Глава 17
Троянов развернулся в кресле и заговорил, время от времени поглядывая на монитор:
– Карьера Друзь-кошатницы началась с представления ею на выставке новой породы кошек. Маргарита Валерьевна показала крупное животное с необычной «мраморной» рыже-черной окраской, с хвостом-помпоном и сильно вытянутой мордой. Кот неожиданно вызвал большой интерес знатоков, вокруг него разгорелись споры. Друзь объяснила, что много лет пыталась вывести московского бобтейла, и вот пожалуйста – смотрите на результат селекционной работы. Официальные сообщества кошколюбов посмеялись над ней, но Друзь уперлась, зарегистрировала клуб «Кэт М» и собрала вокруг себя единомышленников. Уже на следующий год она организовала выставку, на которой продавала котят из своего питомника. Московские бобтейлы быстро вошли в моду, хотя официально такая порода не признана.
– А где скандал-то? – не понял Денис.
– Склока разгорелась, когда Друзь принялась активно торговать своими кисками, – пояснил Роберт. – Некая Антонина Львова обвинила ее в обмане, заявив: «Никакой селекционной работы Друзь не вела. Это я создала московского бобтейла, хотела идти с ним на выставку, но у меня случилось несчастье, заболел сын, понадобились деньги на лечение. И мне пришлось продать уникального кота этой Друзь, которая страстно мечтала въехать в сообщество любителей кошек на белом коне». Маргарита Валерьевна спокойно отреагировала на выступление Львовой. Когда к ней обратился корреспондент «Желтухи», а именно это издание вовсю раздувало скандал…
– Кто бы сомневался! – усмехнулась я. – Если где-то что-то плохо пахнет, то, к гадалке не ходи, возле ароматной кучи уже стоит папарацци, фотографирует дерьмо и кормит им читателей. Или, что тоже вероятно, сам же какашку принес, а потом соврал, будто случайно мимо шел и ее невзначай узрел.
– Среди представителей «желтой» прессы встречаются и порядочные люди! – вспыхнул Жданов. – Они разоблачают нечестных политиков, хотят сделать мир чище!
Я покосилась на Роберта, Троянов отвел взгляд в сторону. Ну да, мы-то с ним знаем, что, назвавшись Денисом, в нашей бригаде служит Федор, у которого жена – корреспондент «Желтухи». Не стоило мне сейчас выступать с резким заявлением, надо держать себя в руках.
Компьютерщик продолжал:
– Так вот, Друзь без всякого аффекта сказала газетчикам: «Пусть госпожа Львова подает в суд. Я могу представить многолетние записи, дневники наблюдений, снимки кошек и котят. А что есть у клеветницы?» На том скандал захлебнулся, Львова заткнулась.
– Ну, это ерунда, – отмахнулся Денис, – каждый успешный человек непременно расскажет о чем-то подобном. Писателей, музыкантов обвиняют в плагиате, ученых – в присвоении чужих изысканий и изобретений. Стоит кому-нибудь залезть на вершину славы, как снизу раздается злобное тявканье: «Звезда-то бездарная, она украла мелодию (рукопись, диссертацию, научное открытие) у меня». Это элементарная зависть, не следует воспринимать такие обвинения всерьез, как и слова о том, что каждая исполнительница главной роли переспала с режиссером, оператором и шофером гримвагена.
– Денис, охлади свой пыл, нас не интересует история появления на свет породы московский бобтейл, – остановил Жданова Борцов. – Речь о другом. Откуда у простой медсестры появились деньги на покупку коттеджа, причем не за двести километров от столицы, а в ближайшем Подмосковье? Роберт, где Маргарита Валерьевна жила до переезда?
– Ранее она обитала в Капотне, в однушке гостиничного типа: комната девять метров, кухня два, вместо ванны – душ. А потом очутилась в поселке «Садовый», десятый километр Новорижского шоссе, – сообщил Троянов. – То есть из самого экологически неблагополучного района Москвы перебралась в престижный поселок. Из норы – в двухэтажный особняк. Ловко, однако.
Я решила подвести итог.
– Завтра с утра Лиза поедет к Эрике Рудольфовне Кнаббе, подруге Друзь. Денис у нас отправляется в Котово, а я пообщаюсь с дочкой и зятем Фофана. Глеб Валерьянович и Роберт остаются в офисе.
– Бабушка Вадима скончалась, сам он давно уехал с исторической родины, в городке небось давно позабыли Пряхова, зря только время потрачу, – неожиданно заныл Жданов. – Ну что там можно интересного узнать? Наболтают глупостей про то, как парень в детстве стекла соседям футбольным мячом бил. Лучше поговорить с его любовницей-манекенщицей.
– Согласна, беседовать с красивой девушкой намного приятнее, чем с бабками, – без тени улыбки сказала я. – Однако приказы начальства не обсуждаются. Но спасибо за напоминание, мы забыли про девушку. Где она сейчас?
Роберт постучал по клавиатуре.
– Людмила Малышова вскоре после исчезновения жениха уехала в Нью-Йорк. Подписала контракт с крупным модельным агентством и вышагивает по подиумам США, Франции, Италии и других стран. В Москву не приезжает.
– Понял, – кивнул Денис. – Котово так Котово.
– Может, я нанесу визит Зинаиде, дочери Фофана, и ее супругу Степану? – предложил Борцов. – Еще не забыл, как работать в поле. А вы, Танечка, наверное, должны быть в «Доме солнца», ниточка-то туда тянется. Человек, шантажирующий Обнорскую, позвонил сразу после того, как Ксения Рябикина побежала по редакции с воплями, что приз пропал, а конкурс отменят. Новость слышали только свои.
– Да, – подтвердила я, – Ольга Ивановна пригрозила страшными карами тому, кто вынесет информацию за пределы офиса.
– Интернет пока молчит, – добавил Троянов, – никаких сенсаций вроде: «У журнала «Дом солнца» сперли приз конкурса» – нет. Значит, местный люд крепко держит язык за зубами.
Глеб Валерьянович встал.
– Вот-вот! Новость не ушла на улицу, но реакция звонившего последовала незамедлительно, шантажист велел Арине ехать в трактир «Голодный рыцарь». Значит, у него есть информатор среди сотрудников.
– Или он сам работает в журнале, – добавила Лиза. – У меня еще один вопрос. А зачем Обнорской было приказано посетить кафе? Никаких фигурок ей на сей раз не дали.
– Аноним оставил для нее незапечатанное письмо, – напомнила я. – Арина его заклеила и опустила в ящик.
– Как-то странно, – протянула Кочергина. – Мы можем получить конверт?
– Да, – ответил Роберт. – Как только сортировка выловит из потока письмо на несуществующую улицу Собачья Площадка, нам сообщат, я позаботился об этом.
– Танечка, вам надо продолжать изображать милую, мечтающую похудеть толстушку, – сказал Борцов. – Направляйте свои стопы в «Дом солнца».
– Абсолютно согласна, – кивнула я. – Поэтому к дочери Юрия Николаевича Фофана загляну завтра часов в восемь утра, а в редакцию явлюсь, как мне было велено, ровно к четырнадцати ноль-ноль. Диетологи не любят рано вставать. Может, они считают, что подъем ни свет ни заря ведет к ожирению? На сегодня все свободны. Роберт, задержись на секунду, у меня к тебе личная просьба.
– Зря ты ополчилась на «Желтуху», – попенял мне Троянов, когда мы остались одни.
– Знаю, не смогла удержаться, – отмахнулась я, – впредь постараюсь не терять над собой контроль. Ты не мог бы собрать один прибор? Его мне дала диетолог Роза. Предполагается, что участница проекта будет использовать сей агрегат для приготовления особых блюд.
Троянов потер руки:
– Показывай, что там.
Мой расчет оправдался: компьютерщик за считанные минуты справился с задачей и вручил мне стакан с крышкой.
– Ничего особенного, на мой взгляд, обычная кофемолка. Никаких обещанных в инструкции функций взбивания и прочих нет. Внутри вертится нож, он рубит овощи, или что там нужно туда засовывать.
– Спасибо, – обрадовалась я и, вытащив из кармана зазвонивший телефон, поспешила в подземный паркинг, говоря на ходу: – Алло… Кто это?
– Вас приветствует диета Розы Гавриловой, – произнес бархатный тенор. – Пора принимать завтрак!
– Минуточку, сейчас двадцать три ноль одна. Вы уверены, что настало время первого приема пищи? – спросила я.
Естественно, никто мне не ответил, раздалось пожелание:
– Завтрак – главная еда дня. Откройте коробку и приступайте. Хорошего аппетита.
– И вам того же, – хмыкнула я. – Вот доберусь до дома и слопаю очередную вкусняшку.
Вырулив на шоссе, я позвонила Ивану Никифоровичу:
– Вы еще не спите?
– Сижу, как идиот, у телефона, – мрачно ответил шеф. – Пока ничего.
– Можно мне заехать? – осведомилась я.
– Валяй, – разрешил он.
* * *
Сев у шефа на кухне, я решила пренебречь приличиями и начала разговор не с обсуждения погоды, а сразу задала вопрос в лоб:
– Вы проверили Лору, когда поняли, что у вас серьезные отношения?
– Конечно, – подтвердил босс.
– И что? – напряглась я.
– Ничего, – пожал он плечами, – биография обычной российской женщины.
– Откуда у Селезневой деньги на просторное жилье в центре столицы? – беспардонно поинтересовалась я.
Иван Никифорович почесал кончик носа и завел подробный рассказ.
Оказывается, от покойного супруга у Лоры осталась довольно большая библиотека. Андрей Ильич был библиофилом, собирал книги. Особых денег у него не было, раритеты он приобрести не мог, но постоянно ходил по букинистическим магазинам, рылся в развалах на рынке и тащил в дом потрепанные фолианты, уверяя, будто обнаружил удивительный раритет. Потом выяснялось, что Леонов ошибся, приобрел издание, вышедшее, скажем, в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Ну да, оно старое, но особой ценности не представляет, потому что том является девятым из собрания сочинений никому не известного писателя Пупкина-Волгодонского, напечатанного многомиллионным тиражом.
После смерти мужа Селезнева долго не могла выбросить ни одной его вещи, тогда вдова жила в небольшой комнате густонаселенной коммуналки. О том, чтобы повесить полки в коридоре или переоборудовать под домашнюю библиотеку кладовку, даже речи не было. Это в собственной квартире можно забить литературой и прихожую, и кухню, и даже санузел, а в общей… Короче, Лора продолжала жить, лавируя между стопками книг на полу. Но в конце концов она решилась-таки избавиться от «библиографических редкостей».
Она человек аккуратный, обстоятельный, к тому же свободно управляется с компьютером. Желая понять, какие книжки все же можно продать, чтобы получить хоть какой-нибудь доход, а от чего следует безжалостно избавиться, Лора загрузила специальную программу «Букинист» и с ее помощью сама стала оценивать оставшееся от Николая Ильича наследство. Для начала пролистывала страницы книги, проверяла все ли на месте, осматривала переплет, а потом искала в таблице имя автора, год выхода, название произведения и примерную сумму.
В одном из томов ей попалась старинная открытка – кто-то из прежних владельцев книги, похоже, использовал ее вместо закладки. Вдова внимательно рассмотрела находку.
На ее вешней стороне были напечатаны слова «Открытое письмо» и имелось место под адрес. Ниже шла инструкция, гласившая: «Открытое письмо должно быть сполна оплачено государственною почтовою маркою. На оной стороне помимо адреса нельзя ничего писать». Дотошная Лора разобрала на штемпеле дату «1873 год», залезла на сайт филокартистов и ахнула: Николаю Ильичу таки удалось отыскать раритет. Только это была не книга, а одна из первых российских открыток, которые сейчас являются мечтой каждого коллекционера, но есть у считаных собирателей, потому что их сохранилось ничтожно мало.
Лора Павловна удачно продала находку за хорошие деньги, избавилась от комнаты и приобрела двушку в центре.
– Ясно, – кивнула я. – А почему Селезнева начала преподавать домоводство?
– Она очень уставала на своей работе, – пояснил Иван Никифорович. – Профессия была когда-то освоена ею по приказу авторитарного отца, который решил все за дочь. Лора с юности хотела стать учительницей, но он этому воспротивился.
– Странно, – удивилась я. – Знаю о родителях, которые костьми ложатся, чтобы не пустить дитятко на сцену. Слышала о матери, не разрешившей дочке стать врачом, потому что «незачем девочке чужих мужчин ощупывать». Но преподаватель… Это же благородная, уважаемая во всем мире профессия.
Иван Никифорович включил чайник:
– Хочешь бутерброд? С колбасой или сыром?
Паста Чунь подняла голову и заворочалась в моем желудке. Я поспешила отказаться:
– Спасибо, нет. Стараюсь не есть по вечерам, но все равно толстею.
Босс бросил в кружку пакетик с заваркой.
– А мне кажется, ты осунулась. Ну да ладно, как знаешь… Павел Селезнев был очень жадным человеком. Он любил говорить дочери: «Зачем людям дети? Чтобы в старости не голодать на копеечную пенсию. Стукнет мне шестьдесят, уеду в деревню, заведу кур, козу, а ты будешь престарелых родителей обеспечивать. Ну и как дочь отца с матерью на две копейки учительского жалованья содержать станет? А портнихи много зарабатывают». Вот и пришлось Лоре, вооружившись иголкой, в ателье сидеть. После смерти родителей она на автомате продолжала кроить и шить, а потом подумала: «Какого черта я до сих пор живу так, как велел покойный отец?» И ушла в школу. Один раз я ее попросил пуговицу мне пришить, так Лора ответила: «Прости, Ваня, меня тошнит при виде ниток. Еду тебе готовить буду, а вот возиться с одеждой не стану». Знаешь, она великолепная кулинарка!
– Лора Павловна резко изменила свою жизнь пять лет назад… – протянула я. – Почему именно тогда? Что-то случилось? Когда скончался батюшка Селезневой?
– В конце девяностых, дожив до глубокой старости. Мать ушла на тот свет раньше.
Я упорно жала на ту же педаль:
– Вам не показалось, что вопрос, зачем она живет по указке отца, пришел в голову Лоре с большим запозданием? Не интересовались почему?
Иван Никифорович скрестил руки на груди.
– Лора не любила рассказывать ни о своем детстве, ни о юности, ни о замужестве. Мы прожили вместе пару месяцев, когда я не удержался и спросил, каким был ее брак… Ладно, признаюсь, ревновал немного. Лора спокойно, но очень конкретно пресекла мое любопытство: «Ваня, что ушло, то ушло. Не стоит в новую жизнь старые воспоминания тащить. Скажу только одно – никогда я особого счастья не испытывала. Самые лучшие мои дни с тобой начались. Не желаю о прошлом думать. Точка».
– Неужели у нее нет подруг? – удивилась я. – Коллег по работе, с которыми она поддерживает отношения?
– А у тебя много друзей? – прищурился босс.
– Могу назвать несколько фамилий. Но вы же знаете специфику нашей работы, – ответила я. – Да и не нуждаюсь я так уж сильно в общении, я интраверт.
Лежавшая на столе трубка громко запищала. Иван Никифорович протянул руку.
– На пятый звонок берите! – быстро предупредила я.
– Знаю, – с кажущимся спокойствием ответил босс. И начал считать: – Два, три, четыре… Алло!
Из большой коробки, подсоединенной к телефонному аппарату, противно пропищало: «Сделай что не сделал. Вернешь все, и она будет дома. Времени мало». Потом зачастили короткие гудки.
Иван Никифорович схватил свой сотовый.
– Роберт, успел засечь? Нет? Понимаю, очень короткий разговор. Ладно.
Шеф посмотрел на меня и спросил:
– Почему не требуют выкуп? Что я должен возвратить? Есть хоть какие-нибудь мысли на этот счет?
– Пока нет, – призналась я. И продолжила: – Простите, но создается впечатление, что вы не очень хорошо знаете Лору Павловну. Вероятно, в ее жизни есть некие тайны.