ГЛАВА 29
Домой я вернулась страшно подавленная и, отказавшись от ужина, легла в гостиной на диван, отвернувшись лицом к стене. В квартире стоял неумолчный плач. Младенцы отчего-то раскапризничались и вопили на два голоса. Я навалила на голову подушку и попыталась собрать воедино расползающиеся мысли.
Господи, что же делать? Даже если Настя и правда такая капризная и противная девица, как утверждает соседка Анна Петровна, это еще не повод, чтобы погибнуть мучительной смертью от рук безжалостного бандита. И почему он не позвонил? Что произошло? Может, я перепутала день и час «икс» назначен на завтра?
– Вилка, – сказала Томочка, входя в гостиную, – ты чего, плохо себя чувствуешь?
– Голова болит, – вяло пробормотала я.
– Честно говоря, не удивительно, – вздохнула подруга, – что происходит? Где ты целыми днями носишься? Похудела, на шпротину стала похожа… Ну-ка, поведай, в чем дело!
Я села на диване и почувствовала, как глаза наполняются слезами. У Томочки больное сердце и необычайно жалостливая душа. Ну как рассказать ей правду? Да у подруги мигом случится пароксизм мерцательной аритмии. Нет, сейчас следует позвонить Юрке и выложить приятелю-милиционеру все! Ну почему мой муж ухитряется отправиться в командировку именно в тот момент, когда его присутствие мне просто необходимо…
– Ты плачешь? – изумилась Тамара.
Есть чему удивляться: последний раз я рыдала на ее глазах лет этак в восемь, да и то от злобы. Противный Витька Ломов отнял у меня шапку и зашвырнул в мужском туалете на карниз. Пришлось ждать, пока основная масса учащихся отправится домой, а потом прыгать возле окна со шваброй в руках, чувствуя, как по щекам ползут горячие капли. Томуся тогда так испугалась и расстроилась, что я зареклась в дальнейшем хныкать у нее на глазах.
– Деточка, – раздался из коридора голос Анелии, – деточка.
Я со вздохом попыталась изобразить на лице улыбку. Дама вихрем ворвалась в гостиную, принеся с собой струю свежего воздуха.
– Виолочка, радость моя, спасибо!
– За что?
– За маску!!!
– Дорогая Анелочка, – завела я, – понимаю, что страшно виновата перед вами, но, честное слово, не хотела, ей-богу, думала…
– Кисонька, – перебила меня дама, – немедленно объясни, где брала эту чудо-вещь? Даник завтра поедет и возьмет сто штук. Раздам всем подругам!
– Вы издеваетесь?
– Ни в коем случае, – воскликнула Анелия, – ну-ка глянь на меня внимательно, иди сюда, к настольной лампе.
Иришкина свекровь ухватила меня цепкой рукой, стащила с дивана, подволокла к письменному столу и направила себе на лицо яркий луч света.
– Ну?
Я открыла рот. Щеки, лоб, подбородок женщины покрывала нежно-розовая кожа, просто майский персик. Мелкие «гусиные лапки», еще не так давно украшавшие виски, испарились без следа. Анелии можно было смело дать не больше сорока.
– Ох, и ни фига себе, – вырвалось у меня.
– Это чудо-маска, – с чувством заявила гостья, – конечно, отдирать больно и неудобно, но зато, смотри, какой эффект! Уж не знаю, сколько времени он продлится… Быстро рассказывай, где купила!
Я принялась описывать дорогу к Бутовскому рынку… В этот момент зазвонил телефон. Томочка схватила трубку.
– Да, минуточку… Держи, Вилка, это тебя.
– Виола Тараканова? – донеслось до слуха. – Вас беспокоит Яков Сироткин.
– Кто? – чуть не выронила я телефон. – Кто?
– Яков Петрович Сироткин, – преспокойно заявил приятный, даже интеллигентный, мягкий мужской голос, – мне сказали, что вы меня разыскивали? Слушаю внимательно.
Ибрагим! Значит, хитрый торгаш сообщил хозяину о моем приходе… Откуда, интересно, он взял мой телефон? Хотя, если подумать, это никакой не секрет, я имею постоянную московскую прописку… Сначала уточнил адрес, а потом уж получил и номерок! Сама сколько раз проделывала подобные операции…
– Слушаю, – повторил Сироткин, – весь внимание…
– Подождите, – пробормотала я, – сейчас, только найду тихий уголок. У нас будет длинный разговор.
– Хорошо, – согласился Яков Петрович.
Томочка и Анелия Марковна глядели на меня во все глаза…
У нас большая квартира, соединенная из двух, и казалось бы, что при таких условиях легко найти укромное местечко, чтобы посекретничать. Но нет! Если чего в нашей семье и нельзя иметь, так это полного уединения, разве только в сортире!
Сев на унитаз, я тихо сказала:
– Деньги у меня, куда их нести.
– Деньги? – переспросил Сироткин.
– Ну да, сто тысяч долларов, которые вы хотите за жизнь Насти Леоновой, – сердито ответила я, – только не надо изображать, будто ничего не слышали об этой девушке. Абсолютно бесполезно. Я вас вычислила и знаю все: про клинику, Полину, ну, ту девушку, что снимает операции на пленку… Так что прикидываться совершенно бесполезно. Знаю все!
В трубке послышался тяжелый вздох:
– Хорошо, я умею признавать поражение, честно говоря, удивлен вашим умом и сообразительностью. Пока что вы единственная, кто сумел разгадать ребус до конца. Итак, что хотите?
– Вы отдаете мне Настю сегодня же, я вам вручаю сумку с деньгами – и разбежимся в разные стороны.
– Ладно, – мигом согласился негодяй. – Где назначим встречу? Выбор места за вами…
– В одиннадцать вечера привезите Настю к метро «Речной вокзал». Там, возле супермаркета и увидимся.
– Но в это время еще многолюдно!
– Именно. Или вы думали, что поеду на «стрелку» в лес после полуночи? Нашел дуру! Если в одиннадцать не будешь стоять у магазина с несчастной инвалидкой, тут же поеду в милицию… Вот они обрадуются! Кстати, сторож Василий из подземного гаража, где вы брали «Вольво» господина Венедиктова, тоже на вашей совести…
– Как я вас узнаю? – буркнул мерзавец.
– На мне будет ярко-желтая куртка с голубой надписью: «Fa», зеленые брюки и красные туфли, в руках – большая сумка цвета сочной морковки, а на голове оранжевая бандана.
– Однако, – не удержался пакостник, – яркий наряд.
– Имеете что-либо против?
– Нет, – выпалил Сироткин и отсоединился.
В полном ажиотаже я рванулась к секретеру, схватила стодолларовую бумажку и бросилась в сорок седьмую квартиру (этажом ниже нашей). Подпрыгивая от нетерпения, я жала на звонок. Наконец дверь открылась и на площадку высунулся Роман Водопьянов.
– Чего тебе, Вилка?
– Ромка, – завопила я, – вроде говорил, что у тебя дома цветной ксерокс стоит?
– Ну, – зевнул сосед, – имеется машинка, надо чего?
– Вот, – протянула я ему купюру, сделай мне ровно сто тысяч баксов!
Рома попятился.
– Не-а, за такое и по шеям надавать могут, и потом, мои «грины» даже издали за настоящие не сойдут…
– А и не надо, – улыбнулась я, – ставим спектакль с детьми – про Морозко.
– Ну и чего? – недоумевал сосед.
– Ты сказочку-то читал?
– В детстве вроде было…
– Помнишь, когда трудолюбивая Машенька покидала дом Морозко, она переступила через порог, и на нее упали золотые монеты? Так мы решили засыпать ее долларами, очень современно…
– А-а-а, – протянул Рома, – давай стольник, завтра сделаю.
– Мне сегодня надо, за час успеешь?
– Что за спешка? – изумился Водопьянов.
– У нас генеральная репетиция ночью, а утром, в десять, премьера.
– Нет бы заранее позаботиться, – ворчал Рома, включая ксерокс, – все в последнюю минуту делаете…
Я молитвенно сложила руки:
– Ну, миленький!
– Ладно, ладно, – вздохнул Роман, – видишь, уже выплевывает твои баксы.
– Спасибо.
– Это должок тебе отдаю, – хрюкнул парень.
– Какой? – удивилась я.
– Забыла? Кто в мае инструкцию к этому ксероксу с немецкого переводил?
Я засмеялась:
– Ерунда. Вот что, пока печатает, побегу одеваться.
– Валяй, – разрешил Водопьянов.
Я мигом вернулась в нашу квартиру, нацепила узкие черные брючки, водолазку того же цвета и замшевые тапки. Совершенно не собиралась разряжаться, как заболевший павлин, да и, честно говоря, нет у меня ярко-желтой курточки, зеленых брюк и красных туфель, да и бандану не ношу. Но лишняя предосторожность не помешает: такому человеку, как Сироткин, нельзя доверять. Приеду на «Речной вокзал» и понаблюдаю за обстановкой, а милейший Яков Петрович пусть ищет разряженную в немыслимый наряд даму. Вот увижу, что вокруг ничего подозрительного, и выйду из укрытия. «Деньги», сделанные Ромой, я тщательно уложила в небольшую сумочку с элегантным лаковым верхом. Это только кажется, что сто тысяч долларов невероятная сумма. На самом деле она занимает не так уж и много места. Интересно, сколько миллионов помещается в кейсе, таком кожаном продолговатом чемоданчике, который любят демонстрировать в кино. Главный герой откидывает крышку, а кейс аккуратнейшим образом забит тугими пачками, заклеенными бумажной лентой… Я вышла во двор и поежилась. Все-таки идиотское лето в этом году, с погодой приключился климакс: то холодно, то жарко. Утром хлещет дождь, и москвичи натягивают куртки, днем выходит солнце, и одуревшие от жары столичные жители вытирают потные лица, но стоит им вылезти из кофт, как на них вновь обрушивается ливень…
– Виолочка, – раздался низкий голос.
Я повернула голову. В глубине двора стояла весьма обшарпанная машина «Жигули». Беднягу давным-давно не красили, и на крыльях и капоте проступили пятна ржавчины. Около открытой двери, той самой, через которую в автомобиль садится водитель, стояла высокая худощавая женщина с каким-то лошадиным лицом: крупный нос, большой рот, выступающий вперед подбородок. Само лицо было нездорового желтого цвета. Словом, совсем не красавица.
– Виола, – повторила дама хрипловатым меццо, – ты куда, дорогуша, садись, подвезу! В какую сторону собралась? Если в сторону Ленинградского шоссе, это мне по пути.
Я слегка замялась. Совершенно не узнаю тетку, а она ведет себя со мной, как добрая подружка.
– Виолочка, – удивилась тетка, – ты чего, не узнала меня? Я же Оля, из первого подъезда. Вот уж не думала, что так изменилась. Во вторник из больницы вышла, и, пожалуйста, уже никто и не здоровается, обидно даже. Конечно, болезнь не красит, но чтобы так! Что, так плохо выгляжу?
Я подошла поближе к раздолбанной машине. Автомобиль этот знаю, он стоит тут, возле соседнего подъезда, но, убей бог, не помню, кто на нем катается, вроде какая-то дама.
Оля горестно вздохнула:
– Да уж, изменилась я до невероятности, вчера Томочка со мной не поздоровалась…
Отчего-то упоминание имени Тамары полностью меня успокоило.
– Конечно, Олечка, – фальшиво-бодро воскликнула я, – естественно, я тебя узнала, с чего это тебе пришло в голову, что ты изменилась? Просто жевала ириску, и зубы не сразу разлепила… Выглядишь прекрасно, похорошела, похудела, никто не скажет, что ты только что из больницы вышла. А за предложение подвезти большое спасибо. Как раз к «Речному вокзалу» направляюсь.
– Садись, – повеселела соседка, – в миг домчу…
Она явно приободрилась, услыхав комплименты.
Я подошла к машине, села на переднее сиденье и посмотрела на Олю. Вблизи она выглядела совершенно ужасно. Лицо слишком сильно намазано тональным кремом, над верхней губой чернела полоска, наверное, у нее проблемы с гормонами, отсюда и повышенная волосатость. И я ее совершенно не помню!
– Смотри, – хихикнула соседка, вытаскивая из сумочки какой-то странный предмет, похожий на ярко-розовый пистолет. Этакое оружие для Барби.
– Что это? – удивилась я.
– Потрясная штука, – продолжала веселиться Ольга.
Не успела она закрыть рот, как кто-то накинул на машину брезент, и наступила кромешная темнота, а потом пропали и все звуки.
