мне можно посмотреть? — спросила Вера Васильевна.

Серега подал ей ватман и, конечно, дождался похвал.

— Туг, когда вы ушли, — сообщил Иван Федорович, — звонил председатель кооператива «Спектр». Он меня с утра разыскивает, предлагает организовать платную выставку художников-неформалов, а потом провести аукцион. Знаете, вроде этого, что по телевизору показывали. Смирнов Владислав Петрович.

— Он у меня был, — как-то машинально произнес Серега.

Иван Федорович вскинул на лоб густые брови.

— Вы его знаете?

— На одном курсе учились.

— Понятно… — В глазах заведующего появились понимание и хитринка. — И как, можно с ним работать? А то он тут назначил мне встречу, чтобы оговорить детали. Надо бы все же предварительно знать, что за человек.

— Деловой парень, — кратко сказал Панаев.

— А об условиях вы не говорили? Предварительно, конечно…

— Зачем? Я не коммерсант…

— Послушайте! — воскликнула Вера Васильевна. — Это же чудесно. Мы снимем кратенький сюжет о вашем клубе вообще, а потом минут на двадцать запустим репортаж с аукциона. Только что меня осенило. -

— Прекрасно! — Иван Федорович поцеловал теледаме руку. — Вы знаете, этот ваш однокашник обещает фантастические вещи. Пригласительные билеты по 25 рублей для русских и по 25 долларов для иностранцев. Якобы везде все оговорено: и в отделе культуры, и с директором завода, и в органах. Обещает, что будет человек десять иноземных богачей… Можно ему верить или нет? Что-то уж очень лихо. В управлении культуры он был, я уже справлялся. Готов выложить пять тысяч за аренду зала. Директору обещает процент с валюты…

— Сознайтесь, — теледама заглянула в глаза Сереги, — ведь это вы его навели?

— Ну кто же сознается? — усмехнулся Иван Федорович. — Тайна вкладов гарантирована… Ну что же, будем говорить, посмотрим…

За окном буфета был заводской стадион. Человек тридцать «беретов», не ломая четкого строя, в колонну по три, бежали по гаревой дорожке. Другой взвод на футбольном поле отрабатывал приемы рукопашного боя. Третий, должно быть, занимался в «качалке».

— Охват у нас еще мал, — пожаловался Иван Федорович, — вот когда все школы, ПТУ, техникум… Поглядим…

«А мне что-то не хочется глядеть, — подумал Серега, — слишком уж просто все получается…»

Занятие прошло как обычно. «Подмастерья» — те, кто занимался первый год, пытались скопировать довольно сложный гипсовый портрет. «Мастера» творили. В основном это была мазня, но кое-что было интересно. После семи Серега выставил всех, вызвал дежурного «берета» и отдал ему ключ. Теперь тут начинала работать «комната сказок». Уходя, «мастера» и «подмастерья» аккуратно все убрали в отгороженный закуток, подмели пол и открыли форточки. _

Снизу из фойе уже доносились голоса тех, кто пришел на вечерний киносеанс. Сегодня таких сеансов было два, показывали «Интердевочку» в 19.30 и «Легенду о Нарайяме» в 21.00. Видно, прокатывали больше, они уже с трех часов начали крутить мультики для детей, потом для тех, кто постарше, — Брюса Ли, затем для бесстрашных фильм о привидениях, а под конец для любителей — эротику. Заведующий с теледамой попались Панаеву навстречу. Вежливо попрощавшись, Серега миновал их. Похоже, Иван Федорович шел с Верой Васильевной в подвал, в направлении сауны… У каждого свое понимание романтики…

На площадке у дверей клуба стоял «Москвич» Владика, рядом с которым прогуливались четыре хлопца, очень ^ похожих по габаритам и по манерам на клубных «беретов». Самого не было, должно быть, что-то еще не доделал в клубе. А может, в сауну намылился? Ну, Бог с ним. Больше встречаться с ним не хотелось ни под каким видом.