Глава 25
На улице стало чуть прохладней, наверное, оттого, что солнце, безжалостно светившее с неба, спряталось то ли за дождевые тучи, то ли за облака смога, колыхавшиеся над Москвой. Часы показывали семь. Я вытащила пудреницу и посмотрела в зеркальце, так и есть, тушь размазалась, губная помада стерлась, тональный крем потек. При такой жаре не следует пользоваться косметикой, но из-за того, что я ничего не ем, мое лицо приобрело болезненно-серый оттенок. И еще, если не нанести на себя «боевую раскраску», большинство людей, окинув глазами мои брючки с мишками и футболку с собачками, мигом спрашивают:
– Деточка, ты чего хочешь?
А с яркой косметикой я все-таки похожу на женщину маленького роста и тощую, словно килька.
Проехав несколько сотен метров, я увидела вывеску «Кофе-хаус» и, припарковав «Пежо», вошла внутрь. Меню можно было не изучать. И так ясно, что заказывать.
– Девочка, ты одна, без родителей? – спросила подошедшая официантка. – У нас чашечка кофе стоит сто рублей.
Я усмехнулась:
– Деточка желает чай, черный, цейлонский, с лимоном и сахаром, желательно принести целую сахарницу. Цена не имеет значения, девочка имеет возможность расплатиться. Кредитки берете?
– Да, – растерянно ответила официантка, – извольте, но вы такая маленькая, тут темновато, вот и приняла вас за подростка.
– Не вы первая, – мрачно ответила я, – где у вас туалет?
– По коридору, за гардеробом, – пробормотала она, усердно протирая столик тряпкой.
Я прошла в дамскую комнату, умылась, вытерла лицо бумажным полотенцем и стала рисовать себе физиономию умудренной опытом дамы. Сегодня нужно слегка переборщить с косметикой, иначе никто меня всерьез не воспримет. Однако у меня от недоедания начал портиться характер. Ну с какой стати я взъелась на официантку? В зале и впрямь царит полумрак. Слегка взбодрившись, я вернулась на место, высыпала в чашку полсахарницы и с наслаждением проглотила чайный сироп, закусив его лимоном. В голове прояснилось. Что ж, времени терять нельзя. Прямо сейчас поеду к соседке Алисы, узнаю, куда та отправилась отдыхать, и сама туда съезжу. Или нет! Просто уточню адрес, а потом приеду к Дегтяреву и все-все ему расскажу.
Я проделала гигантскую работу, выяснила много интересного, но непосредственно преступника пусть захватывает полковник, я готова отдать ему лавры победителя, мне не нужны слава и денежная премия, хочу лишь вызволить Вику из неприятностей.
Алиса жила довольно далеко, в Матвеевском. Покружив между грязно-серыми блочными домами, я отыскала нужное здание и попала в подъезд.
Соседка Кочетковой оказалась милой женщиной примерно моих лет, может, чуть постарше.
– Вот, – протянула я ей конверт, – меня из НИИ ядохимикатов прислали, вам наша заведующая звонила, по поводу компенсации за отпуск, тут две тысячи для Алисы, пересчитайте, пожалуйста!
– Ой, лучше не надо, – испугалась соседка, – с чужими деньгами я предпочитаю не связываться, небось еще расписаться за них заставите!
– Да нет, так велели передать.
– Очень странно, – нахмурилась она, – что у вас за порядки в бухгалтерии, если так запросто средствами расшвыриваетесь?
– Не знаю, я всего лишь курьер, но мне велено всенепременно вручить деньги, иначе ругать станут!
– И не просите!
– Ну неужели трудно! Соседка ведь! Или вы в ссоре?
– Мы в нормальных отношениях, – пояснила тетка, – но не дружим. Здороваемся вежливо, и все. Приезжайте через месяц. Алиса вернется в июле.
– А куда она поехала?
– Вам зачем? – Тетка проявила бдительность.
– Ну, если это недалеко, в Подмосковье, то туда съезжу, мне начальство голову открутит, если конверт не вручу.
– Сейчас погляжу, – кивнула соседка, – она где-то мне записала.
Дверь захлопнулась, я осталась стоять на лестнице, изучая порванный дерматин. Минуты текли томительно.
Наконец баба высунулась наружу.
– Еле отыскала, деревня Толубеево, лагерь «Вершина».
– Это где такая?
– А понятия не имею, – ответила она, – вроде Алиса про Киевский вокзал говорила. Точно, вспомнила! Она еще злилась, что надо на электричку попасть, которая с Киевского рано утром уходит, иначе потом на автобус не успевает. До этого Толубеева от станции еще хрен знает сколько на рейсовом колесить.
Дверь снова закрылась. Я вернулась к машине и поехала домой. Ну что ж, дело, похоже, сделано, после ужина побеседую с Дегтяревым.
Когда я вошла в гостиную, там вовсю спорили.
– Глупости, – вещал Кеша, – есть профессии, где женщинам просто делать нечего.
– А ну назови! – подпрыгивала Маня.
– Например, в адвокатуре.
– Ты и сказал, – захихикала Маняша, – да их там полно!
– Правильно, – кивнул Аркадий, – только какой от баб толк!
– Не неси чушь, – оборвала его Зайка, – женщины давно освоили все профессии.
– Баба водитель автобуса – это нонсенс, – не сдавался Кеша.
– Почему? – кипятилась Маня. – Чем мы хуже вас, скажи на милость?
– Физиология у вас другая, – вздохнул Федор, – нежное существо не должно переносить на плечах шпалы. Господь задумал нас разными, уж поверьте, он не дурак.
– Насчет шпал ладно, – кивнула Зайка, – это тяжело, но при чем тут адвокаты?
– Потому что и мозгов бабам господь отсыпал вполовину меньше, чем нам, – нагло заявил Аркадий. – И вообще нужно жить по законам русского языка!
– Какое отношение к теме беседы имеет русский язык? – подхватила я нить разговора. – Или, по-твоему, нам и разговаривать нельзя?
– Некоторые только и делают, что болтают, – неожиданно встрял Дегтярев.
Кеша с умилением глянул на полковника, улыбнулся ему и сказал:
– Сейчас поясню ход моих рассуждений. Вот смотрите, вспоминаем слова, обозначающие профессию, допустим, он – учитель, она – учительница. Или актер – актриса. То есть наш язык, сформировавшийся в незапамятные времена, дает нам понять, что дама с указкой в руке или в парике на сцене вполне нормальное явление.
– И чего? – не поняла Маня.
– Дай договорить, не перебивай старших, – взъелся на нее Кеша. – Едем дальше: доктор. Ну-ка сделайте из этого слова «женский» вариант.
– Докториха.
– Докторица.
– Ну что, теперь ясно? То же самое с врачом, с «ним» все ясно, а с «ней»? Врачиха? Следовательно, нечего бабам лезть в медицину, не их ума это дело. Космонавт, пилот, адвокат…
– Ну с последним ты перегнул палку, – возмутилась я, – адвокатша можно сказать или адвокатесса!
– Звучит отвратительно, – скорчился Кеша, – и в армию бабам никак нельзя. Он генерал, она…
– Генеральша, – завопила Маня, – вот и фиг тебе! Дурак!
– Сама такая, – мигом отбил Кеша, – генеральша – это жена генерала. Ну-ка, а с президентом что? Как вас величать на посту главы государства? Президентка?
– Неправда твоя, – взвыла Манюня, – вракушки! Есть такие профессии, куда по твоей логике мужчинам вход воспрещен!
Кеша снисходительно глянул на раскрасневшуюся девочку.
– Ну-ка, назови хоть одну!
Маруська слегка растерялась, я же быстро стала вспоминать – токарь… токариха? Слесарь… слесарица? Шофер… шоферица? Академик… академица? Вот какая отвратительная несправедливость, причем существует она, кажется, лишь у русских. У немцев, например, вы к названию любой профессии просто прибавляете суффикс «ин», и получается женский вариант, исключений нет.
– Слабо, – подвел итог Кеша.
– Домработница, – заявила Ирка, ставя на стол блюдо, – вот, пожалуйста, домработница. Домработников не бывает.
– Ладно, – хмыкнул Кешка, – согласен, это оставляйте себе, насчет домработницы не спорю, самое ваше занятие.
Вымолвив последнюю фразу, он встал и вышел из комнаты.
– Лучше бы ты молчала, – налетела на Ирку Маня, – нашла что сказать!
– С какой стати возник спор? – спросила я.
– Аркадий сегодня процесс проиграл, – пояснила Ольга, – вчистую, полный аут. В составе суда были одни дамы, прокурор женщина, обвиняемая тоже, и все свидетели, как на подбор, бабы, вот он и взъелся.
– Не обращай внимания, – утешила ее Маня, – утром проснется, устыдится, за подарком побежит.
– Нечего ему стыдиться, – вдруг подал голос Александр Михайлович, – бабам и впрямь противопоказано соваться в кое-какие области. Например, следователь! Это же катастрофа! На этой работе не имеет права сидеть человек, у которого настроение зависит от физиологического цикла, понимаете, о чем я говорю?
От возмущения я проглотила почти целый лимон, вместо того чтобы выжать его в чай. Нет, вы слышали?
– Полное отсутствие логики, истеричность, вздорность, нежелание выслушать оппонента, бахвальство – вот что отличает даму-следователя, – ярился полковник, размахивая бутербродом с жирной ветчиной. – Еще хорошо, что при ней, как правило, имеются мужики-оперативники, иначе беда. Ни одна бабенка не способна размотать дело от начала и до конца, ни соображения, ни спокойствия, ни умения трезво оценивать события. Место бабы у плиты, ладно, еще в детский сад можно, воспитательницей, в малышовую группу, а вот в школу уже нет, там на пороге следует опустить шлагбаум. Из-за того, что науку ребятам растолковывают климактеричные истерички, у нас и вырастают идиоты! У доски должны стоять мужчины, у них, по крайней мере, гормоны не влияют на мозг.
– Еще как влияют, – взвилась я, – да у парней первые сорок лет жизни в голове одни гормоны, ничего там больше и не сыскать.
– У мужчин вообще не бывает нормального отрезка жизни, – взвизгнула Зайка, – до пятидесяти лет они дети, а потом плавно въезжают в маразм!
– Шкафы они никогда не закрывают, возьмут вещи и уходят, нет бы дверь притворить, – вступила в беседу Ирка, – и круг от унитаза не опускают.
– Абсолютно безответственные существа!
– Ленивые, сами никогда утром не встанут!
– Вечно шмотки поразбрасывают.
– В ванну пинком не загонишь.
– Чуть насморк получат, сразу умирают.
– Зеркало в ванной зубной пастой заплевывают!
– Грязи никогда не видят.
– Самоуверенные, наглые, по большей части совершенно тупые, ничего не читающие, – мстительно завершила я и выхватила у полковника бутерброд. – Положи на место! При твоем весе ветчина просто вредный продукт. Кстати, мужчины выглядят намного хуже женщин из-за того, что не могут сладить со своим аппетитом. Я рядом с тобой гляжусь девочкой. Если и дальше будешь лопать свинину, сойдешь за моего дедушку.
Ирка, Машка и Зайка радостно засмеялись. Марго и Федор молча уткнулись в тарелки, они решили не принимать участия в жаркой баталии.
Дегтярев резко покраснел, пожевал нижнюю губу и заявил, тыча в мою сторону пальцем:
– Что же касается русского языка, то я знаю одно существительное, которое, Дарья, замечательно подходит к тебе и остальным бабам, но совершенно не применимо к нам, представителям сильного пола.
– Почему? – спросила я.
– Оно не имеет мужского рода, – сообщил полковник и довольно улыбнулся: – Знаешь его?
– Нет!
– Сказать?
– Да!!!
– Зануда! – выпалил Александр Михайлович, вставая. – Ты, Дашутка, зануда, а теперь переведи это слово на меня! То-то и оно!
И с выражением полнейшего счастья на лице он вышел. Меня накрыла волна негодования. Зануда?! Я зануда? И этому человеку я собиралась подарить полностью раскрытое дело? Назвать имя, фамилию и адрес организатора убийства Андрея Литвинского? Готова была отказаться от славы великого детектива? Ради кого?
Вся кровь бросилась мне в голову. Я схватила чашку и опрокинула ее на скатерть.
– Какая гадость! – воскликнула Зайка.
– Я нечаянно!
– Да не о тебе речь, – отмахнулась она, – предлагаю объявить мужикам бойкот!
– Федор ни при чем, – быстро сказала Марго.
Рароэнтолог закивал:
– Да, да, я абсолютно не разделяю высказанных здесь экстремальных постулатов. Женщины – лучшая часть человечества.
– Ладно, – кивнула Зайка, – мы оставим тебя в живых, но остальным плохо придется! Значит, так, Ирка, зови Катерину.
Повариха прибежала немедленно.
– Что случилось?
– Ничего, – усмехнулась Ольга, – все только лишь предстоит! Слушай меню на завтра: утром омлет с колбасой и кофе, на обед куриный суп, на второе курица из бульона, кожу не снимать, и рис! Паровой, без масла!
– Но Аркадий Константинович не ест яйца и не выносит курятину, – удивленно воскликнула повариха, – а уж к отварной, да еще с кожей, и не притронется!
– Очень хорошо, – кивнула Зайка, – на ужин капуста брокколи и паровой рулет. Изволь готовить это неделю!
– Но полковник весь корчится при виде брокколи и рулета без корочки, – попыталась возразить ничего не знающая Катерина.
Зайка пошла вразнос:
– Все, никаких споров! Ирка! Рубашек не стирать, трусов тоже, брюк не гладить, комнаты не убирать!
– Никогда! – подхватила Маня. – Я дяде Саше в спальню клетку с хомяками поставлю, только он уйдет на работу, сразу принесу! Уж они воняют! Никакой пощады! Война так война! Посмотрим, кто победит!
– У меня никаких сомнений по этому вопросу нет, – припечатала Ольга, – враг будет разбит, победа будет за нами.
Я вздохнула, надо же, Зайка цитирует Сталина!
– Мы их любили, – кипела Маня, – и вот благодарность. А ты, мусечка, что молчишь? Или не хочешь быть с нами?
– Конечно, с вами, – улыбнулась я, а про себя подумала: «Никогда ничего не расскажу Дегтяреву об Алисе Кочетковой. Завтра же поеду в деревню Толубеево, отыщу лагерь «Вершина» и произведу разведку боем на месте!»
