Эпилог

Прошла неделя. Пряхов, Друзь и Лора исчезли без следа, судьба их до сих пор остается неизвестной, но я абсолютно уверена: их нет в живых. Обнорская сидит под замком, что ее ждет после окончания следствия – решит суд. Ивана Никифоровича прямо из офиса увезли с инфарктом в клинику, он пока лежит в реанимации, но врачи полагают, что наш босс оправится. А мы с Робертом не знаем, что делать со Ждановым.

– Как быть? – спросила я сегодня у Троянова. – Нам с тобой по-прежнему делать вид, будто мы ничего не знаем о подмене? Общаться с Федором как с Денисом?

– Надо подождать, пока шеф вернется, – пробормотал Роберт. – Нам не нужен глобальный скандал сейчас, когда Иван Никифорович находится в реанимации.

– Ладно, – согласилась я, – пусть будет по-твоему. Босс встанет на ноги и сам разрулит идиотскую ситуацию.

– Парень не так уж и плох, – неожиданно высказался Троянов. – Ведь догадался же он, что преступница скрывается под именем Арина.

– Верно, – согласилась я. – Еще бы узнать, кто его в нашу бригаду подослал, и можно успокоиться. Ладно, поеду домой, устала очень. Завтра с утра приедет какой-то человек, его к нам направил Петр Степанович. Беремся за новое дело.

– Мы теперь под началом Пети? – удивился Роберт.

– А ты как думал? – вздохнула я. – Иван Никифорович болен.

– Черт… – буркнул Троянов.

– Согласна, – кивнула я. – Но, знаешь ли, наше с тобой мнение никого из руководства не интересует. Все, сматываюсь, пора спать.

Не успела я принять душ и налить себе чашечку чая, как из соседней квартиры раздались громкие звуки, словно кто-то швырял на пол гири: пять-десять секунд тишина, потом – бумс! И так не один раз. Я глянула на часы: была полночь, взяла половник и решительно постучала им в стену кухни. Вообще-то, я не принадлежу к числу вредных людей, которые яростно колотят днем скалкой по батарее, если услышат мяуканье соседской кошки, но, согласитесь, заниматься ремонтом в столь поздний час – откровенное хамство.

Только я вернула поварешку на место, как раздался звонок в дверь. Пришлось идти в прихожую и смотреть на экран видеофона. На лестнице никого не было, только у порога лежал белый конверт. Я открыла дверь, взяла письмо, вернулась в квартиру, вынула листок и прочитала набранный на принтере текст: «Ее можно спасти. Она еще жива». На секунду мое сердце екнуло. Кто еще жив? Лора? Но это просто невероятно!

Я взяла телефон, соединилась с Трояновым, рассказала ему о случившемся и, услышав: «Еду к тебе», – села на стул в холле.

О ком идет речь в послании? Фофан на кладбище. Тела Пряхова, Друзь и Селезневой до сих пор не найдены, но женщины наверняка давно покойницы. Обнорская бросила их на улице в таком состоянии, когда помочь беднягам уже никто не мог. Если человека отравили любым видом «Инина», нечего рассчитывать на его спасение. Или мы ошиблись? Вдруг Лору Павловну сейчас держат в каком-то укромном месте? Кто? Где?

Я перевела дух. Спокойно, Таня! Любимая женщина Ивана Никифоровича умерла.

По прихожей вновь полетел птичий щебет. Я посмотрела на видеофон. На экране маячила… негритянка с фиолетовыми, торчащими дыбом волосами, одетая в розовый короткий халат без рукавов и с глубоким вырезом.

– Вы к кому? – поинтересовалась я, во все глаза рассматривая экзотическую даму.

– Эй, открывай! – знакомым голосом велела африканка. – Это же я, Тамара, твоя соседка, жена Семена.

Я высунулась на лестничную клетку.

– Ты на себя не похожа.

– А, – махнула рукой Тома, – мажусь маской из диеты, от нее кожа темнеет.

– Верно, – вспомнила я. – А волосы?

– Сегодня в салон сбегала, покрасилась в самый модный цвет сезона, – гордо сообщила Тамара. – Называется «веселый баклажан».

Я опустила глаза. Да уж, точно веселый, прямо обхохочешься.

– Сергеева, ты не обиделась, что я обе коробки с диетой унесла? – заныла соседка. – Ведь мне так надо похудеть! Сенька меня извел, ради семейного счастья я решила сразу на двух диетах посидеть. Если их пара, то и вес с удвоенной скоростью падать будет.

– Не уверена, что твой расчет верен, – сказала я. – Для лучшего эффекта советую использовать половину предложенной Орнели и Гавриловой пищи, а не лопать удвоенное ее количество.

Тамара надулась.

– Между прочим, ты сама все напутала. Угостила меня мочалкой, а уверяла, что это Чунь.

– Мочалкой? – повторила я. – Ты о чем?

Тамара поманила меня рукой:

– Пошли к нам.

Я пошла за ней, Тома показала мне банки.

– В этой вот мочалка, причем живая, но засушенная. Накапаешь на нее водичкой – она увеличивается в размерах. И будет расти дальше, если продолжать ее поливать, прямо в дыньку-колхозницу превращается.

– Нет, ты держишь смесь Чунь, – возразила я. – Она плоская, овальная и становится намного больше от соприкосновения с жидкостью.

Тамара перевернула пластиковую упаковку.

– Ну-ка, глянь, что там внизу написано. Читай!

– Мочалка, – озвучила я. – А где Чунь?

Тома потрясла идентичной банкой:

– Вот. Здесь.

Я заморгала. Затем икнула. Теперь понятно, почему меня тошнило после каждого проглоченного куска. А потом, когда я запивала то, что принимала за Чунь, водой или чаем, мой желудок раздувался, как футбольный мяч: мочалка набухала.

– Почему диетологи используют одинаковую тару? – возмутилась я.

– Фиг их знает, – ответила Тамара. – А почему ты не перевернула банку? Там же указано, какая внутри жрачка лежит.

– Надо быть полными дураками, чтобы писать название на дне! – вскипела я. – Обычно его указывают на крышке!

Тамара захихикала:

– Ты просто не догадалась, поэтому и жрала прибамбас для бани. А я умная.

– И как успехи? – поинтересовалась я.

– Пока прибавила два кило, – пригорюнилась Тома. – Дикий аппетит ваще развился! Двумя диетами не наедаюсь.

– Понятно. А зачем ты ко мне пришла на ночь глядя? – спросила я. – Если подозреваешь, что у меня в загашнике третья коробка с едой, то ошибаешься.

Тамара сложила руки на животе.

– Да нет. Хотела узнать, чего ради ты в стену колотила.

– Потому что Семен затеял в неурочный час ремонт, – пояснила я. – Какие-то железки на пол кидал. Правда, сейчас перестал.

– Не, мужик в командировку укатил, это я шумела, – покачала фиолетовой головой соседка. – Пытаюсь упражнение сделать. Ну, то, из диеты: «Встаньте вплотную к стене, прижмите к ней пятки, голени, таз, медленно наклонитесь вперед, коснитесь пола…»

– Помню, – протянула я, – у меня оно не получалось.

– Аналогичная хрень, – вздохнула Тома. – Таз постоянно падает!

– Что? – не поняла я.

Тамара подошла к столу, взяла стоявший на нем большой эмалированный таз, в котором удобно замачивать белье, приблизилась к стене, прижала спиной таз к ярко-синим обоям, начала медленно наклоняться…

Ба-бах! – таз грохнулся на пол.

Соседка выпрямилась.

– Вот так постоянно. Не могу сообразить, как же его удержать? В инструкции велено не отрывать таз от стенки, а он, зараза, всякий раз валится.

Я прикусила губу. Сказать Томе, что составитель руководства имел в виду не емкость для стирки, а просто попу? Ну не писать же автору: «Прислоните задницу к стене». Это как-то не гламурно и не научно.

Тамара подняла тазик и с жалостью протянула:

– Весь оббился, надо новый покупать, деньги тратить. Ну ладно, для сохранения семьи мне ничего не жалко. Семен в последнее время совсем другим стал. Раньше-то он мне цветы покупал, конфеты приносил, слов ласковых не жалел, да и за собой следил. А теперь только брюзжит и по квартире в рваных трениках шляется. Прежде-то на ночь брился!

Я пошла к двери.

Зря Тамара переживает. Если муж больше не приносит вам букеты, не делает подарков без повода, не говорит комплименты, не признается в любви, а безостановочно ворчит, ходит по дому в семейных трусах и вместо того, чтобы рысью нестись к вам в постель, играет на компьютере, не расстраивайтесь. Этот мужчина никуда не уйдет, он с вами навсегда!