Глава 27
Попрощавшись с Алиной и Геной, я села в джип, позвонила Роберту и спросила:
– Юрий Мамонтов приезжал?
– Он тут, – заявил Троянов. – Сидит в офисе, я в коридор вышел, когда твой вызов увидел.
– Вот здорово! – обрадовалась я. – Спроси у него, не начала ли Ольга пить какой-нибудь БАД месяца за два до смерти. И еще не болела ли она гриппом с высокой температурой, потерей сознания.
Из трубки послышался звук шагов, потом полетели короткие гудки.
Я положила сотовый на колени, и он тут же завибрировал, но это оказался не Троянов, а Нюся с вопросом:
– Тетя Таня, ты придешь?
– Куда? – не поняла я.
– Забыла! – со слезами в голосе отозвалась Нюся. – Через час благотворительный аукцион стартует. Родители обязаны быть. А еще ты не пришла на встречу с Инессой Леонидовной. Талон купила и не явилась. Она ваще так озлобилась! Сказала мне: «Что себе твоя родственница позволяет? Я, как дура, ее ждала, пообедать не успела, теперь желудок разболится». И хренак мне двойбан!
– За что? – возмутилась я.
– Придралась, что сменки нет, – шмыгнула носом Нюся. – Вернее, есть, но не по форме. Нужны темные туфли, уродские, а я взяла красивые, голубые. На самом деле училка на тебя вызверилась, у нас многие в неправильной обуви ходят, и ничего.
Я быстро завела машину.
– Уже еду в твою распрекрасную гимназию. Не волнуйся, прибуду вовремя и выщиплю из Инессы Леонидовны перья.
Анечка захихикала и отсоединилась.
Дверь в гимназию была из цельного листа стали. Я потянула за ручку – тяжелая створка не шелохнулась. Следующая попытка войти в здание тоже потерпела неудачу.
– Чего надо? – раздался хриплый голос. – Чего вход ломать? Чего дергать? Чего рваться?
Я посмотрела на висящую сбоку камеру.
– Добрый день. Хочу войти в школу.
– Этта зачем еще?
– Сегодня проводится благотворительный аукцион и…
– И чего? – не дал договорить невидимый охранник. – Звонка не видишь?
– Нет, – удивилась я.
– Во народ! Все слепые! Дверь автоматическая, звякнешь – распахнется. Электронное оборудование, дорогое. Ежели всякие его пинать будут, враз сломается.
– Простите, но нигде даже намека на звонок нет, – смиренно возразила я.
– Какие тебе растакие намеки нужны? Загляни за угол. Тама кнопка.
– За угол? – удивилась я. – За какой? Я у центральной двери.
– За правый! – рявкнул охранник. – За левый никто не ходит, люди завсегда направо глядят. Вот народ! Чума просто! Ни воспитания, ни соображения нет!
В полном недоумении я обогнула здание и увидела объявление, под которым чернели три круглые кнопки, снабженные указателями. Окончательно растерявшись, я начала читать текст
«Внимание! Вход на охраняемую территорию гимназии запрещен всем, кроме: спонсоров, педагогов, учащихся, работников столовой, библиотеки, уборщицы, охраны, журналистов, сотрудников радио-телевидения, иностранных дипломатов, глав государства и членов их семей, врачей «Скорой помощи», пожарных, полиции и Кузьминой Нины Петровны. Остальным желающим пройти в охраняемое здание гимназии необходимо позвонить в звонок нужной категории, четко объяснить цель визита, получить пропуск. При себе следует иметь: сменную обувь без каблуков, справку об отсутствии инфекционных, психических и прочих заболеваний, а также из наркологического диспансера о непостановке на учет и регистрацию в городе Москве. Лица в состоянии опьянения, курящие, нецензурно выражающиеся внутрь не допускаются. Детям дошкольного возраста, включая младенцев на руках, а также учащимся других гимназий вход строго воспрещен. Разрешен пронос мелких пород собак в сумках. Животное высотой более двадцати пяти см в холке должно быть привязано за забором. Нарушители правил платят штраф в размере, определенном администрацией гимназии».
Я потрясла головой. Иногда мне приходится бывать в следственных изоляторах, но даже там не вывешивают для посетителей подобной инструкции. И похоже, любые дети, не имеющие отношения к этому учебному заведению, – главные враги гимназии. Они даже хуже собак! Мелочь вроде чихуахуа или йорка разрешено пронести в сумке, а вот младенца, похоже, надо, как питбуля, привязать за забором.
Взгляд переместился на кнопки. Около первой белела табличка «Для мужчин», возле второй «Для женщин», третья восхищала сообщением: «Прочие». Я нажала на вторую кнопку, не услышала ни единого звука и побежала к центральному входу. Можно только удивиться: ну почему не расположить звонки прямо у входной двери? Но мне стало понятно: я пытаюсь прорваться в царство абсурда, не надо искать здесь логику.
– Чего надо? – гаркнули с потолка, едва я очутилась у двери.
– Пройти в школу на благотворительный аукцион, – отрезала я.
Послышался щелчок, приоткрылась щель, я протиснулась внутрь и очутилась в тесном пространстве. Впереди маячила решетка, справа в стене виднелось небольшое окошко с лотком под ним. Все это напоминало вход в следственный изолятор или на зону, не хватало лишь таблички «Больше одного не скапливаться». И стены тут были не любимого МВД серо-синего цвета, а розового. Я хотела положить в лоток служебное удостоверение, оружие и взять жестяной номерок, но вовремя опомнилась.
– Предъявите сменку и справку, – произнес женский голос.
– Простите, у меня нет ни того, ни другого, – призналась я. – Но очень надо пройти.
– Будете платить штраф или отправляйтесь домой, – рявкнули в ответ.
– Если дам деньги, то меня впустят? – удивилась я.
– Триста восемьдесят два рубля без сдачи, – пояснила дежурная.
– А младенца пронести сколько?
– Пол и возраст.
– Чей?
– Девушка, вы сюда пришли похохмить или в гимназию войти? Сообщите пол и возраст запрещенного к вносу ребенка.
– Мужской. Полгода.
– Семьдесят девять рублей без сдачи.
– Мне надо войти одной, – стараясь не расхохотаться, уточнила я.
Затем полезла в сумку за деньгами, наткнулась на служебное удостоверение и сообразила: меня же можно причислить к полицейским! Перспектива не платить гимназии триста восемьдесят два целковых обрадовала меня несказанно.
Я вытащила темно-бордовое удостоверение и приблизила его к окошку.
– Открывайте решетку. Начальник особой бригады Татьяна Сергеева.
– Она не заперта, просто толкните, – испуганно сообщила тетка. И затараторила, встретив меня внутри: – Можете курточку в зоне для спонсоров повесить. Еще вот бейджичек прикрепите.
Я взяла карточку с надписью «VIP-Супер-VIP», прошла дальше, разделась, прицепила пропуск на блузку и увидела Нюсю, которая летела по коридору с воплем:
– Тетя Таня! Ты пришла! Не опоздала!
– Конечно, нет, – улыбнулась я. – Разве я могу тебя подвести?
– Вау! – подпрыгнула девочка. – У тебя VIP-пропуск! Тетя Таня, ты не пожалела пять тысяч за вход? Очень глупо. Супер-VIP не дает права посещения туалета и буфета. Надо было купить обычный пропуск за стольник, отдать еще двадцатку за сортир и пятерку за гардероб. Жрачка у нас бэ-э-э, в столовку не ходи. Это я виновата, не предупредила тебя, а Елена Петровна, крокодил у двери, всем супер-VIP впаривает, чтобы побольше денег содрать.
– Похоже, в вашей гимназии очень озабочены сбором средств, – поморщилась я. – Не переживай, я получила бейджик бесплатно.
– Крутяк! – подпрыгнула Аня и потащила меня по коридору. – Я забила нам места впереди, родителей – лом. Вау! Уже начали! Давай скорей.
Мы вбежали в актовый зал, сели на жесткие стулья, и я перевела дух.
– Нам ничего покупать не надо, – шепнула Нюся. – Главное – участие. Аукцион проводит Инесса. Вон она, за столом.
Я увидела тощую девчонку с волосами цвета майонеза, закрученными штопором, и не сдержалась:
– Это Федорчук? Сколько ей лет? Двенадцать?
Анечка захихикала.
– Ну тетя Таня! Инесса старая, но не мумия, как Роза Игнатьевна, той сорок. Когда мне исполнится тридцать, я повешусь – не хочу жить старухой!
Инесса Леонидовна стукнула по столешнице железным молотком для отбивания мяса, явно позаимствованным на собственной кухне.
– Продолжаем аукцион. Лот номер два. Зеленый Силу. Кто…
– Я! – крикнула замотанная в ожерелья дама. – Беру!
– Мама Катьки, – пояснила мне на ухо Нюся. – Они очень богатые. Отец Серебряковой – главный спонсор, поэтому Катя отличница. Она ничего такая, не звездит. Вот Ленка Голубева противная. У нее папахен известный адвокат, его наша директриса боится.
– Нюся, а кто такая Нина Петровна Кузьмина? – спросила я, вспомнив объявление возле звонков. – Самый крутой спонсор вашей школы?
– Откуда ты про нее знаешь? – поразилась Анечка. – Нет, она шаманка, приходит училкам карму чистить. Ваще такая прикольная! У нее есть коробочка с дымом, на цепях. Тетка ею машет, когда по гимназии идет, – отгоняет излучение от нас. Катька говорит, эта штука называется крокодило.
– Может, кадило? – усмехнулась я.
– Какая разница, – отмахнулась Нюся. – Смотри, каких все уродов сляпали. Жуть!
– Точно, – согласилась я. – Большинство поделок косые, кривые, а твой Силу красавец. Его очень украшают перламутровые глазки.
Аукцион набирал обороты. Основная борьба за лоты разгорелась между мамами Кати Серебряковой и Лены Голубевой. Едва одна женщина называла цену, как вторая мгновенно накидывала пару сотен. Остальные родители, как и я, не собирались тратить попусту деньги, участвовали в аукционе, потому что не хотели увидеть в дневниках отпрысков двойку по природоведению. По залу бегали два парня с фотоаппаратами и беспрерывно снимали происходящее.
– Надо же, Инесса сумела зазвать прессу, – восхитилась я. – Предприимчивая девица!
– Не, тетя Таня, журналистов папа Димы Митина прислал, он владелец газет и журналов, – просветила меня Анечка. – Митин в туалет какую-то дрянь бросил, и та взорвалась. Димке хотели кол за поведение влепить, но его отец пообещал статью об аукционе с фотками напечатать. И обязательно со снимком Федорчук. Поэтому она себе причесон и забацала. Просто ад у нее на голове сегодня, скажи?
Я промолчала. Если у меня когда-нибудь появится ребенок, ни за что не отдам его в так называемую элитную частную гимназию. Пусть посещает обычную школу с нормальными педагогами, которые хорошенько отругают его за опоздание на урок, двойку поставят за плохие знания и напишут замечание в обычном дневнике.
– Силу розовый с перламутровыми глазами! – объявила тем временем Инесса Леонидовна. – Первоначальная цена – пятьсот рублей.