Глава 6
Пленник

Клим пропал, как только увидел ее.

Как только дверь невозможно-желтого «Фольксвагена» распахнулась и из него выстрелили две длиннющих ноги в высоких сапогах на шпильках. Выстрелили так возмущенно, с таким темпераментом, что, даже толком еще не увидев ее, Клим понял – пропал. Вместе со своей смуглой красотой, идеальным телом, легким характером, нехилым бизнесом и неслабым имуществом.

Так выходить из машины могла только женщина его мечты.

И так орать.

И так трясти гривой светлых волос.

И так сверкать глазищами непонятно какого цвета, потому что гнев сделал их черными, как грозовая туча.

Черт его знает, кто был виноват в этой мелкой аварии: он втискивал жирные бока своего джипа в узкое парковочное место, а она на своем «цыпленке» вдруг резко сдала назад. Правая противотуманка треснула, на бампере появилась ощутимая вмятина, но все это стоило того, чтобы посмотреть, как она злится.

Ущерб был гигантским, учитывая стоимость его автомобиля и запчастей к нему, и оттого она орала еще громче, услаждая его слух и зрение:

– Нет, ну глаза есть?!! А мозг?!! А рефлексы?! Я же задом еду, мне видно плохо!!! У тебя штаны, мускулы, щетина, блин, а пропустить женщину даже в праздник не можешь?! Ау, дядя, ты слышишь?! Девочкам надо уступать!

Клим молча улыбался, оттягивая счастливый момент, когда он выскажет ей все по поводу штанов, щетины, девочек и рефлексов.

К тому же ее задний бампер выглядел тоже не лучшим образом.

Как он обрадовался, когда выяснилось, что им нужно в одну квартиру!

Он уже видел, как она компенсирует трещины и царапины на его танке.

Нежно, долго, красиво, страстно, с фантазией… Оптика «Линкольна Навигатора» того стоила. Пока они наперебой трезвонили в дверь пятой квартиры, у него в голове прокрутился красивый эротический клип на эту тему. С воображением у Титова всегда все было в порядке, несмотря на любовь к физическим упражнениям и умение считать деньги.

В процессе бурного вечера выяснилось, что зовут ее ярко и сексуально – Нора. А еще оказалось, что идея «зачистки территории» с помощью голых тел, заказанных в развлекательных фирмах, пришла не только в его гениальную голову, но и в Норину.

Что это – родство душ?!

На данном этапе его устроила бы и простая телесная близость.

Когда Дина и Лев умчались наверх, чтобы остановить кровавый потоп, Клим быстро сообразил, что нужно поворачивать ситуацию в свою пользу.

– Мальчишки и девчонки! – громко обратился он к труженикам шеста. – А давайте-ка гуськом, в темпе ламбады, топаем на выход, покидаем эту страшную квартиру, освобождаем территорию, топаем, топаем, топаем! – Для убедительности он замахал руками, указывая на выход.

– За нами машины еще не приехали! – загалдели «тела». – Мы что, пешком отсюда попремся?!

– А мы вот что сделаем! – Клим натянул пуловер, сброшенный во время танца, сбегал в комнату к Левину и вернулся со своей барсеткой. Выхватив из кожаного нутра пачку евро, он помахал деньгами в воздухе. – Я плачу вам шесть тысяч евро за то, что вы всей толпой, в стрингах, аллюром добежите до Красной площади и станцуете там танец с саблями из балета «Спартак».

Двадцать пар жадных рук взметнулись вверх, чтобы забрать у него деньги.

– Вот и договорились, – обрадовался Клим. – Не забудьте – танец с саблями из балета «Спартак». Если в завтрашних новостях не появится сюжет о вашей выходке, из-под земли вас достану и отниму деньги!

Нора хохотала, глядя, как девицы напяливают лифчики, а парни пересчитывают на ходу деньги.

– А где же они сабли возьмут? – загибаясь от хохота, спросила она, когда дверь за шумной толпой захлопнулась.

– Сабли… сабли… При чем тут сабли? – пробормотал Клим, подсвечивая себе в темноте мобильником и оглядывая комнату. Поняв его правильно, Нора взяла с полки свечи и зажгла их – благо, у Дины зажигалки валялись на каждом углу.

Клим сел в кресло.

– Ты что, всерьез думаешь, что они попрутся на Красную площадь исполнять мое задание? – удивился он.

– Думаю, да. – Нора легла на диван и уставилась в потолок, на котором от пламени дрожали причудливые, странные тени, придавая бурым подтекам и вовсе зловещий вид.

Вода с потолка перестала капать.

– Что-то долго их нет… – Клим пересел на диван, размышляя, какую тактику применить – нахрапистую или томно-игривую.

Какое, к черту, тут родство душ… Он хотел ее, как молодой жеребец хочет все, что шевелится, дышит, моргает и вздрагивает, или пусть даже не дышит и не шевелится, но имеет такие волосы, такие ноги, какую грудь и та…

– Я беременна, – холодно сказала Нора, разглядывая разводы и тени на потолке.

Клим перестал дышать. Все процессы в его организме замерли, словно мамонты, околевшие на ходу…

– От кого? – глупо спросил он.

– Так, был один человек…

– И где он? Умер, что ли?

– Почему умер? – от возмущения Нора приподнялась на локте, откинула с лица пряди волос и в упор посмотрела на Клима. – Почему умер-то?!

– Ну… ты же сказала «был»…

– Впрочем, можно сказать и умер, – вдруг согласилась Нора. – Для меня.

Мамонты околели и сдохли, но тонкий трепет в душе остался. Такого с Климом еще никогда не происходило. О чем нужно говорить с беременной женщиной?

Что делать?!

– Что-то Левина долго нет, – сказал он, чтобы что-то сказать.

– А давай поиграем в нарды! – оживилась вдруг Нора. – У Динки фирменные нарды есть, эксклюзивные, она из Турции привезла!

– Лучше в шахматы.

– В шахматы много думать надо. – Нора нагнулась и достала из-под дивана коробку с нардами. Пока она нагибалась, Клим окончательно понял – точно пропал. Пока она нагибалась – мамонты отмерли, а трепет в душе остался, вот уж чего никогда не случалось одновременно!

– На что играем? – спросила Нора, расставляя шашки.

– На раздевание, – буркнул Титов.

– Ну уж нет! Я за Динку, ты – за Левина. Кто проиграет, его друг и съезжает с этой квартиры! Я играю белыми!

– Почему? – возмутился Титов.

– Потому что девочкам нужно уступать! Особенно на Восьмое марта.

– Кто здесь девочка?!

– Ну, если ты, тогда играй белыми, – фыркнула Нора.

Пришлось уступить ей. Стерве, фифе, выдерге и мадонне…

Он проиграл три раза. Вспотел, разозлился, обиделся и решил застрелиться, если продуется еще раз.

– Твой Левин должен съехать отсюда три раза! – хохотала Нора, тряся головой и задевая его щеку волосами, отчего он переставал соображать и почти терял сознание от нашествия размороженных мамонтов.

– Еще пару раз! – взмолился он. – Еще…

– Ну хорошо, теперь ты белыми, – смилостивилась она.

Он продулся еще три раза белыми, объявил полную капитуляцию, раздумал стреляться и потянулся за телефоном, чтобы заказать суши на дом.

– Тебе не кажется, что кто-то кричит «Помогите!»? – прислушиваясь, спросила Нора.

– Праздник, – отмахнулся Титов. – Балдеют все.

– Нет, ну почему их так долго нет? – Нора встала и потянулась, продемонстрировав все изгибы своего недоступного тела.

Титову расхотелось суши на дом. Ему захотелось читать стихи, но он не знал ни одного приличного стихотворения.

– Может, поднимемся? – Нора выглянула в окно.

Клим понимал, что надо подняться, но когда еще будет возможность остаться с Норой наедине при свечах?

– Играем! – заорал Клим. – Я черными!

– Твой Левин обязан съехать отсюда пятнадцать раз, – засмеяла Нора, когда черные не принесли Климу удачу. – Нет, мне определенно кажется, что кто-то орет «Помогите!».

Клим смахнул нарды на пол. Шашки с грохотом разлетелись, подпрыгивая, словно живые. Миллион раз проиграть беременной бабе, да еще блондинке! Может, все-таки наброситься на нее и сделать все, что требуют мамонты?!

Устыдившись своих мыслей, Клим сполз на корточки и стал собирать шашки.

– Он недоумок! – пропыхтел Титов.

– Кто?

– Тот, кто для тебя умер.

– Да нет, он просто нашел себе молодую богатую дуру. – Нора стояла возле окна, отрешенно барабаня пальцами по подоконнику.

– Фи, гадость. – Титов лег на живот и залез глубоко под диван, чтобы достать шашку. – А хочешь, я буду твоим молодым богатым дураком? – спросил он оттуда.

– Ты?!

– Я!

– Это что?

– Предложение, – твердо сказал Титов из-под дивана. Ух ты, как повели себя мамонты, как неожиданно себя повели! – Я предлагаю тебе руку и сердце!

– Извини, но я вижу только твой зад!

– Мне легче так говорить… Я никогда никого не звал замуж.

– Я беременна.

– Мне плевать, даже если ты носишь в себе все население Китая. Я небедный, я справлюсь. В моей машине куча посадочных мест!

– Вылезай! – Нора дернула его за ноги. – Вылезай, придурошный!

– Так да или нет? – Клим схватился за ножку дивана. – Отвечай!

– Я не могу разговаривать с твоей задницей!

– Да или нет?!

– Ты пьяный! Вдрызг!

– Да, пьяный. Но я никогда не смотрел так трезво на жизнь!

Нора всерьез схватила его за ноги, под коленки, и выволокла наружу.

– Да или нет?! – завопил он, не отпуская ножку и утянув за собой диван.

– Конечно же, нет, – устало вздохнула Нора и бросила его ноги.

– Почему? – Клим в отчаянии запихнул себе шашку в рот. – Пошему?! – горестно шепелявя, спросил он.

– Потому что так не бывает.

– А как бывает?! – Титов со злостью выплюнул шашку. – Как бывает-то?! Исключительно так, что нужно выхлебать все несчастья большой ложкой? А потом гордиться своей горькой судьбой?! Говори «да», или я съем на твоих глазах все нарды!

– Я тебя совсем не знаю!

– Узнаешь!

– Не люблю!

– Полюбишь!

– Зачем тебе это?!

– Я не вижу другого способа с тобой переспать. Говори «да», или… – Клим сгреб горсть шашек и затолкал их в рот.

– Телефон звонит! – закричала Нора, которую никто в жизни так нагло, так низко не шантажировал.

В другой комнате действительно надрывался чей-то мобильный.

– Говови «ва»! – выпучив глаза, сказал Клим.

– И кто-то кричит «Помогите!», – жалобно простонала Нора.

– Ва! Неведвенно говови «ва»! – Титов сделал глотательное движение.

Нора сорвалась с места, умчалась в другую комнату и схватила мобильный, заходившийся от вибрации. Минуту она молчала, слушая, что ей говорят.

– Это какой-то Андрейкин! – крикнула она наконец Климу. – Он утверждает, что у него для господина Левина есть важная информация, и просит назвать адрес, куда приехать! Сказать ему?!

Клим выплюнул шашки и утер рот.

– Говори, – кивнул он.

– Может, спрыгнем? – стуча зубами от холода, спросила Дина и с опаской глянула вниз. – Там сугробы, может, живы останемся…

– Может, и останемся, но ноги переломаем, – охрипшим от воплей голосом возразил Левин. – Представляешь, если нас найдут со сломанными ногами под балконом квартиры, где с перерезанным горлом лежит труп звезды? Нет, нужно разбить стекло и проникнуть обратно в квартиру.

– А представляешь, что подумают, когда нас найдут в квартире с трупом и разбитым балконным стеклом?! – заорала на него Дина. – Мы сразу же попадем под подозрение!

– Мы в любом случае попадем под подозрение! – тоже заорал Левин, чувствуя, что нервы окончательно сдают. – Да что же это такое? В центре Москвы орешь «Помогите!», и никто не помогает! Может, крикнуть «пожар»? Или «убивают»? Или «насилуют»?! Или «помогите собрать валюту»?!

– Не поможет, – вздохнула Дина, обхватив себя руками за плечи и пытаясь согреться на холодном ветру. – Праздник… В праздники все воспринимается как пьяный балдеж.

– Балдеж?! – Левин стянул с себя рубашку и обмотал ею руку. – Балдеж! – С этим боевым криком он сильным ударом выбил стекло в балконной двери.

– Нет, ну ладно Норка – блондинка, но дружок-то, дружок-то твой куда смотрит? – едва не плача, пробормотала Дина. – Почему он до сих пор не поднялся и не освободил нас?

– Вот на блондинку твою он и смотрит, – зло буркнул Левин. – Он бабник. А такую красотку, как твоя подружка, уж точно не упустит! Сидит небось, слюни при свечах роняет… – Левин выдрал оставшиеся осколки и, не одеваясь, рыбкой нырнул в образовавшийся проем.

И тут же застрял.

Сразу, напрочь и абсолютно трагически, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Эй! – позвала его Дина. – Почему ты не двигаешься?

– Застрял, – честно признался Левин.

– Шутишь?

– Мне не до шуток. Тут абсолютно нестандартные окна.

– Это… ты, ты нестандартный! – заверещала она. – Я замерзаю! Я прыгаю вниз! Все, не могу больше!

– Только не прыгай, – попросил ее Левин. – А то представляешь, что найдет следствие? Труп в ванной, ты в сугробе, а я полуголый торчу в балконной двери. Как все это объяснить?

– Делать-то что? Снег повалил, ветер усилился… – Дина заплакала, чувствуя, как слезы на ветру превращаются в ледышки. – Придется прыгать!

– Толкни меня! – заорал Левин. – Просто возьми и толкни меня!

Единственной точкой приложения силы могла быть только задница Левина, обтянутая серыми брюками. Дина стыдливо пихнула ее ладошками, отвернувшись в неуместном порыве девичьего стыда.

– Сильнее! – крикнул ей Левин. – Да не лапай меня в свое удовольствие, а толкай! Плечом, ногами, головой, чем хочешь, только вышиби меня отсюда!

– Ага, сейчас, головой! Размечтался! – Дина отошла на шаг назад и, придав себе таким образом некоторый разбег, со всей силы плечом ударила в пятую точку Левина. Она взвыла от боли, чуть не вывихнула плечо, но Левин лишь прочнее утрамбовался в оконном проеме.

– …ять! – громко высказался он, вися вниз головой, но тут же добавил: – Прости! В этой стране нельзя жить без грязных словечек, облегчающих душу… Попробуй еще раз!

Дина не могла унять слез обиды, злости и боли. Она даже перестала чувствовать холод, а мелкий снег, который засыпал ей лицо, показался освежающим и приятным.

– Господи! – крикнула она, обращаясь к тому, что торчало от Левина непосредственно перед ней. – Все, что с тобой связано, – просто чудовищно! Зеленая раковина! Пропавшие ирисы! Ваза с красной водой! Труп! Этот балкон! Твой зад! – Высоко задрав ногу, она изо всех сил пнула Левина.

– Вот, вот, – оживился Левин, – еще так, пожалуйста, сделай! Кажется, я сдвинулся с места…

Дина размашисто, словно боксерскую грушу, стала молотить его зад руками, ногами, коленками… Она делала это с остервенением и неожиданным удовольствием, которое даже слегка ее напугало.

– А-а-а-а-а! – от боли завопил Левин и тут услышал, что в квартиру ворвались люди. Хлопнула входная дверь, послышался топот, возгласы ужаса, и Левин увидел, как к нему бегут дорогие коричневые ботинки.

– Господа! Господа! – заорал он. – Я вам сейчас все объясню! Прошу вас, не делайте поспешных выводов!

– Помогите! – хрипло крикнула Дина позади него.

– Да какие уж тут поспешные выводы! – К счастью, обладателем дорогих ботинок оказался Титов. Сделав какие-то неуловимые манипуляции, Клим без труда вытащил Левина из проема и осмотрел его хмуро и недовольно – словно мамаша сильно напроказившего сынка. – Какие уж тут поспешные выводы! – усмехнулся он и открыл балконную дверь, впуская в комнату посиневшую от холода Дину. – Да ты знаешь, КТО у тебя у ванной лежит?

– Не у меня! – заорал Левин, пытаясь натянуть рубашку и путаясь в рукавах. – Не у меня она лежит!

Они все стояли перед ним в ряд, словно на построении: бледная подружка Дины, озадаченный Клим и… высоченный чернявый мужик, похожий на Фредди Меркьюри. На нем красовались черный кожаный плащ длиной в пол и выпендрежная шляпа с полями, которые интригующе прикрывали лицо, оставляя на обозрение только роскошные черные усы и волевой подбородок. Левин вдруг напрочь забыл, кто этот мужик, как его зовут и какое отношение он имеет к их компании.

– Друзья мои, я так рад, что вы не милиция! – вдруг глупо расчувствовался Левин, надев наконец рубашку. – А то все так двусмысленно… так глупо… так невозможно пошло… Звезда в ванной воняет, я в балконе голый по пояс торчу, сзади меня мадам жестоко избивает… – Он потер сильно болевший зад.

– Ничего не трогать руками! – густым басом приказал Фредди и, словно ищейка, пошел, пошел по комнатам в полунаклон – принюхиваясь, присматриваясь, заглядывая во все углы.

– Ужас! – схватился за голову Клим. – Кошмар!

– Сам ты кошмар, – огрызнулся Левин. – Я сорок минут орал «Помогите!». Где ты был, сволочь?

– Я женился, – потупился Клим и даже покраснел немного, испытывая чувство искреннего стыда.

– Получилось? – усмехнулся Левин.

– Нет, но получится. Ты хоть знаешь, английский пень, личность какого масштаба плавает тут замаринованная в марганцовке и присыпанная цветами?!

– Знаю! – заорал Левин. – Где вы все это время были?!! Идиоты! Нас кто-то закрыл в квартире, и мы хотели прыгать с балкона! Если бы мы ноги переломали… – Левин вдруг сильно закашлялся, до слез, до спазмов в груди – то ли нахватался на балконе холодного воздуха, то ли истерика вырвалась наружу таким образом.

– Меня тошнит, – сообщила Нора, присаживаясь на диван. Дина села рядом с ней, уткнулась Норе в плечо и затряслась то ли от смеха, то ли от рыданий.

В комнату вошел Фредди с узкой и крепкой доской в руке. Другой рукой он прижимал к груди шляпу, как будто собирался раскланиваться перед публикой.

– Вас кто-то запер снаружи вот этим поленом, – сообщил он. – Воткнул в ручку двери! Но, господа, как вы оказались заперты на балконе?!

– Ветер, – буркнул Левин, справляясь с кашлем. – Ветер, черт побери, нас запер. Дом-то с привидениями! С трупами, привидениями и женящимися по пьяни придурками! Кто-нибудь наконец вызовет милицию?!!

– Меня тошнит! – настоятельно повторила Нора и выразительно приложила руку к груди.

Титов не знал, что нужно делать, когда объекта твоего вожделения тошнит, поэтому сострадательно погладил Нору по голове. Нора, подняв на него фиалковые глаза, повертела у виска пальцем.

– Милицию вызови, – сказала она. – И прокуратуру. И труповозку. А журналисты сами набегут!

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Клим.

– Я детективы в издательстве редактирую, – вскинула она голову.

– Ух ты! – восхитился Титов и дурашливо заорал, приложив рупором ладони к губам. – Милиция, ась?! Труповозка, ау! Прокуратура, геть вся сюда!

Левин ткнул его кулаком в солнечное сплетение. Клим заткнулся, но не согнулся, пресс у него был железный.

– А если серьезно, давайте уже делать отсюда ноги, – жалобно обратился Титов к присутствующим. – Если мое фото появится в газетах в связи с таким убойно-скандальным делом, боюсь, моему бизнесу это сильно навредит. Я не хочу позировать рядом с зарезанной Инкой, тем более что она частенько поправляла фигуру в моих тренажерных залах и часами тлела в моих соляриях!

– Да, господа, пойдемте отсюда, не нужно оставлять здесь лишних следов, – сказал Фредди и надел шляпу, опять затенив пол-лица.

Но уйти они не успели. В квартиру ворвался Портнягин. Очевидно, у старшего по подъезду был фантастический нюх на трупы, потому что он сразу безошибочно ринулся в ванну. Оттуда послышался короткий вопль и многоэтажный затейливый мат. Через секунду Филипп Филиппович стоял перед всеми с выпученными глазами, разинутым ртом и воздетыми к потолку руками.

– Так я и знал! – нашел он наконец в себе силы хоть что-то произнести. – Так я и знал, что все эти женские праздники кончаются женскими трупами! Кто девку зарезал?!! – заорал он. – Кто, я спрашиваю?!! Я ее три часа назад живой видел! Пьяной в жопу, но живой!

– Да не могли вы ее три часа назад живой видеть! – возразил Фредди. – Трупу как минимум три дня! Он уже позеленел весь! Да еще эта марганцовка…

– Етитская сила! Как три дня трупу?! – ахнул Портнягин и, присев, заглянул под поля шляпы, старясь разглядеть лицо незнакомца. – Вы кто?!

– Андрейкин, – протянул ему руку Фредди. – Василий Федотович.

Портнягин опасливо потряс его руку, но сам не представился.

«Это же маг! – вспомнил Левин. – Как он здесь оказался?!»

– Друзья мои, валим отсюда, валим! – взмолился Титов. – Вы не представляете, какая буча поднимется, когда узнают, что Инка Покровская зарезана, да еще таким экстравагантным способом! Нам житья не дадут, и не только органы, но и пресса!

– Стойте, как это валим?! – Портнягин раскинул короткие ручки, перекрывая дорогу. – Как это валим?! А кто девку зарезал, хоть бы и три дня назад?! Кто ее цветами присыпал? К кому разврат приезжал?! Кто балкон разбил?!!

– Дайте пройти, уважаемый! – Андрейкин без труда сложил Портнягину руки по швам и отодвинул его в сторону. – Я, к вашему сведению, частный детектив и с удовольствием дам показания милиции, которую сам немедленно и вызову. А вы топайте домой, у вас валенки мокрые.

Все цепочкой потянулись в подъезд и по лестнице вниз…

Лишь Андрейкин немного задержался в коридоре – приставил доску-подпорку к стене.

– Как вы здесь оказались? – спросил его Левин, когда маг поравнялся с ним.

– Дело в том, что у меня появились интересные сведения по вашей квартире! – оживился Андрейкин. – Я позвонил вам на мобильный, и ваши друзья назвали мне адрес, куда я могу приехать.

– Понятно, – тяжело вздохнул Лев и потер зад, жутко болевший после Дининых ударов. – Значит, если бы вы не позвонили, сидеть мне с мадам на балконе до завтрашнего утра… Клим, ты стервец, кот мартовский, похотливый козел!

– Худеть тебе надо, Левин! – весело отозвался Титов. – Худеть, качаться и не шастать по чужим хатам.

– Меня тошнит! – Нора приостановилась на лестнице и глубоко задышала.

Андрейкин подхватил ее под локоток и поцеловал ручку.

– Сейчас пройдет, – ласково пообещал он Норе. – У меня дивная энергетика! Кого ждем, девочку или мальчика?!

– Кучу китайцев, – сказала Нора, с интересом рассматривая Андрейкина.

– Эй, чувак! – отпихнул его от Норы Титов. – Я тебе сейчас твою дивную энергетику сделаю еще более дивной!

Клим замахнулся на мага, но Андрейкин неуловимым движением отправил Титова в нокдаун. Ухнув от неожиданности, Титов свалился на пол и оттуда ударом ноги достал мага в пах. Маг ахнул, согнулся, но выставил блок прежде, чем Клим, успевший вскочить на ноги, нанес ему удар в голову.

– Прекратите! – крикнула Дина. – Вы что, совсем охренели?!!

– Перестаньте немедленно! – заорал Левин и бросился разнимать драку, бессистемно и неумело размахивая кулаками.

Клубок тел пыхтел и катался по лестнице. Невозможно было понять, где кто и за какую идею идет такая грандиозная потасовка.

– Ой, нет, меня все равно тошнит, – уже веселее сообщила Нора. – Динка, они сейчас друг друга поубивают! Как ты думаешь, может, оно и к лучшему, что Тарасов свалил к дочке генерального? Смотри, какие парни из-за меня дерутся! Ты за кого болеешь?

– Да перестаньте же вы! – Голос у Дины сорвался. Она схватилась за горло и села на грязные ступеньки. – Меня тоже тошнит, – сказала Дина. – От всего. Как ты думаешь, меня возьмут в Оксфорд преподавать русский язык?!

– Думаю, нет, – ответила Нора, сверху вниз глядя на Дину. – В последнее время у тебя стал какой-то… неинтеллигентный вид.

Дина встала и отряхнулась.

– Что же делать? – с надрывом спросила она.

– Плюнуть на Оксфорд и продолжать зажигать в Москве! – улыбнулась Нора.

– Да я не об этом! Как остановить эту драку?!

Слышались глухие звуки ударов, треск рвущейся одежды, вздохи, пыхтение, короткие матерки.

– Поубивают, поубивают друг друга! – больше с восхищением, чем с ужасом воскликнула Нора. – И правда, что делать?!

Спасение вихрем скатилось с верхнего этажа в виде старшего по подъезду.

– А ну прекратить безобразие! – орал на бегу Портнягин, размахивая над головой поленом, которым кто-то запер недавно снаружи злополучную квартиру. – Прекратить! Немедленно прекратить!

Филипп Филиппович налетел на кучу тел и начал без разбора колотить доской по головам, спинам, ногам, плечам и рукам. От доски полетели щепки. Барахтающийся клубок слегка поубавил свой пыл и распался на составляющие – Левина, Андрейкина и Титова. Они имели потрепанный вид, у всех набухали и расцветали на лицах фингалы, кровоподтеки и ссадины.

– Все?! – выкрикнул, задыхаясь, Портнягин. – Угомонились, развратники хреновы?!

– Да, – кивнул Левин, потирая ушибленное плечо.

– Угу, – смиренно кивнул Андрейкин, осматривая оторванный у кожаного плаща рукав.

– Поздравляю, папаша, вы разбомбили в хлам важную улику! – Титов указал на расколотую пополам доску.

– Пойду вызывать милицию, – мрачно сказал Портнягин и, в сердцах отбросив разбитую доску, пошел наверх, бормоча под нос: – Дожили! Нет, ну до чего дожили! Проституция, драки, убийства, а Каюкин мне тем же самым заниматься предлагает! Буду сигнализировать в ФСБ! Шойгу сюда вызову! Президента потребую! Дожили!

Милиция, конечно, приехала. И Каюкин приехал, и прокуратура.

Все были злые, встрепанные и, кажется, немного пьяные.

А главное, журналистов набежала такая тьма, что они заполонили не только подъезд, торча под дверью и вися на перилах, но и сидели с камерами на деревьях.

Откуда пресса узнала о случившемся, учитывая поздний вечер праздничного дня, было уму непостижимо. Ее боеготовность восхитила Левина и даже внушила некоторый суеверный страх перед этими бойкими пройдохами, щелкавшими то и дело камерами, лезшими с микрофонами во все щели и мешавшими работать следователям, оперативникам и криминалистам.

– Вы лично знали Инну Покровскую? – совал Левину в нос мохнатый микрофон щуплый парень, и тут же, отпихивая его, полненькая девица орала, подставляя к его рту диктофон: – Скажите, как вы можете объяснить эту мрачную символику убийства Покровской? Почему ее уже мертвой утопили в ванной?! Почему засыпали такими дешевыми цветами?! Что вы почувствовали, когда обнаружили тело мегазвезды?!

– Я не знаю! – не выдержав, заорал Левин. – Я ничего не знаю! Соседи сверху просто затопили меня! Я поднялся и… – Ему удалось нырнуть в ванную, где за клеенчатой шторкой прятался Клим, и запереться на шпингалет.

Топот ног за дверью переместился в комнату Дины.

– Вы лично знали Инну Покровскую?! – послышались оттуда громкие возгласы. – Скажите, как вы можете объяснить мрачную символику…

– Да пошли вы… – Дина вдруг выдала такую руладу из нецензурных слов, что Левин почувствовал, что краснеет, словно невинная школьница.

– Говорил я! – простонал из-за шторки Титов. – Говорил, что эта шабуздень нас обложит! Мама родная, как выбираться отсюда?! Через вентиляцию? Дворами?! По крышам?! Капец бизнесу… Нора! Где моя Нора?!

– Так как выбираться, или где твоя Нора?! – усмехнулся Левин, включая холодную воду и умывая лицо. – Нора, кстати, в отличие от всех остальных с удовольствием дает интервью в подъезде какому-то музыкальному телеканалу. Ее уже совсем не тошнит.

– О боже! У меня будет медийная жена, Левин! Ты рад?

– Пошел в задницу. – Левин полотенцем вытер лицо и посмотрел в зеркало. Таким он себя еще никогда не видел – щеки осунулись, глаза блестели лихорадочным блеском, губы подрагивали, как у неврастеника. К тому же после драки на скуле надулась лиловая шишка.

В ванную начал кто-то долбиться.

– Парни, пустите, – простонал за дверью голос Андрейкина. – Мужики, я пива напился, а туалет тут один…

Левин вопросительно глянул на Клима.

– Пусти его, – смилостивился Клим. – Заодно объясню этому проходимцу, что нельзя лапать чужих жен!

…Они просидели втроем в запертом туалете около часа. Говорили «за жизнь» и выпили на троих бутылку «Холстена», которая невероятным образом сохранилась в кармане порванного плаща Андрейкина.

Потом начались допросы. Они оказались утомительнее, чем Левин предполагал. Всех пятерых, включая Андрейкина, допрашивали с таким пристрастием, что Левин всерьез стал опасаться того, как бы не сесть всей толпой за убийство мегазвезды и жены известного олигарха. От такой перспективы у него засосало под ложечкой, начало сбоить сердце и настоятельно захотелось попросить господина Андрейкина потереть свой магический шар, чтобы узнать имя настоящего убийцы…

– Вы лично знали Инну Покровскую?! – вязался ко всем молодой и усталый следователь прокуратуры. – Вы, вы и вы?!

– Нет! Нет! И я совсем никак не могу объяснить ту мрачную символику, которой обставлено это убийство, – бормотал Левин, с тоской вспоминая тихую, скучную жизнь в Англии.

– Нет, я вообще тут случайно! Я маг! Чародей! Проходимец… В смысле, мимо проходил! – горячо заверял следователя Андрейкин.

– Нет, к сожалению, я лично не знала ее, но как-то видела в одном ночном клубе. На ней был костюм от Гуччи, такой с выемочками под грудью, синий в полосочку… – Нора томно закатывала глаза, закидывала ногу на ногу, и следователь, глядя на нее, шалел и забывал записывать ее слова в протокол.

– В сущности, плевать мне на эту Покровскую, у них, у олигархов, все своей смертью не помирают, а вот мне за чей счет ремонт в своей комнате делать?! За чей?! Ее олигарх мне проплатит?! – наезжала на следователя Дина, и это было так неприлично, что Левин невольно краснел и опять вспоминал тихую, скучную Англию.

– Ну знал я ее лично! Знал!!! – орал Клим. – Я всех звезд шоу-бизнеса знаю лично, потому что они у меня здоровье и фигуру поправляют! Так что из этого?! Мне что, теперь за всех отвечать?!

Потом пришлось путано объяснять происхождение синяков на всех мужских лицах, порванную одежду и разбитое балконное стекло в квартире, где произошло преступление. Пришлось рассказать о предыдущем эпизоде затопления, о бритом налысо соседе, о поджоге двери, о странном храпе и пропаже мелких вещей из квартиры. Умолчали только об исчезнувших ирисах и вазе с красной водой. Следователь взмок и запутался. Он готов был унести ноги от странной компании, наплевав на служебное рвение, но Дина вдруг витиевато и вдохновенно начала рассказывать ему о том, что видела утром в кустах подозрительную машину, из багажника которой торчал кусок ткани, очень похожий на подол платья погибшей.

Титов и Левин схватились за голову. Андрейкин поморщился. Нора, в упор глядя на Дину и не стесняясь следователя, выразительно постучала себя пальцем по лбу, давая понять подруге, что она полная дура.

Разговоры под протокол продлились еще полчаса.

За окном уже брезжил рассвет, и следователь откровенно клевал носом в свои бумаги.

– Алес, – сказал Титов и выразительно помотал на пальце ключами от «Навигатора».

Откуда-то выполз беременный Пантагрюэль и вздумал лаять на всех присутствующих.

Когда очумевшего от тяжелой работы следователя наконец выпроводили из квартиры, на площадке все увидели Филиппа Филипповича.

Портнягин стоял перед белобрысым парнем в милицейской форме и громко вопрошал, строго заглядывая ему в лицо:

– Я вам сигнализировал, товарищ Каюкин?!

– Сигнализировал, – пряча глаза, отвечал парень.

– А вы проигнорировали, товарищ Каюкин?!

– Проигнорировал, – покраснел парень.

– А что получилось?! Труп знаменитости получился!!! – затряс пальцем Портнягин перед носом несчастного участкового.

– Отстань, без тебя тошно. – Каюкин вдруг щелчком треснул по пальцу Портнягина и побежал вниз.

Филипп Филиппович с удивлением уставился на свой палец.

– Дожили! – пробормотал он и поплелся наверх, держа на отлете указательный палец. – Етитская сила, до-жи-ли! Рукоприкладство в органах процветает! Буду президенту писать!

– Вы хотели мне сказать что-то важное, – напомнил Левин Андрейкину, который уже надел шляпу и сделал попытку откланяться.

– Ах да! – спохватился Андрейкин, снял шляпу и зашел в квартиру, прикрыв за собой дверь. – Совсем забыл, зачем пришел. У вас тут такая кипучая жизнь! Я выяснил, что агентство недвижимости, через которое вы покупали квартиру, принадлежало Егодиной Евдокии Петровне. Она была единоличной владелицей этой фирмы и единственным ее работником. Все дела в фирме вела она. Прописана Егодина по адресу Духовской переулок, 14, но уже несколько месяцев соседи по коммуналке ее не видели. Выглядит Егодина непрезентабельно, одевается немодно, косметикой не пользуется. Не замужем, детей нет. Об этом рассказала ее соседка по коммуналке. Она же сказала, что Егодина никак не могла открыть свою фирму, потому что у нее никогда не было денег, и перебивалась она случайными заработками.

– Вам что-то говорит это имя? – Андрейкин посмотрел на Левина потом на Дину.

– Нет, – пожал Левин плечами. – Мне ничего не говорит это имя.

– И мне не говорит, – раздраженно сказала Дина. – Со мной работала Лариса Борисовна! Блондинка в черном берете, надвинутом на глаза.

– И со мной работала Лариса Борисовна, – подтвердил Левин. – Но брюнетка, ярко накрашенная, букву «р» не выговаривала.

– Ага, ага, интересненько, – закивал маг. – Две Ларисы Борисовны совершенно разной наружности! Отлично! Кстати, знаете, в вашем ЖЭКе тетки в паспортном столе ведут себя очень странно! Когда речь заходит о вашей квартире, они переглядываются и хихикают! Хихикают и переглядываются! То же самое происходит в милиции, когда речь заходит о том, что ваша квартира продана дважды! И даже прокурорские работники улыбаются! По-моему, по вашему делу никто не работает! Никто в ус не дует и не чешется. Вы не знаете, что бы это могло означать?!

– Это вы должны знать, вы же маг, – буркнул Левин. – Что говорит ваш шар?

– Шар на профилактике. И потом, он же не вездесущий!

– Я думаю, после того, что произошло здесь сегодня, все будут не хихикать, а громко ржать, когда речь начнет заходить об этой квартире, – сказал Титов, крутя на пальце ключи. Он широко три раза подряд зевнул, бесстыдно продемонстрировав молодую зубастую пасть.

– Ну хорошо, буду дальше работать, – Андрейкин надел шляпу, откланялся, но вдруг замер и вопросительно посмотрел на Левина. – Неплохо бы на разъезды валюты добавить, – неуверенно сказал маг. – У меня машина, сволочь, жрет пятнадцать литров на сотню. Старая колымага, движок – дрянь…

– Э-э, батенька чародей, нужно вам машину менять! – подтолкнул его Клим к двери. – Нужно менять такой прожорливый агрегат на велосипед. У вас с голеностопными суставами как, порядок?! Так крутите педали, мой друг, крутите! Свежий воздух, физическая нагрузочка и никакого бензина!

– Эх, зря я тебя пивом в сортире поил, жмот, – вздохнул Андрейкин. – Я ж за дело взялся, а дело расходов требует!

– Держите, – Левин протянул ему несколько сотен рублей, все, что болталось без кошелька в кармане кашемирового пальто, которое висело на вешалке. – Держите и, пожалуйста, разузнайте, почему над делом нашей квартиры все ухохатываются и никто им не занимается.

Андрейкин приподнял шляпу, послал воздушный поцелуй Норе, помахал рукой Дине и исчез.

– Алес, – вздохнул Титов. – До чего докатился! Дерусь с магом в подъезде, пью с ним в туалете пиво, а потом бесплатно консультирую его по здоровому образу жизни! Только бы пресса не узнала!

Левин застонал, схватился за голову и пошел в свою комнату.

– Не могу больше… – пробормотал он. – Не могу больше жить в этой гребаной, дикой стране!

Титов был пьян. Он был пьян, как никогда в жизни, и не столько от спиртного, сколько от предчувствия счастья. Он, правда, родился с этим предчувствием и жил с ним уже тридцать три года, и ничего необычного в этом застрявшем в нем кайфе не было, но сегодня гормоны как-то очень уж бурно себя вели, чересчур как-то сигнализировали…

Предчувствия его никогда не обманывали, поэтому Клим совсем не расстроился, когда приятный праздничный вечер приобрел мрачные криминальные краски.

Садиться за руль в таком приподнятом настроении Титов не рискнул и благоразумно вызвал своего водителя Владлена – пожилого дядьку, верой и правдой служившего ему много лет.

И заставил его тащиться через весь город за Норой, которая ездила на своем «цыпленке» – страшно сказать! – сорок километров в час по пустой дороге.

Владлен матерился под нос, стараясь не сорваться на привычный ему гоночный стиль вождения.

– епрст! – бормотал он, едва не втыкаясь в зад желтого «Фольксвагена». – Ну, епрст, епа мама!!!

Зато Клим узнал, где живет Нора.

Заходя в свой подъезд, она показала Титову фигу и демонстративно погладила плоский живот.

Оказалось, что Евдокия жить без работы не может.

Оказалось, она так привыкла с утра до вечера драить, стирать, готовить, бегать по магазинам, трясти ковры и пылесосить, что, оставшись без привычной работы, она заболела.

Может, конечно, это была обычная простуда – ведь бегала же она на морозе без шапки и без пуховика, – но Дуська отчего-то уверилась, что хворь к ней пришла от безделья.

Каждый день в особняк приходила женщина, которая делала всю ту работу, которую обычно делала Дуська. Разговорить эту женщину не удавалось, наверное, она была немая, а может, просто не знала русского языка. Широкие скулы, плоский нос, смуглая кожа и приземистая фигура выдавали в служанке даже не гастарбайтершу из ближнего зарубежья, а аборигенку с каких-нибудь островов.

Папуа Новая Гвинея, например.

Логично было предположить, что баба с такой внешностью владела русским языком не лучше, чем Дуська «новогвинейским» лепетом.

От того, что не с кем было поболтать, у Дуськи еще больше болела голова, закладывало уши, ломило суставы и слезились глаза.

– Алекс, ну расскажи, что происходит! Чей это дом? Долго нам тут сидеть?!

Алекс тоже молчал. Он лежал на диване перед огромным телевизором и играл в «Денди». Он не пил спиртного, не предлагал больше Дуське покурить травы, а главное – не спал с ней.

И молчал.

Евдокия поняла, что скоро сойдет с ума. От неизвестности, от страха, от непонимания, от дурацкой болезни, от тоски по телу любимого, от этой гнетущей роскоши, а главное – от молчания…

Когда становилось совсем тошно, Дуська вынимала из лифчика расписку и в сотый раз, беззвучно шевеля губами, перечитывала: «Я, Томас Ревазов, продал свои душу, сердце и тело Евдокии за восемьсот девяносто тысяч долларов».

– Своей жене Евдокии, – шепотом повторяла она, с горечью понимая, что никакой свадьбы, несмотря на заявление в загсе, не будет.

Какая тут, к черту, свадьба, если он с ней не разговаривает и не спит, если он ведет себя в этом особняке по-свойски, как полноправный хозяин, если ему прислуживает островитянка и если Дуська уже отдала ему кучу денег.

От скуки Евдокия начала обследовать дом.

Все было безлико и очень стерильно. Никаких фотографий, портретов, квитанций и писем. Ничего, указывающего на то, кому этот дом принадлежит. Словно особняк всего лишь шикарная декорация на сцене театра, которую после спектакля обязательно демонтируют.

От всего этого Дуське стало совсем худо. Поднялась температура, по ночам появилось желание поговорить вслух с собой.

И тут Дуська наткнулась на гардеробную.

Чего только в ней не было!

Женские шмотки висели в ряд, и еще в один ряд, и еще…

Столько халявы, да не из «секонда», а первосортной, хай-класса, от кутюр, от лучших производителей, Дуська в жизни не видывала. Большая часть вещей оказалась новая, с бирками, другая – источала нежнейший аромат чудесных духов. То, что среди многочисленных шмоток совсем не было мужской одежды, Дуську почему-то не озадачило. Дня три она самозабвенно мерила шмотки, крутясь перед зеркалом. Размерчик был подходящий, только длинновато немножко, но подвернуть где надо для Дуськи не являлось проблемой.

Алекс не обращал на ее переодевания никакого внимания. Из его комнаты почти круглосуточно доносился треск и завывания детской игры «Денди». Евдокия развлекалась переодеваниями ровно три дня, потом ей это надоело. Напялив свою одежду, она в очередной раз попробовала разговорить Алекса.

– Может, сходим куда-нибудь? – робко спросила она.

– Ты совсем дура, рыжая?! – не отрывая взгляда от телевизора, удивился Алекс. – Мы же скрываемся! Причем ты даже в большей степени, чем я.

– Вовсе даже не обязательно мне здесь скрываться, – тихо пробормотала Дуська.

– Что?!

– Нет, ничего. Голова болит…

– О стенку побейся, пройдет.

Его разговорчивость не принесла облегчения Дуське. Она закрылась в своем будуаре и громко пела до вечера высоким голосом: «Девочкой своею ты меня назови, а потом обмани, а потом обними…»

А с утра она снова начала обследовать дом. Теперь самые потаенные его места – чердак и подвал.

Чердак оказался ничем не примечательным, здесь не было ни пыли, которая обязательно должна изобиловать на чердаке, ни старой мебели, ни чемоданов со старыми вещами и фотографиями.

Едва не воя от обиды и безысходности, чувствуя себя серым воробьем в золотой клетке, Евдокия спустилась в подвал. Где включается свет, она не знала и подсвечивала себе мобильником на крутой лестнице. Лестница была долгая, страшная, со сбитыми бетонными ступеньками и привела наконец в просторное помещение, под потолком которого светила тусклая лампа.

Большую часть этого помещения занимала… клетка.

В клетке сидел человек. Длинный, худой, в лохмотьях – классический узник классического подвала… Длинная черная борода скрывала большую часть лица, огромные темные глаза блестели безумием. Увидев Дуську, человек затрясся в мелком ознобе и отскочил к противоположной стене клетки.

Дуська не испугалась. Пожалуй, она даже обрадовалась. Наконец-то хоть что-то человеческое в этом бесчеловечном доме. Пусть даже пленник. Пусть даже сумасшедший и страшный, зато в его глазах бьются хоть какие-то эмоции.

В центре клетки валялась куча тряпья, рядом, в тазике, стояла вода, в другом тазике – что-то похожее на сухой собачий корм.

– Ты кто? – прижалась Дуська к холодным прутьям.

Человек замычал, замахал руками и забился в угол, присев на корточки.

Пленник был молод, это выдавали глаза, руки и тонкая полоска щек, которую не скрывала борода.

– Тихо, тихо, – пробормотала Дуська. – Не бойся меня, я тебе зла не сделаю. Жалко, что ты тоже не разговариваешь! Иди сюда, – похлопала она по прутьям клетки. – Иди!

– Квз, квз… – словно давясь, замычал пленник, двумя пальцами указывая себе на горло.

– Жрать хочешь, бедненький! – по-своему поняла его Дуська. – Это кто ж тебя кормом собачьим догадался кормить?

Евдокия вдруг почувствовала к этому полузверю такую острую жалость, что в горле запершило, а на глаза навернулись слезы. Никто никогда не был настолько несчастнее, некрасивее, беднее и беспомощнее, чем сама Дуська. Никто не стоял настолько ниже ее на социальной лестнице, чтобы сидеть в клетке и питаться собачьим кормом.

– Тебя как зовут? – шепотом спросила она.

– Квз…

– Ясненько. Буду звать тебя Томом Крузом, хочешь?! Не все ему в красавчиках числиться и миллионы грести.

– Квз! – У пленника блеснули глаза, страх ушел из них, и он на два шага приблизился к Дуське.

– А хочешь, я тебе мяса принесу, молока, сыра? Тут этого добра в холодильнике сколько хочешь, мы с Алексом не успеваем съедать!

– Квз! – Пленник схватил из миски несколько шариков сухого корма и с хрустом начал жевать.

– Ужас, – покачала головой Дуська и вдруг впервые за долгие дни почувствовала себя хорошо.

Наконец-то у нее появилось дело – кормить сумасшедшего.

О том, чтобы попытаться выпустить его на волю, и речи не шло, слишком уж безумным был его взгляд. Но накормить, поухаживать… Да она на порог не пустит сюда папуасскую тетку! Это ее сумасшедший.

Дуськина забота.

Евдокия побежала наверх, подсвечивая себе мобильником на высоких ступеньках. Сказать или нет Алексу о своей находке?!

– Алекс! – закричала она, врываясь к нему. – Алекс, там…

Что-то не так было в комнате, что-то не так, хотя телевизор работал, а Алекс неподвижно лежал на диване с пультом. Дуська проследила за его взглядом и замерла, раскрыв рот.

Трое парней, одинаковых, словно клоны, с непроницаемыми жесткими лицами, в черной одежде, стояли вдоль противоположной стены и держали Алекса на прицеле трех автоматов.

– Рот закрой, – приказал один из них Дуське и тут же ткнул стволом автомата Алексу в грудь. – Что, думал, мы тебя здесь не найдем?!

– Ничего я не думал, – процедил Алекс.

– А раз не думал, деньги гони, – просто сформулировал клон свое требование. Два других клона подтвердили его слова выразительным движением пальцев на спусковых крючках.

Алекс отбросил пульт, нехотя сунул руку под диван, на котором лежал, и вытащил Дуськину тряпичную сумку, набитую долларами.

– Здесь двухсот баксов не хватает, – холодно сказал он парням и бросил сумку тому, который был ближе к нему.

– Батюшки мои, грабят! Средь бела дня, на Рублевке, где охраны как грязи! – прошептала Дуська и в прыжке попыталась догнать свою сумку. – Не-е-е-т! Не-ет!

Тяжелый приклад автомата обрушился ей на затылок, в глазах вспыхнуло, потом потемнело, сознание поплыло, отчего-то вызывая мутные картинки из детства.

– Дура ты, рыжая, – где-то далеко сказал Алекс. – Лучше б двести баксов достала.

«Не успела покормить Тома Круза…» – уплыла последняя Дуськина мысль.