ГЛАВА 11

С торчащими в разные стороны мыслями я кинулась к Валентине. Похоже, жизнь начинает напоминать дурной кинофильм. Купленный младенец, приехавшая неизвестно на какой срок незнакомая тетка, подброшенная на неопределенное время дочка Машки Родионовой… Бедной Тамаре придется бороться с обстоятельствами почти в одиночку. Я никак не могу оставить поиски похитителей, потому что иначе в дом ь 29 в Волковом переулке начнут присылать отрезанные части тела бедной девочки Насти и всю оставшуюся жизнь я буду корить себя за смерть беспомощного ребенка-инвалида.

Валентина глянула на меня настороженно.

– Что угодно?

– Ищу домработницу, вот, посоветовали к вам обратиться.

– Кто? – не пошла на контакт учительница.

– Анна Ивановна Иванова.

– Не знаю такую.

– Конечно, не знаете, – принялась я выворачиваться, – она ближайшая подруга Ольги Леонидовны Зверевой и говорила, будто вы идеальный работник: аккуратная, вежливая и исполнительная. Нам как раз такая и нужна!

Валентина окинула меня спокойным взглядом. Наверное, у нее проблемы со щитовидной железой, потому что бывшая домработница Зверевой походила на фотографию молодой Крупской. Такие же глаза навыкате и слегка одутловатое лицо.

– Пройдемте в комнату, – вздохнула Валя.

Небольшое помещение, служащее, по-видимому, одновременно гостиной и спальней хозяйки, сверкало невероятной, просто хирургической чистотой. Если бы нам и впрямь требовалась домработница, непременно наняла бы Валентину. Занавески топорщились крахмальными складками, на паласе ни ниточки, комод отполирован до блеска, и окна сияют идеально протертыми стеклами. Но мы с Томочкой привыкли обходиться собственными силами. Раньше у нас не было денег на прислугу, а теперь просто не хотим пускать в дом чужую тетку, пусть даже отличную кухарку и сверхаккуратную работницу. Готовит у нас Томуся. Ее стряпня очень нравится Семену, Олегу, Кристе и мне. Я убираю квартиру, к слову сказать, имея современный моющий пылесос, это совсем нетрудно. Белье стирает автоматическая машина «Канди», посуду моет тоже машина, а продукты и многое другое мы теперь заказываем на дом. Есть такая служба. Называется 77. Набираешь телефонный номер, мигом отзывается оператор. Через три часа после звонка все заказанное привозит приятный молодой человек в форменной одежде, выкладывает покупки на стол, забирает деньги, отказывается от чаевых и убегает. Так что в супермаркет я теперь хожу только за чем-то необычным. Все остальное, начиная от гречки для нас и корма для животных и заканчивая стиральным порошком и туалетной бумагой, появляется в доме как бы само собой. Зачем же нам прислуга?

– Работы немного, – пела я, – так прибрать чуть-чуть, постирать, погладить. Вам ведь Ольга Леонидовна платила сто долларов, нас эта сумма…

– Зачем пришли? – неожиданно оборвала Валентина.

– Сказала же, ищу домработницу…

– Шли бы в фирму.

– Нам вас подруга Зверевой посоветовала.

Валя рассмеялась:

– У Ольги Леонидовны нет и никогда не было подруг.

– Почему? – быстро поинтересовалась я.

Валентина спокойно побуравила меня глазами, потом неожиданно сообщила:

– Если пришли узнать что-то о Зверевой, так и скажите, а то придумали чушь. Никто меня посоветовать не мог, смешно, право слово. Вы, наверное, из милиции? Можете со мной спокойно разговаривать, покойный муж участковым работал. Между прочим, давно думала, что Ольга чем-то противозаконным занимается.

– Почему?

Валя открыла было рот, но в ту же секунду по ушам ударила ревущая музыка.

– Надюша, – крикнула мать, – сделай чуть потише.

Но тяжелый рок гремел, заполняя комнату.

– Надя, – заорала мать.

– Чего? – донеслось в ответ.

– Приглуши чуток, разговаривать невозможно, голова заболит.

– У тебя вечно что-то болит, – рявкнула девочка, вырисовываясь на пороге, – целый день стонешь и мне жить не даешь. Надоело, отвяжись! Насрать мне на твою голову. Не нравится, уши заткни, а если надоедать будешь, имей в виду – из окна выброшусь тебе назло!

Валентина покраснела так, что на глазах выступили слезы.

Малолетняя нахалка нагло ухмылялась. В моей душе поднялась злоба. Твердым шагом я подошла к окну, распахнула его и велела.

– Вперед!

– Чего? – не поняла девица.

– Прыгай.

– Не хочу.

– Пообещала – давай, а мы музыку выключим и спокойно поговорим.

– Ты че, белены объелась, дура?

Я никогда никому не позволяю хамить себе, и расплата последовала мигом. Ухватив грубиянку за тонкое запястье, я дотащила ее до окна и ловко вытолкала наружу. Девчонка, не ожидавшая подобных действий от приличной с виду женщины, почти не сопротивлялась. Тело перевесилось через подоконник и исчезло.

Снизу послышался легкий вскрик. Я выглянула наружу. Хамка сидела, рыдая, на клумбе.

– Вы мне ногу сломали.

– Не ври, тут первый этаж. Впрочем, в следующий раз, когда тебя из окна вышвырнут, высовывай язык изо рта.

– Зачем? – удивилась Надя, вставая.

– Авось сломаешь свое поганое помело или исцарапаешь, – ласково ответила я, – в отличие от твоей матери я весьма ловко дерусь и не советую тебе сейчас права качать, ступай себе гулять.

– Ах ты… – завела девчонка.

– Ну-ну, говори!

– Ничего, – буркнула Надежда, – виданное ли дело, ребенка из окна вышвырнуть!

Я расхохоталась:

– Хорош ребеночек. Нет, дорогуша, коли хамишь, как пьяный мужик, значит, и поступать с тобой будут, как заслужила. Теперь отвали, дай взрослым людям поговорить.

Ворча себе что-то под нос, девица ушла.

– Спасибо, – немедленно сказала Валентина, – от чистого сердца спасибо. Девчонка совсем от рук отбилась, грубит постоянно, ты ей слово, она тебе два. А вчера с кулаками на меня накинулась. Честно говоря, перепугалась, она на самом деле сильная, вот только перед вами спасовала. Ей еще никто не вламывал как следует. Отец умер, а у меня духу не хватало ремнем учить, и потом думала, что лаской лучше. А оно вон что выросло.

– Съев два килограмма шоколадных конфет, пьют горькие таблетки от расстройства желудка. Вашей Надюше не помешает хорошая порция тумаков. Так почему вас уволила Зверева?

– Она мне велела убирать комнаты, у нее их четыре, – пояснила Валентина, – только к письменному столу приказала не подходить. Я и не пыталась, зачем, если нельзя. К тому же он всегда на ключик заперт.

Через какое-то время Ольга Леонидовна вызвала Валентину к себе в неурочный день и весьма злобно прошипела:

– Рылась в моих бумагах, дрянь!

– Нет, – принялась оправдываться Валя, – даже не притрагивалась.

– Врешь, – топала ногами хозяйка, – брешешь!

– Стол ведь заперт…

– Заткнись и убирайся, воровка!

– Что-то пропало?

– А то не знаешь, – фыркнула Ольга Леонидовна и вытолкала домработницу взашей, не заплатив ей ни копейки.

Расстроенная Валя пришла домой и стала думать, как убедить Звереву в своей непричастности к краже. Но ничего достойного так и не придумала. Часа через два зазвенел звонок, и появился мужчина.

– Представительный такой, – объяснила Валя, – интеллигентный, руки белые, ухоженные, к физической работе не привычные.

Вошедший мужчина принялся ласково уговаривать учительницу:

– Ну зачем вам чужая история болезни? А у Олечки неприятности на работе начнутся, могут уволить, верните!

– Не брала, ей-богу, – клялась Валя.

– Может, думали продать? – спросил гость.

Он вынул из кошелька сто долларов и протянул их женщине.

– Возьмите и отдайте документы.

– Так ведь стол постоянно заперт, – отбивалась бедняжка, – на нем пыль горой, сразу видно, что никто никогда его не вытирал!

Мужчина встал.

– Ладно, не хочешь по-хорошему, сделаем по-плохому!

Два дня Валентина боялась высунуться из квартиры. В среду к Наде прибежала Алиса, дочь Ольги. Девочки учились в одном классе и дружили.

Алиска с порога заорала:

– Тетя Валя, мама вам деньги прислала. Только убираться у нас больше не надо, другую наняли.

Валентина повертела в руках сто баксов. Алиса как ни в чем не бывало тарахтела:

– Маманька нашла пропажу. Сама виновата – швырнула бумаги на стол, а они свалились за батарею. Только сегодня их там обнаружили.

Валя облегченно вздохнула. Неприятно, когда тебя обвиняют в воровстве.

– Вот так мы с ней и расстались, впрочем, Ольга Леонидовна, когда меня во дворе встречает, не здоровается, – вздохнула Валя. – Получается, я вроде как виновата в чем!

– Не расстраивайтесь, говорят, она никого не приветствует.

– Да, это верно, – пробормотала хозяйка.

– В какой больнице работает Зверева?

– Клиника челюстно-лицевой хирургии, на Петровке, – пояснила Валя. – Домик такой небольшой в глубине двора стоит, за огромным зданием. Сразу и не найти, если не знаешь.

И она принялась подробно описывать дорогу. Я взглянула на часы: полдевятого. Пожалуй, для визита в больницу поздновато, хотя, может, как раз и лучше приехать туда вечером. Из начальства в это время никого, а дежурный врач с медсестрами небось пьют чай с тортом. Профиль у клиники специфический, вряд ли там бывают экстренные операции. Небось с аппендицитом или прободной язвой желудка повезут в другое место.

– Мамочка!!! – раздался из коридора нечеловеческий крик, и наглая Надюша влетела в комнату, – мамочка, ужас какой!

Девчонку колотила крупная дрожь, и из глаз потоком лились слезы. Пухлые губы, с которых исчезла помада, тряслись. Надя разом растеряла свою позднеподростковую наглость. Сейчас это была насмерть перепуганная маленькая девочка, торопящаяся под мамино крыло.

– Что случилось? – испугалась Валя. – Детка, что с тобой?

Наденька только беззвучно открывала рот, наконец рассудок вернулся к девушке, и она пробормотала:

– Жуть страшенная. Сидим с Алиской во дворе, на скамейке, а тут сверху как упадет! Прямо гул пошел, и звук такой – шмяк. Мы сначала подумали, может, кто матрац сушил, а он с балкона и навернулся. А это, а это, а это…

– Что, что? – в один голос спросили мы с Валей.

– Ольга Леонидовна выбросилась, – наконец докончила девушка, – прямо насмерть. Алиска в обморок грохнулась, а я домой побежала. Ой, страшно как, у нее голова раскололась, что-то серое торчит!

И, схватившись рукой за рот, Надежда ринулась в туалет, оттуда понеслись квакающие звуки. Бедолагу выворачивало наизнанку.

Мы с Валей, не сговариваясь, вскочили и понеслись во двор. Около подъезда стояла гудящая толпа. Надин крик переполошил соседей, и люди выскочили кто в чем был: в халатах, пижамах и домашних тапках.

– Кошмар, кошмар, кошмар, – безостановочно твердила молодая женщина в зеленом спортивном костюме, – вызвала «Скорую», может, еще можно спасти.

Я глянула в сторону того, что осталось от Зверевой. Честно говоря, тело выглядело жутко, под остатками головы растекалась темно-бордовая лужа, и руки были выгнуты под таким углом, что сразу понятно: на асфальте лежит труп.

Я мигом вбежала в подъезд, поднялась наверх и стала звонить в квартиру Зверевой. Дверь распахнулась тут же.

– Вы врач? – спросила полная женщина с бигуди на голове.

– Нет, близкая подруга Ольги, что с Алисой?

– Я из соседней квартиры, – пояснила тетка, – мои сыновья привели Алису домой, плохо ей.

– Дверь была открыта?

– Нет.

– А как же вы попали в квартиру?

– Так у Алисы же ключи есть, да вы входите, – пригласила соседка, – меня Лена зовут.

– Очень приятно, Виола, – пробормотала я. – Как же так! Прыгнула! Почему?

Лена замахала руками.

– Несчастный случай. Сначала думала, что самоубийство, а потом в гостиную зашла… Вот, смотрите.

Она распахнула дверь в большую комнату, обставленную роскошной светло-розовой кожаной мебелью. Двустворчатое окно было открыто, возле него на табуретке стоял зеленый пластмассовый таз, наполненный мыльной водой. На красивом светло-бежевом пушистом ковре валялись домашние тапочки, красненькие, с помпонами. Тут же лежали тряпка и пачка стирального порошка «Ариэль».

– Чего ей на ночь глядя окна мыть приспичило? – недоумевала Лена. – Может, выпивши была? Хотя она не пьет. Поскользнулась на мыльном подоконнике, и привет.

– Мама! – раздался голос из глубины квартиры.

Мы с Леной пошли на зов и оказались в комнате Алисы, просторной, заставленной всякими красивыми вещами. Девушка сидела на кровати, натянув на плечи роскошный белый плед из овечьей шерсти.

– Алисонька, – ласково забормотала Лена, – ты как?

– Что с мамой? – отрывисто поинтересовалась Алиса.

Лена бросила на меня быстрый взгляд и сказала:

– Ее сейчас отвезут в больницу.

– Она жива?

– Вроде да, – пробормотала соседка, – тебе лучше лечь. Сейчас «Скорая» приедет.

– Алиса, – спросила я, – мама находилась дома одна?

– Да. Хотя точно не знаю, – прошептала девочка, – она мне вечером, около семи, дала денег на косметику, я хотела помаду купить.

Мы молча слушали слегка сбивчивую речь девушки. Ольга вручила Алисе сто долларов и сказала:

– Только не надо возле метро, в ларьках всякую дрянь брать, съезди в центр.

Алиса послушалась и отправилась в ГУМ. Средств ей хватило на значительное обновление косметички. Девушка приобрела не только губную помаду, но и тени, пудру, лак для ногтей…

Во дворе она увидела сидевшую на скамеечке Надюшу и решила похвастаться перед подругой приобретениями. Они устроились на лавочке и начали разглядывать коробочки и тюбики. У Алиски было замечательное настроение, и она постоянно теребила Надю, сидевшую с надутым лицом. В самый разгар веселья послышался жуткий звук…

Сказав последнюю фразу, Алиса залилась слезами и, раскачиваясь, словно китайский болванчик, начала мерно колотиться головой о стенку, жалобно причитая:

– Знаю, умерла, знаю, знаю, знаю…

Лена схватила девушку за плечи, я сбегала на шикарно обставленную кухню и притащила стакан с водой. Но Алиса с силой оттолкнула мою руку, жидкость выплеснулась на покрывало…

В этот момент раздался звонок в дверь. Один из сыновей Лены побежал в прихожую, и через секунду в квартиру вошел врач с железным чемоданчиком в руке. Окинув взглядом бьющуюся в истерике Алису, нервно ломающую руки Лену, двух парней с встревоженными лицами и меня с пустым стаканом в руке, доктор незамедлительно скомандовал:

– Все вышли из комнаты, осталась только одна из женщин.

Я ушла сначала в гостиную, еще раз оглядела тазик с мыльной водой, тапки, стиральный порошок, тряпки… А потом тихо удалилась.

К клинике челюстно-лицевой хирургии на Петровке я подъехала уже около половины одиннадцатого. Если бы Валентина не рассказала в подробностях дорогу, ни за что бы не нашла этот не слишком приметный домик. Он стоял на задворках, хотя считался зданием, находящимся на Петровке. Наверное, сотрудникам, имеющим машины, не слишком удобно их парковать – возле медицинского центра нет мест для стоянки автомобилей.

Двери больницы были закрыты, почти во всех окнах было темно, на одной из створок входа белела бумажка. Я кое-как разобрала не слишком крупные буквы: «Требуется санитарка, оклад восемьсот рублей, обращаться в девятый кабинет».

Постояв минуту у мирно спящей клиники, я побежала домой. Очень хорошо, что не поленилась и прибежала сюда вечером, потому что теперь знаю, под каким видом завтра проникну внутрь без всяких проблем.

Домой я вошла на цыпочках, стараясь не шуметь. В квартире стояла тишина. Дети спали. Я перевела дух, сделала шаг вперед, и моментально раздался визг Дюшки. В темноте я на нее наступила.

– Тише, тише, – захихикала я, пытаясь успокоить собаку.

Но та верещала так, словно ей не слегка отдавили лапу, а отодрали всю конечность целиком. Услышав обиженный визг подруги, проснулись Клеопатра с Сыночком. Кошки мигом принялись отвратительно мяукать.

– Что произошло? – высунулась из кухни Кристина.

– Молчи, – велела я.

– Ты мне? – удивилась девочка.

– Нет, Дюшке. Разоралась из-за ерунды, сейчас младенцев перебудит, – сердито сказала я и вошла на кухню.

На столе возвышался торт. Большой круглый корж, украшенный взбитыми сливками и фруктами. Пахло кондитерское изделие так привлекательно, что рот моментально наполнился слюной.

– О, – сказала Томочка, – наконец-то, а мы не хотели без тебя резать. Будешь тортик?

– Где взяли такое великолепие?

– Ирина испекла, – ответила Катюша.

Я уставилась на приветливо улыбающуюся гостью.

– Сама сделала такое? С ума сойти, небось весь день стояла у плиты?

– Нет, – засмеялась гостья. – Такой быстро делается, чик-чирик и готово!

Я кусанула восхитительную выпечку и чуть не застонала от восторга. По-моему, она врет. Быстро такую вкусноту не сделать. Наверное, данные мысли отразились на моем лице, потому что Тамара рассмеялась:

– Нет, правда, очень быстро. Сама удивилась. Ирины полдня не было, и пока я детей купала, они с Кристей сварганили торт.

– Я тут совершенно ни при чем, – заявила Кристина. – Только белки миксером взбивала!

Из спальни донесся негодующий крик:

– Это Костик, – подскочила Тома.

– Ты их по голосам различаешь? – удивилась я.

– Так ведь они у них совершенно разные, – ответила подруга и убежала.

– Как здорово, – вздохнула Ирина, – сразу двое, близнецы. Вы, наверное, очень счастливы.

Я прожевала торт и пояснила:

– Они не наши.

– Как? – удивилась Ира. – Как не ваши?

– Очень просто. Девочка – дочь нашей подруги Машки Родионовой. У Маши после родов приключился мастит. Она одинокая, ни мужа, ни родителей, вот и пришлось взять к себе на постой Нику. Вернее, она не Вероника, мы ее так временно назвали, понятно? Имени у новорожденной пока нет.

– А мальчик? – тихо спросила Ирина.

– Мы его купили как раз перед вашим приездом…

– Купили?!

– Ага, за триста долларов.

Лицо Иришки сначала покраснело, потом разом сделалось белым.

– Ну понимаете, – начала я объяснять ситуацию, – вчера вышла такая штука…

Пока я рассказывала о том, как у нас оказался Костик, у Ирины попеременно менялся цвет лица. Когда из моего рта вырвались последние слова, появилась Томочка и сунула в «помойку» грязный памперс.

– Обкакался, – пояснила она и схватилась за торт, – пока весь не съем, не успокоюсь, обалдительно вкусно.

– Девочки, – дрожащим голосом спросила Иринка, – девочки, что же вы станете с мальчиком делать?

– Растить, – спокойно ответила Томочка, – в детский дом не отдадим, как-нибудь устроимся с документами.

– Девочки, – прошелестела Ира, – отдайте его мне!

– Почему? – удивилась Тома.

Гостья зарыдала, но не бурно, а тихо, слезы как-то сами собой потекли по ее полным щекам. Ира не вытирала их, и блестящие капли быстро-быстро скатывались по лицу и капали на светло-сиреневую блузку.

– Томочка, – бормотала Ира, – умоляю, мне вас бог послал! Это же надо, когда я уже совсем отчаялась, впору было с моста в Москва-реку прыгать! Господи, вы же ничего не знаете. Я ведь только утром из больницы, вернее, из центра охраны материнства.

– Ничего не понимаю, – протянула Тамара.

Мы с Кристей только хлопали глазами.

– Слушайте, слушайте, – лихорадочно говорила Ирина. – Я – важняк.

– Кто? – спросила Кристя. – Хижняк? Это кто же такой?

– Важняк, – повторила Ирина, – следователь по особо важным делам.

Я чуть не свалилась со стула. Чуткая пампушка с улыбчивым лицом, женщина, вдохновенно пекущая торты со взбитыми сливками, и вдруг следователь по особо важным делам! Да быть такого не может!

– Слушай, слушайте, – выплескивала на нас лавину информации Ирина.

Мы застыли за столом, целиком обратившись в слух.