Глава 10

Я высадила Марго у подземного перехода, проехала чуть вперед, развернулась и покатила было в сторону Минского шоссе, но тут неожиданно мне захотелось пить. Я подала назад, притормозила у метро и пошла к ларькам.

Над площадью висело раскаленное марево. С проспекта на тротуар наползало удушливо-серое облако бензиновой вони. Над киосками колыхались разнообразные запахи. Из одного несло дешевой парфюмерией, из другого – свежими пирожками. Потные торговки, все, как на подбор, в одинаковых серых бейсболках, пытались спрятаться в тени. Я невольно пожалела бабу, стоявшую в железном вагончике с надписью «Булочки от бабушки». Вот уж кому не позавидуешь: печка шпарит вовсю, небось тетка сама испеклась. Неужели кто-нибудь по такой жарище рискнет купить раскаленные пирожки? Мне бы такое и в голову не пришло!

Тут к ларьку с плюшками подскочила толстуха и хорошо знакомым голосом завела:

– Значит, так: два с мясом, два с рисом, два с вареньем и бутылочку пепси, большую!

Получив все это, она мигом заглотила два пирожка. Я мрачно наблюдала за ней, стоя за газетным киоском. Вот ведь какая, не поленилась перейти на другую сторону. Там, где я ее высадила, булками не торговали. Марго проглотила в мгновение ока выпечку, залпом осушила баллон со сладкой, отвратительно калорийной газировкой, удовлетворенно улыбнулась и потопала в метро.

Я стукнула кулаком о ларек. Триста баксов потрачено зря! Впрочем, чего же ты хотела, а? С первого взгляда было понятно: академик шарлатан! Рао-вао-сао-мао!

Внезапно мне пить расхотелось, к горлу подступила тошнота. Проклиная собственную глупость, жару, духоту, Марго и тех, кто придумал торговать на улице горячими булками, я вернулась к «Пежо» и поехала к Супровкиной. Ладно, мухи в одну сторону, котлеты в другую. Разберусь с Марго вечером!

Над поселком «Бор» тоже висела плотная жара, но дышалось тут не в пример лучше, чем в столице, почти так же легко, как у нас в Ложкине. Я снова побибикала у ворот – никого. Спустя пару минут на дорогу вышла та же соседка, на этот раз с лопатой. И как только у людей хватает сил целыми днями ковыряться на грядках?

– Нина еще не приехала, – сообщила она.

– Попросите ее позвонить Даше Васильевой, срочно!

– Хорошо, – кивнула та, – сделаю.

Я влезла в «Пежо» и вознесла благодарственную молитву создателям кондиционеров, в машине царила приятная прохлада. Следующие десять минут я безуспешно пыталась дозвониться до Нинки, но ни городской, ни мобильный телефоны не отвечали. Я отложила аппарат на сиденье, взялась за руль, и тут сотовый «запел». Я схватила «Нокиа», наверное, Нинка наконец добралась до мобильного.

– Алло.

– Это я, – произнес незнакомый голос.

– Кто?

– Дима.

– Какой?

– Адвокат.

– А, – разочарованно протянула я, – и что?

– Был сегодня у Виктории, поговорить надо.

– Ладно, где и когда?

– Через час, в конторе, успеете?

– Никогда, это через весь город пилить, в то время как народ с работы поедет!

– На Кутузовском, кафе «Трактирчик», пойдет?

– Да, туда запросто.

– Ну и хорошо, – заявил Дима, бросая трубку.

До сих пор судьба ни разу не заносила меня в кафе «Трактирчик». Маленькое уютное помещение было оформлено в русском стиле, официантки щеголяли в сарафанах. Дима уже сидел за столиком, в укромном углу, под большой пальмой.

– Ужинать будете? – галантно предложил он. – Тут вкусно.

Я ощутила легкую тошноту и неприятное головокружение.

– Спасибо, но очень жарко.

– А я, с вашего разрешения, подкреплюсь.

– Конечно, – ответила я, стараясь не смотреть на огромную отбивную, лежащую перед ним.

Как только парень может есть мясо, когда на улице тридцать градусов выше ноля!

Но жара никак не повлияла на аппетит юноши, он слопал свинину с гарниром, выпил кофе и начал рассказ.

Вика полностью отрицает знакомство с Прокофьевым, более того, упорно говорит, что никогда не ездила к Супровкиной на дачу для любовных свиданий.

Следователь собирается на днях провести очную ставку, после которой многое прояснится, во всяком случае, мент поймет, кто врет. Это только кажется, что говорить неправду легко, но, столкнув людей лицом к лицу, специалист хорошо видит, кто лукавит!

– Не получится, – перебила я адвоката.

– Почему? – удивился мальчишка.

– Прокофьев погиб, попал ночью под машину.

Дима присвистнул:

– Это плохо! Удача повернулась к нам спиной. Теперь следак начнет ломать Вику. Впрочем, есть еще владелица дачи, Нина…

– Супровкина!

– Ага, ее тоже вызовут для очной ставки, на днях. Мы еще поборемся, посопротивляемся. Кстати, Вика тут кой-чего просила. Если купите, я ей завтра принесу: шоколадку, зажигалку… так, по мелочи. Еще хорошо бы телевизор и передачу. Вот вам списочек продуктов. У вас есть координаты этой Супровкиной?

– Да.

– Давайте.

– Зачем?

– Схожу, потолкую с ней, может, денег ей предложить? Ну, типа, пусть говорит: Сергей брал ключи, говорил, что с Викой встречается. Но сама, мол, точно не знаю, с кем на дачу ездил, только с его слов.

– Да она… – начала было я и тут же услышала плач мобильного.

Не договорив фразу, я схватила трубку.

– Дашка, – зачастила моя подруга Лиза Клокова, – ты уже слышала про этот ужас?

– Какой? – насторожилась я.

– Супровкина…

– Что с ней, – заорала я, – что?

– Кошмар, – запричитала Лизка, – в уме не укладывается.

– Да говори скорей!

– Вечером под электричку попала, недалеко от «Лесного городка», у нее там дача! Небось в Москву торопилась, с холма побежала, споткнулась, упала, покатилась вниз, ударилась головой о камни, попала прямо на рельсы, а тут поезд! Вот горе! Вот беда! Мы на похороны собираем, ты, конечно, отстегнешь денег? Привези мне, сколько можешь!

– Естественно, – прошептала я, – привезу обязательно.

– Ну и отлично, – перестала причитать Лиза, – извини, мне еще полно народа обзванивать, по телефонной книжке иду.

Я положила пищащий «Нокиа» на стол перед собой. На плечи словно опустили бетонную плиту, а воздух в кафе отчего-то превратился в кисель, густой, вязкий, он окутал меня и начал медленно душить.

– Вам плохо? – насторожился Дима. – Хотите кофе?

– Нет, – еле слышно сказала я, – нет, Супровкина не сможет принять участия в очной ставке.

– Почему?

– Она попала под электричку вчера вечером. Возле «Лесного городка».

– Ох, ни фига себе! – подскочил Дима. – Значит, у нас никого нет? Дали показания и умерли? Один под машиной, другая под электричкой?

– Выходит, так. – Я медленно приходила в себя.

– Вам это не кажется странным? – прищурился Дима.

Я кивнула:

– Да, просто невероятно.

– Их убили! – заявил Дима. – Зуб даю! Кто-то решил «утопить» Вику, заплатил киллерам, а те и постарались.

– Зачем же уничтожать Нинку и Сергея? – вяло спросила я, чувствуя себя гаже некуда.

Голова кружилась, ноги дрожали, в мозгу отчего-то вертелось: рао-вао-сао-мао, рао-вао-сао-мао…

– Неужели не понятно? – зашептал Дима, наваливаясь на стол и приближая ко мне лицо. – Очень же просто. Они соврали!

Я отшатнулась, от него одуряюще противно пахло мясом.

– Кто соврал?

– Господи, – зашипел Дима, – экая вы тупоголовая! Нина и Сергей соврали следователю. Скорей всего, им заплатили хорошую сумму, вот они и пошли на лжесвидетельство, между прочим, это распространенная тактика. Многие адвокаты таким образом своих клиентов за волосы и вытаскивают, изучат тщательно дело: ага! Говорят, что Иван Иванович в роковой день был с потерпевшим! Прекрасно, наймем Петра Петровича, который с самой честной мордой подтвердит, что он сидел с ним в бане. Ясно? Нужно отыскать того, кому ваша Вика соли на хвост насыпала!

Я молча складировала информацию. Что ж, похоже, он прав, только с чего начать?

– Если мы примем за аксиому, что она никого не убивала, – продолжал рассуждать Дима, – посчитаем ее невиновной, тогда возникает следующий вопрос!

– Какой?

– А кто покрыл чашки хитрым, редко встречающимся ядом?

– Не знаю!

– То-то и оно! Он и есть убийца. Знаете, где его искать?

Я покачала головой:

– Понятия не имею!

– Есть только два предположения. Первое, некто из бывавших в доме людей ухитрился, и…

– Нет, – быстро перебила его я, – Вика купила сервиз буквально накануне нашего прихода.

– Домработница?

Я вспомнила угрюмую, резкую на язык Валентину, привезенную Мартой из провинции.

– Нет, она у них служит много лет, обожала хозяев, Андрюшу любила, к Вике хорошо относилась, невозможно представить ее убийцей.

– Есть многое на свете, друг Гораций, что недоступно нашим мудрецам, – с умным видом сообщил Дима, – это из «Гамлета», не сам придумал.

– Я читала Шекспира, – рявкнула я, – и не только его, еще Золя, Бальзака и Гюго. Много книг в руках держала, не о литературе сейчас речь! Валентина тут ни при чем, она после смерти Андрея и ареста Вики оказалась нищей, без денег и жилья, ясно? Смысла не было от хозяина избавляться! Тем более от такого, как Андрей!

– Ладно, – согласился Дима, – тогда старушка!

Я совсем его не поняла:

– Кто?

– Бабуська с серебряной чашкой, выползшая на рынок торговать раритетами, – пояснил Дима, – может, это она продала сервизик уже с ядом?

– Ну ты загнул! – подскочила я.

– Других-то ниточек нет, – не сдался Дима, – вы найдите бабуську и порасспрашивайте.

– Хорошо, – кивнула я, – попытаюсь.

– Эх, – вздохнул Дима, – всю жизнь мечтал следователем стать, преступления распутывать! Только мама велела в адвокаты идти: якобы они хорошо зарабатывают.

Я улыбнулась:

– Я тоже обожаю преследовать преступника.

– Мы с вами похожи! – с жаром воскликнул парень. – Ладно, вы ищите старушку. Давайте деньги, сам куплю все по списку и Вике принесу!

Я протянула Диме купюры. Парень сунул их в кошелек.

– Чеки вам покажу.

– Не надо, – отмахнулась я, – на них «Мерседес» не приобретешь, только зажигалку и копченую курицу.

– Ага, – кивнул Дима, – и я такой же, всегда всем верю.

Он встал, сделал шаг, споткнулся о ножку стула и упал на четвереньки.

Я посмотрела на чертыхающегося парня, медленно принимавшего вертикальное положение. Да уж, мы с ним словно близнецы, страшно похожи, даже больше, чем он полагает.

Вечером дома я с трудом заставила себя сесть к столу. При виде еды у меня начиналось головокружение, очевидно, жара начисто отбила всякий аппетит. Впрочем, и в январе я ем, как кошка. Хотя многие кошатники знают, что Мурки питаются крошечными порциями, но очень часто, и в результате поглощают безумное количество еды, я же безболезненно обхожусь одним йогуртом в день.

В отличие от меня Марго не потеряла аппетита. Ловко орудуя вилкой, она принялась наматывать на нее сноп макарон, потом полила их сливочным жирным соусом, посыпала тертым сыром, разинула рот…

– Положи назад, – рявкнула я, – ты на диете! Вон там стоит кефир «Данон» нулевой жирности, это твой ужин, один стакан.

– Есть хочется!

– Перехочется.

– Ненавижу кефир!

– Полюбишь, он твой лучший друг на данном этапе жизни.

– Неужели даже не попробуешь макарон, – заныла Маргоша, – чего сидишь над пустой тарелкой?

«Рао-вао-сао-мао», – мелькнуло в голове, к горлу подступила тошнота.

– Не хочу, лучше просто чаю выпью, без сахара.

– Но тебе разрешено все, что угодно, даже пирожные, – завистливо протянула Марго.

– Не желаю!

– Как это можно не хотеть есть, – с тяжелым вздохом произнесла подруга и с брезгливым выражением на лице потянулась к бутылке. Я уставилась на белую тягучую массу, которую Марго принялась вытряхивать в чашку. Рао-вао-сао-мао! Ну и мерзко же выглядит этот кефир. Впрочем, и остальное не лучше. Масло противно блестит на тарелочке, макароны, похоже, скользкие, сыр какой-то дырявый, выпью просто чаю. Фу, он пахнет веником!

– Катерина, ты что заварила? – закричала я, нюхая содержимое чашки. – Признавайся, где купила заварку?

– Так ваш любимый, – ответила кухарка, всовывая голову в столовую, – «Роял Липтон», цейлонский, из красной железной банки.

– А ну покажи!

– Пожалуйста, – пожала плечами Катерина, и через мгновение передо мной оказалась хорошо знакомая коробка.

Я поковыряла ее содержимое.

– Немедленно выкинь, это подделка!

– Во народ! – покачала головой Катерина. – В «Седьмом континенте» брала, вроде приличный магазин, а туда же, покупателей обманывать! Больше к ним ни за что не поеду, хватит! Банка-то дорогая.

– А по мне, вкусный чай, – заявила Марго.

– Тебе все по вкусу, – рассердилась я и отняла у подруги чашку, куда та только что насыпала шесть ложечек сахара. – Пей минералку без газа.

– Ужинать дают? – завопила Маруська, влетая в столовую.

Я удивилась. На дочери было незнакомое мне платье, довольно странного вида, темно-синего цвета, сшитое из чего-то, смахивающего на сатин, и украшенное простыми белыми пуговицами. По бокам топорщились несуразно большие карманы.

– Откуда у тебя эта одежда? – спросила я. – Купила сегодня?

Манюня прищурила левый глаз:

– Не нравится?

– Очень даже ничего. – Я мгновенно покривила душой, разглядывая жуткий балахон. – Тебе идет.

Многим из вас мое поведение покажется лицемерным, но я предпочитаю никого не обижать. Маруська выглядит довольной, небось после занятий в Ветеринарной академии пронеслась по магазинам и купила супермодное платье. Цвет у него отвратительный, фасон еще гаже, пуговицы абсолютно сюда не годятся, а уж о карманах и не говорю. Но сейчас такая одежда на пике моды, Машке нравится. И что, прикажете сказать правду: детка, ты в этом прикиде напоминаешь уборщицу? Ни за что.

– Очень красивое платьице, – заливалась я соловьем, – сама бы такое приобрела, жаль, не встретилось!

Манюня захихикала:

– Ладно, сейчас перекушу и подарю тебе, носи на здоровье, если так по вкусу пришлось.

Я испугалась, вот черт дернул за язык! Еще заставит меня это надеть!

– Нет, нет, не хочу, зачем же отнимать у тебя красивую шмотку.

– Мне не жаль, – ответила Маня.

– Нет, нет, носи сама, небось она дорогая!

– Понятия не имею.

– Как? Разве ты ее не купила?

– Нет.

– А где же взяла?

– Андрей Владимирович дал, руководитель нашего кружка.

Я изумилась до глубины души:

– Он купил тебе платье? С ума сойти!

– Мусик, – вздохнула Машка, – ты просто невозможна! Это никакое не платье.

– А что?

– Лабораторный халат, причем довольно старый.

Я на секунду онемела, но потом снова обрела способность разговаривать.

– С какой стати ты разгуливаешь в халате?

– Яшка взбесился, – пояснила Маня, потряхивая своей ужасной зеленой головой, – обезьян. Такой всегда ласковый, приветливый, я его бананами угощаю, а он меня обнимает, очень милый. Но сегодня – небывалое дело!

Отложив вилку, Манюня охотно принялась рассказывать о произошедшем. Когда утром она появилась возле клетки Яши и хотела дать ему купленный по дороге банан, тот повел себя более чем странно. Обычно Яша, увидав девочку, начинает улыбаться, радостно ухать и тянет к ней руки, чтобы обнять. Но сейчас он забился в угол и зашипел.

– Ты заболел? – удивилась Маруся и вошла в клетку.

Яша нервное существо, пугливое, посторонних он боится до дрожи, не доверяет им и ни за что не возьмет у них из рук еду, какой бы вкусной она ни казалась с виду. Маруське в свое время пришлось потратить много усилий, чтобы приручить обезьяну, и вот сейчас Яша снова сердито скалится в углу клетки.

– Яшенька, – завела Маня, – смотри, бананчик.

Обезьяна мгновенно схватила миску со своим завтраком и ловко метнула в Машку. Девочка не успела увернуться, ее белый сарафан моментально покрылся липкими комочками геркулесовой каши, сдобренной фруктами. Маня попыталась кое-как оттереть льняную ткань, но сделала только хуже, одежда была окончательно испорчена, поэтому Андрей Владимирович и дал ей лабораторный халат.

– И что случилось с Яшей? – недоумевала Машка. – Уму непостижимо! Он весь день вел себя так, словно не знает меня! Вот дичь!

– Кругом одни идиоты! – донеслось из коридора.

Марго поперхнулась кефиром и закашлялась. В столовую влетела Зайка на струе гнева, как ведьма на помеле.

– Идиоты, – повторила она, – идиоты!

– Что случилось? – робко осведомилась я.

Если Заюшка кипит от негодования, следует держаться подальше, иначе невольно можешь стать жертвой, когда она начнет плеваться огнем.

– Стала вести передачу, – задыхаясь от злости, объясняла Зайка, – и все бы ничего, но у нас викторина в прямом эфире. Я задаю вопрос, а телезрители кидаются к телефонам, чтобы дать ответ. Задания до смешного легкие, поэтому просто требуется быстрота реакции, ответить желают тысячи, но в эфир попадает только один человек.

– Да знаем мы, – вякнула Маня.

– Не перебивай меня! – гаркнула Зайка.

Уж на что Машка терпеть не может, когда на нее рявкают, как она моментально бросается в ответную атаку, я великолепно знаю, но сегодня глаза Ольги пылали таким гневом, на щеках играл такой лихорадочный румянец, что Манюня предпочла молча уткнуться носом в макароны.

– Так вот, – гремела Ольга, – режиссер мне на «ухо» сообщает: есть правильный ответ – и выводит мужика в эфир. Тот и впрямь верно отвечает, я уже собралась задавать следующий вопрос, как этот идиот, кретин, негодяй вдруг на весь эфир интересуется: «Скажите, пожалуйста, где же наша любимая Ольга Воронцова, ради которой мы все и смотрим вашу глупую передачу? Отчего ее сегодня ведет не она, а какая-то крашеная обезьяна!!!»

Я попыталась не расхохотаться, крепко сжала зубы, опустила глаза и стала считать про себя: раз, два, три… Крашеная обезьяна! Ой, не могу! Ясно теперь, отчего несчастный Яша начал швырять в свою любимую Машку комки каши. Он просто не узнал девочку, и его трудно за это осуждать. Я сама вздрогнула, когда увидела ее немыслимо зеленую голову!

– Идиоты, – метала молнии Ольга, – слышь, Марго, это можно перекрасить?

– Без проблем, – меланхолично ответила подруга и быстро запихнула в рот пирожок, – желание клиента – закон.

Утром я не сумела выпить кофе, потому что его запах вызвал у меня резкий приступ тошноты. Потом, пересилив себя, я сунула в рот кусочек омлета, попыталась проглотить его и ринулась в туалет. Расстраиваться не стала, значит, на меня так действует жара! Потом отъемся, еще придет холод.

Нацепив на себя льняные брючки и топик, я поехала на рынок, предстояло очень тяжелое и, скорей всего, гиблое дело – поиски старушки, о которой мне не было известно ничего: ни имени, ни фамилии, ни возраста, ни местожительства.

К счастью, я достаточно хорошо знаю, где расположен рынок, куда приспособилась ездить за харчами Вика. Сама сюда иногда катаюсь, здесь и впрямь парное мясо, свежее молоко, отличный творог, сметана, а торгуют всем этим не перекупщики, а сами хозяева. В Москве, на рынке, вы уже не встретите производителя, у него еще на подъезде к столице откупили весь товар, и теперь его всовывают москвичам в два раза дороже. Короче говоря, если Иван Иванович из деревни Большая Горка вез в Москву машину картошки, любовно выращенной на своей делянке, и намеревался продать ее, ну, к примеру, по пять рублей за килограмм, то он ничего и не потерял. Хитрое лицо кавказской национальности заплатило Ивану Ивановичу, не торгуясь, сполна, за весь грузовик, из расчета пять целковых за кэгэ. Страшно довольный пейзанин погнал домой, а перекупщик прибыл на рынок и начал торговать картошечкой по… пятнадцать рубликов за кэгэ. Ну и что вышло? Сами понимаете, что жулик вернул все затраты и получил нехилую прибыль. Внакладе остались москвичи, которые могли бы получить картошку в три раза дешевле, прогони кто-нибудь с наших рынков перекупщиков. Ну зачем они нам, а? Абсолютно ненужное звено.

Так вот, на крохотном базаре возле деревни Саватьево за прилавками стоят сами крестьяне, от этого цены тут намного ниже, чем в столице, а качество продуктов выше.

Я припарковала «Пежо» на довольно большой площади, безжалостно залитой солнцем, и пошла вдоль рядов. Скорей всего, бабушка с чашкой стояла не там, где толкутся молодухи с мясом, творогом и зеленью. Вероятнее всего, она устроилась в самом дальнем конце, под навесом, где собираются те, кто предлагает вещи и всяческую утварь.

Вздохнув, я миновала прилавки с творогом и сметаной. Обычно в такой ситуации я не могу удержаться и обязательно пробую все, на что падает взор, но сегодня меня тошнило, а в голове тупо крутилась фраза: рао-вао-сао-мао. Чувствуя себя гаже некуда, я доплелась до вещевых точек. Как только с глаз исчезли продукты, стало намного легче. Что это со мной происходит? А?

Отогнав от себя ненужные мысли, я стала рассматривать теток с нехитрым товаром. Их было совсем немного, пятеро. Три с посудой, одна с бытовой химией и одна с игрушками. Я приблизилась к первому столику, заставленному чашками, и завела разговор.

– У вас красивые сервизы.

– Дулево, – ответила торговка, – фарфор, бери, совсем недорого.

– А чайничек откуда?

– Оттуда же!

– Нет, мне такой не надо.

– Тогда Гжель погляди, – влезла в диалог другая продавщица и обвела рукой свой прилавочек, уставленный бело-синими чашками.

– Нет, я другое ищу.

– Что?

– Ну блестящее такое!

– Этого у меня навалом, – подскочила третья, – нержавейка, сталь. Ну-ка, смотри сюда! Кастрюли, кружки, тарелки. Правильно, за фигом бьющееся брать, уронишь – и конец посудке, а она, между прочим, денег стоит. Эту же как хочешь швыряй, ничего ей не сделается.

Я молча рассматривала отвратительные блестящие емкости. У Александра Михайловича есть такая плошка из полированного металла, в ней он взбивает помазком мыло перед тем, как начать бриться. Полковник – человек устоявшихся привычек, бритву в руки он впервые взял, думаю, годах эдак в… шестидесятых. А в те времена в Советском Союзе о пенах в баллонах и гелях для бритья и слыхом не слыхивали, мужчины просто брали кусок мыла, возили по нему кисточкой, как сейчас помню, особо ценились те, что делались из барсучьего хвоста, и начинали сложный процесс уничтожения щетины. Бедные парни, им приходилось туго. Крем для бритья, имевшийся тогда в продаже, категорически не хотел мылиться и пах керосином, из иностранных аналогов на прилавках можно было встретить тюбики из ГДР и Болгарии, но за ними выстраивались такие очереди! Не было и замечательных станков «Жиллетт», «Шик» и иже с ними. У наших отцов и старших братьев имелись некие разборные конструкции, куда следовало вставить лезвия. Я не буду тут живописать, сколь ужасны они были. Очень хорошо помню, что на большинстве коробочек с лезвиями стояло название «Нева». Они были хороши всем, кроме одного – ими решительно невозможно было побриться. Лучшим подарком советскому мужчине был тогда бритвенный набор: крем и лезвия, произведенные за границей.

С тех пор многое изменилось, мужчины получили массу прибамбасов, но наш полковник упорно предпочитает бриться по старинке.

– Так берешь? – выдернула меня из воспоминаний торговка.

– Ну… мне другое надо!

– Какое? – уперла она руки в боки. – Чем мое не подходит! Уж не «Цептер» ли собралась купить? Давай, беги за ним! Набор кастрюль как автомашина стоит. Во люди, совсем без ума. Да «Цептер» из того же, что и мой товар, сделан! Сталь, она и есть сталь, как ее ни назови. Вся разница в упаковке!

– Ваш ассортимент замечателен, – быстро сказала я, – но мне нужен подарок, дорогой, на пятидесятилетие, серебряная чашка!

– Это не к нам, – разочарованно протянула бабенка, – никто на рынке серебром не торгует.

– Нет, с таким товаром сюда не ходят, – покачала головой тетка с «гжелью», – дорогой больно, не продать. Здесь народ, чего попроще, любит, кружечки по тридцатке или вон кастрюльки эмалированные, это да, хорошо идет. А серебро! В Москву езжай, в ювелирный, там возьмешь.

– А вот моя подруга только-только, пару дней назад, приобрела здесь у бабушки чашечку из серебра, – решила не сдаваться я.

Торговки переглянулись:

– Врет.

– Нет, точно, стояла старушка, говорила, что на еду не хватает, мол, вот и торгует нажитым.

– Нет, не встречали такую, – замотали головой бабы.

Я было приуныла, но тут из соседнего ряда, того, где предлагали овощи, донеслось:

– Эй, тебе чашка нужна? Серебряная?

Я побежала на голос. Девушка лет двадцати, торговавшая стаканчиками с земляникой, весело сказала:

– Была бабуська, знаю ее, из Пескова она, баба Рая, мы рядом живем.

– Это точно? – обрадовалась я.

– Ага, – кивнула девушка, – еще удивилась: стою тут с ягодами, баба Рая чапает. Огляделась по сторонам, меня не приметила и во-он там пристроилась, у столба, ну, где Петька морковь предлагает, видишь Петьку?

Не дослушав ее, я рванулась к парню, курившему в отдалении.

– Около вас старушка серебром торговала?

– Не знаю, – протянул он.

– Как же, вон девушка с земляникой видела.

– Анька? Эта все углядит, у нее панорамное зрение. Ну, была бабка!

– А говоришь, не знаю!

– Так не знаю, серебром торговала или чем! Встала тут у столба и чашку из сумки вынула. Ну, решил, совсем старуху прижало, коли рухлядь из дома приперла, кому ж такая дрянь железная понадобится. Думал, не продаст. Даже хотел сам взять у нее, небось копейки просит, жалко ее стало, у меня мать такая. Но народ-то к ней начал подходить, женщины такие, хорошо одетые, здесь их много ходит, из коттеджных поселков, богатые! Да только она всем отказывала.

– Отказывала? – удивилась я.

Петя сплюнул и кивнул:

– Точняк, я прям удивился. Раз на рынок пришла, значить, продать решила. Ан нет, головой мотала и, видно, цену очень большую заломила, все прямо отскакивали. Ну а потом сговорилась с кем-то.

– С кем?

Петя пожал плечами:

– Хрен ее знает, я морковку отпускал, недосуг глядеть было, а как освободился, бабки и след простыл.

Я понеслась назад к Ане, торгующей земляникой.

– Так вы знали старуху?

– Угу.

– И где она живет?

– А напротив нас, в Пескове, мы слева, баба Рая справа, только нас там нет!

Я растерялась:

– Как нет?

– В город перебрались прошлой осенью, – пояснила Аня, – квартирку в Истре приобрели, а баба Рая в Пескове осталась. Хотела было к ней подойти, спросить, как там чего, да народ за ягодами пошел.

– Как в Песково на машине проехать?

Аня принялась путано объяснять дорогу:

– Налево, через Кутово, потом вверх, по путям, направо, сквозь Виледниково, только не запутайтесь, в Комарово не попадите, вам прямо на Макаровку, следом по шоссейке до птицефабрики мимо водонапорной башни, клуба разбитого…

Меня снова затошнило.

– Можете показать дорогу? Я заплачу за услугу.

– А товар? Вот продам, тогда ладно.

Я оглядела стаканчики с красными мелкими ягодами.

– Сколько все стоит, оптом?

– Тысячу рублей, – мигом соврала Аня.

Но я не стала спорить, от земляники шел такой одуряющий аромат, что у меня заболела голова. Рао-вао-сао-мао! Вот привязалась ко мне эта идиотская фраза.

– Возьмите тысячу, ссыпьте ягоды в один пакет, и поехали, – велела я.